Правда об Афгане

И. Г. Славин

«Пишу я именно так, как всё виделось мне именно моими глазами, и слышалось моими ушами. Не примите это за истину в последней инстанции»...

Офицеров полка кормили в отдельной столовой, с отдельных котлов, и из тарелок. Командир полка имел отдельный кабинет для приёма пищи. Офицерам давали и манную кашу и молочные супы, и более вкусную и усиленную еду, чем солдатам, и жили они отдельно и кормили их из тарелок. Им тоже было гораздо легче. Их не чморили, не били и не унижали. У них не отбирали еду, и они не выли от голода по ночам. Они могли пойти к медику и получить достойное лечение своих фронтовых и бытовых болезней.

Молодому солдату попасть в мед часть с бытовыми или боевыми проблемами было практически невозможно. В основном в медсанбат попадали только по ранению. Или когда человека уже гробили до предпоследней перед смертью стадией. В медчасть ходить молодому солдату считалось «западло». Зато старослужащие нет, нет, да прибегали к «липовым» справкам знакомых медиков дембелей, чтобы откосить от боевых выходов. Мол, я уже послужил, пора мне к дому готовиться.

Видел молодого солдата, который во время сна в горах на холодном камне, застудил сухожилие правое руки возле кисти. Бедняга полтора месяца не мог и ложки держать. Кисть висела как не родная. Как он при этом воевал и ходил по горам, одному Богу известно. Если бы парень лёг в госпиталь, его бы просто забили, как «членовредителя», а может быть и посадили, при таком «заботливом» комдиве. Стрелял он, зажав автомат коленями и нажимая на курок левой рукой. Манной каши и молочного супчика солдатам не давали. Многие консервы были вообще с истекшим сроком годности, в том числе и те, которые выдавали на боевые.

Торговля нашим обмундированием, оружием и едой шла в Афгане полным ходом. Все начальники и снабженцы, кто имел желание и возможность обворовать солдата, обворовывали нас со свистом и почти безнаказанно. Помню хотели судить одного такого начальника склада. За 4 неполных месяца службы этот «Вояка» наторговал 3 Камаза барахла. Думали, хана прапору. Ан нет. Дело замяли, барахло штабные поделили между собой. Большие командиры продавали и нас, и наше оружие, имущество и питание моджахедам и кому попало. Всем, кто готов был платить.

Все офицеры и прапорщики получали по две приличные зарплаты (одна шла рублями в Союзе, вторая чеками в Афгане).

Очень часто наши командиры просто ленились писать на нас наградные. Часто, по тем или иным личным причинам, не хотели. То рожей не вышел, то залетел где – то, то нагрубил, то бытовой приказ не так выполнил. Офицеры тоже были люди со слабостями и странностями. Во первых, им было порой не до этого (чего из фронтовика Офицера писаря делать), во вторых почти все наградные всё равно «рубились» в штабах и ничего сверху из медалей не присылали. Шла обычная рутинная работа войны. Все были уставшие и измотанные. Храбрыми были многие курки и почти все наши курковые офицеры командиры. Почти все. Людьми, «иногда», тоже были многие. Людьми по полной, всегда жалеющие и понимающие любого солдата, были единицы.

Отдельно о храбрости. Я видел и отчаянных легендарных старослужащих, под конец срока службы своей войны прятавшихся за спины молодых солдат и остающихся в расположении полка, чтобы не идти на боевые. Видел избитых и униженных, совершавших истинные чудеса храбрости, во имя Родины и во славу тех, кто их обижал и унижал. Остались живые и… слава Богу. Были также предатели и сдававшиеся в плен.  

Всякое было. Были скоты и были люди. Были простые люди со всеми своими слабостями. Был патриотизм, был эгоизм, было всё, к сожалению, не было взаимного полного уважения друг к другу всех и вся солдат, генералов  и офицеров.

Сейчас, после войны, многие из нас гораздо лучше и чище, чем были там. Понимание своей сволочной сути и мерзких ошибок к нам приходит с возрастом и образованием, с опытом жизни. Но убитым и искалеченным физически и морально от этого не лучше. Прости нас, Господи за все грехи перед ними.

Для солдата такие прелести как манная каша, молочный суп или тарелка, вообще могли появиться только во сне. Жрали мы из своих солдатских котелков сущие помои. Нам объясняли это тем, что все продукты везлись из Союза. Больному дистрофией молодому солдату, хотелось просто куска хлеба. Если при этом был ещё и кусочек сахара – это было счастье. Праздником жизни были Сгущёнка и Печенье. Солдаты курки все поголовно постоянно недоедали и недосыпали. Молодые больше, дембеля меньше.

