Пятница, 29.03.2024, 13:10 





Главная » 2016 » Июнь » 28

 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.











1


        Вот как – то так все и было 14
1
                                                                                  (V. Neklyudov)



























Без вести пропавший...

ШАЛАШОВ Сергей Владимирович, рядовой, род. в 1962 в с. Ташла Оренбург, обл. Русский. Призван 20.10.80 Мокшанским РВК Пензен. обл. В Республике Афганистан с января 1981. Пропал без вести 10.4.1982 в провинции Баглан.

 "В январе 1981 года транспортный вертолет «МИ-6», за свою внешнюю «пузатость» и вместимость прозванный солдатами «коровой», поднялся в воздух и через пару часов доставил команду новобранцев в Кундуз, где дислоцировался штаб и вспомогательные подразделения 201-й мотострелковой дивизии. Там пополнение разделили, часть молодых солдат посадили в грузовик и в составе колонны под прикрытием БТРов направили в Пули-Хумри, где размещался 395-й мотострелковый полк.
    Так началась воинская служба рядового Сергея Шалашова. Где конкретно и кем он служил, до сих пор неизвестно даже сотрудникам военкомата. В личном деле в последней строчке лишь одна запись: 10 апреля 1982 года пропал без вести. Как такое могло произойти после полутора лет службы – остается только гадать.
    Пропадали без вести военнослужащие 40-й армии по разным причинам. Может, Сергей сбежал из подразделения из-за царившей там невыносимой «дедовщины»? Самый большой процент неуставных отношений приходился на тыловые части, которые чаще всего сидели в пунктах постоянной дислокации или выходили из них на небольшой промежуток времени. Жестокие нравы во многом зависели от социального состава рядовых. Больше 80 процентов рядовых и сержантов были выходцами из рабочих и крестьянских семей. Многие воспитывались в распавшихся и неблагополучных семьях. Откуда тут взяться хорошему тону?
    А, может, во время остановки колонны парень просто отошел в сторону по своим нуждам, но не в то место, которое было определено командиром и находилось под охраной, а куда-нибудь подальше? Ведь всякие были солдаты – некоторые стеснялись. Вот тут его сцапали и утащили в плен душманы? Как правило, главари банд единолично решали судьбу каждого пленного, кого сразу расстреливали, кого оставляли у себя или переправляли в Пакистан, в учебные лагеря и базы моджахедов.
    В частях 40-й армии в Афганистане с первого дня действовал приказ о том, что ни один военнослужащий – контуженный ли, раненый или убитый – не должен оставаться на поле боя. Все, в том числе и тела погибших, должны быть найдены и вывезены. Порой возникали случаи, когда для поисков военнослужащих возобновлялись боевые действия и подразделения несли новые потери. В случае пропажи военнослужащего командование тут же проводило тщательное расследование.
    Тем непонятнее ситуация, когда солдат полтора года прослужил в Афганистане, а неизвестно в какой части. Или все же Сергей исчез до прибытия в часть, на марше? И по какой-то причине потерялись списки новобранцев и их восстанавливали по памяти? А пропажа рядового Шалашова обнаружилась значительно позже, да и то в связи с официальным запросом какого-нибудь военного ведомства? Загадки, загадки, загадки...
    Получив извещение из армии о пропаже сына в Афганистане, убитая горем мать уехала из Мокшана в Москву и там через несколько лет умерла. Вскоре умер и брат Сергея. Так исчезла семья Шалашовых. Несколько искорок человеческих жизней мигнули и бесследно погасли в вихре событий, сотрясавших страну в конце ХХ века".

http://penza-veteran.ru/examples/index1.php?ELEMENT_ID=375




































































































































































































































































































































ВЫЖИВШИЙ

Учёба

После выпуска мы почти все попали в один полк в Белоруссию, и там учёба продолжилась. А в 1982 году нам объявили, что перебрасывают в Афганистан. Условия такие, что год стажа идет за 3, немножко больше будут платить. Однокомнатную квартиру, а у меня в гарнизоне уже была жена, поменяли мне на двухкомнатную. Афган — значит, Афган. А погибнуть и на учениях можно было.

Кстати, можно было отказаться теоретически, за это не так сильно прессовали бы. Гораздо хуже считалось, если офицер не член КПСС. Все должны были вступать в партию. Жёны поплакали, мы отправились в Афган. Но сначала вновь была учёба уже в горной местности недалеко от Ташкента. Много своих хитростей существует при полёте в ущелье, например, нужно понимать достаточность ширины ущелья для разворота. Ещё нужно понимать скорость приближения к скале: если уже различаешь кусты, то пора подумать над тем, как не столкнуться с горой.

Кино и реальность

— Смотрели кино «Девятая рота»? Там Бондарчук очень хорошо кабульский аэродром показал. Гул машин, все взлетают, садятся, медики раненых грузят. Одну только вещь он не показал: огромные штабеля цинковых гробов, которые там стояли. Так мы сразу почувствовали, что попали на войну. Прибыли в место расположения, там накрыты столы с белыми скатертями, вахта прощается с нами, передаёт боевое дежурство. На стене в траурной рамочке — информация о погибших. Через год и мы столы накрывали, а в рамочке был уже экипаж из нашей эскадрильи.

Работа и зарплата

— Меня спрашивают: где служил? Я говорю, что кровать в Кабуле стояла, а сам ночевал где придется. Во всех районах был, кроме Кундуза. В Афгане опять отбор произошёл на летающих и не очень. Когда садишься в песок, то он поднимается, и видимость нулевая, чуть дернулся — и можно костей не собрать. Иного командир старается только на почту отправлять, а не в бой, чтобы и сам не погиб, и статистику эскадрильи не портил. В итоге у некоторых было за год 300 часов налёта, а у других — 900. Либо десант в горы доставляешь, либо бомбишь, либо прикрываешь с воздуха наших… За счастье был выходной. Один раз ездил в отпуск домой. Привёз жене дублёнку и сыну джинсы. Ещё за этот год заработал на магнитофон Panasonic и машину «Запорожец». Когда возвращался из Афгана, то вёз с собой кассету Розенбаума, а у меня её на таможне отобрали. «Вы чего? – говорю. — Он  у нас выступал несколько раз». А они на стену показывают, где музыка Розенбаума в списке запрещённых.

Война

— Первый орден Красной Звезды получили на третью неделю в Афгане. Аккуратненько подобрались, нашли по координатам в горах лагерь моджахедов, сбросили бомбы. Дальше по нашей метке штурмовая авиация всё заутюжила. Не знаю, что там это было, но, очевидно, что-то важное очень. Просто так ордена не давали. Бывало, что по горам и пустыням за караванами с оружием, наркотиками и контрабандой гонялись. Однажды взяли караван с лазуритом, у меня потом камешек в кармане несколько месяцев валялся, на таможню я его даже не взял. Ловили знаменитого Ахмад шах Масуда, но он ушёл, и потом нашим пригодился. Было, что американских журналистов ловили, но моджахеды сами полегли, а им отход сохранили.

В основном мы летали по наводке разведчиков. И у моджахедов были свои шпионы, которые за нами следили, и у нас тоже такие проводники были. Таких местных к нам в вертолёт привозили обычно с мешком на голове, чтобы никто лица не видел. Потом они с воздуха показывали, где духи прячутся, где бомбить.

Однажды полетели мы десант высадить, чтобы ущелье перекрыть, а там нас уже ждут. Сели мы на высоте 4 200. Ну… как сели… воздух там разреженный. Фактически упали на снег.  Мы ребят высаживаем, а по нам сверху из пулемёта. Моджахеды заранее повыше забрались. Вертолет сверху беззащитен. Ответить невозможно. А на такой высоте взлететь… Я на своём Ми-8Т в пропасть нырнул, форсаж врубил и уже  в свободном падении подхватился. Сгоряча рванул вверх, почти до 7 километров дошёл, на приборы и не смотрю. Штурман решил закурить, чтобы успокоить нервы, а спичка не горит. Ё-мое, здесь же кислорода нет, сейчас сознание потеряем! Аккуратно спустились и ушли. А бойцы задачу свою выполнили. Мы их потом забрали. Почти всех живых. Это был второй орден Красной Звезды и пробоина в фюзеляже позади моей головы в 80 сантиметрах.

В один день я даже 12 часов налетал в нарушение всех правил. Ребята заняли позицию, кругом их обложили моджахеды. Пока мы в небе шумим – всё тихо, только уходим на дозаправку – сразу наших атакуют. Кстати, дело было ночью, мы без огней патрулировали, чтобы самим мишенью не стать.

Афганцы действительно отличные воины были. Чуть зазевайся, и они свой шанс используют. Американцы их хорошо учили, но при этом у моджахедов и желание было воевать, и талант. Они из пулемёта не только вертолёт, но и самолёт умудрялись подбить. Был такой случай, когда лётчик чуть раньше на посадку зашёл, чуть раньше снизился, а оказалось, что духи это заранее просчитали и своего бойца на этой точке обстрела посадили с пулемётом. И цепью его приковали, чтобы позицию не покидал. Сколько они этого шанса ждали? Может, несколько месяцев.

Война – это не как в игровую приставку играть. Это тяжёлая утомительная работа одних людей убивать, а других — спасать. Но не без адреналина, конечно. Когда наша эскадрилья вернулась в Союз, то некоторые вновь просились в Афган.

Смерть

— Такая статистика была, что в Афгане бойцы гибнут в основном в начале своей службы, когда они ещё ничего не знают, и в конце, когда им уже кажется море по колено. Нужно было не расслабляться, это повышало шансы.

В Бога я тогда не верил, не молился. Но оказалось, что когда я должен был улетать, жена мне в лётную куртку молитву «Живый в помощи» засунула. Так с ней коммунист Неклюдов и провоевал. Я нашел этот клочок ткани, когда уже домой вернулся. «Помощи» в куртке нашёл и еще патрон, который положил себе  в Афгане в карман на самый крайний случай.

Очень неприятно пахнет человеческая кровь. Накидают вперемешку раненых и мёртвых при эвакуации, потом вертолёт водой из брандспойта отмываешь, но запах всё равно остается. Нам вначале говорили, что есть порядок: мертвых в один угол класть, а раненых – в другой. Куда там! Под обстрелом санитары всех в одну кучу быстрее забрасывают, а потом действительно бывало, что при разгрузке трупов находили живого.

Был в Афгане полковник, который решил под Новый год устроить блицкриг и взять одну деревню, но не угадал. В итоге на обратной дороге я один за штурвалом был, а мой бортмеханик и штурман в кабине так и не появились: вместе с санитаром кого жгутом перевязывали, кому систему ставили, кого просто по частям собирали. А этот полковник потом стал известным генералом и политиком.

Володя Израилит три раза в Афган просился, рапорт подавал. Ему отказывают и говорят: «Нельзя вам в Афганистан с такой неблагонадежной фамилией!». Он говорит: «Я украинец. Хочу выполнить интернациональный долг советского офицера». В итоге упросил начальство. А за пару недель до отправки домой их экипаж подбили. Отличные были лётчики, но так получилось. Кто сейчас живой из наших остался, те каждый год поминают этих ребят в день, когда их борт подбили.

Однажды мы под своих попали. То ли они раньше бомбить начали, то ли мы чуть задержались. Я видел, как самолёт бомбу сбросил, а уйти уже не мог. Лобовое стекло прямо прогнулось у меня на глазах от ударной волны, вертолёт весь осколками посекло. Вернулись мы на аэродром — лётчики бегут извиняться: «Простите, мужики!»

Ну и другие ошибки были. Одно племя решило на сторону официального правительства перейти, стать лояльным СССР и устроило праздник. Скачут, из ружей палят… А наш один лётчик не знал об этом. Летит, видит, что много людей на лошадях несутся и стреляют, и шарахнул по ним ракетой на всякий случай. Так и кончилась дружба с этим племенем.

Кабул знаю досконально

— Если у нас был редкий свободный день, то можно было поиграть в футбол. А можно было попариться в бане. Мы их сами строили из снарядных ящиков. В ящик засыпаете грунт, и строительный блок для стены бани готов. Крышу всегда делал лёгкую, чтобы при землетрясении ею не завалило. Артисты к нам приезжали: Кобзон, Розенбаум, Зыкина, Эдита Пьеха… Хоккеисты даже бывали.

Наша часть стояла на окраине Кабула, я этот город знаю досконально. Нарисовать вам могу и сейчас. Но только с воздуха. Нас в Кабул не пускали и с местными общаться не разрешали. Один раз свозили в какой-то центр советско-афганской дружбы, а другой раз к нам делегацию детей привезли. В общем, нас берегли от афганцев, и правильно делали. Не было с их стороны никакой дружбы к нам.

Мы не только должны были хорошо воевать в Афгане, но и идеологически расти, поэтому в нашем гарнизоне была специальная Ленинская комната, где мы – боевые офицеры — должны были конспектировать для лучшего понимания труды Ленина. Вот туда однажды и залетела ракета. Все погибли, кто там был.

Ещё я в свободное время постоянно писал письма жене. У меня сохранился чемодан, где лежит 480 писем, которые мы прислали друг другу за этот год. «Дорогая Люда, когда в новостях показывают аэропорт Кабула, знай, что наша часть практически примыкает к нему».

К сожалению, фронтовых 100 грамм нам не давали, а выпить для снятия стресса очень хотелось. Водки взять нам было неоткуда, надо было гнать самогон. Но где взять сахар? Мы написали петицию, что требуем от столовой давать нам сахар для чая отдельно. Мол, кто-то любит без сахара пить, кто-то меньше сахара в чай кладет, у всех свой вкус и т. д. Весь собранный сахар сдавался под отчёт и записывался в специальную тетрадку. Такое-то число, принято от Неклюдова 3 кусочка.  Однажды начальство нашло наши фляги с брагой и перед шеренгой расстреляло их из автомата. Мы до этого месяц чай без сахара пили — и такой печальный финал! Но, как правило, нам удавалось сделать самогон.

Привезли нам однажды спеца из какого-то московского института с лекцией о вреде пьянства. Мол, нервы всё равно водка не успокоит, мы вам лучше витаминчики специальные дадим, разработанные передовой советской наукой. Попал этот московский спец в руки наших техников и пропал у них на несколько дней. Но я вам скажу, что под конец этого года водка уже не брала. Пьёшь и не чувствуешь, я даже спать не мог последние недели.

Советско-афганская дружба

— За месяц до отъезда чего-то я разболелся. Температура, озноб, всего ломает… Врачи меня и от горла лечат, и на гланды грешат, а мне всё хуже. Едва воюю. Совсем плохо стало, пришел к врачу, говорю: «Делай что хочешь, не могу летать». А у него другой врач сидел, пьянствовал. «Ложись!» – говорит. Живот мне пощупал и как начал орать на нашего эскулапа! А за пару недель до того мы пошли погулять  по Баграму, и там на улице мальчишки (по-афгански мальчишки будет «бача» ) угостили нас виноградом. И мы, дураки, взяли. Помыли, съели, а оказалось, что виноград был специально обработан и заражён брюшным тифом. Брюшной тиф так называется, потому что бактерии выедают у вас стенки кишок. Малейшее напряжение, и всё лопается!

Меня сразу положили. Говорят: «Напряжёшься – умрешь!». Представь, что ты в гипсе на две недели. Рядом со мной с брюшным тифом лежал в госпитале наш начальник клуба. Он ночью замерз, одеяло руками подтянул — и всё. А жене мне писать всё равно надо. Иначе испугается, что писем нет. И вот я лёжа, аккуратненько… А она пишет: «Чего у тебя, Володя, почерк изменился?»

В это время как раз экипаж Белицкого Леонида сбили. Три цинковых гроба в Белоруссию привезли. А кого привезли? Не было же сотовых, чтобы сообщить. Все наши жёны волнуются. Не моего ли? Моя жена спрашивает у командира полка: «Это не моего привезли?» А командир на нервах говорит: «Это не твоего привезли, у твоего ещё хуже». И Люда по стенке сползает. Чего ж ещё хуже цинкового гроба?

На 35 килограммов я похудел от тифа, штаны потом парашютной стропой подвязывал. К счастью, это единственный раз был такой случай, когда мне в Афганистане пригодился парашют.

Мы завершили свою вахту в 1983 году, и уже тогда всем было понятно, что эту войну нам не выиграть. Не ждали нас там. Когда в 1989-м наши войска вышли из Афгана, то ведь не только душманы вздохнули с облегчением, но и у наших жён с матерями стало легче на сердце. Про Горбачёва можно говорить разное, но за то, что он завершил эту ненужную войну, ему огромное спасибо.

В.Неклюдов
























 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 966 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских  прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1

1



Афганская война — последняя война СССР. Закончилась, согласно одной точке зрения — отступлением, согласно другой — выводом армии, полностью выполнившей поставленные перед ней задачи. Короче, очередной предмет лютого срача либерастов и поцреотов, которые попеременно набигают на статью ниже.

А между тем, досталось больше всех афганцам.

Предыстория и причины

Мирной и спокойной страной Афганистан не был никогда.
 
А всё дело в его стратегически важном территориальном положении. Хозяева этих земель менялись часто, и первое подобие государства появилось у афганцев только в 1747 году. Называлось это Дурранийской империей, и основано было неким варчифом Ахмад-шахом Дуррани.
 
При его преемниках «империя» развалилась на отдельные княжества — вот тут-то и решили тогдашние мировые империалисты поиметь с Афгана профит. Если ранее главной функцией региона была буферная, то теперь между Российской и Британской империями начались нешуточные срачи за этот лакомый кусок.

Британия окончательно слила в 1919 году, признав независимость Афганистана и переведя его тем самым под протекторат совка. Совок, хоть и сам едва был на плаву, но таки прислал в помощь братскому народу сотни нефти (1 000 000 рублей золотом, пять тысяч винтовок и несколько аэропланов), после чего Афганистан стал первой страной, официально признавшей страну большевиков. После этого афганские правители вполне нормально жили в мире и с Совком, и с империалистами.

Однако проблемы создавало то, что многие туркменские, узбекские и таджикские семьи имели (и имеют) дальних родственников в Афганистане, с которыми они нелегально держат связь. Естественно, по обе стороны границы была видна разница качества жизни в Афганистане (нечто между средневековьем и XIX веком) и в совковой Средней Азии — нечто отдалённо напоминающее если не европейскую социальную систему тех лет, то хотя бы советскую — уж точно. В итоге с начала-середины шестидесятых годов тогдашний король Захир-Шах начинает активно склоняться в сторону совка, прося помочь афганцам дружественной помощью.

Одним из первых шагов стал посыл Захир-Шахом пиндосов по дальнему адресу под предлогом того, что обучение гражданских и военных афганских пилотов в Пиндостане — пустая трата сотен нефти. После этого все афганские лётчики и будущие армейские офицеры стали отправляться в СССР. Однако на этом всё не заканчивалось, и в обратную сторону из Совка в Афган поехали небольшие партии оружия, танков, старых самолётов и всяких других ништяков.

Но этого было мало, ибо в Совке точно поняли, что Афганистан вполне может стать некой ГДР на Востоке. В итоге в гости к южному соседу стали направляться сотни советских специалистов, начавших «подтягивать» афганцев во всех отношениях: начиная от налаживания системы сельского хозяйства и кончая строительством дорог, небольших ГЭС и аэропортов. Фактически, ещё до введения ограниченного контингента в Афганистан, его наводнили советские специалисты, и почти вся мало-мальская нынешняя инфраструктура этой дикой страны была построена за деньги твоих старших родственников, выстаивавших тогда очередь за докторской колбасой по 2 рубля 20 копеек.

Первый президент

Естественно, такой поворот событий не устраивал многих, а потому в 1973 году в угодной Советскому Союзу монархии случился военный переворот, и к власти пришёл некий военный Мухаммед Дауд. Хитрый пуштун (это народность такая, а не вид пушных зверей) запретил все партии и начал проводить штучную национализацию и земельную реформу на условиях выкупа. Будучи антикоммунистом и пытаясь опереться на исламистов, он одновременно хотел продолжить отношения с Совком в формате безвозмездного принятия подарков, потому что понимал, что всемирный гарант демократии не будет просто так поддерживать маленькую, и к тому же даже не банановую республику.

Но не все совковые партократы в 1973 году были такими же маразматиками как Леонид Ильич Брежнев, и вскоре прекратили помогать развитию маленькой, но очень гордой пуштунской республики. Обстановка накалялась, военные заговоры с целью свержения возникали то слева, то справа, и в итоге разгневанный президент явился в 1978 году с требованием продолжить вливание сотен нефти хрен знает во что, обмолвившись, что «союзником СССР он не является». Естественно, хама выставили на мороз, за что по приезде на Родину он отправил к праотцам представителя коммуняк. Похороны переросли в демонстрацию под красным флагом, а попытка подавить демонстрации и посадить лидеров компартии — ВНЕЗАПНО — к военному перевороту, в ходе которого Дауда в буквальном смысле закопали вместе с министрами, а к власти пришли самые настоящие коммуняки в лице Нур Мохаммада Тараки.

Коммуняки отменили долги 11 миллионов крестьян ростовщикам, разделили феодальные владения без выкупа, национализировали воду и установили минимальный размер земельного надела, начали секуляризацию и т. д. и т. п. Триумф новоявленных афганских Лениных был недолгим, и вскоре дела у них как-то не заладились. Исламистам, аристократам, а с ними и поцреотам всех сортов такие реформы были нужны как хуй в сраке и казались жуткой крамолой: коммунисты запретили выкуп невест и принудительные браки, мужчинам разрешали брить бороду, а женщинам запрещали носить паранджу. Уже во времена Дауда исламисты и коммунисты периодически убивали друг друга, но тогда главным врагом для каждой стороны был всё-таки Дауд, теперь же стороны остались один на один и забурлило… Стабильно раз в год исламисты пытались совершить военный переворот и грабили корованы на границе с Пакистаном, превратив юго-восток страны в гуманитарный мордор с войной племён. Видя, что половина страны контролируется чуть менее, чем никак, радикальные коммунисты ополчились на умеренных, и к бардаку в стране добавился бардак в правительстве.

Начало конфликта

Кавайный Тараки, писатель и мечтатель, в реале был быстро задвинут собственной правой рукой - Хафизуллу Амином. Визитируя в Гавану через Москву, Тараки догадался пожаловаться Брежневу, что Амин его уйдёт. Л.И.успокоил его, и поставил задачу перед сами-знаете-кем. Последовала череда неудачных покушений на Амина. Наконец 14 сентября Амин, после уверений и клятв, приехал в дом Тараки. По легендам, автоматная очередь раздалась на лестнице: Амин скатился по ступенькам и впрыгнул в машину с криком "Так не пойдёт!" Стреляли бы из винтовки - так и войны бы не было! Бледный Тараки сказал "Это конец!"

Вскоре Амин арестовал Тараки, разоблачил его культ личности, до смешного скопировав ХХ партсъезд, и того. Весь советский МИД был за Амина по двум причинам. Во-первых, он был советским чуть более, чем СССР (в самом прямом смысле), и даже хотел разделить Афганистан на союзные республики, а уж по коммунячести он далеко превосходил весь ЦК КПСС, вместе взятый. Во-вторых, Амин был крутым и резким политиком, сумевшим создать из Афгана что-то управляемое за 4 месяца, что можно считать рекордом Гиннеса. Но увы - Брежнев обиделся ("Это что же, я обещал, - и что тогда стоит моё слово?"), а КГБ просто писало кипятком. В Кабул был послан В.С.Папутин, "с миром" - как думал Амин и сам гонец. Амин обрадовался - наконец-то не надо ждать выстрелов из-за угла, - подарил гонцу пистолет. Он был счастлив военной поддержке СССР и отдал приказ войскам пропускать. Первыми на аэродроме Кабула высадились именно те наши ребята с "Шилкой", которые его и свергли. Папутин, пьяный и счастливый от исполненной миссии, узнал об этом в уже Москве, и тут же застрелился, использовав подарок.

При реализации плана произошел один лулз: советские спецслужбы отравили за ужином Амина, а советские же врачи, не допущенные к этому плану по причине его секретности, спасали его от отравления. Штурм произошел именно в этот момент. Бойцы прошили очередями злостного уклониста Хафи вместе с сыном на руках, а голова его, по слухам, и сегодня где-то в запасниках музея КГБ.

Штурм дворца осуществила зондеркоманда, состоящая из групп «Зенит» и «Гром» спецназа КГБ при огневой поддержке подразделений 103-ей дивизии ВДВ, в состав которого было включено около 30 спецназовцев кровавой гэбни, помимо того, имелся т. н. мусульманский батальон из 15 бригады спецназ ГРУ (личный состав от офицеров до солдатиков, да нихрена не мусульман, а коммунистов и комсомольцев, состоял из расовых аборигенов примыкающих к афганской границе советских территорий, для пущей незаметности на местности переодетых в афганскую форму). Командовал зондеркомандой полковник КГБ Григорий Иванович Бояринов, в ходе операции успешно ставший героем. Амин скончался от острого отравления свинцом, а в «черный тюльпан» погрузили первые цинковые гробы. Десятилетнему обмену фрагами был дан успешный старт.

На Громыко с выражением "Ну, вы влипли!" посмотрели и британцы и американцы, подразумевая, что нельзя путать Руанду и Афган. Он и не путал. О штурме дворца и ЦК и МИД сообщили по факту. Хотя знаменитую бумажку, очень похожую на дарованную Миледи Ришельём, подписывал. Оно дозволяло Брежневу нечто-неизвестно-что.

Ад и Израиль

После «наведения порядка» начались полномасштабные боевые действия против душманов-моджахедов с применением ковровых бомбометаний и выкосом всех, кто вызывал подозрение. Разбираться с высоты птичьего полёта, пастух там с палкой или моджахед со «стингером», никто не собирался.

Кроме того, моджахеды вызывали лютую, бешеную ненависть и страх из-за своей склонности к гуро, выражавшейся в осуществлении таких зверств, от которых даже у видавших виды эсэсовцев замёрзла бы кровь в жилах. Один из способов пытки и казни назывался «Красный Тюльпан» — пленного вешали, иногда даже вверх ногами, и постепенно живьём сдирали кожу. Иногда для остроты ощущений подопытного предварительно накачивали веществами для меньшей болевой восприимчивости, дабы после окончания действия наркоты жертва умерла, корчась от дикого болевого шока. Еще более хреновым для миротворцев был «способ куклы». Жертве выкалывали глаза, отрезали язык и нос, затем отсекали руки и ноги, останавливали кровотечение спецмедикаментами, а после вкалывали адреналин, чтобы то, что оставалось от человека, продолжало функционировать. Не трогали только уши. Затем «куклу» заботливо подкладывали на пути следования советской бронеколонны. Жертва слышала всё о своём внешнем виде от ополоумевших бывших пионеров-комсомольцев, в которых начинало булькать желание стирать местные кишлаки вместе со всем, что там шевелится. По гуманным соображениям таким раненым помогали уйти. По расовой американской традиции, некоторые советские граждане из Пионерии даже начали делать себе ожерелья из ушек моджахедов.
 
Войска и тактика ведения войны
 
Советский союз и лояльные афганцы

Идеология — вера в светлое коммунистическое будущее и в интернациональный долг. Вообще, этот самый интернациональный долг и был для солдат основным объяснением вторжения в Афганистан.

Армия — десантура, танки, сотни БТРов, истребители, бомбардировщики и вертолёты, вертолёты и ещё раз вертолёты! Лояльные совку афганцы вообще отказывались идти в бой без поддержки хелокоптеров, а для попавших в окружение «воинов-интернационалистов» шелест пропеллера какого-нибудь Ми-8 был равносилен прекрасному пению валькирии, прилетевшей забрать их в Вальгаллу на ближайшую военную базу — радостное избавление от перспективы быть порезанным на куски в душманском плену.

Тактика — широкое применение артиллерии и авиации для осуществления тактики выжженной земли, то есть умножение на ноль агрокультурных полей, депопуляция населения и террор. Из-за уничтожения сельхозугодий и инфраструктуры в 1984—1985 годах случился голодомор и, как следствие, пополнение рядов моджахедов новыми кадрами, возненавидевшими совок.

Для проведения боевых операций чаще использовали небольшие соединения с применением вертолётов, ибо танки и БТРы по горам ездить не умеют. Салажат в бой брали только в небольших количествах и под присмотром опытных военов, ибо за потери драли нещадно. Набигать старались внезапно, но зачастую душманы были заранее информированы перебежчиками со стороны правительственных войск Афганистана.

Веселья войскам советов добавляли мерзкие болезни и потребность в акклиматизации. По некоторым данным, в первые годы войны 1/3 часть армии из-за болезней (в основном кишечных) была недееспособна. Это, в свою очередь, подстегнуло развитие советской военной фармы — обеззараживающие таблетки, которые можно было кинуть в лужу, а потом спокойно из неё пить, появились как раз в те времена.

А вот спецназ уходил глубоко на душманскую территорию, где действовал зачастую безо всякой поддержки артиллерии и авиации, взрывая склады, убивая душманских главарей и грабя корованы.

Химическое оружие — по заверениям представителей NATO и либерастов, посмотревших кошерный фильм «Beast of War», не только янки бомбили своих противников всякой опасной хернёй. Задокументированных подтверждений так и не нашлось, но уверяли, что применялись газы типа фосгена, CS и CN, а также новые реагенты, такие, как микотоксины «желтый дождь», быстродействующие нервно-паралитические газы и пр. Сбрасывали и распыляли с вертолётов и самолётов. Как эта отрава действует на людей, можете погуглить в интернетах. А вот что точно применялось — так это вакуумные бомбы. В горных районах действует эффективней ядерного удара, разбирая духов на запчасти в самых разнообразных щелях.

Борьба за сердца и умы

Совки были далеко не такими идиотами, как их изображают на Западе, и понимали, что для победы надо склонить местных на свою сторону, а простым сбрасыванием бомб этого не добиться. Они как могли пытались заинтересовать местное население раздачей гуманитарки, созданием инфраструктуры и рабочих мест. Но делалось это, как обычно, через жопу, без кропотливого учёта местных обычаев: доктор-мужчина заходит на женскую половину дома, чтобы вылечить больную жену, а ее муж негодует из-за нарушения обычаев, ночью он выкапывает свой карамультук и идет бить неверных. В процессе получает пулю, после чего за оружие берётся весь аул/район, чуть менее, чем полностью приходящийся роднёй погибшему… В построенных советами школах вообще творилось равное содомии немыслимое — мальчиков и девочек учили вместе. В общем, хотели как лучше, а получалось как всегда.

Муджахиды

Идеология — ислам головного мозга, война за независимость и установление шариата. Моджахеды в переводе на русский — воены джихада, ну вы поняли…

Армия — вчерашние крестьяне, вооружённые верой в Аллаха, британскими винтовками XIX века, китайскими калашами, М16, тяжёлыми пулемётами ДШК, переносными зенитно-ракетными комплексами «Стингер» и прочими свистелками и перделками, спизженными или полученными в подарок от стран, которые искренне желали совку светлого будущего.
 
Присутствовали и опытные боевики, обученные на базах в Пакистане и вроде даже иностранные рэмбоподобные наёмники.

Тактика — партизанская война, hit and run, террор. Моджахеды умело использовали рельеф местности (маскировались под мёртвых, деревья, кучу говна) и хитро прятались в горах. СССР мог контролировать крупные города, но вне городов и укрепрайонов бал правили моджахеды. К сожалению советских военных, между городами приходилось периодически ездить, а моджахеды любили атаковать колонны — классика партизанской войны.

Их бандформирования, между тем, были весьма неорганизованны, и воены разных группировок и кланов порою сильно друг друга недолюбливали, чем и пользовались коварные оккупанты, стравливая их между собой. Это, впрочем, не могло остановить постоянно растущую численность «военов джихада»…

Вооружение

Для СССР это была первая более-менее крупная войнушка после ВОВ. Страна клепала оружие, готовясь к глобальной войне, однако уже давно сама им не пользовалась. Вот и выдался случай. Беда только в том, что cначала советские штабисты сделали ту же ошибку, что и американцы во Вьетнаме — просто отправили в Афганистан подразделения, сформированные, оснащённые и обученные для ведения обычной полномасштабной войны в равнинной Европе, а не в горном Афгане. Да и в противники вместо укутанных в электронику пиндосов получили чумазых крестьян.
 
Постигать тонкости контрпартизанской войны пришлось на ходу, и это серьёзно попортило жизнь и здоровье многим участникам тех событий. Теорию борьбы с партизанскими отрядами начали продумывать к моменту входа Красной Армии на территорию Европы в ВОВ — всерьёз опасались получить в тылу тот же сюрприз, который получали немцы от наших партизан. Когда же выяснилось, что из среднестатического европейца партизан-террорист такой же, как из балерины борец сумо, — положили на это болт. Подавление последовавших чуть позже нескольких восстаний в странах Варшавского договора взгляда на ситуацию также не изменило — городская герилья всё же не горная.
 
Именно поэтому большинство командиров низшего, среднего, а иногда и высшего звена банально не представляли себе простейших основ контрпартизанских мероприятий. Причина такого фейла, как всегда, идиотична и связана с тем, что тренировка и обучение войск проходили под непосредственным контролем политуправлений, которые следили за тем, чтобы моральный дух военов развивался в соответствии с генеральной линией партии, предполагавшей, что партизанскими методами воюют только обиженные трудовые народы с западными империалистами. Немалую роль в этом идиотизме сыграли воспоминания юности некоторых партийных старпёров о славе партизан Гражданской и Великой Отечественной войн, а ТАКИХ людей обижать расстраивать было нельзя.
 
Бронетехника

В результате через речку пересылались подразделения со всей приписанной техникой, в том числе колоннами танков поддержки мотострелков, которые оставались не у дел из-за горного рельефа и вскоре стали применяться в крупных операциях и только под хорошим прикрытием, так как в противном случае жили они недолго. В «зеленке» танки вообще вязли на полях с рисом. К тому же, и целей-то особо не было: обычная афганская сакля насквозь прошивалась из калаша, а гору ты и из танка не пробьёшь. Танки применялись для охраны различных объектов, а также в случаях, если какой-нибудь зазевавшийся моджахед выползет на равнину. Интересно, что свеженькие на тот момент Т-80 и Т-72 в Афгане не применялись: обходились устаревшими Т-55 и Т-62. Из самого свежего был Т-64, но их двухтактные движки дохли в горной местности в самый неподходящий момент. Поэтому, повоевав первые годы, 64-ки ушли обратно в эту страну. У «зелёных» и духов даже засветились старички Т-34, состоявшие на вооружении афганской армии ещё с 50-х.
 
Боевыми лошадками пехтуры были БМП и БТР, гоблины особенно любили БМД. По замыслу, пехота должна была передвигаться внутри оных, дабы броня защищала ее от пуль. Однако солдатики быстро смекнули, что лучше быть обстрелянным с какой-нибудь сраной горы, чем всем отделением быть угроханными одним-единственным фугасом, который смастерил фермер Абдулла, а потому ездить стали на броне. Да и в 10 глаз с брони врага заметить можно быстрее, чем в смотровые щели изнутри.
 
Это вошло в традицию, и теперь русские вояки так катаются повсеместно, чем вызывают разрыв шаблона у НАТОвских коллег, не понимающих, как можно нарушать специально разработанные инструкции, и позабывших вьетнамский опыт американцев, которые по схожим причинам тогда ездили на броне М-113.
 
Печальным сюрпризом для мотострелков было и то, что орудия их бронетехники, предназначенные для борьбы с танковыми кулаками Бундесвера, не позволяли стрелять практически вертикально вверх, откуда удивительным образом любили стрелять мождахеды. Тут-то на помощь и пришли зенитные установки ЗУ-23 и самоходные «Шилки», предназначенные для отстрела НАТОвских птичек. Скорострельные 23-мм пушки сразу получили признание в производстве афганских сирот, создавая достаточную плотность огня, чтобы покрошить засаду духов в мелкую субстанцию.

Жажда жизни заставляет думать резвее, а потому на передовой к решению проблем подручными средствами приспосабливаются быстро. Именно это случилось и в Афгане, где не дожидаясь появления специально заточенных БМП-2 и БМД-2, начали наворачивать имеющиеся в наличии средства.

Чего только не встречалось на горных дорогах в то время. На башни «брони» приваривались станковые пулемёты и АГСы, даже скорострельный миномёт «Василёк», и тот умудрялись присобачивать на задок какой-нибудь БМП или МТЛБ. С «Шилок» снимали навороты, предназначенные для стрельбы по самолетам, тупо увеличивали боезапас и втуляли прибор ночного видения, чтобы радовать афганцев и в тёмное время суток.

Не остались в стороне от доработок и обычные грузовики, которые довольно быстро стали переделываться в гантраки путём недобронирования кабины и установки в кузов эпичной ЗУ-23-2 или просто крупнокалиберных станковых пулемётов. Кстати, у духов стараниями их западных и китайских друзей для борьбы с советскими шушпанцерами были не только РПГ, но и вполне современные ПТУР — Милан, например.
 
Авиация
 
Прежде всего, вертолёты. Они позволяли доставлять / забирать десантников достаточно быстро из самых жоп той страны. Тут вся тяжесть легла на винты Ми-8. Для огневой поддержки применяли Ми-24, он же «Крокодил», он же «Летающая БМП». «Крокодил» был способен обрушить на головы воинов Аллаха дождь из НУРСов и добавить из пулемета.
 
Изначально на отечественных вертушках стояли слабосильные движки, не приспособленные к разреженному высокогорному воздуху, и всю броню с них приходилось снимать, дабы те элементарно взлетели, в результате чего они были уязвимы для калашей и старых британских энфилдов. Для повышения собственной живучести летчикам приходилось подкладывать под седалище сковороды и прочие железяки.

Позже движки доработали напильником, броню вернули на место, и вертушки (сперва Ми-8, затем Ми-24) стали относиться к автоматному и пулеметному огню наплевательски, но тут очень некстати подоспел «Стингер». «Стингер» против Милей — это отдельный срач. Долгое время бытовало мнение о нём как о грозном оружии, победившем в той войне, но позднее (см. Wings of the Red Star, the Hind) америкосы сами признались, что «Стингер» был скорее психологическим оружием, а из 10 пусков 8 уходили в молоко (хотя 20% в боевых условиях — не так уж плохо: во время «Бури в пустыне» амеровскими ракетами воздух-воздух был достигнут процент 33 при полном господстве НАТО в воздухе).
 
Это неудивительно, ибо «Стингер» готовили к войне в Европе, где он должен был отгонять злобных стервятников империи зла от доблестных рыцарей демократии на случай, если рядом с пехотным подразделением не нашлось армейских средств ПВО. Минимальная высота цели, по которой можно было вести огонь из «Стингера», составляла 180 метров, потому наши находчивые летуны старались ходить ниже. К тому же можно было уйти от ракеты за какой-нибудь хребет или обмануть тепловой ловушкой. Так что на поверку этот ваш «Стингер» нифига не вундерваффе.

Иногда вместо полного выпиливания кишлаков работали тонко. Имелся вертолет целеуказания с наводчиком-стукачом на борту. Ему показывали вид на его кишлак с высоты птичьего полёта и объясняли политику партии: либо мы выпиливаем здесь всё целиком, либо конкретно то место, где прячется главарь боевиков. В случае согласия стукача сотрудничать, указанный квартал блокировала пехота, Ми-24 прицельно работал, а Ми-8 торжественно фотографировал этот праздник жизни. Это вам не над Сомали «Черным ястребом» кружить. Про этих стукачей ходили характерные онегдоты: первый о самотролле-наводчике, который хотел перед отакой показать сначала собственный дом, который через секунду сдули с земли залпом НАР, а второй — об тонкотролле-наводчике, который показал не дом главаря, а дом своего кровника, и, типа, сдриснул раньше, чем выяснилось, куда стреляли.

Не брезговали наши летуны и напалмом. Православный ЗБ-500 делал из душков — паленых душков, а затем применялся и в Чечне.

Также отметились бомбардировщики Су-24 и штурмовики Су-25. У первых сразу же вскрылся недостаток малого расстояния между движками (если загорался один, то полыхал вместе с ним и другой), а вторые оказались достаточно эффективны (хотя создавался 25-й для борьбы с танками противника, которых у духов было чуть более чем нихуя) в силу огромной боевой нагрузки, позволявшей притащить 4 тонны гостинцев для страждущих чурок, отменной живучестью (выдерживал 150 дырок различносантиметровых радиусов, а один подбитый двигатель и перебитая тяга управления — херня), хорошей защищенностью (на некоторых участках держал попадание 30-мм снаряда) и годной ремонтопригодностью (150 дырок можно было залатать расплющенными гильзами от калаша). Для бомбежки одного ущелья привлекли дальние Ту-22 (обе версии, причем «старые» использовались как постановщики помех и во время вылетов глушили всё вплоть до радио и телевидения) и даже Ту-16, которые пылились в ангарах в ожидании ядерной войны. Между прочим, тот самый т. Дудаев из ГСВГ на этих самых «тушках» бессовестно накрывал братьев по религии ковровыми бомбардировками. Духи крайне безуспешно пытались обстреливать высоколетящих «стратегов» из стингеров, забравшись повыше на горы. Итог: толку от бомбардировщиков, долбящих небольшие группы обосранцев в горах, никакого.

С душманской стороны иногда летали пакистанские F-16. Ими в том числе был невозбранно сбит некто Руцкой. Советские руководители войны еще и с Пакистаном не хотели и приказали на провокации не поддаваться (то есть, они в нас стрелять могли, а мы в них нет, веселее некуда). Впрочем, как минимум один раз у наших летунов сдали нервы, и Fighting Falcon якобы был таки уёбан пушечным огнем; впрочем, вся информация об этом случае находится на уровне догадок и предположений. Инцидент быстренько замяли, а потерю списали на дружественный огонь, хотя более поздние исследования и показали, что ведомый не находился в позиции для пуска. По данным небезызвестного Андрея Шитякова (кто в курсе, тот оценит), еще два F-16 были сбиты Р-60 с «Грача» (Су-25) и Су-24. Фальконы записали на свой счет пару Су-24, один «Крокодил» и Ил-76.

Артиллерия

Как и все остальное, применялась не так, как планировалось. Внучок «Катюши» — «Град» — применялся даже для огня прямой наводкой, нехило выпиливая целые кишлаки. Также имелись самоходные гаубицы, которые включались в состав колонны, чтобы в случае засады дать огня. Зачем-то по «позициям» духов иногда наносили удары ракетами «Луна». Это одиночный, но очень большой РС с сомнительной точностью, а «позиции» боевиков — целая долина, в которой по слухам, ошивались духи.
 
До свидания, совок

Пришедший к власти Горбачёв осознавал всё более возраставшую непопулярность войны и партии, особенно сильно подкрепляемую проводимым тогда дебилдингом. Понимая, что денег в закромах Родины нет и что статус миротворца требует хоть как-то решать проблему, Мишка Меченый не нашел ничего лучше, чем повторить подвиг Джеральда Форда с Вьетнамом, просто сказав, что нехуй больше. После чего, заменив Кармаля более удобным для себя Наджибуллой, приказал начать вывод войск из Афганистана. Однако, одно дело — сказать, а другое — сделать. Проблема случилась в том, что за все 30 лет тесного сотрудничества, из которых 10 лет Афганистан политически и экономически фактически был чуть ли не частью СССР, в этой стране полностью деградировала собственная армия и полиция, приучившись в случае чего все проблемы сваливать на советские войска. Именно поэтому стало понятно, что при выводе войск со всех кишлаков сбегутся все духи, дабы поучаствовать в грабеже отступающих шурави.

По слухам, данную проблему умело решила гэбня, договорившись со своим основным врагом Ахмад Шахом Масудом. Суть тех договорённостей до сих пор у каждого «авторитетного источника» своя, но в целом все они сводятся к признанию некоторых уступок Масуду со стороны Совка в вопросе будущей борьбы за власть с Наджибуллой, в обмен если не на непосредственную охрану выводимых войск, то хотя бы на отказ от спланированной атаки на колонны уж точно. Слухи — слухами, но выводимые колонны подвергались довольно редким, по сравнению с обычными выходами, нападениям.

Как и в случае с американским Вьетнамом, вывести войска оказалось легче, нежели «закончить войну». Параллельно с выводом войск срач ни разу не утих, а постепенно перерос в давно уже назревший локальный афганский вооружённый срач за власть между поражёнными исламом головного мозга в конечной стадии талибами и тем же самым (но на таком фоне намного более вменяемым) лидером северного альянса Масудом. По ходу теологических дискуссий, продолжавшихся аж до 94-го года включительно, талибы одержали хлипкую недопобеду. Однако позже, сразу после начала новой войны в 2001 и официального разгрома Талибана, талибы (а возможно и дружественные янки) всё-таки смогли убедить Масуда в верности своей трактовки корана при помощи взрычатки, спрятанной в видеокамере заезжего журналюги. Однако такой поворот событий срач не остановил, а лишь усилил…

А на родине дела шли как обычно: многие «воины-интернационалисты» вернулись домой калеками — как телесными, так и душевными. У некоторых молодых парней от пережитого даже поседели волосы. Это состояние получило почти официальное название — «Афганский синдром», позже переименованный в «чеченский». До сих пор это болезненная тема, о которой говорить не принято.

Вернувшихся из Афгана Родина не ждала с распростёртыми объятиями. Советскому обывателю, от зачуханного пьянчужки до генсека, было понятно, что прошедшие мясорубку молодые парни захотят навести порядок в своей стране, а этого не хотелось никому. Поэтому родная пропаганда под «гласность» стала ССать и СРать на своих бойцов, апофеозом чего стал Афганский Синдром. Замечательная отмаза от безногого парня для любого чиновника — «А я вас туда не посылал!»

Советский Вьетнам

Часто войну в Афганистане называют Советским Вьетнамом. Общего действительно много. Обе войны реально являлись противостоянием двух систем — СССР и США. Тут вам и союзники из местных, и партизанская война, и неблагоприятные условия, и массовое применение вертолетов, и массовое употребление веществ в войсках. Помимо того, состояние постоянного страха и неуверенность в правоте совершаемых поступков приводили к тому, что некоторые ветераны возвращались домой с покалеченной психикой. Армии обеих стран получили важный опыт контрпартизанской войны, который обеим пригодился потом: США — в Ираке и Афганистане, России — в Чечне.

Ныне зарождается новый холивар на тему сравнения потерь СССР и США и их союзников в стране героина. Фактически, цифры потерь СССР в 15 000 человек уже давно никто не скрывает. Пиндосы же не повторяют чеченского опыта Рашки и свои потери не оглашают. Вдобавок, новый тип службы в армии Пиндосии «за гражданство», как в эпичном французском Иностранном легионе, позволил «резко снизить» потери. Технология проста — при взрыве джипа на мине и гибели всего экипажа потерями называется только число погибших граждан США, наймитов же никто не считает. Собственно, а кого они интересуют? Ну и частные армии не забываем, потери в которых соизмеримы с официальными потерями, но в статистике не учитываются.

Интересные факты

·    Духами в Афганистане называли только душманов. Новичков называли чижами, шнурами, салагами или бачами — на фарси — «мальчишка»
·    Само прозвище дух было дано моджахедам не за незаметность, граничащую с бесплотностью, а от слова душман, переводящегося с Фарси как «противник», «неприятель».
·    На протяжении всей войны спецназ пытался поймать пиндосского инструктора. Это оказалось непосильной задачей.
·    А вот ПЗРК «Стингер» спецназу захватить таки удалось. Через год после появления ракет у душманов (в 1986), ракеты захватили при досмотре корована. Кстати, до стингеров у духов были китайские и египетские копии наших «Стрела-2», но было их не шибко много, а «Стингер» стали самыми массовыми ПЗРК оппозиции.
·    Известны случаи, когда в цинковом гробу вместо останков солдатика, ну или вместе с ними, на Родину посылали вещества. Мамка поплакала, гроб закопали, потом выкопали, открыли, ?????, PROFIT.
·    Так же в качестве способов перевозки наркоты упоминают вывозившуюся на ремонт технику, хотя в Афгане на свалку выбрасывали даже авиатехнику, которую невозможно было починить в полевых условиях, а отправка на ремзавод часто дороже, чем сделать новую.
·    Отдельно можно упомянуть и более правдоподобную городскую легенду, по которой наркоту в Союз часто таскали советские артисты, активно ездившие в ДРА с концертами для поднятия духа бедных солдатиков. Особо на этом поприще прославился не кто иной, как крёстный отец российской эстрады Ёся Кобзон, появлявшийся в этом забытом углу чуть реже, нежели Чёрный тюльпан. Именно за это, как твердят злые языки, ему и закрыли въезд в страну полосатой свободы и бобра.
·    Также известны случаи, когда советские воины оставались жить в Афганистане уже после вывода советского контингента, приняв ислам в религиозном смысле. В подавляющем большинстве это бывшие военнопленные.
·    В начальный период войны (1979—1981), отдельные представители пакистанской военщины предприняли попытку осуществить хитрый план, повысив собственное благосостояние (за счет присвоения и распродажи «экономической помощи афганским беженцам» — продуктов питания, одеял, палаток и прочего лута) и укрепив обороноспособность родной армии (втихомолку пополняя запасы современного вооружения из «спонсорской помощи» душманам от Ее Величества). Взамен «отважным военам Аллаха» постарались спихнуть разного рода устаревший металлолом колониальных времён: пистолеты-пулемёты STEN, не менее древние английские противотанковые мины Mk.7 «со следами коррозии» и т. п. В 1981 году с визитом в Пакистан прибыла М. Тэтчер и прописала гешефтмахерам универсальное лекарство.
·    Шиндагар - самая горячая точка Афгана, смесь Шинданда и Кандагара. Первая волна липовых героев войны была еще в 80-е, встречаются и до сих пор. Шиндагарцы всегда готовы рассказать, как зарезали саперной лопаткой сотню духов в Панджшере, но обычно испытывают проблемы с такими банальными вещами, как названия населенных пунктов или номера частей.

Фильмота

По причине гибели Империи Зла сабж не породил такое количество фильмов, как часто сравниваемая с Афганской Вьетнамская война. Однако кое-что отечественный горе-кинематограф все-таки породил:
 
·    Афганец — дилогия производства киностудии им. Довженко. Второй фильм к сабжу отношения не имеет ровным счётом никакого — обычная для тех лет клюква про русскую украинскую мафию. А вот первый фильм можно и посмотреть.
·    Афганский излом — довольно-таки доставляющее кино. Особо радует Микеле Плачидо в роли матёрого майора Бандуры. Знающие люди обнаружили несколько ляпов, но в фильме всё равно неплохо показан быт контингента и взаимоотношение с духами. В комплект входят сиськи Догилевой, а также испивание Микеле Плачидо жигулёвского пива, по его признанию — самый сложный момент сьёмок.
·    Пешаварский вальс — основан на реальных событиях, когда группа пленных солдат подняла восстание, захватила лагерь моджахедов и вызвала огонь советской артиллерии на себя. Снял, кстати, Бекмамбетов. Смотрится, честно говоря, сумбурно.
·    Груз 200300 (1989 год) — унылый псевдо-философский фильм об Афгане. Авторы явно что-то хотели сказать, но поскольку, вероятно, не хватало режиссерского образования, фильм вышел ужасно скучный и запутанный. Собственно фильм о жизни в совке времён вывода войск из Афгана. Вообще, «груз 300» — раненый солдат.
·    9 рота — высер Федьки Бондарчука. Фактически монтажная шелуха: визуально каждая сцена, будучи подкреплённая доставляющей музыкой, выглядит довольно неплохо, особенно для отечественного кино. Еще бы, ведь концепцию этого кинева и сюжет Феденька невозбранно потырил с православного американского фильма «Цельнометаллическая оболочка» (собственно, совбытлоте пофигу — Въетнамская война в сюжете, али Афганская). Однако никакой, кроме быдло-поцреотической (по другим мнениям — антисоветской; что, в общем-то, учитывая современные реалии полит-треша Этой Страны, если не одно и то же, то достаточно близкие явления), смысловой нагрузки весь видеоряд вместе не несёт. Фильм якобы описывает события, происходившие с 9-й ротой 345-го парашютно-десантного полка в ходе операции «Магистраль» на высоте 3234. Беда только в том, что по фильму гибнут все, кроме одного, а в реале погибло 6 человек, причем духов положили довольно много. Всего о ляпах можно писать отдельную статью. Ну и стоит упомянуть документальный фильм «Правда о девятой роте», который хотел выпустить Гоблин, люто-бешено вознегодовавший из-за высера Бондарчука и желавший его обличить. Но в итоге с фильмом не сложилось. Сложилось с игрой, которая некоторым даже нравится.
·    Рэмбо 3 — крепкий брутальный боевик со Сталлоне в главной роли. Высосанный из пальца сюжет, плохие русские и откровенные ляпы, интересны разве что пострелушки.
·    Сармат (2004) — годный, как ни странно, сериал про майора-спецназовца, являющегося помесью Рэмбо, Макса Пэйна и Терминатора. Снят по серии романов, описанных ниже. Налицо море патриотизма, крови, гуро и кровавой гебни, а также одного из немногих винрарных российских актёров, который очень некстати убился на своей тойоте в 2007 году.
·    Кандагар — афганская война в состоянии пост-эффекта. Основано на реальных событиях, когда в 1995 году афганские талибы захватили самолет с гуманитарным грузом (патроны и оружие). Летчики же пробыли в плену около года и, поняв, что родное государство вытаскивать их не спешит, решили возвращаться домой своими силами. Весьма годное кино с хорошими актерами.
·    Возвращение в А (2011) — фильм Егора Кончаловского, снятый в Казахстане на деньги Казахфильма и для непонятно кого. Ибо кроме этого Казахстана нигде больше не прокатывался. По сути своей имеет две сюжетные линии. Первая — современная: группа киношников едет в афган снимать унылую документалку. Им в переводчики подбивается мужичок с протезом. Который на деле оказывается ветераном вышеупомянутого «Мусульманского Батальона». Вторая же линия это — флешбеки в 80-е, составляющие большую часть хронометража. Тут тебе и пьяный дебил Куценко, просравший дорогостоящий самолет и пострелявший мирных жителей. И несправедливость партийной верхушки. И процесс обучения и отбора в спецназ ГРУ. И конечно же засады на духов. В целом фильм оставляет вполне приятные впечатления, несмотря на некую затянутость и нудноватость. Зато урочище реки Или и Чарынский каньон больше подходит на Афган, нежели окрестности Алушты.
·    Нога (1991 год) — сюжет основан на одноименном рассказе Уильяма Фолкнера: действие происходит в 1980 году; ГГ (Иоанн Охлобыстин) возвращается из Афгана на протезе, но его ампутированная нога ВНЕЗАПНО оказывается не уничтоженной вместе с прочими биологическими отходами, а вырастила себе недостающие части тела и зажила своей самостоятельной жизнью. Самостоятельная жизнь ноги, впрочем, освещена очень скупо, а вернее, чуть менее чем практически никак — парочка смутных намёков по ходу фильма и финальная сцена. Жизнь же ГГ освещена во всей красе унылого и безысходного прозябания на должности клерка в военкомате в забытом богом Задрищенске, где его время от времени с гостинцами от мамы навещает старший брат (Пётр Мамонов)… Фильм местами производит впечатление несколько сырого и недоделанного, но в целом получился весьма атмосферным и аллегоричным. Для просмотра в шумной компании под пивасик и сэмки не предназначен.
·    Жаркое лето в Кабуле (1983 год) — пожалуй, один из первых, если вообще не первый отечественный художественный фильм о той войне. Производство: совместное советско-афганское. Снят ещё до Перестройки, то есть в самом что ни есть кристальной чистоты позднем Совке — тем и интересен.
·    Охотники за караванами — российский сериал про то, как советские солдаты пытаются захватить экземпляр «стингера».
·    Выживший — американский боевичок про группу морских котиков, попавших в засаду талибов, и злоключения её единственного выжившего члена. В целом неплохо, хотя не без ляпов.

Алсо, в любом сериале типа «Ментовской спецназ из десантуры» ГГ — ветеран Афгана. Как правило, на флэшбэки денег нет, но если очень повезет, то можно увидеть снятую где-нибудь под Алуштой сцену про то, как ГГ, облаченный в дырявую окровавленную тельняшку, пачками валит переодетых в душманов гастарбайтеров.

Литература

·    Узнать о том, как все было на самом деле, можно, прочитав материалы сайта artofwar.ru, раздел «Афганистан». Рассказы от рядовых и офицеров, от военных различных родов войск. Там же можно почитать воспоминания пакистанского гебешника Мохаммада Юсуфа о том, как они получали деньги от пиндосов и снабжали на них оружием муджахедов.
·    «Цинковые мальчики» — жуткая книга про Афган писательницы Светланы Алексиевич. Фактически состоит из сотни интервью с покалеченными, контуженными, матерями и вдовами. Читается тяжело. Возможно, фейк, так как ссылок на точные имена и даты нет.
·    «Уже не ведая преград» — довольно доставляющая книга, сборник очерков Артема Боровика.
·    «Бегущий за ветром», Халед Хоссейни. Роман, хорошо отражающий менталитет афганцев; история жизни богатого афганского мальчика, которого война вынудила эмигрировать в Америку. Прочтение вызывает желание узнать о стране больше и увидеть эту страну глазами ее жителей. А также его вторая книга «Тысяча сияющих солнц», которая еще больше знакомит с афганским обществом, в частности с положением женщин.
                                                                                         
                                                                                                                                                    Луркоморье


1

1

1

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 575 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.













 
                                                  АХМАД ШАХ. (Richard Mackenzie)





 Надо еще очень постараться, что-бы быть достойным такого врага.
             
                                                                       (… як батько каже)

























 Представляет интерес справка, подготовленная штабом 40-й армии в июне 1988 г., которая воспроизводится ниже с некоторыми сокращениями:

«Ахмад Шax, сын Мохаммад Джана, родился в 1333 (1953) г. в кишлаке Дженгалак волости Базарак уезда Панджшер провинции Парван в семье феодала. По национальности таджик. Мусульманин-суннит. Член партии «Исламское общество Афганистана» с 1978 г. Образование – незаконченное высшее. Окончил 12 классов теологического лицея «Абу-Ханифия» в Кабуле в 1972 г., 2 курса инженерного факультета Кабульского университета в 1974 г. В 1972 г. примкнул к уже существовавшей в то время организации «Мусульманская молодежь». Основными задачами данной организации на начальном этапе были свержение власти короля Захир Шаха, в последующем Дауда и создание в перспективе «исламской республики» на основе шариата.

Aхмад Шax Масуд имеет опыт ведения партизанской войны, руководства формированиями в ходе крупных войсковых операций, организации диверсий и террористических акций. Считается одним из видных военных теоретиков и практиков контрреволюционного движения «исламской революции». Обладает достаточно развитым общеобразовательным и политическим кругозором. Будучи ярым противником существующего государственного строя, Ахмад Шах считает своими личными врагами руководителей НДПА и правительства. Активный националист и антисоветчик, он выступает против присутствия советских войск. Глубоко верит в справедливость борьбы против правительства ДРА, к политике которого относится крайне отрицательно. Имеет тесные контакты с представителями ведущих капиталистических государств, особенно охотно устанавливает их с французами (владеет языками: дари, пушту английским и французским).

Ахмад Шax – непреклонен в достижении поставленных целей, обязателен, держится данного слова. Умный, хитрый, коварный, жестокий противник. Имеет непререкаемый авторитет среди рядового состава мятежников и главарей подчиненной ему группировки, сильное влияние на мирное население, проживающее в контролируемых им зонах, и выходцев из ущелья Панджшер, проживающих в Кабуле, Чарикаре, Андарабе и других районах. Обеспечил нормальные условия для населения в контролируемых им районах (обеспечение продовольствием, выплата денежных пособий семьям, имеющим погибших мятежников, организация учебного процесса в школах и ряд других мероприятий). Опытный конспиратор, скрытен, осторожен, тщеславен и властолюбив.

Анализ ближайшего окружения Aхмад Шaxa позволяет сделать вывод о том, что он не доверяет в полной мере ни одному из своих помощников. Опасаясь усиления авторитета лиц из своего окружения в ущерб своему влиянию, сознательно не вводит должность заместителя. Наиболее близкие к нему доверенные лица и советники, как правило не имеют высоких официальных должностей в группировке ИОА. Таким образом, в настоящее время в ближайшем окружении Ахмад Шаха нет ни одного человека, способного безоговорочно возглавить движение мятежников ИОА в Панджшере в случае устранения его нынешнего лидера, возможно лишь коллегиальное руководство.

Уделяет постоянное внимание обеспечению своей безопасности. Личная охрана подобрана из преданных ему лиц. Постоянно при нем до трех телохранителей. Отмечаются также относительно частые изменения в составе его ближайшего окружения и в составе личной охраны. Постоянной резиденции не имеет. Все время меняет места расположения. Передвигается пешком, верхом на лошадях или на автомобиле УАЗ-469.

Религиозен, строго соблюдает мусульманский образ жизни, основанный на законах шариата. В быту скромен и неприхотлив, вынослив. Одевается скромно, как правило, носит форму полувоенного покроя и нуристанку (головной убор из шерсти типа берета). Личное оружие — АКСУ и пистолет.

В целях дезинформации о деятельности Ахмад Шаха и местах его пребывания распространяются ложные слухи среди местного населения; он также действует через агентуру, внедренную в различные государственные учреждения, вплоть до высших слоев партийно-правительственного аппарата— министерство государственной безопасности и министерство обороны. Распространению дезинформации о деятельности Ахмад Шаха способствует ставшая легендарной его полумифическая личность. Многие афганцы охотно принимают самые невероятные истории о его победах, верят в них и способствуют их дальнейшему распространению, как правило, приукрашивая.

Ближайшие родственники (отец, братья и сестры) в основном проживают в Пешаваре (Пакистан)».


























































































Советские пленные/моджахеды в кишлаке Париан (Панджшер), 1987.


































































































Письма Ахмад Шаха Масуда

Письмо 1

Во имя Аллаха
Исламское Общество Афганистана
отделение провинции Парван
Уважаемому главному учителю Аманулле Хашеми, верному другу Ахмаду Зие и дорогому другу Инженеру.


Салям алейкум.

К счастью, второе наступление русских, начавшееся 4-го Сомболе (27 августа), после десяти дней кровопролитных боев закончилось, и враг отошел назад в направлении Руха и Анава. Согласно полученным надежным данным, через несколько дней может начаться третье наступление русских. Однако, сейчас оно прекратилось, а что будет дальше, знает один только Бог.