Котелки и ложки мы хранили в бочках с раствором хлорки. Зима, молодой солдат долбит лёд в такой бочке (наши палатки зимой днём не отапливались) и стуча зубами синей рукой достаёт всем по очереди котелки и ложки. Горе тому, чья ложка не найдётся. Человек сидел голодным. Ложки воровались, их не хватало. Да и котелки воровались тоже. Нет котелка, нет пайки. После еды молодые солдаты мыли котелки и ложки холодной водой за себя и за дембеля. Жир не отмывался. На мытьё давалось 2 – 3 минуты. За грязный котелок или ложку били. Горячей воды не было.

Баня в полку представляла собой четыре хлипкие фанерные стены и внутри наверху гнутая труба с дырками посередине. На полу хлипкий настил из под которого фонтанами брызгала жижистая грязь. Выдавалось хозяйственное вонючее мыло. Мы были рады и ему. Вода текла мало, полухолодная. Под ногтями пузырилась содранная с тела и головы шершая грязь. Дрожжащие от холода голые тощие тела бились и толкались за каждую струйку воды. Возле «бани» стояла прожарочная машина хим роты и прожаривала наши ХэБчики и кальсоны от вшей. Потом это всё, заскорузлое и провонявшее хлоркой одевалось. Баня шла всю ночь. Полк мылся. Утром поднимали как обычно. У офицеров была своя баня. Цивильная и с кабинками. Пару раз, уже годком, я в ней смог помыться через знакомого банщика. Небо и земля.

Так как все сух пайки взять в горы не было возможности, большая часть этой бурды оставалась на броне и в полку. За «бытовкой» (пустая палатка) валялись десятки банок, которые старослужащие солдаты ели по ночам, разогрев их на маленькой самодельной буржуйке, топившейся соляркой. Иногда на такой печке молодому разрешалось поджарить кусочек хлеба. Это было особое лакомство. Видел молодых солдат, которые от голода рылись в этих брошенных банках и ели оставшиеся там засохшие кусочки жира. Чёрные, давно не мытые тощие тела, лица и руки в гноящихся коростах, полученных побоями, грязные оборванные обноски обмундирования.  Уставшие и испуганные глаза. Это тоже были солдаты, которые постоянно шли в бой и защищали Родину. Людям, олицетворявшим эту Родину, было на солдат наплевать, они их предали.

В Союзе в это время шла своя весёлая жизнь. Рации ловили переговоры таксистов о кабаках и проститутках. Газеты писали, что мы строим дома и сажаем хлеб. Население СССР, возрастом от 18 и старше, дружно и сто процентно проголосовало на собраниях трудовых коллективов за введение войск в Афганистан. Проголосовало и забыло об этой позорной странице своей жизни. Да и кто тогда вякал против. Пишут, что даже диссиденты и политические против Афгана не протестовали. Так, что когда я слышу от старшего поколения или от бывших членов КПСС фразу «я тебя туда не посылал» мне хочется плюнуть им в лицо. Посылали, греховные соотечественники, имено вы и посылали. Всем огромным могучим советским совершеннолетним народом.

За все свои ранения лично я получил около 500 рублей после Афгана советскими деньгами. В Афганистане получал около 20 рублей (чеков) в месяц, рядовой получал 9-12 рублей (чеков). На эти деньги надо было купить подшивку к воротничку, нитки, иголки, зубную пасту, зубную щётку, сапожную щётку, одеколон, бритву, мыло и много чего ещё. Остальное тратилось в основном на сигареты с фильтром, печенье и сгущёнку. У молодых солдат деньги, как правило, отбирались старослужащими.

Ранения, бои, подрывы, конопля, дизентерия, энурез, понос, дистрофия, желтуха, лихорадка, вши, голод, оскорбления, побои и гниющие раны от них – это были обычные будни советских солдат в Афганистане.

Бани можно было не видеть по полгода.

За вопрос о бане, «рассерженный» заслуженным обвинением командир дивизии или полка мог на всю ночь заставить уставших после боевых выходов солдат рыть в полный профиль окопы на плацу в морозной земле и закапывать утром их обратно. Это было обычным делом и не удивляло.

Издевательство и скотское отношение к курковому пушечному мясу всех видов было само собой разумеющимся делом. Отцы командиры сыпали в наш адрес такими перлами, что грузчики в портах казались перед ними маленькими скромными гимназистками. На солдатиков, ротных старшин прапорщиков, ротных капитанов, ротных замполитов и взводных лейтенантов, бившихся из последних сил, в очередном бою могли и просто забыть, и плюнуть на них.

Недавно читал в интернете статью очередного расследователя про Героев Советского Союза, сержантах Мироненко и Чепике. Дескать, не сами себя подорвали, а молодые курки их пристрелили. За издевательства. Не знаю, свечку не держал. Но подорвать себя на гранате или мине вместе с моджахедами готов был всегда любой нормальный курок. Не так это для курка ВДВ и страшно было. Ну, попал в передел, ну не сдаваться же. Сам держал пару раз по несколько часов кольцо от гранаты на шомполе АКСа. И прощался с родными в мыслях без мандража. Жизнь у десантника такая. Попал по полной, умри достойно и прихвати с собой врагов побольше. Что пацаны Мироненко и Чепик скорее всего и сделали. Честно и по десантному. По мне, так они настоящие Герои.