В настоящий момент помимо нехватки оружия, боеприпасов и финансовых средств назревает другая беда, которая выражается в отсутствии у моджахедов зимнего обмундирования. Правительство понимает, что сейчас мы испытываем острую нужду в зимней одежде и обуви. Оно взяло под контроль все дуканы, торгующие этими товарами. В общем, в нынешних условиях закупки зимней формы и обуви на внутреннем афганском рынке не могут быть осуществлены ни коим образом. Помимо этого мы остро нуждаемся в зимних одеялах.

В этой связи уделите поставкам вышеназванного самое пристальное внимание.

Несколько лет тому назад мы приобрели на базаре Бадальпуль в Пешаваре отличную военную форму зеленого цвета по очень недорогой цене. Думаю, что указанное можно приобрести там и сейчас. При осуществлении закупок уделите особое внимание тому, чтобы форма была новой и изготовленной из шерсти. Она также должна быть очень больших размеров и просторная.

В прошлом году ИОА прислало нам форму, из которой ни один комплект не был использован в связи с тем, что она была чрезвычайно узка. Подчеркиваю — форма должна быть большой.

Нам срочно необходимо 2 тысячи комплектов зимней формы. Постарайтесь выполнить это как можно быстрей.
 
                                                                                                                С уважением, Масуд.
                                                                                              10.07.1361 (3 октября 1982 года)


























































































































































































Письма Ахмад Шаха Масуда

Письмо 2

Во имя Аллаха

Здравствуйте, дорогой инженер Исхак. Рад был узнать, что вы здоровы и благополучны. Ваши панджшерские братья, слава Господу, сейчас заняты боевыми действиями. Возможно, Вы уже информированы о том, что в ходе отражения второго наступления врага я почти полностью израсходовал боеприпасы. Их не хватило даже для того, чтобы обороняться. Противник оттянул свои основные силы в районы Руха и Анава и с каждым днем укрепляет там свои позиции. Ввиду того, что, несмотря на наши неоднократные обращения, Пешавар так и не поставил нам вовремя боеприпасы, мы не смогли своевременно противодействовать этому процессу. В настоящее время противник уже обустроил свои глубокие и крытые боевые позиции на всех господствующих высотах. В некоторых из них враги даже установили печки для обогрева. Подходы к позициям заминированы, а в самой Рухе вырыты глубокие окопы и ходы сообщения. Позиции в Анаве противник обустроил таким же образом. Кроме этого враг перекрыл дорогу Руха-Гульбахор, установив по обеим её сторонам свои оборонительные посты.

Лишь спустя значительное время, мы, к счастью, получили боеприпасы и в тот же день начали активные боевые действия против противника в Рухе. Но если они продолжатся более двух недель, мы вновь столкнемся с тем, что не сможем наступать ввиду отсутствия боеприпасов.

Другая большая трудность состоит в том, что более тысячи семей в районах Чамальварда, Тавах, Хисарак, Абдара, Фарах и Шутуль голодают. Если мы в ближайшее время не уделим этой проблеме должного внимания, то уже в самом скором времени может разразиться грандиозный кризис.

Чрезвычайно важным остается вопрос экономического обеспечения полевых штабов. В таком диком холоде, который стоит сейчас, у моджахедов полностью отсутствуют теплые вещи и зимняя обувь. Я уже просил вас о поставке нам двух тысяч комплектов теплой одежды и обуви, однако, считаю, что и этого будет недостаточно. Постарайтесь в кратчайшие сроки по возможности доставить нам три тысячи комплектов теплой одежды и обуви, шерстяные куртки и, если возможно, шерстяные перчатки — в последние годы зимы стали значительно холодней.

Сейчас Вашему управлению необходимо собрать 2 миллиона 500 тысяч афгани у торговцев Ханча (место, где располагаются изумрудные копи — сноска в тексте), а также произвести целевой народный займ ещё на 500 тысяч афгани. Я совершенно не представляю себе, как урегулировать эту проблему. Вполне вероятно, что работа на месторождениях закончится через несколько дней из-за сильных холодов.

Если коротко, то на данный момент самым необходимым для нас являются боеприпасы, в частности, патроны к автомату Калашникова, ракеты, мины к минометам и снаряды к орудиям, боеприпасы к ЗГУ. Также срочно необходимы боеприпасы к пулеметам Горюнова. Как можно быстрей должны быть доставлены три тысячи комплектов теплой одежды и деньги.

Согласно проведенным подсчетам, более 70 процентов населения Панджшера лишились крова и стали беженцами, практически вся забота о полевых штабах свалилась на мои плечи. Новой «бедой» стали моджахеды, не имеющие семей. Помимо того, что они создают для нас дополнительные экономические проблемы, я вынужден заниматься их обучением, так как большинство из них не имеют никакой работы и не умеют работать. Пока не представляю себе, какую нужно разработать учебно-воспитательную программу, чтобы всех их чем-то занять в течение года. Если выдастся такая возможность, обратите внимание на книги, печатные материалы, печатные машинки и учебные фильмы.

Да хранит Вас Аллах.

                                                                                                                С уважением, Масуд.
                                                                                             09.08.1361 (31 октября 1982 года)



























































Советские пленные/моджахеды в кишлаке Париан (Панджшер), 1987.


































































































































Письма Ахмад Шаха Масуда

Письмо 3

Во имя Аллаха
Исламское Общество Афганистана
отделение провинции Парван
Дорогой учитель Хайятулла Хан, дорогой полковник Гулям Джейлани Хан.

Согласно заслуживающей доверия информации, полученной из правительственных источников, противник имеет намерение осуществить в середине зимы широкомасштабное наступление на Кухестан, Джабаль ус-Сарадж, Чарикар и Панджшер. Согласно поступившему рапорту, оба наступления (на севере страны и на Панджшер) будут осуществляться одновременно. Для отражения наступления и оказания достойного противодействия необходимо предпринять следующие меры:

1.    Прежде всего, прекратить междоусобицу с другими партиями и установить между ними мир.
2.    Если это будет возможно, создать совместно с другими партиями Объединенный военный совет и учредить под руководством господина полковника Высший военный совет с тем, чтобы во время наступления врага на районы, прилегающие к Кухестану, Каписе, Джабаль ус-Сараджу и Чарикару, которые попадут в кольцо окружения врага, управление сопротивлением велось из одних рук. Было бы целесообразно, чтобы члены военного совета лично ознакомились с пунктами управления в Каписе и Парване.
3.    Устаду Хайятулле Хану вменяется в обязанность во время начала наступления в районах Ашаба (район на входе в ущелье Горбанд — сноска из текста) и Аурати (кишлак в предгорье Южного Саланга — сноска из текста) подготовить дополнительные укрепления для контратаки во время отступления, а также укрытия для беженцев из районов боевых действий по пути их передвижения.
4.    Военные действия должны быть построены таким образом, чтобы внутри кольца вражеского наступления осуществлялась активная оборона, а из районов Ашаба, Шакаль-конда (кишлак между Аурати и Ашабой — сноска из текста), Санджин и Пульгин, находящихся вне зоны этого кольца, напасть на врага с тыла.
5.    Для координации боевых действий внутри кольца окружения, а также осуществления связи между силами внутри кольца и горными укрепрайонами мы готовы поставить нашим братьям необходимые средства связи.
6.    Для немедленного снабжения групп полковнику надлежит отправиться в Пешавар во главе делегации, лично заказать и получить у ИОА все необходимое, а также доставить полученное лошадьми и караванами в нуждающиеся районы. Или же распределить между различными группами боевиков в Пешаваре.
7.    Что касается визита уважаемого господина полковника в Пешавар. Уже давно готово соответствующее послание Северного дафтара, скрепленное подписями Карабек Хана, Шамсутдин Хана, Насратуллы Хана, маулави Сахеба Гуляма. Полковник должен взять его с собой.

Согласно этому документу, для Северной долины (входа) необходимо потребовать следующее:

1.    РС — 300 штук.
2.    Патроны к Калашникову — 100 тысяч штук.
3.    Патроны в обоймах по 11 штук — 50 тысяч штук.
4.    Противотанковые мины — 300 штук.
5.    Ракетные установки — 15 штук.

Для укрепрайонов необходимо следующее:

6.    Безоткатные оружия — 3 штуки.
7.    Мины к безоткатным орудиям — 100 штук.
8.    Минометы — 3 штуки.
9.    Мины к минометам — 200 штук.
10.    ДШК — 6 штук.
11.    Патроны к ДШК — 20 тысяч штук.
12.    Ракетные установки — 3 штуки.
13.    Боеприпасы к ним — 100 штук.

Сопровождающие полковника люди будут выбраны, исходя из рекомендаций полевых командиров. Попросите в Пешаваре также радиостанции. Если таковых не добудете — мы достанем их сами. С целью создания складов и запасов в укрепрайонах испросите у Пешавара достаточные финансовые средства. Ещё до того, как необходимые средства поступят из Пешавара, всеми доступными средствами создавайте склады и запасы в районах Санджин, Барлакин, Малькъяр, Ашаба и Шакаль-конда.

Комитет Джихада призывает:

При помощи листовок оповестить все население о зимнем наступлении врага и просить людей укрепить свой дух посещением мечетей и молитвой. Необходимо призвать народ к сплочению и оказанию сопротивления. В листовках должно быть подчеркнуто, что мы — сторонники устранения напряженной ситуации. Призовите людей к созданию необходимых запасов и снабжению районов. До осуществления врагом задуманного наступления устраните в своих рядах ненадежные элементы и уничтожьте группы сопротивления, имеющиеся со всех 4-х сторон.

Если, вдруг, людей, посланных в Пешавар для осуществления снабжения будет недостаточно, изложите ваши соображения на этот счет в письме и укажите мне имена людей, которых вы намереваетесь послать туда дополнительно с тем, чтобы я снабдил их рекомендательными письмами.

                                                                                                                 С уважением, Масуд
                                                                                              19.08.1361 (11 ноября 1982 года)


























































































































































































Письма Ахмад Шаха Масуда

Письмо 4

Во имя Аллаха
Исламское Общество Афганистана
отделение провинции Парван


Дорогой друг, инженер Исхак, шлю Вам пожелания крепкого здоровья и процветания. Я слышал, Вы благополучно вернулись из Саудовской Аравии. Надеюсь, путешествие было приятным и очищающим. Ваши панджшерские братья так же как прежде воюют и разрабатывают подходы к врагу. Силы русских и правительственных войск численностью до 5 тысяч человек сконцентрированы в районах Руха и Анава. Они также оседлали с двух сторон дорогу Руха-Гульбахор. Боевые действия начинаются с рассветом и продолжаются до позднего вечера.

Нехватка продуктов питания, холод и снег, отсутствие теплой одежды и обуви, перекрытие дорог в Андарабе и Кухестане, непоставка русских пулеметов в шесть воюющих под командованием полевых штабов районов и в уже освобожденные районы, трудности с доставкой продовольствия к линии боевых действий поставили нас в крайне затруднительное положение. Когда ситуация была лучше, и мы ещё могли за деньги закупить продовольствие, для нас не нашлось финансовых средств. Сейчас уже нет ни денег, ни товаров, да это уже и не имеет решающего значения, так как вот уже месяц движение по дороге в Андараб перекрыто, и в дуканах просто нечего продавать и покупать. Цена пшеницы достигает 260 афгани за сир (7 кг), риса — 450 афгани, соли — 320 афгани, дизтоплива — 700 афгани за канистру, сахарного песка — 600 афгани за сир. Но даже и эти огромные цены существуют лишь на словах. На рынках ничто не продается и не покупается.

В то же время дневные потребности только одного полевого штаба в Чамальварде составляют двадцать сиров пшеницы, в пяти других районах дневная норма в среднем колеблется от восьми до десяти сиров. Я вынужден был собрать всю пшеницу из районов Дара и Парьян и послать её в районы боевых действий. Несколько дней тому назад в течение недели бойцы из Чамальварды питались лишь тремя картофелинами в день. Положение беженцев и людей, лишившихся крова, которые отошли в северные районы, настолько тяжелое, что у них нет даже и этого. Экономическое положение в семьях моджахедов также катастрофическое. Рядом со мной находятся сотни больных, большинство из которых — моджахеды. Все хотят оставить поле боя и сменить тоску боевых позиций на Иран или Пакистан, чтобы заработать там на кусок хлеба. Такое бедственное положение моджахедов в несколько раз усугубляется снегопадами, невиданным доселе количеством простудных заболеваний, отсутствием теплой одежды и обуви. Большинство моджахедов отдают свою обувь и одежду тем, кто меняет их на боевых позициях.

Бесчеловечный враг не дает нам передышки ни на сутки и продолжает каждый день вести боевые действия. При этом страшном холоде дети и женщины вынуждены с рассветом уходить и скрываться в горах, а возвращаться к родным очагам только с наступлением ночи.

Я несколько раз посылал в Андараб своих людей с тем, чтобы договориться об открытии дороги на Хавак, но другие «исламские партии», среди которых нет настоящих мусульман, не снизошли до наших просьб. Наоборот, они только усугубляют наше бедственное положение, требуя у обездоленных, голодных и несчастных людей деньги за мыло и спички. В районе Поле Хэсар (район уезда Андараб, где базировались отряды ИПА Гульбетдина Хекматиара — сноска из текста) они издевались над панджшерцами и каждого из них на несколько дней сажали в тюрьму. Доставка к нам товаров из Пешавара не может быть осуществлена в связи с блокированием дороги в Саидхейле (район провинции Парван — сноска из текста).

После неоднократного проведения переговоров с исламскими партиями я вынужденно предложил им перемирие и разоружение в районе Пишгор. Если Господь будет милостив, в один из дней это случится. Все отряды в этом районе замирятся вместо того, чтобы проливать реки крови и увечить людей. Но, если дорога не будет открыта, я буду воевать уже не с русскими, а с другими исламскими партиями.

На фоне огромных потерь в живой силе и экономического ущерба, который претерпел народ Панджшера, я изыскал возможность для того, чтобы послать группу молодежи на учебу в Пешавар, а другую молодежную группу — для работы за рубежом (в Пакистан). На тот момент времени это было единственно верным шагом для того, чтобы укрепить сердца людей и устранить упаднические настроения (требования о том, чтобы сдаться врагу). Однако, мы уже долгое время не можем получить вестей о том, дошли ли эти люди до Пешавара. Пока что никто из них назад не возвратился. Но мы были и остаемся уверенными в том, что Вы сможете разрешить эту проблему. (За тот период времени, что Вы были в Саудовской Аравии, я написал Вам об этом несколько писем). Не умолчу о том, что жду от Вас содействия, если такие условия имеются, в обустройстве людей за рубежом. Людей, видевших боль и страдания, тех, кого выбирали в районах, и которые имеют письма прямо из центра.

Вопрос, который меня чрезвычайно беспокоит — это зимнее наступление врага и, в частности, начало месяца Хамаля нового года (конец марта 1982 года). Если Бог, видя положение, в котором мы находимся, не захочет предотвратить новое наступление врага в первых числах нового года (а я с большой долей уверенности могу сказать, что таковое будет), какое будущее ждет мой народ, и что будут делать моджахеды? Это условия, которые мы терпим. Лишь в его воле это предотвратить, так как сделать что-то ещё уже выше ограниченных человеческих сил.

Уверен, что Вы предпримите шаги по устранению наших трудностей в той мере, в которой сочтете нужным. У нас не одна и не две проблемы, чтобы я давал вам свои рекомендации, что и как делать.

Несколько дней тому назад здесь был один французский журналист, брал у меня интервью. Я подспудно чувствую, что у него недоброе сердце, и что он исполнял чью-то волю. Интервью, на мой взгляд, будет враждебным по характеру, и эта враждебность усилится в несколько раз, когда его опубликуют в Пешаваре. Я думаю, что будет лучше, если это интервью не будет опубликовано.

Пожалуйста, напишите мне о Вашем опыте общения с иностранцами и особенно с журналистами. Если не будет затруднительно, напишите мне о Саудовской Аравии, а также о том, что думают люди в этой стране по поводу нашей борьбы и фронта. Буду Вам чрезвычайно признателен.

                                                                                                                 С уважением, Масуд
                                                                                            02.10.1361 (24 декабря 1982 года)



















Советские пленные/моджахеды в кишлаке Париан (Панджшер), 1987.


























































































































































































КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ ПАНДШЕРСКОГО ЛЬВА...

Родился в таджикском кишлаке Джагалак к северу от Кабула в семье полковника королевской полиции Доста Мухаммад Хана. Учился в кабульском лицее Эстегляль (на фарси - Независимость). В 1970 г., в 17 лет Ахмад Шах взял себе псевдоним Масуд (счастливый). В 1973 г. поступил в Кабульский политехнический институт на факультет строительства и архитектуры. Масуд в 1988 г. женился на дочери своего ближайшего помощника. От брака родилось 6 детей, включая одного сына Ахмада, который учился в иранском городе Мешхед. После переворота принца Дауда в 1973 г. эммигрировал в пакистанский Пешавар, где присоединился к исламской оппозиции, возглавляемой Раббани. В 1975 г. принял участие в безуспешном Пандшерском восстании против диктатуры Дауда. Ахмад Шах, раненый в ногу, скрылся в кукурузном поле и с Божьей помощью избежал ареста – солдаты прошли буквально рядом с ним.

Газий Афганско-советской войны 1979-1989. Против него советские войска предпринимали 9 военных операций. Под командованием Ахмад Шаха Масуда, муджахиды полностью разбили 4 корпуса войск специального назначения СССР. Известен тем, что единственным из командиров муджахидов согласился в 1982 г. (при правлении Андропова) на перемирие с советским командованием. После окончания войны, вместе с Раббани возглавлял партию "Исламское общество Афганистана". После вывода советской армии из Афганистана в 1989 г. возглавил фактически независимый, населённый таджиками в 2,5 млн., северо-восточный регион Афганистана (провинции Павран, Тахар, Баглан, Бадахшан) со столицей в Талукане, прозванный «Масудистаном», который имел собственное правительство, деньги и хорошо вооружённую армию численностью до 60 тыс. человек. В 1992 г. армии Масуда и Дустума заняли Кабул и свергли коммунистическое правительство Наджибуллы, а Масуд стал министром обороны. В январе 1994 г. Гульбеддин Хикматияр в альянсе с генералом Дустумом начал военное противоборство с Ахмад Шахом Масудом за контроль над Кабулом. В результате артиллерийских обстрелов столицы, погибло около 4 тыс. мирных жителей. После захвата талибами центральной власти в Афганистане в 1996 г. «Масудистан» возродился и вошёл в состав Северного альянса, который возглавил Масуд. 9 сентября 2001 г. на Масуда было совершено покушение во время интервью. Террористы-смертники выдавали себя за журналистов, спрятав взрывчатку в видеокамеру. Ахмад Шах Масуд скончался от ран 15 сентября, рахматуллахи алейх. Вскоре в результате наступления Северного альянса и так называемой "контр. террористической" операции США и союзников власть талибов в Афганистане окончилась, а «Масудистан» прекратил свое существование.

Численность армии пандшерского льва:

1980 -менее 1 тыс. муджахидов;
1981 -2200 муджахидов;
1984 -5000 муджахидов;
1989 -13 тыс. муджахидов;
1996 -60 тыс. муджахидов.

Тактика и стратегия боевых действий Ахмада Шах Масуда являлись очень эффективным сочетанием традиционных афганских методов вооружённой борьбы и партизанской войны, которые он подчерпнул из трудов Мао Цзэдуна и Че Гевары. Неграмотность считал недостатком и всем советовал усиленно учиться. Был любопытен, любил слушать знатоков и ученых, не уставал от вопросов. Был очень мыслящим человеком, никогда не мог ничего принимать, не убедив себя в необходимости принятия решения. Был внимателен, ничего мимо взгляда не пропускал, не любил преувеличение и суеверие, и обладателей таких черт характера всегда в беседе ставил в неловкое положение. Был способен предрасполагать к себе собеседника. В любом обществе его присутствие сразу чувствовалось, при этом с ним было легко общаться без всякого дискомфорта. Не любил протокольность при общении, ценил воспитанность в любом обществе – будь оно городским иль провинциальным. Соблюдал правила поведения – это бросалось в глаза при первой встрече. Любил читать – всегда при себе имел книгу. Владел 12-ю языками, среди них: арабский, фарси, дари, пуштунский, урду и титульные европейские языки, в том числе и русский.

Размышления о пандшерском льве...

Таким был Ахмад Шах Масуд, рахматуллахи алейх, глубоко верующим, добрым, вежливым, очень образованным и культурным человеком, львиной отваги и железной воли! Его жизненный путь является символом того, каким должен быть настоящий мужчина-муслим. Он своими деяниями, в первую очередь своим личным примером, своим поведением, учил, наставлял  окружающих, как правильно вести себя, верно жить. Вспоминается такой эпизод из его жизни:

Скрытая камера некоего иностранного журналиста запечатлела кадр - Ахмад Шах Масуд, увидя, как, какой-то мужчина на улице поднял руку на своих беззащитных жен и совершенно чудовищным образом избивает их, мгновенно оказавшись рядом, нанес ему громкую затрещину. Тот сказал:
- Это мои жены! - на что, он ответил:
- Они твои жены, но они также мои сестры и создания Аллаха и посланник Аллаха С.А.С. будет против тебя, если не исправишься!

Ахмада Шаха Масуда злобно ненавидели при жизни, много ругают и после его смерти, всячески стараются дикредитировать память о нем в сердцах людей. Каждый человек, уйдя из мира сего, забирает с собою лишь свои деяния. И именно по ним объективно необходимо говорить о человеке. О худом же, свершенным человеком, более об ушедшем, правоверному следует помолчать. За спиной злословить, есть "поедание" человеческого мяса, как не раз предупреждал посланник Аллаха Мухаммад С.А.С., т.е. по греховности, мерзости своей данное злодеяние равнозначно каннибализму пред Ликом Божьим, Свят Он и Велик! В чем же суть, главная "статья обвинения" против Ахмад Шаха? А на самом же деле злобной клеветы против него. Это то, что он "сражался" против мусульман, имеется в виду талибов. А спрашивается, они не сражались против него?! Я очень люблю героический народ Афганистана, единый и неделимый! Но, к сожалению, его разрывают на части представители своего же народа, поддавшись сатанинскому влиянию недоброжелаетелей Афганистана и всех мусульман. Дьявольские режимы европейских стран во главе с США, управляемых масонами, "бывших" метрополий - вот, кто мутит повсеместно воду на планете Земля, сталкивая лбы, насаждая рознь на религиозной, национальной, рассовой, социальной, любых других почвах! А глупым головам не дано верное понимание, вникновение в суть, взгляд в корень происходящего. Подавляющее большинство людей обладают синтезирующим сознанием, т.е. что дали, то взял, лишь малая часть, единичные люди обладают аналитическим сознанием.

Главные причины проблемы братоубийственной войны в Афганистане, также и в соседнем Пакистане, сидят именно в противоправной, человеконенавистнической деятельности иностранных спец.служб. Повсеместное выдавание лжи за правду, а правды за ложь есть один из главных признаков приближения Судного Дня. Но, конечно же, этим безбожникам и беззаконникам на сие глубоко плевать. Когда они прозреют, для них уже будет слишком поздно. А пока же, живя здесь, они не веря ни в Бога, растаптывая все человеческие качества, служат денно и нощно сатане. Сегодня многие злобно клевещут на мою религию, что мол мусульмане террористы-головорезы. Вы ни фига не знаете ни о исламе, ни о мусульманах! Узнаете же лишь тогда, когда паршивые душонки ваши будут вырванны из тел архангелом смерти, да приветствует его Аллах! Ахмад Шах Масуд - единственный из вождей муджахидов, кто не опорочил свое имя позором наркоторговли! Дорогой и бесценный Ахмад Шах Масуд! Множество врагов Ислама мечтало убить его. Но кроме них, врагов у него хватало и внутри, посреди своих, тех, кто называет себя мусульманами. Тех зомбированных субъектов с промытыми мозгами от басен их лицемеров-предводителей, лижущих стопы западным державам. Вот как погубило его ЦРУ - служба разведки США, руками тех, кто называются лишь мусульманами! США боялось и боится превращения Афганистана в мощную страну. А таковой эту страну мог сделать с помощью Аллаха, лишь Его верный раб - Ахмад Шах Масуд, рахматуллахи алейх. Враги ваши не тупы и они видят тех, кто обладает потенциалом возрождения Халифата. И им нет необходимости даже самим уничтожать наших братьев и сестер, они с легкостью будут использовать глупцов из числа нас.

Образумиться следует! Уже у глотки вашей стоит нож! Будь прокляты те, кто поднял на Ахмад Шаха Масуда руку, АМИН!
_____________________
Пс. Не могут не течь у меня слезы от скорби по нему. Да вознаградит Аллах тебя старший брат вечным блаженством в Раю, АМИН! И да здравствует героический народ Афганистана и именно НАРОД Афганистана!!! Целый и неделимый ни на какие нации!!! Поистине посреди искренних мусульман нет ни расс, ни наций, ни племен, ни богатых, ни бедных ни прочее. Каждый мусульманин(ка) брат(сестра) другому мусульманину(ке)! Я полу лакец, полу даргинец, родом из Дагестана, НО! и таджики, и узбеки, и пуштуны, и белуджи, и все остальные являются мне кровными братьями и сестрами. Они все составляют - ЕДИНЫЙ И НЕДЕЛИМЫЙ НАРОДЫ АФГАНИСТАНА И ПАКИСТАНА - РОДИНЫ БЕССМЕРТНЫХ ГЕРОЕВ!

Посвящается героическим народам Афганистана и Пакистана, За Единую страну, вместе и навеки!!!

                                                                                                                      Исмаил Кадыров






















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 2824 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1



Простыми словами о простых вещах.

Фирсов Антон


Осень 1987 – весна 1988 г.

События разных сроков давности, сжатые в несколько дней.


 День первый.

 Странно как-то. Вылетали из Союза – был ясный солнечный день. Садимся в Кабуле – ночь на дворе. Оглядываюсь по сторонам – горы…горы…горы…Аэропорт в Кабуле будто опоясан ими  – оттого и темнота тут наступает мгновенно – словно кто-то шапкой накрывает солнце. Крики начинаются «не отходя от трапа». Нас пинками как стадо баранов гонят со взлетки. Да уж… нам тут.. рады.

- Бегом, уроды.

Дальше палаточный городок и недолгое ожидание перед дальнейшим распределением.

- Строиться, духи. (Духи – это мы. Кстати)

Выкрикиваются фамилии. Военнослужащий, услышав свою фамилию, громко и чётко отвечает – Я!( Из Устава) . – И бегом несется к офицеру – «покупателю», в руках которого его личное дело и дальнейшая судьба.

Кабул – Баграм.

Транспортник времен второй мировой. Никогда бы не догадался, что эта штука может летать. Солдатики рассаживаются на железных скамейках вдоль бортов. Под каждым – парашют. Проходящий мимо офицер деловито защелкивает каждого карабином к тросу над головой.

- Слушать сюда, уроды. Если услышите взрыв  – все дружно встаете и идете прямо в …задницу. Вопросы есть?

- Есть. Товарищ….(звездочек не видно. Как обращаться – не ясно) Скажите, а дергать за что?

- За уши себя дерни, баран.

Потом оглядывает притихших интернационалистов и вещает : - Поднимемся на восемь тыщ… Всем одеть кислородные маски. - И скрывается за дверью в кабину.

Мы взлетаем. С трудом борюсь с накатившей тошнотой. Так. Вроде отпустило. И вот тут мы наверное поднимаемся на эти самые «восемь тыщ». Голову словно разрывает изнутри. Боль такая, что хочется кричать. В принципе можно – гул стоит такой, что все равно никто не услышит. Некоторое время я держусь. Просто сижу, закрыв глаза. Потом обхватываю голову руками и начинаю мычать что-то нечленораздельное. Пусть на меня смотрят. Пусть считают кем угодно. Мне уже все равно. Нет. Вру. Все-таки не все  равно. Осторожно открываю один глаз и осматриваюсь. Уф. Даже полегче стало. Я не один такой неженка. Половина из нас затылком о борта самолета бьется. а вот мой сосед слева за происходящее не реагирует. Сознание потерял. Везет ему…

Три дня потом уши  заложены. Приходится обо всем переспрашивать и получать оплеухи  «за непонятливость».

Баграм. Очередная пересылка. Сидим на вещмешках. Ждем. Привыкаем. Нас делят и отправляют по разным местам службы. Как правило это происходит так – пулей подлетает офицер, выкрикивает несколько фамилий и вот нас на несколько человек меньше.

- Курить есть?

Рядом тип в выцветших штанах и голый по пояс ковыряется в моторе грузовика. Солдат что ли? Вот это да…Сигарета помогает завязать разговор. Основные вопросы. Как тут «вообще»? И как попасть служить вместе.

- Тут вообще спокойно, - с достоинством раскуривая сигарету отвечает солдат, - пару раз местные из кишлака выступали – ну дали им люлей…а вместе…(он обращается к другому солдату, в более чистой форме) – Глянь….  Вместе служить хотят.

- Земляки, что ль? – лениво сплюнув, отвечает тот.

- Нет. Просто побратались.

Подумав минуту, солдат показывает пальцем на высокого усатого прапорщика, который с кем-то ругается возле грузовиков.

- К Алексеичу подойди.

Мы совещаемся, кто из нас пойдет к «Алексеичу».  Видя наше замешательство, к Алексеичу отправляется полуголый солдат, стрельнув у нас еще одну сигарету. Издалека мы с волнением прислушиваемся к разговору. Разговор краток. Прапорщик коротко отвечает полуголому куда он может засунуть свою просьбу и продолжает ругаться.
 
Джабаль – ус – Сарадж. Наше предпоследнее распределение. Отсюда нас или раскидают по заставам или оставят служить прямо здесь.  Оказывается, вышел такой приказ (или распоряжение) – организовать для молодого пополнения из Союза сборы, на которых в течение месяца проводить занятия и инструктажи на тему «как себя вести».(цитата)  Да только вот беда – кто конкретно должен этим заниматься - в приказе не отражено. А народ тут в основном  занятой. И некогда тут никому с духами возиться. (Напомню, духи – это мы). Впрочем, занятия проводят. Разложили на брезенте все виды мин, встречающихся в окрестностях. Объяснили степень смертоносности.

«Вот эта – желтая – итальянская. Их на дороге закладывают. БТР, когда на нее попадает, всеми колесами от земли отрывается. Тут еще повезти может. А вот если на гусеницах на такую нарваться – туши свет. А это – лягушка. Убить не убьет, а покалечит запросто. Ногу там оторвет.. или еще что.. в общем, как повезет».

Стало намного легче жить.

А сейчас мы, построенные в колонну по одному, идет мимо другого куска брезента. На нем лежат два растерзанных тела, которые еще пару дней назад были солдатами советской армии. Вроде нас. Нам наглядно демонстрируют, какая судьба ожидает тех, кто по неосторожности попадется в руки к местному населению. Мы движемся  медленно, будто очередь в  Мавзолей. Рядом на ящике из под снарядов сидит запыленный офицер. Он пьян и циничен.

- Смотреть во все глаза, уроды. Ваши мамки-то в Союзе, небось, гордятся. Он ведь в Афгане геройствует, мой Ашотик,…мой Айратик…мой Васенька…вот…любуйтесь теперь на эти рожи геройские.

Некоторые проворно выскакивают из колонны. Их рвет тут же. На песок. Таких офицер оставляет рядом с собой. Они потом помогут отнести брезент. И то, что осталось от ребят.

Или или ….лама савиахили…(Господи… Господи… почему ты оставил меня?)

 
День Второй.

 Груммм….Грррррууумм….Гррррумм

Звук сапог, топчущих утоптанный песок.

Звяк…Звяк…Звяк…

В котелках, которые мы несем в руках елозят в такт нашей ходьбе металлические ложки.

- Песню! Запе! Вай!!!

- Не плачь, Маруся – дааарааааагааааяяяяя!!!!! Не забывааааааай моей ты ласки!!!

Голосит, срывая голос, запевала.

- А может быть! В последний раз! Я вижу гааааааалубыыыыые глазки!

Подхватываем мы. Песню исполняют только духи (это мы). Но орать (я извиняюсь – петь) мы должны так, чтобы слышно было всем – развед.рота идет на завтрак. Будем плохо петь – после завтрака нас «построят» в умывальнике. Впрочем, нас и так построят. Пока только не ясно – за что. Не беда. Еще объяснят.

В пяти шагах сзади от строя (в авангарде, значит) один из духов тащит большой термос с горячим чаем. На завтрак тут дают кофе. Кстати, довольно неплохой по армейским меркам. И очень щедро сдобренный сгущенкой. Настолько щедро, что каждую ночь кто-нибудь из нас приходит на кухню и изымает «излишки». Отдают безропотно. С нами тут не спешат связываться. Нет пока в русском языке слова «отморозки». А жаль. К нам бы оно подошло.

- Рота, стой.

Останавливаемся возле пекарни. Это соседний со столовой ангар. Один из черпаков (солдат на полгода старше меня призывом) подходит к двери и по-хозяйски стучит.

- Кто? – недовольный голос из-за двери.

- Открывай - увидишь

Ну, конечно. Как я мог забыть. Вчера ночью Самару послали за свежим хлебом. (Отвлекусь на минуту и объясню. Самара – это не девушка. Просто для удобства пользования деды имен нам пока не дают. Чтоб не обременять себя лишней информацией. Проще именовать нас по названию городов, оттуда мы призывались. Или регионов. Или республик. Я, например, - Москва. Просто и непритязательно, как все гениальное). Хлеба Самаре не дали, зато щедро навешали по ушам и посулили еще больше, если заявится еще раз. Обижать духов из развед.роты нельзя никому. Кроме, соответственно, старослужащих из упомянутой роты. Это известно всем. А тем кто об этом забывает следует напоминать. Время от времени.

Звякает щеколда, дверь открывается. Черпак (солдат, прослуживший в армии год) резко дергает ее на себя и изнутри буквально вываливается наружу пекарь в своем белом пекарском одеянии. Увидев суровые лица, не сулящие ему ничего хорошего, он тихо ахает и исчезает внутри ангара.

- Рота, за мной, - командует зам. ком. первого взвода. Все до одного (не исключая и человека с термосом) мы заходим внутрь. Здесь вкусно пахнет и много мучной пыли. Наш командир подзывает к себе старшего по пекарне и о чем-то разговаривает с ним вполголоса. А тем временем мы просто бьем всех, кто попадется под руку. Процесс занимает около пяти минут. На прощание старшего пекаря хлопают по плечу, и инцидент считается исчерпанным.

Завтрак протекает в теплой дружественной обстановке. Из термоса в подставленные кружки льется крепкий горячий чай. Дедам – 6 кусков сахара. Черпакам – по 4. Нам по молодости службы положено 2. Но мы предусмотрительно пьем несладкий. Вдруг кто-то захочет еще кружечку? Не будет сахара – после завтрака нас построят. Впрочем, нас и так построят. Пока только не знаю за что.

Грруммм…грум…грумммм..

Возвращаемся назад.

- Где бронепоезд не пройдееет!! Не пролетит стальная птица!!!

Угрюмый танк! Не проползет! Везде разведка праааааасачится!!!

- Вольно. Разойдись.

- Духи, в умывальник. (Ну? Что я говорил?)

наш барак построен на склоне горы. Ну, рельеф там такой – мало ровного места. С одной стороны – вход в рем. роту. С другой стороны – апартаменты разведчиков. В нашу сторону спуск. Из-за этого в наше расположение надо подниматься по лестнице, а под этой самой лестницей и расположен туалет и по совместительству умывальник.

Перед строем молодых стоит мрачного вида старослужащий. В своей кружке перед завтраком он обнаружил маленькое пятно. Это факт взволновал его и расстроил.

- Знаете, уроды, что это такое?

Он демонстрирует всем источник заразы.

- Это тиф… гепатит… малярия

С каждым названием болезни он сильно бьет кружкой по лбу очередного духа. Прислушавшись, он с удивлением обнаруживает, что удары по лбам имеют разные степени тональности. Это слегка повышает его настроение. И уж совсем развеселяясь, он пытается сыграть на наших головах мелодию «вечерний звон», изменяя зону удара от макушки до лба. Нас отпускают, взяв клятвенное обещание впредь относиться к гигиене более трепетно.

Несколько минут на перекур. Я не курю, но из расположения все равно выскальзываю, чтобы лишний раз не маячить на глазах у дедов.

- Здоров…

- Привет

Мимо нашего барака идет мой друг по учебке – Лёха. Полгода наши койки стояли рядом. И долгий инвариантный путь от Ашхабада до Джабаля мы прошли вместе. Лёху распределили в комендантский взвод. Командир взвода – его земляк. Из Запорожья. Как, собственно, и весь остальной личный состав подразделения. В полку их называют «казаки». Сутки у Лехи караул перед знаменем полка. Сутки ему на отдых от караула. Сутки он дневальный по взводу. Потом снова сутки на сон. Так и идет его служба, разделенная на четыре отрезка, словно временной календарный цикл. Дедовщины во взводе нет. За этим зорко следит Лехин начальник. Не служба – мёд. И Лехе передо мной стыдно. Не знаю, правда, почему. Но чувствую я его неловкость в отношении меня. Из –за нее он и навещать меня в роту приходит все реже и  реже. Пара общих фраз и вот мой бывший лучший друг и сосед по койкам отправляется к себе во взвод – он сегодня в наряде.

 Рота, строиться.

Перед строем, заложив руки за спину на манер гимназического учителя ходит наш ротный старшина. Он сам из Прибалтики, фамилия у него трудная в произношении и мы называем его коротко – «Лабус». Несколько общих фраз, касающихся дальнейшего распорядка дня. Технари – в парк. Готовить машины к завтрашнему выезду. Их отпускают сразу же и строй заметно редеет.

-Да…, - оживляется старшина, - хорошая новость. В нашей роте появилась роженица. Сержант, выйти из строя.

Я делаю два шага вперед и по команде поворачиваюсь кругом.

- Вчера вечером сержант зашел в каптерку за всякой мелочовкой …тряпками там….не помню… а на выходе, гляжу, потолстел наш сержантик. А поскольку я в такие чудеса не верю – решил его обыскать.  Оказалось, что кроме тряпок он прихватил с собой пару банок тушенки и паштета.

Прапорщик останавливается в шаге от меня и вдруг орет так, что у меня звенит в ушах

- Да я тебя на тумбочке сгною, урод, ты меня понял? Чего молчишь, а?

- Есть сгнить, - браво отвечаю я, глядя невидящим взглядом перед собой.

Пословицу знаешь? На гражданке – вор, в армии – разведчик. Тащи все что плохо лежит – обязательно пригодится. Причем стащить что-то из каптерки у старшины – святое дело. И прапорщик это сам понимает. И орет он на меня  не потому, что я хотел что-то украсть. Нет. Потому, что попался.

- Вечером зайдешь ко мне, - напоследок говорит старшина, и я  встаю в строй.

Сейчас мы чистим оружие. Своего за нами пока не закрепили. Чистим оружие своих боевых товарищей. В смысле дедов. Изредка, кого-нибудь из нас посылают с небольшими поручениями. Это нормально.

- Слышь, Москва…

Кто-то из дедов манит меня пальцем. Я откладываю недочищенный автомат и подхожу.

- Садись.

Я сажусь.

- Кузьминки, это где?

- В Москве.

- Тьфу…

Дедушка высказывает явное недовольство полетом моей мысли.

- Знаю, что в Москве. Ты мне конкретней скажи. Это далеко?

- От меня?

-Тьфу… (нарастает глухое раздражение) Да ты-то  мне зачем нужен, урод. (Как же тут любят слово «урод». Уму не постижимо).Это вообще ну…окраина…или центр?

- Пять остановок на метро до Кремля, - подумав, отвечаю я.

Дед одобрительно качает головой. Кузьминки ему уже нравятся. Заочно. Он демонстрирует мне лист бумаги, исписанный ровным мелким почерком.

- Девушка оттуда мне пишет, - объясняет он, излучая гордость, - любит меня.

- От всей души поздравляю вас, товарищ сержант, - не могу удержаться я и сразу  получаю удар по уху. Блин…сколько раз девал себе зарок…Язык мой – враг мой.

- Ты сколько служишь, душара, - голос деда похож на шипение змеи. У него аж руки трясутся. Хорошо, что его сейчас девушка из Кузьминок не видит.

- Пять минут с вертушки, - заученно отвечаю я .

- И уже опух? - дед внимательно смотрит на меня, потом зевает и говорит: - Разбудишь меня ночью. Часика в два. А теперь вали отсюда.

И я возвращаюсь к чистке оружия.

Вечер. Отсюда открывается неплохой вид. Жаль, что я не художник. Но все равно красиво. С одной стороны – высокая горная цепь. С другой – далеко внизу знаменитая Чарикарская зеленка. И, конечно, Саланг. Красота. Жаль, что фотографии не сделать.

Высоко в небе плывет самолет. Мы все с завистью провожаем его глазами – интересно, домой он или из дома?
Где-то в глубине зеленки вдруг вспыхивает яркая точка. Похожая на электросварку. А спустя некоторое время на самолете возникает сноп пламени. Уже через несколько  секунд огонь  охватывает весь самолет, и он начинает падать вниз, оставляя за собой густой шлейф черного дыма. В вечернем небе начинает маячить маленькое белое пятнышко – это раскрылся парашют. К нему сразу же с разных концов зеленки начинает тянуться хищная алая паутина трассирующих пуль. Те из наших дедов, кто вместе со мной наблюдал за этой картиной, уже сломя голову несутся в оружейку. А для остальных через минуту на балкон выскакивает дежурный по роте и истошно орет

- Разведрота, на выезд!

Технари уже несутся в парк к машинам. Через три минуты они должны быть на ближнем КПП. А на улицу по лестнице со второго этажа уже как горох сыплются экипажи, на ходу одевая боекомплекты. Летуна в зеленке оставлять нельзя. Вытаскивать его надо. Живого или мертвого.

Или или….лама савиахили..

 
День Третий.

 Сегодня в роте праздник. За молодыми закрепляют оружие. Говорят, что традиция вручать духам автоматы в торжественной обстановке уходит корнями куда-то в самые истоки. Мне эта традиция нравится. Есть в ней что-то от древней воинской славы нашего Отечества. Мы построены отдельно от остальной роты. Ротный выкрикивает наши фамилии по списку и под троекратное «ура» остального личного состава нам вручают боевые единицы. Все. Мы – полноценные солдаты. И можем «ходить на боевые». Странно. Автоматы закончились, а фамилия моя не прозвучала.  А…все ясно. Мне достается СВД. Просто на столе она не лежала, а стояла рядом. Вот я на нее внимания и не обратил. Ротный с кривой ухмылкой перехватывает ее за цевье и протягивает мне

- Владей.

Я трясущимися руками принимаю драгоценную ношу и возвращаюсь в строй.

- Вольно. Разойдись.

Нам жмут руки и хлопают по плечам. Где-то в глубине души начинает теплиться надежда – может быть и «духанке» нашей конец? Не. Это я погорячился.

Но сегодня праздник. Нас не трогают. Делают все, чтобы нам этот день запомнился с хорошей стороны. Так, собственно, и произошло. Идет разговор, понятный только посвященным.

- Стандартный лифчик тебе не подойдет – у тебя рожки другие. Потом подойдешь ко мне – я тебе дам штатовский. Хотел до дома оставить – для рыбалки. Ну, так уж и быть.

- Резинку на оптике  себе поменяй – отдача у нее сильная.

Я счастлив и горд. Я – солдат ограниченного контингента Советский войск в Афганистане. И мне только что дали добро «играть в войнушку». Процесс осознания придет позже. Много позже. Будут и ночные кошмары и прочее и прочее и прочее…. А сейчас я просто радуюсь. Я – солдат Советской Армии. Сейчас подпишу бирку со своей фамилией и торжественно приклею ее на железный ящик.

 По расположению полка шныряет зам.полит. Быстрый шаг чрезвычайно занятого человека. Целеустремленный взгляд. Сразу видно – офицер «перестроился».  Мы здесь, понимаете ли, не просто так. И советский воин – интернационалист это, прежде всего политически грамотный боец. На апрельском пленуме ЦК КПСС генеральный секретарь ком. партии М.С. Горбачев в частности заявил….

Надоело, блин…

- Товарищ подполковник, а насчет вывода пока ничего не слышно?

Зам.полит сплевывает на песок и взмахнув рукой шагает дальше. Ну, народец….Он им про то какие великие дела сейчас творятся, а они…все о себе…все о себе…

 Сегодня я в наряде на ближнем КПП. Это своего рода халява. Оказываешься на целые сутки оторванным от основной массы старослужащих. Состав наряда прост – один дед и двое молодых. Так служить, конечно, можно. Сейчас на дворе ночь и я в полной амуниции брожу взад – вперед перед опущенным шлакбаумом. Небо здесь настолько низкое, что кажется звезды цепляются за крыши бараков. А Млечный Путь? Нет….действительно жаль, что я не художник. Где-то вдалеке замаячил огонек сигареты. Я срываю с  плеча автомат и медленно отступаю в тень ближе к стене КПП. Постепенно в темноте сгущаются два силуэта. Так и есть. Направляются прямо сюда.

- Стой кто идет? Пароль – два.

Пароль на эти сутки – семь. Сколько будет от семи отнять два? Теперь если из темноты не закричат «пароль пять», я имею полное право пальнуть. Причем не в воздух. Но, слава Богу, прохожие умеют считать. Я слегка успокаиваюсь, но автомат на плечо не вешаю. Через десяток шагов тени попадают под луч прожектора, и я вздыхаю с облегчением – это начальник разведки и наш ротный переводчик.

- Здравия желаю, товарищ майор, -начинаю я, но тот делает знак, чтоб я замолчал.

- Вот что, боец, - он бросает на песок папиросу и тушит ее ботинком, - мы с Хамидовым сейчас на дальнее КПП и назад. А ты пока разбуди дежурного, пусть освободит нам комнату. К нам тут кое-кто подойти должен.

Они уходят, а я через дверь пытаюсь разбудить дежурного. Потом второго дневального. Ничего не получается. Вот ведь…проблема на пустом месте. От КПП – ни на шаг, а как до них достучаться? Не орать же на весь полк? И я, поминутно оглядываясь, подскакиваю к дежурному и начинаю трясти его за плечо.

- Миш….проснись, Миш…

Тот лениво открывает глаза.

- Чего еще, душара?

Я быстренько пересказываю ситуацию и убедившись, что услышан и понят, выскакиваю наружу. Вовремя. Где-то внизу на дальнем КПП уже видно какое-то копошение и скоро становится ясно, что к нам направляются три фигуры. Значит, майор, переводчик и наш тайный посетитель. Из КПП выходит дежурный. Поправляет на себе повязку и лениво буркает: - Воды дай. Я отцепляю от пояса фляжку и подаю ему. Он полощет рот, выплевывает воду и возвращает ее мне.

- Стойте здесь и молчите, - предупреждает он меня и второго дневального, который к этому времени вышел на воздух, на ходу застегивая бронежилет.

Фигуры приближаются.

- Крикни им.

Это дежурный мне.

Я послушно ору «Пароль один!» Из темноты мне в ответ звучит «Шесть!» Я отступаю в сторону.

- Товарищ майор, дежурный по КПП…

- Знаю, знаю. Сержант, погуляй пока здесь.

Дежурный чувствует себя уязвленным. Уж кто-кто, а он стоять ночью вне КПП с духами не должен. Он надувается и молчит.

Вот так сюрприз. Третья фигура закутана в паранджу. Мышкой она проскакивает внутрь и откидывает ее с головы назад, прежде чем Хамидов, заходящий последним, успевает закрыть дверь. Я краем глаза успеваю отметить, что никакая это не женщина. Под паранджой к нам в гости пришел какой-то грязный бородатый мужик с заискивающей улыбкой и бегающими глазками.

 Ближнее КПП….Дальнее КПП….Несколько рядов проволоки…Хаотично устроенное минное поле. Ну что-ж…С равнинной стороны все более – менее ясно. А вот та сторона расположения, что почти вплотную примыкает к горам – это постоянная потенциальная угроза безопасности. Тропинок полно. Опять же – господствующие высоты…. И на двух из них со времен обустройства нашего полка в Джабале расположены два выносных секрета – Гора Один и Гора Два. Две большие головные боли для бачей. Если с гор к расположению полка – то только через них. С умом люди подошли к обороне своих рубежей. Раз в неделю мы поднимаем на секреты еду. Взваливаем на себя мешки с рисом, коробки со сгущенкой, тушенкой, очищенным картофелем…. И если кто-то думает, что мы идем наверх без оружия, БК и бронежилетов, так он таки ошибается. Сколько же всего на мне навешено, когда я поднимаюсь на тысячу метров вверх? Никогда над этим не задумывался. Потому что и так знаю – полно. В колонну по одному, выдерживая медленный черепаший шаг (сам по себе изнурительный) мы начинаем подъем. После первой сотни шагов уже перехватывает дыхание, пот заливает глаза и едко щиплет кожу. Шаг. Еще шаг. Еще шаг. Останавливаться нельзя. Каждый третий шагает налегке – в смысле не тащит еду. Он зорко осматривается по сторонам. Так надо. Шаг. Еще шаг. Дыхание со свистом вырывается из перекошенного рта.

- Москва, дыши носом. Дыши носом. Что, урод, ноги слабые? Сегодня ночью будем тебя тренировать.

Шаг. Еще шаг. Еще шаг. Когда ж это кончится?

- Стоп, - говорят откуда-то сверху. И дальше по колонне как эхо летит – «стоп…стоп…стоп…»

Я уже давно не поднимаю головы. У меня на шее мешок с крупой, все свои силы я трачу на то, чтобы не поскользнуться и не упасть. Что там по сторонам? Это меня уже мало интересует. Мне б доползти до вершины без позора и скандала. А там…там точно не будет хуже, чем сейчас.

- Вперед, - раздается сверху и подъем возобновляется.

Все-таки не место красит человека, а человек красит место. Гора «Два» – самый яркий тому пример. Здесь люди изо всех сил борются за то, чтобы не потерять человеческий облик. Чистота. Порядок. У них даже баня есть! Серьезно! Вот это да!!!

Совсем другой жизненный настрой на Горе «Один». Оборванные грязные небритые бойцы. Лихорадочно горящие глаза. Принесенную нами еду, они измеряют количеством плана, который можно выручить за нее в соседнем кишлаке.

Или или…лама савиахили…

 
День Четвертый.

 Вот все у нас не как у людей. То есть мы всегда имеем хорошие задумки, но воплощаем их в жизнь с некоторыми ляпами. Почти всегда. Оказывается, мне положен наставник. То есть меня закрепили за определенным старослужащим, которому зам.полит роты категорически приказал отвечать на все дурацкие вопросы которые у меня могут возникнуть. Сама по себе идея неплоха. Но в дело вмешивается партийная ячейка полка и начинает эту идею всячески развивать. Одним из последствий их мозговой активности является настойчивое убеждение о необходимости (цитирую) наставников послать письма родителям своих подопечных чтобы «получше узнать о характере и наклонностях своих молодых товарищей». Уфф… еле выговорил. Кто это все придумал? В роте за написание посланий сажают Сашу Иванова – он черпак, у него время есть и почерк у него хороший. Деды себя, естественно, подобной ерундой не утруждают. Сегодня в роту на имя моего наставника пришло письмо от моей мамы. Начало я помню как сейчас.

«Здравствуйте, уважаемый младший сержант ….Сегодня по почте получила ваше письмо, и сначала очень испугалась, но рядом с ним было письмо от сына и я сразу успокоилась…».  Далее на трех листах она писала, какой я хороший и просила меня не обижать и следить за моим здоровьем, потому что я в детстве перенес болезнь почек и т.д.

Да. Хорошо, что два письма пришли сразу. Кто-то, увидев в ящике письмо домой из-за речки от незнакомого солдата, просто хлопался в обморок. А у кого-то и сердце прихватывало. Все–таки все у нас не как у людей.

 Мне повезло! Выпал шанс прокатиться на броне БТРа и не куда-нибудь а за расположение полка! В Чарикар! Начальнику разведки что-то понадобилось купить, моментально собралась целая толпа офицеров, и меня он снял прямо с наряда по КПП «на часок». На броне посидеть, пока они будут отовариваться. Кайф!! Сейчас я «как взрослый» качу к дальнему КПП, вцепившись рукой в какую-то железяку, назначение которой не совсем понимаю. На дальнем КПП бойцы в черной форме и с белыми полосками на рукавах придирчиво проверяют у нас пропуск. Да, дорогие товарищи. ГАИшники есть даже в Афганистане. Только называются они по другому – «комендачи». Все нормально. Старший по дальнему КПП кивает головой и нам открывают шлагбаум. Я никогда еще не выезжал из расположения на открытой броне. Все это так здорово! Так интересно! Ух! Сколько будет рассказов потом, когда я вернусь домой! Эх,…жаль меня сейчас никто не видит…БТР замедляет ход и останавливается. Прямо на дороге. По обеим сторонам ее тянется бесчисленный ряд дуканов. Продают и покупают все – от военной формы и открыток с индийскими красавицами до японских магнитофонов и кожаных курток. Могут продать и Стингеры. Но не нам. Хотя…. Офицеры спрыгивают на песок и начинают бойко торговаться. Внутрь магазинчиков не заходят – да это и не надо. Благо товар разложен почти прямо на дороге. Выбирай – не хочу. БТР сразу облепляет толпа «бачят». Пронырливые такие детки – палец в рот не клади. Цыгане отдыхают. Я делаю грозное лицо и показываю на автомат. Но их не проведешь. Они уже все для себя решили на мой счет. Стоп…Что это в руках у одного из них? Мороженое…Настоящее мороженое!! Рожок – стаканчик… Я сейчас умру…Лихорадочно думаю, чтобы такого мне предложить в обмен? Тут сгодится все – любая мелочь в ходу. Лезу в карман бушлата и … о чудо!!! Нахожу там  две шариковые ручки!! Ну, точно, я ж в журнале не КПП записи делал. Достаю одну из них из кармана и начинаю призывно крутить ею в руке. Мой маневр замечен и понят.

- ПисАлка!  - взвизгивает один чумазый пацан. И чуть не бросается мне на шею, - Бакшиш? (пер. Подаришь?)

Ага…щаззз… Я решительно показываю пальцем на стаканчик мороженого. Как назвать его на местном языке я не знаю и поэтому использую известные мне слова:

- Камкам бухубуху (пер. немного еды).

Мне протягивают недоеденный стаканчик. Я решительно мотаю головой и знаками показываю – нужен новый. Некусаный. Пацан куда-то исчезает и через мгновение вырастает перед БТРом с новым аппетитным восхитительным прекрасным драгоценным рожком мягкого пломбира. Одной рукой протягиваю ему ручку, другую протягиваю за мороженым. Цап-царап. Обмен состоялся. Я в полном блаженстве жую ем кусаю хаваю поглощаю лакомство, уже с трепетом ожидая второй порции. Схрустев вафлю стаканчика я небрежным жестом фокусника извлекаю из бушлата вторую ручку. Мальчишка понимающе кивает, и вот я уже снова блаженствую. Да. Так служить, конечно, можно. Теперь можно и в полк.

 Поездка внутри БМП по каменистому Салагну – это нечто зубодробительное. Особенно когда сидишь, скрючившись, в тесном отсеке для десанта и чьи-то не совсем чистые сапоги свешиваются в люк в опасной близости от твоего лица. Впрочем, иногда при езде люк закрыт, но в этом случае меня мутит. Но я скорее умру, чем кому-нибудь в этом признаюсь.

БМП вдруг резко останавливается. То есть абсолютно резко. Раз – и замерла. Никаких тебе торможений или сбавленного хода. Это нормально.

- К машине

Мы вылезаем из машины, щурясь на белый свет. Вокруг белым - бело. Мы заехали в горы и тут уже погода вроде нашего российского ноября. Морозец на грани слякоти и очень влажно. Под ногами каша из снега и грязи. И я прыгаю с брони, разбрызгивая ее вокруг себя. Зам.ком.взвода Виталий, которому я своим прыжком испачкал штаны, ругается и обещает спустить с меня шкуру как только вернемся назад. Что ж мне так везет-то?

Что-то вокруг идет не так. Нет, я не такой уж опытный в таких делах человек, но то, что ситуация складывается нестандартная – это ясно даже мне. Вокруг наших машин (три БМП и одна БРДМ с саперами) собралось много мужчин разного возраста. Одеты они в длиннополые  рубахи, которые я видел в индийских фильмах и такого же покроя штаны. Довершает наряд кожаная куртка и на голове какая-то непонятная шапка. Отдельно от остальных стоят три благообразных старца, преисполненных достоинства. Эти одеты в халаты. «Здорово, отцы. Давно здесь сидим» (приходит на ум)

- Хамидов, ко мне.

Ротный дожидается пока к нему с замыкающей машины подбегает толмач и просит перевести. Но прежде вежливо здоровается.

- Салам алейкум

- Ваалейкум ассалам, - разноголосо отвечают старцы и слегка кланяются. Дальше ротный говорит по-русски, а рядом с ним тараторит что-то переводчик.

- Спроси, почему нас встречают все мужчины кишлака?

Один из стариков, дослушав перевод, начинает что-то объяснять, жестикулируя руками. Двое остальных согласно кивают головами и временами издают одобрительные звуки.

- Вы опять пришли ставить тут мины. А потом воины Ахмад-шаха придут ставить свои. А потом наши дети пойдут собирать хворост и попадут к аллаху. Как мы можем жить, словно в клещах между вами и ними? Поэтому ставить мины здесь мы вам не дадим. И клянемся именем аллаха, что воинам Ахмад-шаха через наше ущелье пройти не  дадим.

Врут, - убежденно добавляет по-русски Хамидов, радостно улыбаясь старику.

- А если мы вернемся позже? – спрашивает ротный.

Хамидов переводит, а старик поживает плечами.

- На все воля аллаха, - переводит его ответ толмач и добавляет, - наверх просит посмотреть, товарищ капитан.

Мать моя женщина… Там есть на что взглянуть… Почти на каждом камне люди с автоматами. Влипли. Старик, видя наше замешательство, улыбается, обнажая редкие коричневые зубы.

- Уходим, - ротный резко поворачивается и быстро идет к машине. Вдогонку со скал разносится издевательских смех и улюлюканье.

- Шурави буру, - несется нам в спину.

- Ну, чего рты разинули, - набрасывается на нас Виталий, - сказано же – по машинам… Машины разворачиваются. Шурави буру.

Или или…лама савиахили….

 
День Пятый.

 Саланг. Дорога жизни. В тысяча первый раз говорить о ее важности, значимости для доставки из Союза в Афган товаров  первой необходимости нет смысла. А вот теперь ее важность и значимость возросла многократно. Потому что теперь по ней назад из Афгана в Союз потянутся колонны с нашими ребятами. И на нас возложены высокая честь (это не громкие слова – это так) подготовить для движения колонн один из ее участков. А именно – обеспечить прикрытие саперов, минирующих ущелья, вплотную прилегающие к дороге. В принципе, разведка уже получила сведения, что Ахмад-шах выводу русских из Афганистана препятствовать не будет. Он собирается беречь своих людей для намечающейся борьбы за брошенную  власть. Ведь ясно же даже ежу, что Наджиб весу здесь никакого не имеет. Пусть он и уже Наджибулла. А от дружбы с русскими кафирами ему не откреститься никогда.

Мы уже вылезли из машин и теперь делимся на две группы. Одну из них зам.полит поведет вверх по правой стороне ущелья. Другая, возглавляемая командиром второго взвода, поднимется наверх с другой стороны. Саперы, зевая, ждут, пока мы взберемся на горы.

- Вперед.

Потянулись гуськом. Ущелье затянуто мерзким туманом, он просачивается под свитер и неприятной липкой клейкой массой обволакивает тело. Тьфу. Гадость какая.

Поднялись на первую высоту. Зам.полит с несколькими бойцами остается здесь. Две тройки бойцов поднимутся еще выше. Такая вот трехуровневая система. Первая тройка (в составе которой я) начинает подниматься выше. Еще минут пятнадцать я пыхчу от натуги – и вот бесконечный подъем заканчивается. Старший тычет пальцем в большой камень. За ним и устроимся. Естественное укрепление. Можно и отдохнуть. Туман-то какой….Зам.полита с ребятами мы еще видим нормально, а вот те, кто остался у машин кажутся нам едва заметными фигурками, копошащимися в тумане, как ёжики. Где-то на другой стороне ущелья начинает клубиться оранжевый дымок. Ну, есть такой правило – прибыл на место – так обозначься, что это ты. Наш старший – товарищ сержант Виталий на этот счет другого мнения. Дым виден как своим, так и чужим. Поэтому запускать его – только привлекать к себе внимание. И так сойдет.

- Москва, что  там у нас?

Я развязываю рюкзак.  «У нас» там тушенка, галеты, паштет, шоколад и фляжка с напитком из воды, сахара и лимонной кислоты. Все-таки попадаюсь я не всегда.

- Красавец. Ну, давай, посматривай тут.

Деды начинают прием пищи, а я деликатно отворачиваюсь и начинаю изо всех сил бдить по сторонам через этот проклятый туман. Кстати, тут он как раз редкий – редкий. А вот вниз глядишь как через парное молоко. Эх, жрать-то как охота. Особенно, когда за спиной стук ложек и довольное чавканье. Чувства опасности нет никакого. Да ладно… Что тут может случиться? Все под контролем.

Фых…фых…фых…фых..

Из тумана медленно выплывает снаряд от «мухи» (одноразового гранатомета) и величаво движется в нашу сторону. Интересно, он так и должен медленно двигаться или это для меня время замерло? Мы все трое с выпученными глазами следим взглядом за тем,как он с достоинством пролетает мимо нас (только что вот крыльями нам не машет) и врезается в большой валун по соседству. Хорошо еще, что осколки ушли в ущелье. Мы как по команде валимся на землю в остатки еды. Передергиваются затворы. Так. А стрельбы-то никакой нет. Снизу доносится крик. Старший жестом показывает нам, чтобы не высовывались, а сам осторожно выглядывает наружу. Внизу зам.полит разговаривает по рации, и машет ему рукой. Дымом не обозначились? Не обозначились. Вот ротный, заметив какое-то шевеление в тумане и вмазал по нам из гранатомета. Зам.полит кричит нам, чтобы мы успокоились. Он больше не будет.

Виталий взрывается громкой бранью, потом плюет и они вдвоем начинают доедать то, что не пострадало от нашего падения на землю. А у меня начинают мелко дрожать пальцы. Потом руки. Потом начинает колотить всего.