Обмундирование было драное, штопанное и застиранное до дыр. На боевые каждый искал себе одежду и обувь сам из кучи обносок и хлама. Такую кучу всегда вываливали на плацу при построении курков дивизии перед боевыми. Лично я ходил в офицерском ПШ, выкинутым каким – то штабным за не надобностью. Меня часто путали из за этого на боевых с офицером (когда мы спускались с гор к броне), но мне обычно это было на руку. Конечно, понимал, что с лампасами на галифе и в офицерском кителе становился более сладким куском для моджахедов, но мне было всё равно, уж больно это ПШ было удобное и тёплое. По этой же причине я добыл себе офицерский бушлат, который был более тёплым в горах, чем солдатский. У него и воротник был меховой. Это же ПШ и бушлат уже в полку давали мне возможность попасть после отбоя на кино для офицеров.

Наркомания процветала. Героин косил здоровье штабных солдат и солдат спецов со страшной силой. Гроб с очередным покойником ставили на плацу и вели нас в столовую на обед, заставляя смотреть наркоману в лицо. Считалось, что это отвратит нас от наркотиков. Нам было наплевать. Курки героин не употребляли.

Штабные офицеры были очень изощрённые в своих издевательствах. Помню, целый батальон, сразу после двух месяцев беспрерывных боёв не заводя в полк, поставили в чистом поле, раздели догола, заставили наклониться и раздвинуть ягодицы. Искали, кто чего добыл на боевых. Да, что мы могли добыть. Три апельсина, кусок мыла, десяток афганей (местных денег) из кармана застреленного моджахеда, или поношенные китайские электронные часы. Скотам было до лампочки, что мы были с поля боя. Исполнялся приказ командира дивизии, по особому «любившего» своих солдат. Попы были грязные, кто – то пёрнул под нос очередному замполиту из штаба. Проверяли долго, часа два. Лезли в дырявые кальсоны и автоматные рожки, обнюхивали каждый лист БМД и бронежилеты. Если бы хоть одна горячая голова дала в морду проверяющим, мы бы схватились за автоматы. Мы были на пределе. Мне в то время было одинаково плевать в кого стрелять: в моджахедов или в штабных сук нас гнобивших. Для меня был один авторитет, командир роты. Покажи он любую цель и цель уже могла не планировать свою горемыстную жизнюху дальше.

Когда я улетал в Союз, вместе с нами летело 4 солдата под охраной. Их судили за мародёрство и убийства. Одного везли в дисбат, ещё одного на зону. Двоих, по слухам, везли на смертную казнь. Нас особо не интересовало, что конкретно они натворили. Самолёт сел в какой – то дыре ещё до Ташкента, но уже в Союзе. Чего – то у него там сломалось. Мы сходили уже в наш советский кишлак и купили вина, хлеба, сигарет и консервов. Пришли, угостили осужденных. Они были наши. Они были такими же героями как и мы. Просто им не повезло. Они попались. Расстрелять или посадить за подобные и другие анти уставные «подвиги» можно было любого из нас. Караульные не мешали. Они не рискнули мешать. Они даже сняли с арестованных наручники. Рядом со мной сидящий сержант снял сапог и вылил из него кровь. У него было ранение в ногу.

По прилёту в военный аэропорт Тузель, нам в маленьком кассовом окошке одиноко стоящего дома выдали наши копейки за боевые и ранения. Кому 200, кому 300, кому 500 рублей. Потом показали в темноту и сказали: «там Ташкент». Всем было по фигу на наши награды, бинты и костыли. Чиновникам и генералам, олицетворявшим Родину в Сытом Союзе, было плевать. Мы поймали машину, заплатили по 25 рублей и поехали в аэропорт. В аэропорту было уже около 2.000 таких же  уставших от войны людей. Бесплатных билетов по солдатскому требованию не было. Утром я поехал в город и купил билет за наличные. Куда пришлось, но это было уже посередине дороги домой. Так, на перекладных, я добрался до дома, где меня ждали поседевшие от постоянных переживаний, отец и мать.

Дембеля комендантского взвода нашего полка, меняли на героин боеприпасы, еду и обмундирование своих молодых солдат, запчасти к боевым автомобилям. Всё, что могли украсть. Иногда это воровалось на складах, куда воровать посылали тех же молодых солдат под угрозой смерти и издевательств. Причём среди этих дембелей наркоманов были и те писаря, кто имел доступ к секретной информации о проводимых боевых операциях. Не удивлюсь, если и она менялась на наркоту и модные часы и джинсы. Тогда мы этого анализировать не могли, это понимание уже приходит сейчас. Тогда нас хватало только на сон, еду и боевые. Где уж кого – то обвинять и правду искать.