- Подъем, Москва. Спускаемся.

Да я б и рад подняться и спуститься. Вот только ноги не слушаются.

Кстати, завтра Новый Год.

 Одним из моих заблуждений на предмет распорядка дня в Советской Армии было отсутствие тихого часа после обеда. Ну, вот уверен я был, на гражданке пребывая, что есть в армии тихий час. Кстати, я еще был уверен, что в нашей армии нет больше пушек. Зачем нам пушки, если есть ракеты? Ну, разве что для парадов. Когда увидел – обалдел. Далекий я был человек от всех этих заморочек. Бывает..

Сегодня исключение из правил. Тихий час для всей роты и не после обеда, а после завтрака. Ротный дал строгий наказ – всем затаиться и спать до обеда. Из расположения – ни ногой. Не знаю, в связи с чем. Нам не докладывают. Сейчас я, не веря своему счастью, замер на своем втором коечном ярусе. Сегодня канун нового 1988 года. Будем праздновать! Собрали все, что у кого было. Купили в «чипке» много всякой всячины. Лабус, сдавшись перед нашим дружным скулёжем, обменял в Чарикаре кое-что из каптерочных запасов на баранину и разного рода разносолы. Хамидов потребовал у него купить еще какие-то приправы и получив все это ушел на кухню. После обеда вернулся в роту. Его земляки притащили четыре большие казана настоящего плова. В небольшой конуре где мы обычно гладим форму сейчас что-то вроде кухни. Делают торты, выкладывают закуску на тарелки. Знаете, из чего делают торты? В чипке закупается лошадиная доза голландского печенья. Оно расталкивается в котелках, потом смешивается со сгущенкой до получения нужной консистенции. Потом – самое главное. Это – придание внешнего вида. В полученную сгущеночно-печенюжную массу добавляется немного зеленки или йода. Масса принимает соответственно нежно – зеленый (фисташковый) или желтоватый (чайный) цвет. Потом придается форма. Вкус специфический..

Черпаки и деды хитро переглядываются между собой. У них по случаю грядущего праздника где-то уже стоят два бочка с бражкой. Лабус перерыл все возможные схроны и заначки – не нашел.

За стол садимся около 22.00. Еда от  пуза. Поздравления и КВН (первый взвод против второго) Лабус, наряженный Дедом Морозом. Танцы под магнитофон. «Мираж» поет нам о любви и радости. А в полночь мы высыпаем на балкон. Офицеры с автоматами. И вот под бой курантов изо всех ангаров в небо посылаются автоматные очереди трассирующих пуль. Это вроде фейерверка. С Но-вым Го-дом! С Но-вым счасть-ем! Урррррраааааа!!!!!

Внизу в беседке откуда-то взялся бочок с брагой. К ручке привязана кружка. Все потихоньку бегают туда – якобы на перекур. Духи, конечно, нет. Нам еще в роте порядок наводить.

С Новым 1988 годом!

 Конец января. Уже весна практически. Солнышко, дожди практически перестали. Красота. А мы снова на Саланге. С тупой монотонностью движемся по нему в сторону Хайратона. И все по сценарию. Остановка. Подъем. Минирование. Команда спускаться. Домой в полк.

Вот и на этот раз мы останавливаемся на дороге, к которой на этом ее отрезке примыкает русло высохшей речки. По дороге лениво едут «барбухайки». Так тут называют машины бачей.

- Строиться.

Неожиданно в мерное тарахтение моторов на дороге врывается громкий взрыв. И сразу же вслед за ним начинается беспорядочная стрельба.

- За броню, придурки.

Меня и еще одного духа сержант могучим пинком отправляет за нашу БМП

- Сидеть и не высовываться, уроды.

Стреляют-то наши. Палят в белый свет как в копеечку – а в ответ ни выстрела. Замерла колонна машин на дороге, бачи из самых ближних к нам машин уже проворно убежали под мост. Стрельба прекращается также неожиданно, как началась. Но вместо тишины мы теперь слышим чей-то истошный визг. Я осторожно выглядываю из-за машины. Прямо на меня несется Саша Иванов (тот самый, что писал красивым почерком письма к нам домой) с перекошенным лицом и бешеными глазами. За ним, отставая на полшага летит  наш ротный санитар.

- Держите его, - хрипит он нам.

- Мы дружно выпрыгиваем навстречу Саше и сбиваем его с ног.

- К земле! К земле его прижмите, - орет санитар, руками и зубами разрывая какие-то пакеты.

- Мама…мама…-тонким голосом визжит Саша, когда мы вчетвером наваливаемся на него и стараемся придавить своими телами к земле. Четверо человек в бронежилетах и с полными БК с трудом справляются с извивающимся на песке раненым солдатом.

- Ноги! Ноги держите!

Я стараюсь чуть отползти от пояса Саши к ногам, гляжу вниз, и меня мутит. Господи…да как же он вообще прибежал – у него ж каша вместо колена.

Наконец, все-таки находится место для укола. Саша слабеет, перестает дергаться и кричать. Теперь он лежит на земле, закатив глаза, и только стонет: Ы….ы….ы….

 Я поднимаюсь на ноги, чтобы увидеть, как на броню первой машины закидывают на плащпалатке  еще кого-то из ребят. Лицо его залито кровью, и узнать его не получается. Руки неестественно раскинуты в стороны. БМП разворачивается и срывается в сторону полка. Мы грузим раненых (их оказывается еще трое) и тоже несемся назад на максимально возможной скорости.

На КПП уже подняты шлагбаумы. БМП с ранеными несутся прямо к сан.части. Саша снова начинает постанывать – заканчивается действие промедола. Двое других молчат, стиснув зубы. У одного рукав намок от крови. Что со вторым – неясно. Просто закрыл глаза и часто-часто дышит.

У сан.части уже ждут носилки. Рядом с ними стоит врач и несколько больных, которых позвали  для того, чтобы эти самые носилки отнести. Сашу перекладывают и быстро уносят. Остальные легкораненые мрачно заходят в здание сан.части своим ходом.

Так. Оказывается, на первой машине был Валера. Черпак из второго взвода. До полка его не довезли.

Выясняются подробности. Внутрь первого БМП кто-то из проезжавшей мимо машины кинул гранату, да так ловко, что она взорвалась над люком, когда Саша из него уже вылез, а Валера только высунул голову. Лицо у него практически не пострадало почему-то, а вот шею насквозь пронзили множество осколков. И бронежилет у Валерки полон этой застрявшей гадости. Вот такие дела.

Вечером в роте собирают дипломат. Каждый отдает какую-нибудь вещь, оставленную на дембель. Например, афганский женский шелковый платок, что помещается в спичечный коробок…или часы с мелодией.Я по нищете даю десять чеков. У меня просто больше нет.

В кабинете командира роты пьет китайскую водку зам.полит. Ему предстоит отвезти этот дипломат в далекий уральский городок. Вместе с телом Валеры.

 
Послесловие.
 
 Дорогие товарищи! Мы прибыли для оказания интернациональной помощи братскому народу Афганистана.

Эту фразу на языке «пушту» заставляли наизусть заучивать на занятиях по политической подготовке. Безжалостное время за двадцать лет вынесло ее из памяти, сохранив только начало – «дустане азиз…»  Это вообще было?

На второй день прибытия за речку уже, кажется, что прожил тут целую вечность. И что иной жизни просто нет. То есть, в принципе, конечно есть и гражданка и Союз и письма из дома, на которых чернила иногда расплываются из-за нечаянно уроненной слезы… Но все это воспринимается как мифическое «прекрасное далЁко».

На второй день прибытия за речку уже начинаешь скучать по ржаному хлебу. Недаром, обменяв прямо в аэропорту чеки и спрятанную в ботинки «пайсу» (афганскую валюту) на советские серпастые и молоткастые деньги ( в то время еще не деревянные) в первую очередь летели в продуктовый магазин, где покупая вожделенную буханку, сочно врезались зубами в несвежий мякиш. И не было на свете ничего вкуснее. Потому, что это и был вкус мирной жизни.

«Дорогие товарищи солдаты, прапорщики и офицеры. Экипаж  сообщает вам, что наш самолет только что пересек воздушную границу Союза Советских Социалистических республик». Никакой эстрадной звезде никогда в жизни не добиться такого восторженного рева, какой вырывается одновременно из множества глоток в ответ на эти простые слова. Потому что именно тогда появляется рубеж, разделяющий жизнь на ЗДЕСЬ и ТАМ. А значит, дембель неизбежен как крах капитализма.


1

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 430 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.














                                       От СовИнформ… 2 (V. Khabarov) 



Я видел генералов - они пьют и едят нашу смерть
Их дети сходят с ума от того, что им нечего больше хотеть.

                                                                                                    БГ



























Вот цитата из А. Грешнова ( человек в общем и целом провел 10 лет в Афгане, начинал военным переводчиком, потом журналистом ТАСС, свободно владеет языком дари):

"…генералом Варенниковым. Стратег. Я слушал заклинания командиров, а в голове всплывали слова бойцов, неоднократно сказанные об этом военачальнике. Не приведи Господи, было помянуть при них — солдатах и младших офицерах, на чьих руках умирали их товарищи, — Звезду Героя Валентина Варенникова. Сразу следовала реплика: «Ему Звезду, а его телке — за БЗ». И неважно уж сейчас, какой из двух телок — той, что упала с лошади на конной прогулке и сломала руку, или той, которая, убыв в загранкомандировку из советского совхоза, верой и правдой одаривала его теплым парным молоком. Не знаю, сам их не видел, только слышал неоднократно. В этот момент для меня было уже неважно, был ли он по-настоящему талантливым и прозорливым генералом. Возможно, и был. Важно другое. Он был крайне жесток по отношению к простым солдатам, жесток как помещик к крепостным. Наверное, он и воспринимал их именно как крепостных, как живые игрушки. Этих голодных, потерявших человеческий облик, но только не собственную гордость, пацанов, которые были готовы стоять до конца. Этих мальчиков-героев, вчерашних школьников, с автоматами в руках. Он не сумел вернуть матерям их сыновей, а слал домой десятки тысяч цинковых гробов, реализуя на практике штабные игры на картах, рисуя на них синие и красные стрелки. Черные от копоти лица лежащих шеренгами и укрытых брезентом пацанов на аэродромах в Кундузе, Кандагаре, Джелалабаде, Шинданде. Целлофановые мешки с разложившимися останками мальчиков в Кабульском морге. Гробы, гробы, гробы. Десятки тысяч гробов. Пусть они ему вечно снятся. Это — цена его золотой звезды.

Я не оговорился, упомянув десятки тысяч гробов. Эта цифры согласуются с реальностью. Легче, конечно, поверить в цифру 15 тысяч и сравнивать ее с жертвами ДТП на дорогах. Проще всего поверить государству и успокоиться. Но если воспринимать ложь как данное, то нас и дальше будут успешно обманывать.

В 1986 году я пробовал сосчитать цифру реальных потерь на этой войне. 23 февраля состоялось торжественное открытие стелы афгано-советской дружбы в Центральном военном госпитале в Кабуле. На церемонии присутствовал президент Афганистана Наджибулла. По окончании праздника я открыто спросил начальника госпиталя, полковника Немытина о боевых потерях.

— Какие такие боевые потери? — удивился улыбающийся военврач. — Сейчас в госпитале одни «самострелы». Боевых потерь нет.

Я хорошо запомнил эту минуту, его нежелание отвечать прямо на поставленный вопрос, почти неприкрытый цинизм медика в отношении искалеченных солдат. Он, хохотнув, посоветовал пообщаться с младшим медперсоналом. Видимо, на свою беду. Не долго думая, я быстро познакомился там же, под соснами, что росли во дворе военного госпиталя, с медсестрой Любой. Она была простая девушка и за возможность прокатить ее по городу с целью покупки в дуканах некоторых вещей, согласилась рассказать мне о том, кто лежит в госпитале, как считаются потери, а также привести некоторые цифры летальных исходов.

По ее словам, в июне 1985 года в госпитале скончались 98 человек, в июле 112, августе — более 120 человек. С наступлением осени цифры летальных исходов несколько уменьшались. Здесь нужно учитывать тот факт, что Люба имела в виду только «хирургию», и только кабульскую. Полевые военные госпитали функционировали во всех провинциях Афганистана, где стояли наши части и подразделения. В Кабул везли только тех, кого еще по ряду признаков можно было довезти до госпиталя живым. «Среднюю тяжесть» оперировали на месте, сразу перебрасывая еще живые тела в Союз. В счет не шли инфекционные отделения госпиталя. Только в Кабуле их насчитывалось три. А сколько в гарнизонах? Инфекционные заболевания выкашивали в рядах советских военнослужащих едва ли не больше жизней, чем подрывы на боевых операциях. По словам Любы, тех, кого еще можно было переправить в Союз живым, записывали при отправке в журнал как раненых, отправленных на Родину. Когда они умирали на территории СССР, они уже не считались погибшими в Афганистане и не портили статистику. Для таких пациентов была придумана специальная терминология — умершие от ран. То есть в официальных сводках потерь они проходили как раненые, а в реальности — умирали от этих ран в скорости после их доставки в Союз, иногда прямо в самолете. Так государство считало потери в Афганистане.

По словам Любы, в госпитале лежали не «самострелы».

— Это вовсе не самострелы и не дезертиры, Андрей. У них просто у всех голова набекрень съехала.

Люба рассказала, что один боец, замордованный «дембелями», стрелялся. На беду взял автомат с патронами калибра 5,45 миллиметра, оснащенными рулями со смещенным центром тяжести. Пуля вошла в левую руку, а вышла со спины, оторвав ее добрую половину. Парень мучительно умирал. Трое солдат из части, расквартированной в районе Хайр-Хана (в народе «Теплый стан»), видимо плохо соображая, что делают, выкрали у прапорщика на вещевом складе ножовку. На следующий день они для чего-то стали распиливать снаряд от ЗГУ (зенитной горной установки). Двое держали, один пилил. Двое лишились рук и выжгли лица. Пиливший потерял одну руку и глаза. И через одного в палатах все такие.

Получалась так, что «летние» потери в живой силе на боевых с лихвой покрывались «зимними» от неуставных отношений и общего бардака, царившего в армии. Это было жутко слушать…"









































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































Да, и мне, так же как и Иванову, не давала покоя мысль, что во время войны наши люди гибли не только от рук повстанцев, но и в результате самоубийств, кото­рые стали страшной приметой армейской жизни.

..Старший лейтенант заметил, что у солдата волосы длиннее,чем положено. Оседлал солдата. Как коня. Стал его стричь. После этого слез с него. Еще раз убедился в том, что длина волос соответствует Уставу. Погрозил сол­дату указательным пальцем. Пошел к себе в модуль. Сол­дат посмотрел на себя в зеркало. Взял автомат. Догнал, старшего лейтенанта. Застрелил его. Пощупал его пульс. Убедился в том, что старший лейтенант мертв. И после этого покончил с собой.

...Во время физподготовки старший лейтенант сделал резкое замечание старослужащему и объявил наряд вне очереди. Старослужащий воспринял это как оскорбление, его "дедовского" достоинства. После физподготовки ста­рослужащий пошел в комнату офицерского модуля, где находился старший лейтенант с товарищами. Солдат ос­тановился у порога. Разжал кулак. Выдернул чеку из гра­наты. Швырнул ее в старшего лейтенанта. Промахнулся. Граната взорвалась над койкой. Офицеры успели выско­чить из помещения. Осколки посекли стены. Поняв, что старший лейтенант жив, парень кинул в него вторую гра­нату. Пока она летела, старший лейтенант успел одним прыжком выбросить свое тело в коридор. Солдат не стал гоняться за ротным. Он вошел в его комнату. Взял с тумбочки ПМ (ПМ — пистолет "Макарова"). И пустил себе пулю в висок..


— Пропавшие без вести? — переспросил Иванов. — Ко­нечно, и такое было. Причем не раз. Вот гляньте-ка на эти списки...

Он протянул мне папку с ворохом бумаг. Я начал чи­тать. Фамилии, имена, отчества, номера частей, даты рож­дения и краткие справки замелькали перед глазами. Ми­нут через пять взгляд мой, точно клин, воткнулся в самую середину пятой страницы:

"...Рядовой Деревляный Тарас Юрьевич. В. Ч. П/П 518884. Наводчик-оператор. 11.09.68 года рождения, город Ходоров Львовской области. Призван 14 ноября 1986 года Яворовским РВК Львовской области. Украинец. Член ВЛКСМ. Отец: Деревляный Юрий Тарасович.

Пропал с оружием без вести 2 июля 1987 года..."

— Что с вами? — спросил Иванов.

— Я знаю этого человека.

— Деревляного? — Иванов ослабил ворот на шее.

— Деревляного. Более того — разговаривал с ним.

— В Афганистане?

— В Нью-Йорке.

— Погодите минуту. Я должен позвать офицера особого отдела.

Особист, как я и предполагал, оказался человеком край­не немногословным. Без каких-либо запоминающихся черт лица — в этом, видно, и заключалась его главная особен­ность. Он разглядывал меня внимательно, и в его глазах ясно читалась смесь любопытства и настороженности. По моему, он никак не мог определить своего отношения ко мне и потому предпочитал слушать, но не говорить.

— Вы, — спросил Иванов, — виделись с Деревляным до или после объявления амнистии?

— После.

— Я понимаю, что вы устали, — Николай Васильевич бросил полтора кусочка сахара в свою кружку, — но без рассказа об этой встрече я вряд ли смогу отпустить вас спать.

Сотрудник особого отдела достал из нагрудного кармана блокнот и шариковую ручку.

— Хорошо, — согласился я, — но за это вы мне под­робно расскажете про вашу жизнь, дивизию и войну. Идет?

Иванов улыбнулся.

— Идет.

Офицер особого отдела что-то пометил в своих записях.


…Нью-Йорк плавился под перпендикулярными лучами по­луденного солнца. Люди чувствовали себя не лучше, чем бройлеры в электродуховке. Казалось, стонали от изнемо­жения даже призраки некогда роскошной растительности, что много десятков лет назад, на заре прошлого столетия, оказалась погребенной под улицами и домами гигантского мегаполиса. Сквозь кору асфальта прорастали невидимые дикие каштаны, тутовники и дубы. Горожане прилипли к кондиционерам, тщетно охлаждавшим раскаленный воздух, пропитанный асфальтовыми испарениями и приторными запахами отработанного бензина.

Поэтому Крейг Капетас и я несказанно обрадовались, когда наконец добрались до небольшого (по американским меркам) здания, в котором расположилась правозащитная организация "Дом Свободы". В десять часов утра там дол­жна была начаться пресс-конференция (Пресс-конференция состоялась 14 июля 1988 г.) шести бывших советских солдат, когда-то воевавших в Афганистане, но оказавшихся по разным причинам в плену, потом освобож­денных и вывезенных в США.

Сопровождавший меня Капетас работал старшим лит сотрудником вашингтонского ежемесячника "Регардис", пред­ложившего "Огоньку" осуществить двухнедельный обмен журналистами. "Огонек" дал согласие, и я, превратившись в специального корреспондента "Регардиса", должен был через несколько дней вылететь в Атланту, чтобы написать серию очерков для этого журнала.

В моем нагрудном кармане лежало удостоверение внештатного корреспондента "Регардиса", помогавшее мне в тех случаях, когда не срабатывало огоньковское удосто­верение.

В "Доме Свободы" уже суетились репортеры, устанав­ливая телевизионную аппаратуру и осветительные прибо­ры. Вскоре послышались шаги и в конференц-зал вошли шесть молодых людей — Мансур Алядинов, Игорь Ко­вальчук, Микола Мовчан, Владимир Ромчук, Хаджимурат Сулейманов и Тарас Деревляный. Пока они занимали места за длинным столом, ломившимся от обилия микрофо­нов, я успел взять со стенда несколько брошюрок, выпу­щенных издательством "ДС". В одной из них я прочел, что четверо участников конференции совсем недавно при­были в Америку, но Мовчан и Ковальчук живут здесь уже несколько лет.

Наше отношение к солдатам и офицерам, попавшим в плен в Афганистане, эволюционировало по мере измене­ния взглядов на характер самой войны.

И все же на вопрос о том, как относиться к человеку, закончившему войну не 15 февраля 1989 года, а, скажем, в 1982-м и подписавшему свой сепаратный мир, я до сих пор не могу найти однозначного ответа без всяких там "с одной стороны — так, а вот с другой...". Но, быть может, такого ответа вообще нет?

Началась пресс-конференция. Первым выступил Ромчук. Он поблагодарил за предоставление убежища прави­тельство США и лично президента, который помог осво­бодить их из плена. Много хороших слов было сказано в адрес "Дома Свободы", русских и украинских эмигрантс­ких организаций, позаботившихся о пленниках. Особая бла­годарность была выражена моджахеддинам. Потом слово взял худенький паренек со светлыми волосами. То был Мовчан.

— Приятно видеть, — сказал он, — что наконец СССР начал беспокоиться о своих же людях — я имею в виду объявленную амнистию. Однако в чем ее гарантии? Пока их нет. — Он говорил с сильным украинским акцентом, время от времени употребляя английские слова. — Глас­ность не достигла того уровня, когда все вопросы без исключения можно было бы обсуждать в открытой прес­се. Что будет с нами, если мы вернемся, а в СССР произойдет очередное изменение политики в отношении пленных? Ведь у нас не будет права на независимую зашиту, мы не сможем обратиться в прессу, чтобы от­стаивать себя и свои дела. Хотя в СССР в последнее время много пишут о нас, были статьи и о Рыжкове(Бывший советский военнопленный Н.Рыжков, вывезенный в США, по собственному желанию вернулся в СССР еще до объявления амнистии 88 года. И хотя нашими консульскими работниками в Нью-Йорке ему была гарантирована свобода по возвращении, он, прибыв домой, вскоре оказался в тюрьме. Теперь он на свободе.), мы не считаем это достаточ­ным. Мы ничего не слышим о наших товарищах, вернув­шихся в СССР из Лондона. Из Швейцарии возвратилось около десяти человек, а не двое, участвовавших в москов­ской пресс-конференции...

Тарас Деревляный начал неуверенно, тихо. Смотрел се­бе под ноги. Лишь дважды глянул в зал исподлобья.

— Я полностью согласен с тем, что говорилось до ме­ня... ("Это, братец, — мысленно сказал я ему, — у тебя осталось от наших комсомольских собраний — не вытра­вишь!") В амнистию, может быть, я бы и смог поверить, но я живу здесь, в Америке, уже три месяца. И мне тут очень нравится.

От этих слов потянуло откровенным подхалимажем, но каким-то уж очень детским. Я невольно поморщился. Так ведет себя беспризорный щенок, стремясь понравиться че­ловеку, подобравшему его на улице в стылый мокрый день.

— Меня Америка приняла, — продолжал он, вскинув голову и тряхнув волосами, — дала мне работу. Я буду учиться. Там, — он почему-то кивнул в дальний угол кон­ференц-зала, — у меня такой возможности не было.

Я опять мысленно спросил его: "Это почему же?!"

— Я не хочу возвращаться домой, — он неожиданно усилил голос. — Как отнесутся ко мне люди, если я вер­нусь? Чисто психологически... Скажут: удрал, а теперь возвратился! Скажут: он предатель! Мне не нужна ам­нистия! Я буду жить в Америке! Я отрекаюсь от совет­ского гражданства!

Последние слова он почти выкрикивал.

Вернувшись в гостиницу, я долго не мог заснуть и лежал, уничтожая сигарету за сигаретой, прокручивая в голове события, встречи и разговоры последних дней. Прежде всего — услышанное сегодня от бывших воен­нопленных.

По-разному относятся в Союзе к тем, кто вернулся до­мой из плена. Особенно к тем, у кого была промежуточная "остановка" где-нибудь на Западе. Как-то раз, выступая перед ветеранами-"афганцами", я сказал, что нельзя огуль­но охаивать всех военнопленных, необходимо разбираться в каждом отдельном случае.

Послышался свист. Он был мне понятен.

В другой раз пришлось выступать перед собранием мос­ковской творческой интеллигенции, где я высказал ту же мысль. Раздались негодующие крики. Но с другим знаком.

Игорь Морозов, воевавший в Афганистане и написав­ший теперь уже знаменитую песню "Мы уходим, уходим, уходим...", рассказывал о том, как в самом начале войны его рота получила приказ уничтожить дезертира, убившего при побеге двух советских солдат. "Тот парень, — сказал Морозов, — сейчас ошивается где-то в Штатах. Если он посмеет сюда вернуться, — Игорь посмотрел на свои руки, — я убью его, невзирая ни на какие амнистии". В мае 89-го на концерте в московском Театре эстрады он повто­рил те же слова. Зал откликнулся на них овацией.

Все еще слыша те яростные аплодисменты, я провалил­ся в сон.

                                                                                                                        Артём Боровик





















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.




Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 585 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1



Удивительное оружие - "Стингеры" против авиации

Мохаммад Юсуф, начальник афганского отдела центра разведки Пакистана в 1983-1987,
Майор Армии США Марк Адкин
Фрагмент из книги "Ловушка для медведя"

  
   25 сентября 1986 года около тридцати пяти моджахедов скрытно пробрались к заросшему кустарником подножию небольшой высотки, находящейся всего лишь в полутора километрах к северо-востоку от взлетно-посадочной полосы Джелалабадского аэродрома. Наступил полдень, они находились на своей позиции уже более трех часов. Они смогли настолько близко пробраться к взлетной полосе, что находились теперь внутри неприятельских позиций. Командир группы, инженер Гаффар, мог отчетливо видеть солдат на постах по периметру взлетной полосы, сразу же за ограждением. На каждом конце взлетно-посадочной полосы было расположено по несколько танков и БТРов. Гаффар приблизился к полосе даже ближе, чем надо было в соответствии с полученными инструкциями, но он знал эту местность очень хорошо, и проведенная рекогносцировка подтвердила наличие хорошо скрытых подходов, которые можно было использовать даже в дневное время.
   Я лично выбрал Гаффара для проведения этой операции, вместе с еще одним полевым командиром по имени Дарвеш, которому было поручено выполнение подобной задачи в районе Кабула. Для нас это был момент, которого мы ждали с нетерпением в течение четырех лет, шанс на равных условиях противостоять нашему наиболее ненавистному противнику в этой войне. Обоим командирам было поручено атаковать вертолеты огневой поддержки, либо любую воздушную цель с помощью американской переносной системы зенитного огня "Стингер". В этот, первый, раз, применение этого оружия вылилось в соревнование между двумя командирами. Еще в Руалпинди, где они и их люди проходили обучение, они поспорили друг с другом, кто первым откроет счет победам. Для того, чтобы поддержать их энтузиазм, я согласился с этой игрой, разрешая выйти Дарвешу на задание на два дня раньше, так как ему предстоял более долгий путь к Кабулу. Это был один из решающих моментов войны. После долгих лет отсутствия возможности эффективно отвечать на воздушные атаки, моджахеды получили, наконец-то, оружие, стоящее их боевого духа.
   Долгое ожидание подходящей цели было вознаграждено в три часа пополудни. Все вглядывались в небо, чтобы увидеть великолепное зрелище - не меньше восьми вертолетов, относящихся к самым ненавистным врагам - вертолетам огневой поддержки Ми-24, приближались к взлетно-посадочной полосе для приземления. У группы Гаффара было три "Стингера", операторы которых поднимали сейчас уже заряженные пусковые установки на плечи и вставали в позицию для стрельбы. Еще один моджахед, вооруженный видеокамерой, трясся в нервном возбуждении, стараясь навести резкость на быстро снижающиеся вертолеты. Огневые расчеты находились на расстоянии окрика друг от друга, расположенные треугольником в кустах, так как никто не знал, с какого направления может появиться цель. Мы организовали каждый расчет таким образом, чтобы три человека стреляли, а двое других держали ракетные тубусы для быстрой перезарядки.
   Хотя "Стингер" имеет эффективный потолок стрельбы свыше 5 километров, Гаффар подождал, пока ведущий вертолет не начал делать последний круг перед посадкой. Вертолеты уже практически попали в засаду к наиболее сложному в техническом отношении западному переносному ракетному комплексу для стрельбы с плеча. Это было первое в мире использование "Стингеров" против реального противника. "Стингер" поступил на вооружение в Германию в 1981 году, в следующем году в 82-ю воздушно-десантную дивизию США. Во время американского вторжения на Гренаду, в октябре 1983 года, войска США имели "Стингеры" на вооружении, но ни разу их не использовали. "Стингер " стреляет ракетой с инфракрасной тепловой головкой наведения, способной поражать низколетящие, скоростные реактивные самолеты, даже если они летят прямо на стреляющего. Ракета снаряжена боеголовкой высокой разрушительной мощности с существенной невосприимчивостью к контрмерам. Как только головка ракеты захватила цель - никакие источники тепла, такие как противоракетные ловушки, не могут сбить ее с курса. Единственная возможность избежать того, чтобы головка самонаведения ракеты захватила цель, - либо быть слишком высоко для поражающих возможностей ракеты, либо отстреливать противоракетные ловушки с такой частотой, чтобы между ними не было практически никакого интервала. Таким образом, становится ясно, как часто надо отстреливать ловушки и какой запас таких ловушек необходимо иметь на борту. В этом случае с приближающихся вертолетов не было отстрелено ни одной ловушки. Атака подкреплялась дополнительным преимуществом - полной неожиданностью.
   Три стрелка ожидали команды Гаффара. Они должны были выстрелить практически одновременно, выбирая каждый свою собственную цель. Прицеливание и производство выстрела было очень простым. Стрелок держал пусковую установку, или как военные называют ее - ложу, на своем плече. Сверху был тубус, содержащий ракету, который выступал за конец ложи. Обычно тубус просто выбрасывался после выстрела ракеты, но я настоял на том, чтобы все тубусы собирались и возвращались на базу, по соображениям безопасности. Пустые тубусы служили также доказательством того, что командиры действительно выстрелили ракеты, а не просто прятали или продавали их. Без пустых тубусов я бы просто не получил больше боеприпасов. Каждый из моджахедов выбрал вертолет через открытый прицел на пусковой установке, система "свой-чужой" прерывистым сигналом сигнализировала, что в зоне действия появилась неприятельская цель и "Стингер" захватил головкой наведения тепловое излучения от двигателей вертолетов. Если бы цель была вне зоны досягаемости, то захват головкой наведения ракеты был бы невозможен, и звук не был бы слышен. Спусковые крючки были нажаты, ракеты выстрелили, и стрелки могли сразу же перезарядить свои пусковые установки, спрятаться или начать отход. Это оружие работает по принципу "выстрелил и забыл", нет никакой необходимости оставаться на месте, для того, чтобы вести ракету к цели, подвергая себя риску быть обнаруженным. Только чудо могло остановить ракету, летящую со скоростью более 1500 километров в час, от попадания в цель.
   Когда ведущий вертолет был всего в 200 метрах над землей, Гаффар скомандовал: "Огонь", и крики моджахедов "Аллах акбар" поднялись ввысь вместе с ракетами. Одна из трех ракет не сработала и упала, не разорвавшись, всего в нескольких метрах от стрелка. Две другие врезались в свои цели. Оба вертолета камнем упали на взлетно-посадочную полосу, вдребезги разлетаясь от удара. Произошла дикая потасовка между огневыми расчетами во время перезарядки ракет, так как каждый из команды хотел выстрелить снова. Еще две ракеты ушли в воздух, одна поразила цель так же успешно, как и две предыдущие, а вторая прошла совсем рядом, так как вертолет уже сел. Я полагаю, что один или два других вертолета тоже были повреждены из-за того, что их пилотам пришлось резко сажать машины. Обезумевшие пилоты старались как можно быстрее приземлиться, со стремительной неосторожностью. Пять ракет, три пораженных цели - моджахеды торжествовали.
   Их оператор был настолько переполнен восторгом, что пытался снимать, бегая вокруг, поэтому вся запись этого события состояла большей частью из размытых кусков неба, кустов и каменистой почвы. Он смог более-менее успокоиться, лишь снимая черный дым, поднимающийся с места падения вертолетов. Позднее эта запись была показана президенту Рейгану, и тубус от первой ракеты был передан представителям ЦРУ, чтобы они смогли сделать из него достойный сувенир.
   Это был памятный день. Гаффар выиграл пари и стал живой легендой. В последующие месяцы он сбил еще десять вертолетов и самолетов с помощью "Стингеров". Впоследствии я вызвал его в Стамбул для встречи с генералом Ахтаром, который наградил его особым подарком за его достижения.
  
   Его соперник, Дарвеш, не был так же успешен в своей миссии под Кабулом. Ему была поставлена задача - не подходить близко к аэропорту, а расположить своих людей на направлении обычного захода на посадку самолетов и вертолетов, на некотором расстоянии от взлетно-посадочной полосы. С такой позиции он должен был начать ракетный обстрел Кабула, для того, чтобы заставить подняться авиацию в воздух для ответного удара. Я также предложил ему, чтобы он попытался подобраться к взлетному полю поближе, в течение ночи, для того, чтобы можно было сбить советский транспортный самолет. После нескольких дней бесплодных ожиданий подходящей цели эмоции взяли верх, и Дарвеш произвел выстрел в быстродвижущийся реактивный самолет, двигающийся в направлении от него, на крайней дистанции. Ракета не достигла цели, как и две следующие. Он нарушил правила, которые он изучал во время тренировок, поэтому пришлось его вернуть обратно на базу для более тщательного инструктажа и обучения. Это всегда рассматривалось как личное оскорбление, но Дарвеш прибыл для повторных тренировок в сравнительно хорошем расположении духа. В течение двух недель, по возвращении в Афганистан, он полностью восстановил свое имя двумя подтвержденными сбитыми целями.
  
   После прекращения огня люди Гаффара быстро собрали пустые тубусы и разрушили неразорвавшуюся ракету, разбив ее камнями, так как у них не было с собой специального набора для уничтожения, и они не могли просто оставить ее там, так как она могла попасть в руки неприятеля. Их возвращение на базу прошло без происшествий, хотя спустя приблизительно час после их отхода они слышали гул реактивного самолета вдалеке и звук разрывающихся бомб.
   В тот день незамедлительной реакции на сбитые вертолеты в Джелалабаде не последовало, русские были просто ошеломлены. Затем аэродром был закрыт на месяц. Когда полеты возобновились, техника пилотажа кардинально изменилась. Вертолеты больше не совершали полеты по прямой, постепенно снижающейся траектории, они садились по крутой спирали, резко опускаясь с большой высоты, отстреливая ракеты каждые несколько секунд.
   Оба этих командира - Гаффар и Дарвеш - принадлежали к партии Хикматияра, поэтому второй тренировочный курс провели для двух людей из партии Халила - Махмуда из Джелалабада и Арсала из Кабула. Они оба были ветеранами, очень уважаемыми за проведенные ими операции; мои офицеры, бывавшие с ними раньше в Афганистане, высоко о них отзывались. Наша уверенность в них впоследствии была подтверждена их успешными выстрелами из "Стингеров".
   Хотя впоследствии достижения Махмуда были серьезно подорваны его безответственностью. Его неблагоразумный поступок был равносилен заявлению во всеуслышание, что теперь против советских войск используются американские "Стингеры". После его первой пораженной цели около плотины Суруби он дал большую пресс-конференцию для журналистов. Он выдал им секретную информацию, включающую в себя основное расположение учебного лагеря и детали моей политики вознаграждения - две новые ракеты за каждую пораженную цель. Махмуд зашел так далеко, что даже позволил журналистам сфотографировать моджахедов со "Стингером".
   Это было существенным нарушением системы безопасности, но и это не могло умалить того, что, по крайней мере, мы имели оружие, которое могло быть решающим для победы в войне. Когда новость дошла до всех моджахедов, началась волна ликования. Их моральный дух поднялся на небывалую высоту, и я был практически захлестнут шумным требованием каждой партии предоставить и им возможность получения этого оружия. Иметь "Стингер" было символом высокого статуса. К сожалению, появление этого оружия было очень затянуто безо всякой нужды - и затянуто не солдатами, а американскими и пакистанскими политиками.
   Мы чувствовали - то, что первой жертвой "Стингера" стал вертолет огневой поддержки Ми-24, было символично. Этот вертолет был самым ненавистным в течение многих лет, и даже не столько за то, что очень много моджахедов были убиты с помощью этой машины, а за бессчетные сотни жертв среди мирного населения, женщин и детей.
   Это был внушительный вертолет, созданный советскими конструкторами как средство огневой поддержки на поле боя - он мог нести не только много вооружения, но и до восьми полностью экипированных бойцов. Этот вертолет был эквивалентом американского вертолета "Блэк Хоук", рабочей лошадкой войны, во всяком случае, так его рассматривали и русские и афганцы. Под его вспомогательными крыльями было четыре пилона для ракет или бомб. С полной загрузкой вертолет мог нести 128 ракет, плюс четыре напалмовые бомбы или бомбы повышенной разрушительной силы, одновременно с этим его пушка могла вести огонь со скоростью 1000 выстрелов в минуту. В течение первого года советского вторжения модель Ми-24 "Hind D" с усиленным бронированием брюха и кабины пилотов появилась в Афганистане в большом количестве. Броня делала его почти невосприимчивым к нашим средним и тяжелым пулеметам. Находясь на большой высоте, около двух километров, он мог атаковать наземные цели с полной безнаказанностью, так как наши СА-7 не могли достать его на такой высоте. Даже в зоне досягаемости этих устаревших ПЗРК всего несколько выпущенных инфракрасных ловушек могло увести ракету с курса. Технические детали этого произведения искусства военной мысли были тщательно засекречены. "US magazine" даже предложил миллион долларов в качестве вознаграждения тому, кто первым захватит неповрежденный вертолет Ми-24. Я уже описывал в пятой главе, как два вертолета были переданы представителям США, после того как их пилоты переметнулись с машинами к неприятелю. Насколько я знаю, никто не получил награды - во всяком случае мы точно не получили.
   Как бы то ни было, все же мы смогли сбить несколько таких вертолетов еще до того, как к нам на вооружение поступили "Стингеры". Наш успех всегда был результатом превосходной тактики, фактора неожиданности, благодаря чему мы могли подходить на близкое расстояние до того, как пилот успевал осознать грозящую ему опасность. Иногда мы выстреливали ракетницы вверх по склону холмов долины, надеясь, что в случае появления вертолета в долине мы сможем сбить его со склонов. Некоторое время это срабатывало, таким образом мы даже сбили несколько вертолетов с помощью обычных противотанковых гранатометов РПГ-7, но пилоты очень быстро учились, когда ставкой в игре служили их жизни, поэтому в большинстве случаев они держались достаточно высоко.
   Одним из наших самых выдающихся достижений в борьбе с авиацией до начала использования "Стингеров" в 1986 году было то, что мы сбили МиГ-21, пилотируемый советским генерал-майором. Он летел из Кандагара в Шинданд, когда его самолет был сбит ракетой выпущенной из СА-7. Генерал удачно катапультировался, но был захвачен в плен моджахедами, хотя в то время они еще не знали о важности пленника. Пропажа генерала послужила, вероятно, наиболее массивной поисковой операции с воздуха за всю войну. Множество самолетов поднимались в воздух в поисках пропавшего МиГа. Опасаясь масштабов возмездия, моджахеды, захватившие генерала в плен, расстреляли его, и даже не знали в течение нескольких дней, что он был генералом. Позже моджахеды принесли его парашют в Пакистан, где он до сих пор хранится в качестве памяти об успехе.
   Экипаж Ми-24 состоял из трех человек. Пилот, второй пилот, выполняющий роль стрелка, сидели тандемом, один над другим в передней кабине, в то время как бортмеханик сидел в основной кабине с десантом. В Афганистане русские имели сотни вертолетов, включая разведывательные и транспортные. Основными базами дислокации Ми-24 были Баграм, Шинданд, Джелалабад и Кундуз. Афганские военно-воздушные силы имели большое количество вертолетов в Кабульском аэропорту, включая эскадрилью Ми-24, и еще одну в Джелалабаде. На этих, афганских вертолетах экипажи обычно были смешанными, советско-афганскими. Считалось необходимым делать именно так, чтобы быть уверенными в том, что задания выполнялись в соответствии с приказами. С расширением военных действий, и в особенности после того, как мы начали использовать "Стингеры", все пилоты вертолетов начали проявлять нежелание атаковать наземные цели с низкой высоты. Русские стали склоняться к тому, чтобы посылать афганцев на сложные миссии, в то время как афганские пилоты выстреливали иногда все свои боеприпасы по любой легкой цели и докладывали об удачном ударе, тогда как они даже близко не пролетали над назначенным для удара объектом. Недоверие к союзникам росло, что подтверждалось в перехваченных радио-переговорах.
   И советские и афганские пилоты старались, по возможности, летать парами. С самого начала войны колоннам обычно давалось прикрытие с воздуха, вертолеты либо барражировали над ползущей по дороге колонной, либо, для менее важных колонн, поднимались в воздух по первому же сигналу. Ми-24 использовались во всех карательных ударах или в операциях по защите и поддержке наземных сил. Иногда они работали как воздушная артиллерия, иногда совмещали атаку на бреющем полете с высадкой десанта на позиции, но этот вертолет всегда использовался в качестве главного инструмента в поисковых и боевых операциях, завоевывая, таким образом, свою позорную репутацию.
  
   Атака кишлака Руган в 1982 году была типичной для советских методов. В Ругане проживало порядка 800 человек, он располагался в 8 километрах на северо-запад от Али Хейля. Это была благоденствующая сельскохозяйственная деревня, расположенная в узкой долине реки Руган, и поддерживающая моджахедов. Сделанные из глины дома лепились на низком склоне горы, по обеим сторонам долины. В центре деревни было множество колодцев и еще больше домов. Любой клочок земли был использован для того, чтобы на нем можно было выращивать пшеницу или кукурузу.
   В один из дней жители кишлака как обычно занимались своими хозяйственными делами, когда в 9 утра шесть вертолетов были замечены высоко над долиной. Ведущая пара снизилась прямо над долиной. С высоты около 700 метров были выпущены первые ракеты, затем еще один залп, затем еще один, взрывы большой силы разрывали ветхие домишки и убивали или калечили находящихся в них. По крайней мере, в течение двух часов продолжались непрекращающиеся бомбардировки с короткими интервалами, необходимыми для того, чтобы одна пара вертолетов могла улететь, давая место другой. Когда у вертолета кончились ракеты, он кружил над домами поливая их пушечным огнем. В это время на земле молодые люди пытались спастись бегством, двигаясь в сторону гор, оставшиеся - более старшие мужчины и женщины с детьми - пряталась между камней и большими булыжниками. Многие из них умерли прямо на месте, гораздо большее число умерло позднее из-за шока и большой кровопотери. Когда, казалось, наступало затишье, уцелевшие люди начинали выползали из укрытий, чтобы позаботиться о раненых. Это было бесполезно, любое движение внизу было сигналом для того, чтобы следующая пара вертолетов заходила в атаку. Не было никакого сопротивления. Число моджахедов в деревне на момент атаки было незначительным. У них не было никакого противовоздушного вооружения и никаких пещер, где можно было бы спрятаться.
   Следующая фаза была обозначена появлением наземных сил со стороны Али Хейля. Две сотни пехотинцев, подкрепленные несколькими танками, БТРами и минометами остановились в нескольких сотнях метрах от кишлака. Они рассредоточились до того как открыли огонь. Еще в течение получаса огонь из стрелкового оружия, минометов и тяжелых пулеметов разносил камни и любое возможное место, где можно было бы укрыться. Наконец, где-то в полдень, советские командиры отдали приказ о прекращении огня. Никто из русских не получил даже царапины. Это была так называемая поисково-разрушительная операция, в которой разрушительная часть занимала более важную часть, чем поисковая. Афганский офицер прокричал через мегафон, чтобы те, кто еще оставался жив, вышли из укрытий. Находящиеся в состоянии шока, оцепеневшие, причитающие женщины и дети были отделены от горсти мужчин, которые еще в состоянии были ходить. Началась проческа развалин, солдаты открывали огонь по любому зданию, оставшемуся не разрушенным. Никто не обращал никакого внимания на раненых, их просто не замечали, до тех пор, пока солдаты не покинули кишлак, захватив с собой нескольких мужчин для допроса.
  
   Это был конец кишлака Руган. Все 200, или около того, выживших ушли в Пакистан, везя своих раненых на лошадях или мулах, либо просто неся их на одеялах. Они потратили десять часов на то, чтобы добраться до Парачинарского госпиталя. В тот раз выжившие женщины счастливо отделались, провожаемые лишь ударами и руганью. Не было ни изнасилований, ни холодящей кровь резни, так как в операции участвовали не только советские войска. В присутствии Афганских войск русские старались воздерживаться от более отвратительной жестокости. После подобной же операции еще где-то три молодые девушки были захвачены советскими солдатами и затащены в вертолет, изнасилованы и выброшены во время полета еще живыми. Умножьте Руган в сотни раз, и вы сможете представить себе масштабы того, что подразумевалось под Советской тактикой выжженной земли. Никто из них не делал даже попытки завоевать сердца и умы людей, вместо этого они лишь разрушали, убивали мирных жителей, либо изгоняли их со своих мест. Это был их метод искоренения оппозиции, лишения моджахедов поддержки, и давления на Пакистан посредством наплыва беженцев. Должен признаться, что они частично добивались успеха такими действиями. Я думаю, что если бы мы имели "Стингеры" на вооружении в 1982-1983 годах, бесчисленное количество жизней мирных жителей было бы спасено.
   В течение почти шести лет запрет на поступление "Стингеров" к нам было политическим решением. И до этого я осознавал, что это дело скорее политическое, чем военное, и старался доказать необходимость применения этого оружия моджахедами. В начале 1984 года делегация представителей США, которые ранее консультировали Конгресс по вопросам войны, посетили меня в Роуалпинди. Один из членов делегация спросил, какие системы вооружения я бы рекомендовал для противодействия растущей угрозе со стороны советской авиации. Без всяких колебаний я ответил - "Стингеры". По возвращении назад в посольство этот человек спросил начальника отдела ЦРУ, почему моджахедам не дают это оружия, ведь это рекомендуется бригадным генералом Юсуфом. Ответ ЦРУ гласил: Пакистанское правительство против того, чтобы это оружие попало в руки моджахедов. Это было лишь частью правды...
   Начальник отдела ЦРУ немедленно связался со мной, опровергая мнение делегации, что именно ЦРУ было против того, чтобы "Стингеры" попали к нам на вооружение, в то время как я был полностью осведомлен о том, что это было нежелание моего правительства. И уже в тот же вечер я должен был объясняться с генералом Ахтаром. Я акцентировал свое выступление на том, что я не был осведомлен о политических мотивах того, почему мы не могли принять это оружие, и таким образом мои рекомендации были исключительно суждениями профессионального военного. Генерал созвал встречу с делегацией для того, чтобы прояснить ситуацию. Я на эту встречу приглашен не был.
   Никто не отрицал, что "Стингер" является идеальным оружием, с помощью которого пехота могла сбивать неприятельские самолеты и вертолеты, но лишь в том случае, если Пакистан посчитает, что это стоит того. Эти ракеты были лучшими ракетами такого класса в мире на то время, и лишь недавно были приняты на вооружение Армией США, поэтому ее технологические решения были все еще тщательно засекречены. Президент Зия имел такой взгляд на этот вопрос (который изменился к 1986 году) - передача столь высокотехнологичного оружия моджахедам противоречила бы политике снабжения моджахедов лишь оружием, произведенным в странах с коммунистическим режимом. Появление такого оружия, как "Стингер", не могло бы долго оставаться секретом, ракеты или даже пусковые установки могли быть захвачены или увидены неприятельской агентурой. В этом случае, как мог бы Пакистан по-прежнему заявлять, что он не позволяет прямые поставки оружия из США движению Джихад? К тому же, хотя никто никогда открыто этого не признавал, президента волновало, что ракеты могли попасть в руки представителей террористических организаций, которые могли бы использовать его против пакистанской авиации. У него было много врагов, и они уже пытались сбить его личный самолет. Горькая ирония судьбы - позднее Президент Зия был убит именно в результате террористической диверсии против его самолета, но без использования "Стингеров".
   Но ЦРУ не объяснило моим гостям то, что точка зрения Пакистанского правительства совпадала с их собственной. Администрация США была напугана возможностью того, что их изумительное оружие может попасть в дурные руки. Если бы они начали поставлять это оружие моджахедам, они бы могли его потерять рано или поздно, либо в результате захвата во время операции, либо похищения агентами ХАДа, либо просто могло быть продано беспринципными моджахедами. Продажа всего одного "Стингера" могла бы обеспечить человека деньгами на всю жизнь. Справедливо и то, что американцы боялись, что эта технология могла попасть к Советскому Союзу. Их беспокоило и то, что оружие могло бы, в конце концов, использоваться террористами и против гражданских лайнеров. В связи с этим они опасались, что оружие может попасть в Иран, что в связи с войной в Афганистане и общей сухопутной границей было вполне вероятным. Впоследствии их опасения вполне оправдались, и Иран и Советский Союз получили "Стингеры" в 1987 году, хотя опасения американцев о том, что они могут быть использованы против них самих, не имело под собой основания.
  
   В конце 1985 года я рассматривал использование "Стингеров" как единственную неиспользуемую возможность поражения Советский войск в бою. Я становился все более и более настойчивым в требованиях предоставления эффективного противовоздушного оружия. Как я уже до этого рассказывал, меня обманывали: первый раз с поставкой зениток "Эрликон", а затем ПЗРК "Блоупайп". И Пакистанские и Афганские представители отвечали одно и то же: "Предположим, что оружие попало в руки русских, предположим, что террористы могут использовать его против президента, вы можете гарантировать, что это никогда не произойдет?" Разумеется, я не мог этого гарантировать, но так как к тому времени один "Стингер" уже был украден с военной базы США в Западной Германии, сила таких аргументов уже была под вопросом. Единственное, что я знал - без этого оружия моральный дух моджахедов не мог бы быть высоким все время.
   Благодаря причудливой игре судьбы мы временно потеряли базу Джавара и Советская/Афганская армия успешно провела операцию в районе Али Хейля, что, в конце концов, склонило высокое мнение к моей точке зрения. Хотя меня сильно критиковали за то, что мы создали укрепленные районы и обороняли их в обычных боях, эта ошибка (если это была ошибка) позволила мне получить "Стингеры". Они должны были дать нам перевес в силе на поле боя. В апреле 1986 года шли тяжелые бои вдоль границы с Пакистаном, сражались все, забыв про риск, давая нам, таким образом, то, что нам было нужно. Я использовал все возможности для того, чтобы продвигать свои требования и к генералу Ахтару и к ЦРУ. Я подкрепил свое обращение мнением аналитиков США, которые говорили, что моджахеды не смогут продолжать сражаться, будучи так истощены; наблюдалась нехватка людей, бойцы были так измотаны, что молодое поколение не решалось присоединиться к Джихаду. Я сам не очень-то соглашался с этими теориями, но они дали мне дополнительные аргументы для убеждения. В середине того года Президент Зия уже склонялся к тому, чтобы согласиться. Неожиданно мы были близки к тому, чтобы заполучить "Стингеры".
   Первой проблемой было обучение. Даже имея это оружие, мы все еще настаивали на том, чтобы моджахеды обучались Пакистанскими, а не Американскими инструкторами. Таким образом, наши инструкторы должны были проходить курсы обучения в США. Они вылетели туда в июне 1985 года. Между тем, курсы по подготовке операторов "Стингеров", оснащенные тренажером, были организованы у меня на заднем дворе, в Оджири Кэмп, в Рауалпинди. Вообще все тренировки проходили с помощью этого тренажера, не было ни одной реальной стрельбы до тех пор, пока группы не начали использование "Стингеров" в Афганистане.
   Соглашение с США гласило, что они будут поставлять нам до 250 пусковых установок вместе с 1000-1200 ракетами ежегодно, поэтому у нас было некоторое время для того, чтобы обучить достаточное количество групп для использования всех "Стингеров." У нас не возникало никаких вопросов по поводу того, что мы могли просто наводнить Афганистан этим оружием. Наращивание числа оружия было бы постепенным.
   Я сам лично беседовал и отбирал большинство полевых командиров для обучения. Я искал людей с подтвержденными данными об участии в боях, особенно тех, кто хорошо работал со старыми СА-7. В результате половина из тех, кого обучали, как пользоваться "Стингерами", были опытными стрелками СА-7, имеющими на своем счету одну или более пораженную цель.
   Официальные представители США настаивали на том, чтобы курсы для моджахедов длились четыре недели. Десять наших инструкторов из Пакистана, которые окончили восьмимесячные курсы в Америке, чувствовали, что и трех будет достаточно. Первый наш выпуск занимался до тех пор, пока не стало ясно, что они являются опытными стрелками. Обычно трех недель было достаточно, для некоторых хватало и 15 дней. Из США прибыл офицер для того, чтобы наблюдать за занятиями нашей первой группы, и я узнал от него, что обычным процентом попаданий для Американской армии было 60-65 % в случаях использования ракет по мишеням. Они расценивали это как хороший процент. На основании статистики, собранной нами позднее, мы установили, что во время реальных операций моджахедов, процент успешных попаданий был 70-75 %, в то время как Пакистанские инструкторы достигали 95 %.
   Я отношу этот высокий результат на счет высокого качества обучения, решительности обучаемых, природной тяги моджахедов к оружию и агрессивной противовоздушной тактике, которую мы использовали со "Стингерами". В противоположность этому попытки использования этого оружия Пакистанской армией были неудачными. Некоторое количество "Стингеров" было поставлено на вооружение частей, дислоцированных на границе с Афганистаном, для ответа на бесчисленные "преследования" моджахедов советской авиацией, вторгающейся в воздушное пространство Пакистана. Насколько я знаю, Пакистанские военные выстрелили двадцать восемь "Стингеров" по самолетам и вертолетам противника, не сбив ни один. В начале 1987 года Пакистанская армия заявила о том, что она сбила воздушную цель с помощью "Стингера". Все были очень возбуждены. Командир корпуса в Пешаваре, генерал Аслам Бег (сейчас командующий Пакистанской Армией и единственный генерал, который не сел на борт президентского самолета в Бахавалпуре, взорванного в августе 1988 года) хотел прервать встречу для того, чтобы проинформировать премьер-министра лично. Мне тогда довелось быть в Пешаваре, и я попросил Хекматияра, в чьей зоне ответственности самолет предполагаемо был сбит, проверить это для меня. Он связался по радио со своей базой, и его информировали о том, что ни один самолет или вертолет не был сбит.
   Тем же вечером, будучи в Исламабаде, мне позвонил генерал Ахтар, который хотел, чтобы я организовал возвращение обломков. Он был ошеломлен, когда я объяснил, что не было никакого сбитого самолета, и настоял на том, чтобы я послал офицера лично проверить. Я так и сделал, и он подтвердил нашу версию случившегося, к великому стыду Пакистанской армии. А ведь они даже посылали офицера к моджахедам, для сбора обломков от другого сбитого самолета, в качестве доказательств их достижений. Но в конце концов признали ошибку.
   Специальная команда вылетела из США для того, чтобы установить причину, по которой мы не могли достичь результатов при использовании "Стингеров". Старший Армейский офицер не захотел признать множество убитых моджахедов, говоря, что это все пропаганда. Президент и генерал Ахтар настаивали, они говорили, что им дали бесполезные, устаревшие версии "Стингеров". Я полагаю, что частично причиной плохих результатов было то, что Пакистанская армия не использовала это оружие в наступательном режиме, они не устраивали засад против авиации противника, привлекая их в уязвимую позицию, до того как неожиданно атаковать. Они обычно сидели на одном месте, в оборонительной позиции и ждали, пока какая-нибудь цель не появится в районе их позиции, хотя, откровенно говоря, это было единственное, что они могли сделать в тех обстоятельствах, сидя на границе.
  
   Тема того, каким образом лучше всего стрелять нашим великолепным оружием была предметом многих воодушевленных дискуссий. Так как мы не могли в одночасье наводнить Афганистан сотнями "Стингеров", то выбор лежал между стратегией действий вблизи аэродромов противника, либо стратегией использования оружия вблизи Афгано-Пакистанской границы, сохраняя, таким образом, строгий контроль над группами, и уменьшая риск того, что ракеты могут быть захвачены неприятелем. Я был сторонником первой стратегии. Я полагал, что группы надо использовать смело для дерзких ударов по важным аэродромам, так как это были места, где наши цели находились в большом количестве. Если бы мы могли напасть неожиданно и нанести мощный удар в самом начале, мы могли бы получить громадное моральное преимущество. Стратегия же пассивной защиты наших приграничных баз могла бы позволить противнику вернуть себе инициативу. Все наши американские друзья соглашались с моей точкой зрения, за исключением посла.
   Преобладало хорошее боевое настроение. Как уже было рассказано, первое успешное применение Стингеров произошло у Джелалабадского аэродрома. Мы также включили Кабул - Баграм в первую фазу применения этого оружия. Затем последовало посылка этих ракет через перевал Гиндукуш для использования у аэродромов в МазариШарифе, Файзабаде, Кундузе, Маймане и рядом с рекой Аму-Дарья. Третья фаза предусматривала использование ракет для обороны провинций, граничащих с Пакистаном, с окончательным их развертыванием вблизи аэродромов Кандагара и Лашкаргаха. Эти районы были предназначены для использования в последнюю очередь из-за отсутствия гор, что позволяло неприятелю быстро определять местонахождение моджахедов с помощью авиации, и уничтожать их сравнительно легко.
   Использование Стингеров склонило тактический баланс в нашу сторону. Успех следовал за успехом и поэтому моральный дух моджахедов поднимался, в то время как у противника падал. Теперь Афганские и Советские пилоты с неохотой летали на низкой высоте, для атаки по наземным целям, в то время как все транспортные самолеты в Кабульском аэропорту и во всех остальных аэропортах взлетали и садились лишь в сопровождении вертолетов, отстреливающих инфракрасные ловушки. Даже гражданские лайнеры, которые мы не атаковали, переняли манеру резкого спиралеобразного снижения, вынуждая пассажиров нервничать и блевать. Мы инструктировали полевых командиров охотиться не только за самолетами и вертолетами, но и за их экипажами. Для нас мертвые пилоты были более важны, чем сбитые самолеты, так как последние гораздо проще заменить, чем первых. Мы смогли убить или захватить в плен гораздо больше пилотов, после того как боевые расчеты "Стингеров" стали сопровождать специальные команды, чьей задачей было уничтожение или захват пилотов.
   Хотя нашей политикой никогда не было убийство экипажей сбитых самолетов и вертолетов, захваченных в плен, советская пропаганда внушала многим, что взятие в плен - участь более незавидная, чем смерть. Такая ситуация существовала задолго до того, как мы начали получать "Стингеры". В 1984 году мужественный английский фоторепортер Джон Ганстон стал свидетелем этого ужасного страха перед пленом, снимая мертвого пилота советского МиГа-21, снимок которого был затем опубликован во Французской еженедельной газете "L'Expres". На фотографии было видно, что пилот лежал в саване своего парашюта, находясь все еще в кресле- катапульте, с рукой поднятой к голове. Он катапультировался, но его ноги были оторваны, когда его кресло вылетало из кабины самолета. После приземления, в предсмертной агонии, он выстрелил себе в голову, опасаясь быть взятым в плен. Позднее моджахеды забрали пистолет из его руки. В своей книге "Солдаты всевышнего" Роберт Каплан цитировал Ганстона: "Пилот находился там уже в течении нескольких недель, и весь почернел на солнце, хотя снег не давал начаться разложению плоти. Черви прогрызли дыры в его лице. Я нашел его радиопозывные и техническую документацию на МиГ-21. Но, черт побери, моджахеды не позволили мне оставить это себе".
   В 1987 году, в долине Логар, ракета из "Стингера" сбила вертолет, который очень сильно горел, ударившись о землю. Моджахеды пробрались к нему, расчистили обгорелые обломки и сняли одного из партизан, поднимающего крошечное, съежившееся, почерневшее тело одного из пилотов, на конце палки. Тело выглядело как нелепая кукла из угля.
   За десять месяцев, начиная от первого использования Стингеров, до того времени, как я покинул ... в августе 1987 года, 187 Стингеров было использовано в Афганистане. 75 процентов из них сбили воздушные цели. К тому времени каждая провинция, за исключением трех, имела эти ракеты на вооружении. Мы всегда обучали полевых командиров планировать и действовать в наступательном режиме. Они должны были нападать на посты, в надежде, что те будут запрашивать авиационную поддержку по радио. Если прилетали вертолеты, то они попадали в засаду. Обычные ракетные обстрелы проводились в дневное время для того, чтобы заставить Ми-24 подняться в небо. Иногда они поднимались, оставаясь высоко в небе, выстреливали несколько ракет и улетали прочь. Видя летящие на большой высоте вертолеты, моджахеды умышленно выставляли на показ одну или две автомашины, ведя их таким образом, чтобы напылить как можно больше, надеясь, таким образом, приманить жертву пониже. Если вертолет опускался ниже, его обычно сбивали. Однако гораздо чаще вертолеты оставались высоко, не опускаясь.
   Вне всякого сомнения появление "Стингеров" вызвало заметную тревогу среди вражеских экипажей самолетов и вертолетов. Однажды два вертолета огневой поддержки расстреливали с бреющего полета один из кишлаков. Когда один из вертолетов был подбит "Стингером", пилот второго вертолета в панике выбросился с парашютом. Зимой 1986/87 полевые командиры и руководители отрядов подготовились к продолжению боевых операций и во время суровых погодных условий. Они имели достаточный запас "Стингеров". Мы по максимуму эксплуатировали их энтузиазм. Это была первая зима, когда мы не потеряли наши наземные позиции в окрестностях Кабула, некоторые блок-посты были даже захвачены моджахедами, так как вражеские вертолетчики часто просто опасались вмешиваться в ход боя, как раньше.
   Несмотря на продолжающееся подчеркивание необходимости мер безопасности для предотвращения захвата "Стингеров" противником, неизбежное случилось. Дважды в начале 1987 года мы потеряли "Стингеры", сперва их захватили русские, а потом иранцы.
   Мы обучали команду, которой предстояло провести операцию под Кандагаром под началом Муллы Маланга ("Мясника"). На обратном пути на базу, имея с собой три "Стингера", он попал в удачно организованную спецназом засаду. Несмотря на мои личные инструкции о том, как двигаться, оставаясь всегда внимательным к происходящему вокруг, он умудрился нарушить все правила безопасности. Маланг расположил две пусковых установки и четыре ракеты в головной группе своего отряда, в то время как сам с оставшимися "Стингерами" с основной группой шел сзади. Головная группа остановилась на привал и была застигнута спящей группой спецназа, которая внезапно спустилась к моджахедам на вертолетах. Вертолет приземлился вне зоны досягаемости огня, высадил группу спецназа, которая частично уничтожила, частично захватила в плен головную группу, за исключением одного человека, который убежал. Русские, должно быть, были щедро награждены, когда вернулись с такой ценной добычей.
  