Курки часто употребляли коноплю (так называемый «чарс»), героин употреблять у них не было сил. Героинщик в горах не смог бы идти и километра. Правда, коноплю старались употреблять в полку, в горах особо не раскумаришься, воевать надо.

Почему курки не трогали штабных, среди которых было немало бывших курков, не выдержавших тягот и лишения службы в курках. Казалось, вот оно, устроившееся сладко чадо. Штабные могли куркам отомстить. Наградные скрысить, льготы в военный билет не проставить, настучать и ещё чего. Злить их и стыдить было не выгодно, как в дерьмо наступить. И дерьму по фигу, и сам испачкаешься.

Правда, справедливости ради стоит сказать, что не все курки, попавшие по тем или иным причинам в штабные (не всегда по доброй воле), покидали свои роты. Пока рота находилась в расположении полка, они работали в штабе, на боевые ходили вместе с ротой и становились обычными курками.

Получить боевую медаль или боевой орден для солдата курка можно было в основном только одним способом, через ранение в бою. Или посмертно. За самострел или ранение по случайности наград не давали. За лёгкое ранение или контузию в бою курок получал медаль «За Отвагу», за тяжёлое ранение или смерть шёл орден «Красная Звезда».

Иногда без ранения удавалось получить медаль «За Боевые Заслуги». И поверьте, эта медаль, если она получена курком, стоит намного больше любых орденов любого штабного офицера. Когда курки без ранения получали медаль «за Отвагу», можно было смело приравнять её к ордену «Красного Знамени».

Офицеру и прапорщику курковой роты обычно давали за службу в Афгане орден «Красной Звезды». Такую «Красную Звезду» куркового офицера можно смело приравнять к «Золотой Звезде Героя».

Так, что орден ордену рознь.

Спецы получали свои награды тоже вполне справедливо.

Очень много курков и спецов солдат так ничего из боевых наград и не получили. Хотя подвиги совершали все и часто. Мой товарищ последний год службы водил в Афгане бензовоз. От точки «А» до точки «Б». Любая пуля и ты – факел. Каждый выезд это подвиг. Молодым курком он ходил в горы. От горы «А» до горы «Б». Под пулями. Каждая гора – это подвиг. Каждый день в Афгане – это был обычный рабочий подвиг. Пули летали везде. Пока стоишь в карауле, слышишь 2 – 3 свиста каждую смену. Космонавты за 2 – 3 месяца опасной работы получали звёзды Героев. Курки и спецы за полтора года Афгана получали по 200-300 рублей. Как правило, это были обычные парни с обычных рабочих и крестьянских семей.

Родина у них в неоплатном долгу.

Родина в огромном долгу перед теми, кто защищал её и выполнял её, Родины приказы. Курки, искренне верили, что прикрывают своими телами Страну. Хотя каждый солдат мог прийти в штаб полка или дивизии и попроситься в Союз. Никаких репрессий со стороны закона не было, его реально отправили бы домой, в Россию, дослуживать в СССР.

Мы искренне бились рядом с трупами убитых и телами раненых сослуживцев, зная, что мы их не бросим. Курки искренне считали, что если они уйдут из Афгана, и не будут воевать, наша Родина подвергнется нападению со стороны американцев, и что банды моджахедов будут убивать мирных жителей на южных рубежах нашей Родины. Это были наши заблуждения, но мы верили и отдавали себя войне, и выли по вечерам возле курилки, слегка обдолбившись афганского чарса.

В том страшном, лживом и прогнившем Афгане все Курки, даже те, кто покончил с собой, не выдержав фронта, обессилев от побоев и унижений, были Героями по одной причине. Они не ушли с войны, Они готовы были остаться с ней до самого конца своей жизни, пусть и очень короткой, предпочтя смерть предательству своих сослуживцев.

Что касается вывода войск из Афганистана. Один из моих командиров в Афгане, позже, после войны, служил, во время вывода советских войск, на границе СССР с ДРА. Уже после войны он, скрипя зубами, рассказывал мне, как ещё целый год после официального вывода Советских Войск из ДРА, с боями, на советскую территорию пробивались забытые и брошенные Генералами на произвол судьбы в Афгане, советские солдаты и офицеры. Как моджахеты отправляли на нашу сторону на плотах тела и головы убитых и не прорвавшихся домой Российских пацанов, искренне веривших, что Родина их никогда не бросит. А когда власть их бросила и забыла, они всё равно остались верны своей присяге до самого последнего конца.

https://khabarovsk.md/419-pravda-ob-afgane.html