   В течение многих месяцев я опасался использовать "Стингеры" в провинциях граничащих с Ираном. Существовала реальная опасность того, что они могли быть проданы либо переданы иранцам. Как бы то ни было, после того, как мы узнали, что русские захватили несколько "Стингеров", я решил воспользоваться шансом и представить это оружие в районах около Герата, Шинданда и других подходящих областях около границы с Ираном. Туран Исмаил из Герата был первым полевым командиром из того региона, который получил "Стингер" через своего заместителя, бывшего полковника Алауддина, который прибыл в Пакистан для обучения, и затем сам сопровождал ракеты. После этого мы выбрали менее важного полевого командира из партии Халил. После обучения ему дали две новые машины, и проводили до границы, где он был тщательно проинструктирован о том, по какой тропе ему следует идти через провинцию Гельменд. Ему незачем было идти в Иран. Непростительно то, что этот полевой командир вернулся в Кветту после краткого путешествия в Афганистан, под предлогом того, чтобы получить больше оружия, и отпустил свою команду продолжать путь без него. У них возникли проблемы при пересечении реки Гельменд, и они отклонились от намеченного пути. Либо по стечению обстоятельств, либо так и было задумано, но их путешествие окончилось тем, что они были арестованы на Иранской территории силами Пассадар (Иранские пограничники). У них было четыре пусковые установки "Стингер" и шестнадцать ракет. Неоднократные попытки Халеса и Раббани, у которых были великолепные контакты в Иране, вернуть их обратно, провалились. Иранские власти никогда, в общем, не отказывались вернуть их, но всегда выдумывали различные причины, для того, чтобы задержать их возвращение. До сегодняшнего дня мы так и не увидели эти ракеты. Я даже не знаю, является ли факт того, что Иран получил доступ к этому оружию еще в 1987 году, широко известным. Я могу лишь молиться, чтобы эти ракеты никогда не попали в руки террористических организаций. Нет нужды говорить, что этот был последний раз, когда Халес получал "Стингеры" пока я оставался работать в офисе.
  
Перевод Эдуарда Гафарова
 

1

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 425 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.













                                 345 гв. ОПДП, Баграм 4
                                                                                    
                                                                                      (Eric Kalabao)

























 Младшие советские командиры сами вырабатывали договоренности с кишлаками, командирами моджахедов, а прежде всего, конечно, с представителями режима — солдатами, милиционерами, руководителями сельских отрядов самообороны. Отношения были сложными. Бои перемежались сотрудничеством и компромиссами: прекращением огня, готовностью закрыть глаза на контрабанду (при условии, что речь идет не об оружии). У крохотных отрядов на заставах не было особого выбора, кроме как налаживать отношения с жителями деревень. Им выделяли товары, которыми они могли пользоваться для бартера и взяток: консервы, сахар, сигареты, мыло, керосин, спички, подержанную одежду и обувь, и так далее.

Второй батальон 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка вел наблюдение за Панджшерским ущельем. Штаб батальона располагался в маленькой крепости в Анаве. Военные врачи, когда могли, оказывали местным жителям помощь. Солдаты показывали крестьянам фильмы и наносили визиты местным чиновникам. Они пытались выступать посредниками в непостижимых местных конфликтах. Они снабжали бедные семьи мукой, консервами, растительным маслом, солью, сахаром и сгущенным молоком. Представитель ХАД в Анаве как-то пригласил офицеров батальона на ужин, где те встретились с местными «шишками»: секретарем комитета партии, главой местной администрации, врачом и учителем. На стене висели портреты Горбачева и Ленина. Гостей обильно кормили, подавали пакистанские сладости на изысканном фарфоре, мясо, рис, картофель, лук. Трапезу сопровождала афганская поп-музыка из магнитофона.

Моджахеды обстреливали крепость довольно бессистемно, обычно по воскресеньям. Русские в ответ поливали огнем окрестные горы. Однажды моджахеды попытались взять штурмом одну из застав батальона, но то было исключением: они желали взять реванш за потерянный недавно караван.

Многое зависело от командиров — как советских, так и моджахедов. Александр Карцев наладил хорошие отношения с местными жителями, а командир соседней заставы — нет, и на нее регулярно нападали, тогда как Карцева и его людей трогали редко.

Чтобы улучшить отношения с жителями кишлака, Карцев прибегал к своим ограниченным врачебным навыкам. Горцы не были знакомы с современными лекарствами и поэтому хорошо реагировали на аспирин, обычные антибиотики и так далее. Репутация Карцева укреплялась. Однажды, когда он навещал своих пациентов в кишлаке, его похитили. Он ждал худшего, но оказалось, что брат местного командира моджахедов Анвара случайно ранил себя, и Карцева привели, чтобы его вылечить. К счастью, это удалось.

Несколько месяцев спустя на заставе появились две БМП с местными афганскими чиновниками. Они приехали заключить сделку с Анваром и попали в ловушку: тот захватил их в плен и угрожал убить. Командир местного отделения ХАД полковник Вахид попросил Карцева договориться об освобождении людей и возврате машин. Карцева доставили к Анвару, и тот заявил, что БМП отдаст, но пленников казнит, поскольку они в союзе с врагами ислама. И даже пойдет Карцеву навстречу: он не станет их пытать. Карцев возразил, что убивать посланцев неправильно: против кишлака и посевов примут ответные меры. Погибнет множество правоверных. Анвар подумал, посоветовался с соратниками, отпустил пленников и вернул машины.

Отношения афганцев с русскими были запутанными. В августе 1984 года афганский танковый полк участвовал в совместной операции в провинции Пактия. Один из танков подорвался на мине с дистанционным управлением, перевернулся и раздавил офицера ХАД. Через неделю к советскому военному советнику, прикрепленному к тому полку, пришел старик и четверо его сыновей. Братья были высокими, могучими и увешаны оружием, как новогодние елки. Они рассказали, что погибший офицер ХАД был их братом. Он учился в Советском Союзе. А они ушли к моджахедам. Советник налил им чаю, поболтал с ними о погоде, показал на карте место, где взорвалась мина, и назвал имя местного командира повстанцев. Они поблагодарили его и отправились мстить.

                                                                                                                    Родрик Брейтвейт










































































































































































































































































































Памяти себя сломавших… Самострел

М. Киселев

   Руха. Серое осеннее сумрачное утро. Небо затянуло густой плотной дымкой, спрятав горные вершины, которые окружали наш полк. Афганское солнце изредка пробивалось сквозь чернеющие облака, а резкие порывы ветра сгущали тучи, и небо в предчувствие беды вот-вот готово было разрыдаться. Наш второй батальон пробудила грустная весть: за солдатским туалетом нашли молодого солдата - 'самострела'. Он лежал на самой окраине территории полка, где колючей проволокой ограждения разделялись два мира: солдатского быта и зеленого от кустарников тутовника горного склона, переходящего в глубокое ущелье - рубежа душманских владений. Как потом выяснили: парнишка, покончивший с собой, был из гранатометного взвода. Объявили общий батальонный сбор. Прапорщик Молодец, заглянув в наш спальный район (место расположения хозвзвода), беглым взглядом мысленно пересчитал нас. Убедившись, что все живы, с облегчением выдохнул и грозно сказал:
  -Выходи строиться!
  
  Мы, замученные бессонными ночами и непрекращающимися "духовскими" делами, выползали по одному на маленький плац, напоминающий маленькую крепость, окруженную афганскими дувалами. Шли на свое место батальонного управления. Туда же выходили строиться и другие подразделения: минометная батарея, связисты, часть рот и гранатометный взвод. Построившись в длинную шеренгу, напоминавшую извилистую горную тропинку, стали ждать приговора. Многие шептались, еще не понимая, ради чего такое ранее построение.
  
   На небольшую трибунку перед мини-плацем вышел наш комбат майор Пазин, замполит капитан Орленко, начальник штаба капитан Савинов и представитель управления полка. Все сразу 'поймали' тишину и стали вопросительно ждать.
   Вдруг со стороны туалета показались солдаты из батальонного разведвзвода, которые несли на санитарных носилках тело солдата. Они подошли поближе и положили носилки посередине - так, что бы всем было видно.
  
   Всеобщему взору предстала ужасающая картина: на носилках лежало неестественно скрюченное, застывшее в предсмертных судорогах, окоченевшее тело молодого солдата. Голова была сильно запрокинута назад, как будто у него отсутствовали шейные позвонки; со стороны гортани были видны окровавленные отверстия от пуль. Но самое жуткое: верхняя часть головы (практически отсутствовавшая) напоминала пустую разорванную консервную банку, а на клочках светлых, коротко постриженных волос, была видна запекшая кровь с желто-зелёной слизью. Челюсть со страшным оскалом отвисла, обнажив жёлтые зубы, как будто сохранив последний отчаянный крик души. Глаза, когда-то выражавшие настроения человека и чувства, были полузакрыты и черны от крови. Но что меня поразило еще больше - это руки! Они говорили, нет, кричали о мучительно минутах расставания с жизнью. В кровь истертые мозолистые ладони были обращены вверх, напоминали о его нескончаемом солдатском труде; сильно сжатые пальцы как будто цеплялись за жизнь, только указательный палец правой руки одиноко торчал, сохраняя след от курка автомата. Его гимнастёрка-х\б, видавшая не одну сотню стирок, была размером 56, не меньше, и свисала балахоном. Сам же он был очень худощавого телосложения. Чтобы не смотреть на обезображенную голову, я тупо упёр свой взгляд на его ноги. И только тогда заметил, что его ботинки были разного размера: один примерно 46, другой 40. Зрелище было очень жалким.
  
   Я подумал: 'Как же страшно человек выглядит в смертельном облике!'
   Комбат начал свою речь:
  - Посмотрите все на этого урода! Он трус, чмо! Решил легко избавиться от своей нелёгкой солдатской службы, а он подумал о своей матери, о своем командире? Смотрите, у него нет мозгов и, видимо, никогда и не было! Те из вас, кто надумал такой же чмошный поступок - идите и умрите лучше в бою! Умирать нужно достойно, как мужчины!!!
  
   Тут подключился замполит:
  - Да, как мужчины! И я обязательно напишу его матери, отцу, напишу на его прежнюю работу, как он погано умер! И пусть каждый из вас знает, что не будет таким поблажки и посмертных наград! Этот случай, к сожалению, не первый в нашем полку. Я внимательно буду теперь присматриваться к каждому из вас, и если кто-то во мне пробудит сомнения, то я сразу же его отправлю на боевые в сапёры. Пусть там умирает, а не за сортиром!
  
   В строю прошло шевеление, кто-то стал открыто поддерживать начальственную точку зрения и говорить, какой же он плохой солдат, и были даже такие, кто сплюнул в его сторону. Всеобщее настроение было практическим единым, к тому же никто не хотел в сапёры!
  
   Дополнить всю эту агитацию своей версией решил майор из особого отдела полка:
   -Солдатики, поймите, что сила обручального кольца в крепком мужском яйце! И если даже вас не дождалась ваша любимая девушка, это не ваша беда, а её! Не стоит она таких жертв, нужно вернуться домой, целыми и невредимыми с наградами и почестями!
  
   Грустно молчали только молодые, на чьих плечах был всеобщий армейский быт.
  
   Сам того не замечая, поначалу я полностью согласился с доводами начальства, но, глядя на сытые лица в хорошо подогнанном обмундировании, кипевшие праведным негодованием, вдруг во мне возникла волна возмущения. Как это вообще возможно, как же так, почему такая не справедливость? Почему??? Молодой 'зелёный' солдат не покладая рук и ног пашет и днём, и ночью за себя и за того парня! Не доедая, не досыпая, терпя жестокие, фашистские издевательства 'дедов' (старослужащих солдат), а также порой и от офицеров! Где и от кого искать защиту, поддержку? И невольно в голову парня пришла мысль: 'Смерть! Только она моё спасение!'
   А что вообще он чувствовал, и кто мог довести его до этого состояния, кто-нибудь задумался? А вы обратили внимание, как он одет? Почему его форма одежды не по размеру, а? Кто её выдавал ему??
  
   Я стоял и еле сдерживал своё возмущение. В моих мыслях ярко пронеслась воображаемая картина событий, предшествовавших смерти этого парнишки.
  
   -Сюда иди! Бегом, воин! Ты почему котелки не помыл, совсем оборзел, а?? - вопрошал 'дед'.
   -Так, сейчас получишь 'фанеру', - и со всей силы ударил его кулачищем в грудь, роняя на землю. Пацан, задыхаясь и корчась, хотел встать, но ноги не слушались; хотел что-то сказать в своё оправдание, но перехватило дыхание, ведь было очень больно! Слёзы сами брызнули из глаз. От этого зрелища 'дед' ещё сильнее разозлился, и стал что есть мочи пинать его ногами.
  
   Ночь, никому не нужный внутренний пост охраны своего подразделения...
  - Только бы не уснуть, а то опять будут бить и издеваться. Как же я хочу домой, когда же всё это прекратится?! Сколько же мне это терпеть?! Надо попроситься в горы, хоть там отдохну. Нет, меня не возьмут, я же один молодой в этом взводе, скажут - 'чижара' ещё, не готов, да и кто будет им прислуживать? А впереди целая вечность нескончаемой службы; один день длится, как целая неделя. Ох, как болит тело, особенно грудь! Если бы я знал, какая она Советская армия - в жизнь бы не пошёл служить!
  
   Сразу же вспомнился родимый дом: мать, сидящая у околицы и ждущая своего сына из Афгана; дядя Фёдор из районного военкомата, предлагавший за два литра коньяка отсрочку. Вот дурак, надо было согласиться... Хотя отец, узнав, грозно погрозил кулаком:
   -Мужиком становиться только в армии, сынок!
   Если бы он меня сейчас видел, что сказал бы:
  - Клоун?!
   И тут сразу же заныла натертая нога. Хотелось заплакать, но слёз уже не было, сильно пересохло в горле. Нет, сейчас уйду и кто-нибудь из дедов тут же выйдет, а меня нет... Ладно, потерплю...
   Дул сильный осенний ветер, гул в ушах заглушал неровный ритм сердца, на душе была пустота, полное безразличие к себе и к своей жизни, не было ни жалости, ни скорби. Мысль пришла сама собой:
   -Всё, я понял, не хочу я жить! Зачем она мне, эта жизнь, я всю жизнь был неудачником, чмом. Светка - первая 'страшилка' на селе - и та бросила! Написать предсмертную записку? Нет ни бумаги, ни ручки, где искать? Нет...
  
   Ноги сами понесли на окраину батальона - там темно, очень темно. Автомат... Затвор надо передернуть, не получается, ах да, предохранитель... Вот и всё, я сейчас, это быстро, больно не будет, я знаю... Скорей, а то заметят, кто-то идёт, нет, это ветер...
  
   -Так как же лучше - в сердце, нет, не достану до курка автомата, опять нет, ну как же лучше?!
  
  - Руки сводит... Вот в горло, быстро и... всё!
  
   Сквозь ущелье ветер эхом пронёс прощальный стон, заглушенный выстрелами, и только неприступные горы мрачно молчали, величаво смотря в небо. А где-то там, далеко за речкой, по сельской тропинке шёл домой с войны белобрысый мальчишка...     



























 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 630 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1



Конгрессмен Чарли Уилсон среди «духов». Организовал финансирование тайной операции ЦРУ, в рамках которой поставлялось оружие моджахедам (операция «Циклон») в период войны в Афганистане. Один из арсеналов был уничтожен в Бадабере. 1987 год.

1




Чарли Уилсон и его соратница Джоан Херринг в окружении афганских повстанцев.

1



"Во Вьетнаме мы потеряли 58 000 человек. Русские в Афганистане потеряли 25 000. Они должны нам еще 33 000 убитых". Конгрессмен от штата Техас Чарльз Вильсон. 1988 год.

1

1

1

1

1

1

1




 Вспоминает Мухаммед Шах, один из немногих пленных афганцев, кому удалось убежать из лагеря:
"Внезапно в тюремном коридоре послышался шум, топот бегущих людей. Через мгновение мы были на ногах — в камере сон чуткий. Под ударами наша дверь слетела с петель. К нам заглянули два «шурави» и афганец с горящими глазами и автоматом в руках. Век помнить буду эти сверкающие, полные гнева и решимости взгляды русских:
— Мы перебили охрану, завладели оружием, — закричал нам высокий вихрастый парень.
— Вы свободны, бегите — добавил афганец. — Быстрее уходите в горы.
Выбежав во двор, мы увидели, как советские и некоторые афганские пленные вытаскивают на крыши складов тяжелое оружие, минометы, китайские пулеметы. Я тогда не понял, для чего это они делают, что задумали. Вместе с несколькими афганцами кинулся в приоткрытые тюремные ворота. Не помню, куда, сколько бежал. Только на рассвете начал приходить в себя, понял, что удалось скрыться в горах живым. Меня всего трясло… Оттуда я еще долго слышал пальбу в стороне лагеря, глухие взрывы. Только вернувшись в Кабул, из рассказов военных узнал, чем закончилось восстание военнопленных в Бадабере. Не знаю конкретных имен русских, но Аллах свидетель — светлую память о них буду хранить, пока жив буду…»



"Все русские погибли"


В практике спецслужб жертвы среди заложников во время их освобождения — скорее правило, чем исключение. Это подтверждают не только события в Беслане. Как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, в 1985 году при попытке освобождения попавших в плен к афганским моджахедам советских солдат все они погибли. А разведслужбы сумели скрыть свое участие в этой операции даже от руководства СССР.

В середине восьмидесятых был популярен такой анекдот. Приехавший в отпуск из Афганистана офицер приходит в парикмахерскую. Мастер видит, что клиент напряжен, и пытается разговорить его. Ничего не выходит. Тогда он спрашивает: "Как положение в Афганистане?" "Нормализуется",— отвечает газетным штампом офицер. Через некоторое время мастер снова спрашивает о положении и получает тот же ответ. Потом еще раз. Офицер ушел, а коллеги начинают упрекать мастера. Что, мол, пристал: как положение, да как положение. А тот отвечает: "Он как скажет 'нормализуется', у него волосы дыбом встают, и стричь знаете как удобно!"

К тому времени даже у тех, кто не слушал западные радиоголоса, объяснявшие, что СССР загнал себя в капкан бессмысленной и дорогостоящей войны, не осталось иллюзий. И даже советская печать перестала сообщать, что временно размещенный в Афганистане ограниченный контингент советских войск занимается строительством военных городков и помощью афганским крестьянам. Лгать так грубо не имело больше смысла: практически у каждого был брат, друг, знакомый или знакомый знакомых, который прошел через Афган и после возвращения рассказал, как в него стреляли все от мала до велика. А по количеству гробов — "грузов 200",— которые развозили по стране армейские самолеты, все догадывались и о том, какой кровью Советская армия оплачивает интернациональный долг.

Война шла своим чередом, когда в мае 1985 года из Афганистана пришло необычное сообщение. Группа советских военнослужащих, попавших в плен к афганским душманам и вывезенных в их лагерь в Пакистане — крепость Бадаберу,— подняла восстание. Они захватили склады с оружием и боеприпасами, вели бой несколько часов и уничтожили огромное количество моджахедов. Однако силы оказались не равны. На помощь душманам пришла пакистанская армия и вертолеты, крепость была окружена, и, чтобы вновь не оказаться в руках врага, герои подорвали склады и себя.
 
Несмотря на то что сообщение советских информационных агентств о восстании в Бадабере повторялось в газетах неоднократно, подвиг пленников остался незамеченным большинством граждан СССР. На фоне всеобщей борьбы с тотальным дефицитом им было просто не до взрывов в далеком Пакистане. А желчные скептики-интеллигенты, как им и полагалось, сочли восстание в Бадабере очередной выдумкой партийной пропаганды. И никакие ссылки на пакистанские газеты как первоисточник информации не могли их убедить. Ведь даже тогда ни для кого не было секретом, что "Правда" ссылается главным образом на иностранные прокоммунистические издания.
 
Однако самым любопытным было то, что в восстание не очень поверило и руководство СССР. И потребовало от спецслужб ясной и подробной информации о происшествии в Бадабере.
       
"Как нам реагировать на это героическое ЧП"

Из всех советских лидеров в достоверных сведениях о восстании больше всех был заинтересован министр иностранных дел, первый зампред президиума Верховного совета СССР и член Политбюро Андрей Громыко. Смерть советских граждан на пакистанской территории давала СССР массу преимуществ в долгой дипломатической войне вокруг Афганистана. Весомое подтверждение информации о восстании могло стать прекрасным рычагом давления и на руководство Пакистана, активно помогавшего моджахедам. Любимую мидовскую формулировку "действия, попирающие все нормы и принципы международного права", можно было бы использовать максимально широко. Но из КГБ Громыко так ничего и не получил — ему ответили, что не располагают информацией.

Тогда дипломаты выбрали другую тактику. Посол Советского Союза в Исламабаде Виталий Смирнов 11 мая 1985 года встретился с президентом Пакистана Зия уль-Хаком и вручил ему советскую ноту, где заявлялся решительный протест против убийства советских граждан на пакистанской территории — в Бадабере. Ответ пакистанцев принес только часть интересующей Москву информации. В нем говорилось, что в Бадабере случилась стычка противоборствующих афганских группировок. А история о восстании называлась безответственным вымыслом пакистанских и иностранных журналистов, поскольку советских пленных в Пакистане не было и быть не могло.
 
Получалось, что бой в Бадабере все-таки был. И Громыко позвонил министру обороны маршалу Соколову, чтобы узнать, не известно ли что-нибудь военной разведке — ГРУ Генерального штаба.

В 1990 году бывший начальник Генштаба маршал Ахромеев вспоминал:
 
"Мне позвонил министр обороны маршал Соколов и сказал, что только что звонил товарищ Громыко и попросил сообщить, есть ли по линии военной разведки подробности о восстании военнопленных (по линии КГБ таких сведений не было). Он также советовался, 'как нам реагировать на это героическое ЧП'. Признаться, в тот момент я тоже об этой трагедии знал очень немного из шифровок ГРУ. Их было одна или две. В одной был зафиксирован перехват радиопереговоров пакистанского летчика о нанесении удара по Бадабере, в другой — пересказ публикаций об этом из пакистанских газет. Однако ясности, что там произошло, сколько погибло наших военнопленных, их имен не было.
 
Выслушав меня, Соколов распорядился включить материалы о восстании пленных в ежесуточную сводку военно-политической обстановки, которая готовилась дежурной службой ГРУ, и в дальнейшем отслеживать эту информацию. Под конец нашей беседы он высказал мысль, что было бы неплохо узнать фамилии наших военнопленных и представить их к наградам.
 
В тот же день я отдал распоряжение начальнику ГРУ генералу армии Ивашутину тщательно проверить все факты, касающиеся событий в Бадабере, и поставил задачу: через наши резидентуры, аппараты военных атташе в Пакистане и Афганистане установить имена погибших, подробности восстания. Насколько я помню, по линии КГБ такая же задача была поставлена первому главному управлению.
 
Какое-то время я интересовался событиями в Бадабере у наших разведчиков. Но затем интерес в печати исчез так же внезапно, как и появился, 'пошел процесс' перестройки, и то событие забылось. Выходит, наши спецслужбы так и не выполнили приказ руководства страны, и это прискорбно".

Тогда же, в 1990 году, маршал, к тому времени назначенный военным советником президента Горбачева, пообещал проводившему собственное расследование восстания в Бадабере корреспонденту "Красной звезды" Александру Олийнику вновь собрать материалы о тех событиях. Однако когда Ахромеев после путча в августе 1991 года покончил с собой, среди его документов материалов о восстании не оказалось.

Такими же безуспешными оказались попытки военного журналиста получить информацию в КГБ. Министр обороны маршал Язов позвонил главному редактору "Красной звезды" и приказал больше не беспокоить председателя КГБ Владимира Крючкова. Хотя целью расследования газеты было всего лишь установление имен поднявших восстание пленных.

Получалось, что КГБ и ГРУ пытаются сделать все, чтобы о подвиге советских солдат в Бадабере забыли как можно быстрее. Никакого подвига не было или спецслужбы пытались что-то скрыть?
       
"Среди русских был один упрямец — Виктор"

То, что восстание действительно было, подтвердил приехавший в ноябре 1991 года в Москву руководитель "Исламского общества Афганистана" Бурхануддин Раббани, который впоследствии стал президентом страны. В 1985 году лагерь Бадабера находился под его непосредственным контролем. Раббани рассказывал:
 
"Среди русских был один упрямец — Виктор, родом с Украины. Однажды вечером, когда все ушли на молитву, он убил нашего часового, завладел его автоматом. Несколько человек последовали его примеру. Затем они поднялись на крышу складов, где хранились снаряды к РПГ, и начали оттуда стрелять по нашим братьям. С плаца все разбежались. Мы попросили их сложить оружие и сдаться... В тревоге прошла ночь. Наступило утро, Виктор с сообщниками не сдавался. Они убили не одного моджахеда, многие из наших братьев были ранены. 'Шурави' вели огонь даже из миномета. Мы снова попросили их через мегафон не стрелять — это могло привести к катастрофе: взорвутся боеприпасы на складах...

Но и это не помогло. Стрельба с обеих сторон продолжалась. Один из снарядов попал в склад. Произошел мощный взрыв, стали гореть помещения. Все русские погибли".

Раббани также жаловался, что история с восставшими русскими испортила его отношения с пакистанцами.
 
Его информация о попадании снаряда или ракеты в склады к тому времени была подтверждена и другими источниками. Получалось, что пленники себя не взрывали, а сообщения о самоуничтожении были домыслом советской пропаганды. Да и зачем им было делать это, когда в их распоряжении был целый арсенал? Но тогда почему пленные подняли бунт, обреченный на провал? Или за кадром осталось что-то еще?

Позднее появилась версия, что пленники собирались захватить радиостанцию лагеря и выйти в эфир с обращением к ООН, Красному Кресту, правительствам Пакистана, Афганистана и СССР. Но сделать это им не удалось. Но и эта версия выглядела не слишком убедительно. Кто мог гарантировать, что мощности радиостанции хватит, чтобы их услышали за пределами Пакистана? Или что их обращение мгновенно не заглушат?

Значит, все-таки кто-то направлял восстание извне. Но кто?
       
"Подлетели прямо к лагерю на вертушках, открыли шквальный огонь"

В начале 90-х я не участвовал в поисках информации о Бадабере, хотя сама история меня очень интересовала. Но с Афганистаном было связано немало других не менее загадочных историй, которыми я занимался. Я встречался со многими афганскими ветеранами — армейскими, из особых отделов КГБ, из МВД и погранвойск. Их рассказы имели различную степень достоверности. И каждому я в той или иной форме задавал вопрос про Бадаберу. Точнее, разговор к ней выходил сам собой, стоило затронуть крайне болезненную тогда проблему пленных.
 
Одни собеседники считали всех пленных или по крайней мере большую их часть предателями. Другие жалели их и сообщали, что знали, об освобождении наших солдат и офицеров из плена. Один из офицеров, например, рассказывал о военном разведчике, маскировавшемся под душмана и свободно проникавшем в места, контролируемые моджахедами. По словам ветерана, этот офицер прикидывался торговцем людьми и где выкупал, где выменивал пленных, а где-то организовывал им побег. Насколько это соответствовало истине, судить не берусь. Но о Бадабере большинство ветеранов-афганцев повторяли то, что прочли в газетах.

Намного интереснее оказалось письмо, которое пришло на мое имя в редакцию. Автор просил меня поговорить с очень интересным человеком и, если возможно, опубликовать о нем статью. Далее следовало жизнеописание и восторженные отзывы о человеке, якобы широко известном в узких кругах военной разведки под псевдонимом Доктор. В письме говорилось, что Доктор лично руководил крупной, но не вполне успешной операцией по освобождению попавших в плен к душманам советских военнослужащих. В конце указывался домашний адрес и телефон Доктора, а также описывался способ контакта с автором письма.
 
Неужели Бадабера? И, дочитав до конца, я забросил все дела и поехал на встречу с этим человеком.
 
Писавший оказался офицером. Чтобы рассеять мои сомнения, провел на территорию части, где они служили вместе с Доктором. И показал мне на стенде фотографию будущего героя интервью во всех регалиях и орденах в ряду не менее заслуженных офицеров. Однако лично знакомить меня с Доктором категорически отказался.
 
Потом я не раз думал, что заставило его написать и встретиться со мной. Скорее всего, обида за друга. Доктора из-за многочисленных травм и ранений не продвигали по службе. Состояние здоровья якобы не позволяло. И наверное, его друг, как любой советский человек, считал, что публикация в центральной газете обязательно поможет. Скорее всего, по той же причине согласился на встречу и сам Доктор, когда я ему позвонил. Правда, он предупредил, что мало что имеет право рассказать, и даже ту малость, что расскажет, военная цензура вряд ли даст опубликовать.

Тем не менее мы встретились. Доктор довольно скупо и односложно рассказывал о себе. Еще меньше об операциях. Оживился только когда речь зашла о придуманной им методике подготовки спецназа из афганцев. Солдат в правительственную армию ДРА набирали путем облав на базарах. Посидев в казармах, отъевшись и получив автомат, защитники светлого афганского будущего нередко перебегали к моджахедам. Причем новобранцев практически не проверяли. Как говорил Доктор, был случай, когда на базаре поймали заместителя видного полевого командира Ахмад-шаха Масуда и он отслужил две недели в правительственном разведывательном батальоне. А те, кто все-таки оставался, перед боем получали по две сигареты с анашой, чтобы не бояться противника. И поэтому советские офицеры не любили ходить на операции с афганскими товарищами.

Доктор изучил местные обычаи и начал набирать спецназовцев по принципу круговой поруки. Начал со своего телохранителя-афганца. Обеспечил ему отличную еду, приличную зарплату, отпустил повидаться с матерью. Тот привел с собой друга, за которого поручился жизнью. Потом они привели еще нескольких друзей и родственников, и все друг за друга поручились. Те еще. В итоге получилась боеспособная часть, беспредельно преданная своему командиру. И с ней Доктор стал проводить операции — разведка и наведение на противника советских частей, перехват караванов, засады и тому подобное.

Потом разговор перешел на пленных. Доктор рассказывал о том, как в 1984 году появились листовки, призывавшие наших солдат кончать войну и сдаваться. И некоторые поверили пропаганде. А потом приходилось их вытаскивать. И тут я спросил его о крупной операции по освобождению, которой он руководил.
 
"Была такая операция,— согласился Доктор.— Там удалось кое-что за счет фактора внезапности. Узнали, что в одном лагере 'духи' держат наших пленных. Подлетели прямо к лагерю на вертушках, открыли шквальный огонь. Духи успели несколько наших расстрелять, остальные их обезоружили. Лагерь удалось взять. Мы потеряли пять-шесть человек".
 
"Это было не в Бадабере?" — спрашиваю. "Нет,— сказал Доктор.— Бадабера была в 1985 году, меня тогда в Афганистане уже не было". И замолчал. Что стало причиной, я в тот момент так и не понял. Доктор сказал, что публиковать все это еще не время, и мы расстались.
       
"Удачная операция, как ни крути"

Прошло время. Поиски, которые вели все эти годы ветераны афганской войны, позволили установить имена погибших в апреле 1985 года пленных, а также одну небезынтересную деталь. В публикациях к двадцатилетию событий утверждалось, что план восстания передал пленникам некий человек, приходивший в лагерь. Получалось, что восстание все-таки организовал кто-то извне. Мне сразу вспомнилось, как замолчал Доктор. Видимо, он знал гораздо больше, чем говорил. Но наладить с ним новый контакт не получилось.
 
Оставалась надежда на то, что любой человек, даже самый дисциплинированный и сдержанный, все равно когда-нибудь заговорит о волнующих его вещах с близкими и друзьями. Оставалось только их найти. В письме о Докторе перечислялись все места его службы. И оказалось, что один из моих давних знакомых служил с ним. Оставалось только повидаться, настроить на нужный лад, поговорить.

Оказалось, что Доктор действительно обсуждал с ним Бадаберу. Как утверждал ветеран, он и сам слышал, что существовал план операции по освобождению пленных в Бадабере и уничтожению базы моджахедов. И осуществить его должны были переодетые душманами воспитанники Доктора. Чтобы все выглядело как стычка между группировками моджахедов — на случай, если что-то сорвется. Чтобы СССР никто не смог бы обвинить в агрессии против Пакистана. Но что-то не сложилось с переброской афганских спецназовцев в Пакистан, и они опоздали к началу восстания, не смогли пробиться к крепости и по большей части были перебиты. По словам источника, Доктор считал, что их погубила тупость и неповоротливость наших генералов, и очень переживал. И именно из-за неудачи спецслужбы предпочли скрыть правду даже от советского руководства. Тем более что сделать это было нетрудно. Погибли афганцы, но кто всерьез считал потери правительственных войск, когда из них дезертировали толпами.

Все это выглядело убедительно, но без документального подтверждения оставалось лишь одной из возможных версий. А разве не могло быть так, что спасать пленных никто и не собирался? Ведь советские или афганские вертолеты, прилетевшие за ними в Пакистан, могли быть сбиты, а их полет вполне можно было представить как очередной акт советской агрессии. А уйти с пленными к границе пешком или на машине пакистанцы вряд ли позволили бы. И ветеран согласился, что теоретически это могло быть. Но только теоретически.
 
"Нет,— подумав, сказал он,— я могу говорить об этом только в предположительном ключе. Конечно, разведка — штука циничная, но не настолько. Ну не могли подтолкнуть ребят к восстанию, если не собирались их спасать. Хотя... Ну, не знаю. В голове не укладывается. Это что же, парней Доктора угробили для того, чтобы наши ребята захватили арсенал?"
 
Он рассуждал, спорил со мной и с собой. Мы обсудили итог операции. Значительные запасы оружия и боеприпасов моджахедов были уничтожены, а их отношения с пакистанскими властями испорчены. У моджахедов и пакистанцев сотни убитых и раненых. Потери с советской стороны минимальны: семь пленных, которые и без того числились пропавшими без вести. Плюс пропагандистский эффект: подвиг советских воинов и т. д. и т. п.

Ветеран задумался и сказал:

"Удачная операция, как ни крути. Но если во всем, что мы тут наговорили, есть хоть капля правды, ни одной бумаги о подготовке бунта в Бадабере вы никогда не найдете. Хоть сто лет еще ищите. Геройское восстание — и точка".


1



Рисунок для фильма «Тайна лагеря Бадабер. Афганский капкан»

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 542 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.










1


            Вот как – то так все и было 6
1
                                                                                         (N. Surkov)
























Выпуск газета Сегодня №36 (2277) за 15.02.2006

НА ПРОГУЛКУ ПЛЕННЫХ ВЫВОДИЛИ, КАК СОБАК, В ОШЕЙНИКАХ

На парадном офицерском мундире полковника в отставке Александра Александрова рядом с другими наградами красуются два ордена Красной Звезды. Приказ о направлении в Афганистан в качестве советника начальника Главного политуправления афганской армии он получил в 1987 году. Эту дату, равно как 15 февраля 1989 года, когда последний солдат покинул афганскую землю, вспоминать без слез полковник Александров не может.

О КОРОЛЯХ ГОРНЫХ ДОРОГ

— Одной из самых существенных особенностей ведения боевых действий в Афганистане являлось то, что борьба с противником велась практически по всей территории страны, в ней не было разделения на фронт и тыл,— вспоминает Александров. —Противник мог появиться в любом месте и с любой стороны. Самыми страшными были засады, которые устраивали душманы в самых неожиданных местах. "Духи", засевшие в зарослях арыков по обе стороны дороги, в любой момент могли открыть по движущейся колонне огонь. Минирование, как правило, осуществлялось на узких участках дорог, на подъемах, у мостов, туннелей, на сложных участках дорог. Первыми жертвами были, несомненно, водители. Короли горных дорог! У каждого свой опыт, привычки. Один рейс через перевал Саланг — событие, десяток — подвиг. Дорога там — извилистый серпантин: левым бортом царапаешь отвесные скалы, а правый чуть ли не висит над бездонной пропастью. Это не нагнетание страхов. Это простое объяснение, почему на машинах рисовали звезды за рейсы.

Однажды нашу колонну разбили капитально, она шла без охраны, потому что дело было днем, и к тому же в двадцати километрах находились два полка. Противник как обычно подорвал первую машину и последнюю. Как только рвануло, открыли огонь из засады. Пули безжалостно косили растерявшихся солдат. Многие так и не успели поднять автоматы и замертво валились на землю. Колонна обстреливалась душманами из крупнокалиберных пулеметов, гранатометов, стрелкового оружия. Загорелись бензовозы и машины с боеприпасами. Когда мы прибыли на место боя, то увидели, что весь путь по ущелью был покрыт искореженной, сгоревшей техникой. По вывернутым карманным мертвых бойцов было видно, что душманы мародерствовали. Стреляли одиночными в голову тем, кто еще показывал признаки жизни, или перерезали им горло широкими лезвиями кинжалов.

О ДУШМАНСКИХ ЗАСТЕНКАХ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНЯЛИ ПЛЕННИКА ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ

— Судьба захваченных в плен советских военнослужащих была ужасной. Душманы пытали наших ребят, а пытки на востоке изощренные. К примеру известнейший "красный тюльпан", когда человека подвешивают за руки и, накачав предварительно наркотиками, подрезают кожу подмышками вокруг тела, а после, сдирая заворачивают ее до пояса. И пока действует наркотик, человек не чувствует боли, но когда действие наркотика со временем проходит, человек или сходит с ума или умирает от боли. Что касается плена, то все были наслышаны о нем, и попадать туда никто не хотел, уж лучше застрелиться. Советских пленных использовали на самых тяжелых работах, одновременно склоняя к принятию ислама. На прогулку выводили, как собак, в ошейнике. Кормежка — арбузные да дынные корки. Я видел людей-скелетов, лица, руки и ноги которых были укрыты страшными язвами. Бывало, что пленных угоняли в Пакистан или Иран, а если повезет, то обменивали на духов, которые были у нас в плену. Помню, удалось обменять одного нашего, попавшего в плен по неосторожности. Около полугода находился Егор в плену и за это время душманские застенки изменили его до неузнаваемости. Он с трудом разговаривал на родном языке, не сразу вспомнил своё имя. Когда он немного оклемался, то рассказал, что в первый же день захвата его раздели и зверски избили. Держали, в замаскированной норе-пещере в кандалах, кормили отходами. Как-то он стал замечать, что после еды чувствует какое то странное состояние лихорадочности. Позже выяснилось, что это действовали наркотики, добавляемые в пищу. Пленного ежедневно заставляли учить фарси, заучивать наизусть суры из Корана, молиться. За любое неповиновение, за ошибки в чтении сур избивали свинцовыми дубинками до крови. Через два месяца к Егору присоединился еще одни военнопленный белорус, но тот не выдержав побоев, вскоре сошел с ума.

Матери и жены, если бы вы знали, как ваши горячо любимые мужчины в часы смертельной опасности обращались к вам, просили вашего прощения благословения, шептали спекшимися губами последние слова, адресованные вам. И эти человеческие молитвы нередко спасали от неминуемой гибели, а бывало уже не доходили до адресата.

ОБ ИНФОРМАЦИОННОМ ВАКУУМЕ

— Похоронки, за редким исключением, получали все регионы: одни — чуть меньше, другие — больше. Потери несли не патрулирующие подразделения, а воинские части в боевых операциях. Информационный вакуум не давал возможности осознать размах и жестокость происходящего. Отмалчивались политики, дипломаты, советники, ученые. Но были и такие, чей голос протеста против несправедливой войны глушился в ссылках, лагерях, психиатрических лечебницах. Нас удивляло странное безмолвие полномочных представителей — дипломатов по обе стороны границы — в Пакистане и Афганистане. О судьбе наших военнопленных, захваченных в ходе афганской войны, все официальные инстанции долгое время хранили молчание.

О НЕНАВИСТИ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ

— Сначала нас не считали оккупантами. Но со временем местные жители начали, открыто ненавидеть нас. Особым способом помогали им в этом переодетые в мирных жителей душманы. Вот идет, к примеру, наша колона по дороге, а из кишлака внезапно начинают стрелять. Естественно, что мы должны среагировать и в результате за несколько минут половину деревни наши БТРы сметают с лица земли. Кого винили в этом? Конечно, советского солдата, отныне он становился злейшим врагом. Сколько раз я ехал и молил Бога, чтобы тут не оказалось никого и ничего, способного спровоцировать стрельбу. Один случайный выстрел — и кишлаку конец, на него обрушится шквал огня. Наши ребята не были трусами, но, оказавшись далеко от своих казарм, они испытывали страх. Они были молодыми. Им хотелось жить. И чтобы выжить, они могли, обезумев от страха, сию секунду нажать на спусковые крючки своих автоматов и уничтожить все живое вокруг.

О ВОЗВРАЩЕНИИ НА РОДИНУ

— Вернувшись с очередной войны, ветераны остаются наедине со своими бедами. Психозы, стрессы, нервные срывы, следовательно пьянство, наркотики, преступления... Трудно остаться после всего пережитого человеком. Жизнь по команде, разделение на своих и чужих закончились. Афганцы вернулись в совсем другой мир, жить в котором оказалась сложнее, чем на войне. Не мудрено, что многие ребята расклеились, не смогли противостоять новым трудностям на гражданке. А потом произошел развал Союза, пошли разговоры о бессмысленности той войны, в которой мы участвовали. В конце концов, оказалось, что бывшие афганцы никому не нужны. Постепенно у многих копилась обида, которую и заливали вином. Ребята так много пережили там, встречались глаза в глаза со смертью, теряли друзей. А, вернувшись, оказались в обыкновенной, не очень-то радостной нашей жизни. Своими обнаженными нервами они ощущали фальшь, лицемерие, равнодушие, наглую сытость одних и нищее убожество других. Да еще ранило то, что никому нет дела до их переживаний, физических ран и душевных мук. Олега Дюжина — бывшего воина-интернационалиста мы не сумели вытянуть из бездны. Демобилизовавшись из армии, он не смог жить по-прежнему. До сих пор нигде не работает. Больно и неприятно видеть, как он, здоровый физически, всегда грязный, в изношенной одежде, ходит с грязным мешком в поисках металлолома или пустых бутылок. Летом живет на мусорной свалке в обществе таких бомжей же, как и он сам. Зимой — где придется. Ничего у него не осталось от прежней жизни: ни родных, ни документов, ни жилья, хотя жил в благоустроенной квартире.

О ТОМ, ЗА ЧТО ВОЕВАЛИ

К концу войны уже все понимали, что это была неудачная затея. Мы были чужие в этой стране, которой хотели навязать свои порядки и мышление. Мы не знали историю, нравы, обычаи местных жителей. Ну кто знал, что пищу арабы берут только правой рукой, а фрукты никогда не откусывают, а режут дольками? У них даже летоисчисление отличается от нашего. По афганскому календарю еще не наступил 1400 год. До сих пор существуют гаремы, в которых женщины ходят лишь в парандже. Но самое главное, в Афганистане есть место, где поставлен железный столб, на котором увековечены слова полководца Александра Македонского: "Завоевать эту нацию можно, но покорить ее нельзя". И это действительно так.

КСТАТИ

Ни руководство Советского Союза тогда, ни стран СНГ потом не возвели 15 февраля — день вывода войск из Афгана — в статус государственного праздника. Только три года назад усилиями ветеранов и участников той войны, в Украине был подписан Указ Президента о праздновании "Дня памяти участников боевых действий на территории других стран".
Накануне в рамках всеукраинского проекта "Поход памяти" чествовали живых и вспоминали погибших в локальных войнах. "Прошедшим войну в мирное для своей страны время, очень важно собираться вместе, делиться воспоминаниями, помянуть погибших друзей, — говорит сопредседатель оргкомитета проекта Георгий Дигам. — Еще лет пять назад об этих людях вспоминали лишь "под дату". А они нуждались в помощи и поддержке каждый день. Поэтому и появился такой проект как "Поход памяти". Украина отправила в Афган более 160 тысяч своих сынов, из них около 3,5 тысячи погибли, 8 тысяч были ранены. Самое ужасное, что уже после войны от ран и болезней умерло больше, чем погибло на чужбине. Выходит, не уберегли… Сейчас подрастает поколение, которое о тех событиях, как и о других локальных войнах, знает лишь понаслышке, а то и вовсе ничего. Поэтому мне хочется, чтобы уже в следующем году чествование этих людей проходило не хуже, чем в Англии или Франции, где вместе собираются не только участники войн, но и их дети, внуки".

















































































































































































































































































































































































































Ужин В Пустыне Регистан

Гуд Владимир Адамович
  
 
  ... Бобо стоит перед комбатом - маленький, кругленький, печальный, в пыльном холщовом рубище и советских резиновых калошах, с азиатской непроницаемостью выслушивает через переводчика соболезнования, мол, сам знаешь, в пустыне все ставят мины - "и наши и ваши", кого теперь винить в том, что твой бача (пацан) забрел на минное поле? Замшевый ослик терпеливо стрижет ушами, пока солдаты укладывают на тележку старейшины кишлака говяжью тушенку, сухари, мешок риса, пластиковые канистры с керосином - выкуп за погибшего вчера сына Бобо. "Все, что могу...", - говорит комбат и выразительно разводит руками. А ведь у этого Бобо есть настоящее полное имя с удивительными приставками вроде али, абу, джан, ибн?.. Всё-то мы упрощаем на свой лад в этой дикой чужой стороне...

   *
  
   В дребезжащем Ми-8 мне успел присниться сон из недавнего прошлого: мы с товарищем идем представляться начальству, и выкатившийся навстречу бритоголовый полковник глумливо кричит: "Поздравляю! Вы прибыли в жопу!" Фразу начальника разведки о том, что "в Кунаре снайпера стреляют в лоб, такой, мол, у них почерк..." я "не досмотрел", ибо в тот же миг борттехник толкнул меня в плечо: "Подлетаем!" С высоты мне открылся вид на пожухлую январскую "зеленку", бетонку, ведущую в пустыню мимо кемпинга, в котором живут десантники, глинобитный кишлак в отдалении, острый край оранжевой дюны, начинающейся отсюда знаменитой пустыни Регистан. Кажется, безбрежная оранжево-золотистая лава вытекает из-за горизонта, чтобы поглотить строения, дорогу, людей... И откуда мне было знать, что вон там, в сером "термитнике", за высоким дувалом, на отшибе кишлака живет афганец Бобо?!

   Поначалу десантникам везло: батальон разместили в построенном когда-то американцами кемпинге, с водопроводом, канализацией и открытым бассейном, выложенным лазурной плиткой. Спустя месяц приказали освободить "санаторий" афганскому царандою. Уходя, десантура оттянулась на полную - выбивали окна и двери, бросали гранаты в унитазы..., а когда смуглые "братья по разуму" жить в руинах отказались, десантников... вернули обратно. Пробурили наши парни во дворе новую артезианскую скважину, выкопали "нужник", заложили окна мешками с песком, и стали жить..., пока не грянул тиф. Вот тут-то мне, врачу-эпидемиологу, по стечению обстоятельств оказавшемуся в Кандагаре, и приказали "слетать, разобраться и доложить". Разобрался быстро: слил в туалет пару ведер густого раствора метиленовой синьки и через час "предъявил" комбату бегущую из водопровода синюю струю. "И что дальше?" - вызывающе спросил меня Виталик. Вызывающе - потому что никто моему ровеснику-капитану на узком пятачке вторую скважину бурить не станет и нужник копать бессмысленно, и питьевой воды из Кандагара сюда не навозишься. Дальше только хлорировать и кипятить здешнюю воду такой, как она есть, и пить этот стерилизованный бульон из бацилл и фекалий. Доложили по рации в Кандагар, там посовещались с Кабулом и решили... оставить меня пожить у десантников, пока тиф не утихнет. В ту же ночь кемпинг обстреляли из минометов.

   Так я и гостил у Виталика две недели: по ночам на его КП в бетонном блиндаже, днем в кемпинге, выявляя больных, ругаясь с поварами и вертолетчиками, не желающими из-за частых обстрелов летать в батальон за "тифозниками", которых, слава Богу, становилось все меньше. На десятые сутки ночные обстрелы прекратились, перестали "срываться" на трассу дежурные бронегруппы и только ночное небо над пустыней Регистан расцветало вспышками ракет и нитями трассирующих пуль.

   Солнечным январским утром Виталик позвал меня к себе в кабинет, угостил рюмкой привезенной из отпуска маминой наливки, подарил японскую авторучку "Пилот", сказал, что мне дали добро возвращаться и завтра после полудня за мной прилетит вертолет. Ну а сегодня, если я не возражаю, мы с ним пойдем в гости к старосте кишлака по имени Бобо. "Ты ведь пишешь? - переспросил комбат, - Так вот, я хочу подарить тебе незабываемые впечатления. Безопасность гарантирую, иначе бы не предлагал..."
  
   *
 
   ... В темноте, по проверенной саперами тропинке, батальонные разведчики проводили нас до вершины песчаного бархана, того самого, который я видал с вертолета. Дальше в сторону кишлака мы пошли одни, оставаясь в тени дюны, но так, чтобы видеть ее противоположный, подсвеченный звездами, склон. Отсюда, с подлунных барханов нас и обстреливали по ночам: стремительно подъезжали на какой-нибудь старенькой "тойоте", укладывали пару ракет на мешки с песком, прикидывали на глаз "угол атаки", замыкали контакты и, "подарки" летели в сторону кемпинга, чаще мимо, но неделю назад ракета упала прямо в бассейн. Или выпускали несколько мин из миномета, но в любом случае, стремительно уезжали, иначе возмездие неотвратимо. Далеко за барханами озаряли горизонт тревожные сполохи, доносились звуки стрельбы. Виталик сказал, что это "духи" выясняют отношения километрах в десяти отсюда, но это нас не касается. Дальше я слушал, как мне следует вести себя в афганском доме: поздороваться поклоном головы, приложив левую руку к груди, пить-есть что подадут, не болтать лишнего, но о житие в Союзе - сколько угодно, а если выведут на смотрины детей - мальчиков хвалить (молодец, богатырь, будущий воин!), а девочек сдержанно отпускать кивком головы. Так мы дошли до дувала, где нас с поклоном встретил человек в чалме и с автоматом, жестом руки пригласил во двор.

   "Ас-салям алейкум!" - приветствовал хозяина Виталик.

   "Ва алейкум ас-салям, ва рахматуллахи, ва баракатуху! - воскликнул маленький полный человечек-нос-картошкой (это и был Бобо) и они с Виталиком взялись за руки, потом обнялись и трижды коснулись друг друга щеками.

   Бобо жестом предложил оставить оружие в "предбанничке" типа прихожей, к моему удивлению там уже лежали два автомата и пулемет Калашникова.
 
   Войдя в жилище, я едва сдержал восхищение - пыльный серый "термитник" оказался изнутри гостиной, устланной коврами, окон в помещении я не заметил, зато голубой купол потолка, расписанный под звездное небо с золотистым полумесяцем, излучал спокойный уютный свет. Двое чернобородых мужчин лет сорока в халатах, привстали с подушек, приветствуя нас. Более всего меня удивил даже не японский телевизор "Sharp", стоящий напротив, а то, что один из бородачей заговорил с нами на чистейшем русском языке. Сахим, как представился "русскоговорящий", гордо заявил, что учился в Москве в военной академии, что навсегда полюбил Россию и русскую культуру, а когда Виталик сказал, что я из Ленинграда, обрадовался и стал расспрашивать о Мариинском театре, где однажды ему повезло посмотреть балет "Щелкунчик".

   Руками из огромного казана мы ели вкусный рассыпчатый плов с крупными кусками ароматной баранины, потом, незаметно выскользнувшая из-за занавеса, маленькая женщина в парандже наполнила мою пиалу рубиновой жидкостью.

   "Здоровье дорогих гостей! Здоровье хозяина!" - провозгласил Сахим. Я сделал глоток и ... поперхнулся - рубиновый напиток оказался... самогоном!!!

   "Это шароп! - захохотал Сахим - Неужели не пробовал?

   Боже мой! Ну, конечно же, шароп! Знаменитый афганский самогон. Чего только не приходилось пить в Афгане за последние три месяца - от "Столичной" и медицинского спирта до дрожжевой браги и самогона из военторговских югославских карамелек.

Настоящий "фирменный" шароп афганцы гнали для нас на продажу из гнилого винограда и продавали в дуканах расфасованным в полиэтиленовые пакеты. Редчайшая гадость, но, ведь покупали и пили. До сих пор мне кажется, что таким образом "духи" могли отравить всю нашу армию. А не отравили потому, что бизнес для них - превыше даже ненависти к оккупантам-шурави. Помнится, в Баграме мы зашли в дукан и шепотом спросили шароп. Дуканщик просиял и вынул из-под прилавка полиэтиленовый кулек с мутной жидкостью. А потом, в модуле, сизоносый майор Стас учил меня, как правильно открывать пакет с шаропом: ни в коем случае не ножницами, не штык ножом! Берется автоматный патрон и "ввинчивается" в пакет над котелком или кастрюлькой, а потом резко достается обратно. При этом края дырочки выворачивается наружу и шароп стекает в емкость без потерь, как из краника. Ну и гадость же был тот баграмский шароп! А этот - из чистейшего гранатового сока и сахара, Бобо делает для себя и "дорогих гостей", бухать правоверного мусульманина научил другой майор - предшественник Виталика. Вкусен гранатовый шароп, но "поплыла" голова от семидесятиградусного рубинового зелья.

   "Мы научились от вас, русских, пить и ругаться матом!" - смеется захмелевший Сахим. Второй бородач - упитанный малый по имени Гульакбар был единственным, кто не пил шароп и вообще не произнес ни слова, хотя Сахим время от времени переводил ему суть нашей беседы.

   "Скажи, вот ты, - обращается ко мне Сахим, - ты добровольно к нам приехал?"

   Я отвечаю ему, что меня послали в командировку, что у меня в Ленинграде жена и годовалый сын.

   "Вот-вот! - радостно восклицает Сахим, - Тебе эта война не нужна! И комбату не нужна! И нам не нужна! Кому нужна - пусть воюют! За мир! За понимание между нами!" Сахим переводит свой тост Гульакбару и тот важно кивает. После второй пиалы голова у меня поплыла окончательно.

   Потом Виталик с бородачами вышли во двор, а Бобо, с ритуальным удовольствием, представил мне свое семейство, вернее только детей, и я, как учил Виталик, мальчиков хвалил, а девочек кивком головы отпускал. Таким образом, оказалось, что у Бобо семеро детей от трех жен: четыре мальчика и три девочки. Виталик вернулся один минут через двадцать, выразительно повертел в руках пустую пиалу, Бобо хлопнул в ладоши и нам снова налили гранатового шаропа.

   "Третий тост мы пьем за тех, кто никогда отсюда не вернется!"- сказал комбат. Хозяин понимающе потупил взор, выпили молча, и Бобо сделал приглашающий жест в сторону кальяна.

   "Нет, нет!.. Гашиш с шаропом не смешиваю, - помотал головой Виталик - Развезет, как котов с валерианки..."

   В "предбаннике" мы забрали свои автоматы, при этом я успел отметить, что два АКМа и пулемет исчезли, не иначе, как принадлежали гостям. Обратно шли тем же путем в тени бархана, не особо спортивной походкой - поллитра семидесятиградусного шаропа на брата, это вам не шутка. На полпути мы даже прилегли на гребне отдохнуть. На лунной стороне пустыни за барханами изредка постреливали... На вопрос, кто эти бородатые люди, Виталик ответил, что Гульакбар - полевой командир, с которым он воюет уже год, а Сахим - в прошлом кадровый военный и у Гульакбара вроде как начальник штаба. Неделю назад к "нашим духам" вторглись серьезные конкуренты, и пока идут разборки, Гульакбар запросил перемирие. А вообще, если "наши духи" победят, есть реальный шанс прекратить стрельбу, пусть живут в своих кишлаках и в пустыне как хотят, Виталик так и сказал: "мне дорога нужна и солдатские жизни", а еще сказал, что за такую дипломатию начальство "яйца отрывает", но другого выхода нет...

   "Гульакбар, - прошептал я - Звучное имя. Вроде бы - великий..."

   "Образно говоря, нечто вроде нашего Святослава, -улыбнулся комбат, - Здесь четырнадцатый век, Вова... Японские телевизоры смотрят, а в князей еще не наигрались...Пойдем, ребята ждут..."
  
   *

   Засыпая в блиндаже комбата, я думал о том, что мы научили духов пить, варить шароп, ругаться матом, что оставим им после себя - бесконечные обелиски вдоль дорог... А чему мы научились от них - привязывать пленному гранату к гениталиям, чтобы бежал со связанными руками за бэ-тэ-эром, пока капроновый шнур не вырвет кольцо? А попадись я "в гости" к Гульакбару и Сахиму неделю назад, вот был бы "щелкунчик"! И еще Гульакбар успел сказать Виталику на прощание: "Скоро вашей страны не станет, а через двадцать лет мы будем жить в ваших городах - в Москве, в Ленинграде!" Этого просто не может быть!..

   ... А потом пришли липкие болотные сновидения из того же "недавнего прошлого" - горящий КАМАЗ, лейтенант, лежащий на дороге с разорванным животом... Парню сделали, что смогли - накололи промедолом, прикрыли внутренности стерильными салфетками, вызвали по рации вертолет... Оглушенная, полоумная от горя девчонка-медсестра сидит рядом в пыли и, держа холодеющую руку раненого, безумно раскачиваясь бесконечно повторяет нелепое детское: "... У котенка болит, у зайчонка болит, у слоненка болит..., а у Женечки заживет..., а у Женечки заживет...". А ведь я видел этих ребят неделю назад в госпитальном клубе в Кандагаре на новогоднем вечере: они стояли, счастливо обнявшись у наряженной елки, и товарищ снимал их фотоаппаратом "Зенит". ... "А у Женечки заживет..." "Да уймите вы, наконец, бабу!" - истерически кричит кто-то и начинает, страшно матерясь, стрелять из автомата по серым пустым склонам, пока не заканчивается рожок, и у него не отнимают оружие...

   На другой день разразилась песчаная буря, и вертолет за мной не прилетел. К вечеру распогодилось, но неожиданно прогремел взрыв в стороне кишлака. Виталик с разведчиками умчался туда на бэ-тэ-эре, через час вернулся мрачным и сказал, что старший сын Бобо подорвался на мине...

   *

   "Все, что могу, Бобо... Понимаю... Сын...", - говорит Виталик почерневшему от горя кругленькому человечку в пыльном рубище и советских калошах, который, кажется, никого вокруг не узнает, меня уж точно не узнает.

   Бобо молчал, а потом вдруг произнес, почти не размыкая губ, но по-русски и так отчетливо, что стоящих вокруг парализовало.

   " Х...й с ним", - сказал Бобо, дернул за повод груженого ишака и медленно, как на шарнирах, пошел прочь...

   *
  
   Вертолет прилетел после обеда. На взлете я прильнул к иллюминатору, долго махал рукой Виталику и его солдатам, удаляющимся от меня в серой пыли, и, по мере отстрела тепловых ракет-ловушек, открывались мне совершенно по-новому, как в фильме Тарковского, и кемпинг, и бетонка, и дюны пустыни Регистан, с прилепившимся к ним кишлаком и маленьким домиком Бобо... И все это было до того безжалостно-реально, что я закрыл глаза, чтобы не увидеть знобящую рябь Соляриса и не сойти с ума...






















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 549 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1




    - Я  псих.  Я  того...  с  приветом. Понимаешь? У меня шариков не хватает.  Они по ошибке отправили домой вместо меня кого-то другого. В госпитале   меня   исследовал  дипломированный  психиатр,  и  вот  его приговор: я действительно не в своем уме.
    - Ну и что?
    - Как  "ну и что"? - Йоссариана озадачила неспособность доктора Дейники  понять  суть дела. - Ты соображаешь, что это значит? Теперь ты  можешь  освободить  меня  от строевой службы и отправить домой. Не будут же они посылать сумасшедших на верную смерь?
    - А кто же тогда пойдет на верную смерть? (
Уловка-22) 
                                                                              


Афганский крест (избранное).

Фарукшин Раян

Низкое ярко-синее небо нависло над землёй тонкими, размазанными в желтоватые коровьи лепёшки облаками, неподвижно покоившимися в безмятежности. Где-то на горизонте облака касались заснеженных макушек коричневых гор и сливались с ними в единое целое. Большое, необъятное, непознанное. Казалось, небо и горы вечны и недвижимы, как монумент, и ничто, и никто не способны потревожить их молчаливое величие.

Три вертолёта "Ми-8", и сразу за ними пара "Ми-24", стальными пятнистыми телами порвав обманчивую тишину гор, разметав широкими винтами облака, подняв с выжженной площадки аэродрома тысячи маленьких смерчей пыли, коснулись тугими чёрными колёсами истории чужой, неизведанной и непонятной афганской земли. Вертушки привезли в Афганистан молодых солдат - десантников из учебки, доставили свежее пушечное мясо к обеду маленькой, но жестокой войны.

Солдаты в потных хэбэшках, панамах и надраенных кирзовых сапогах, покидая вертушки, впервые ступая на землю войны, строясь повзводно, широко открытыми, любопытными глазами новичков шарили по незнакомому, запрятанному в далёких рыжих горах аэродрому, суровым лицам офицеров, их встречающих, машинам и бронетехнике, предназначенным для доставки роты к новому месту службы.

Из подъехавшего к вертушкам на взлётку ядовито-зелёного УАЗа без крыши и боковых стёкол, выпрыгнул майор. Худой, маленький, в огромной мятой панаме на лысую голову, в выгоревшей "песочке" на тщедушном тельце, он походил на военнопленного из фильмов, а не на бравого командира разведчиков.

Майор, почесав сухое, в мелких шрамах и морщинках лицо, посмотрел на строй. Рота, выпятив грудь и вытянув подбородки, приготавливаясь слушать пылкую напутственную речь командира, притихла, застыла. Но майор молчал, двигая скулами, скрипел, осматривал молодняк, подмечал какие-то детали, щурился, подёргивал шеей.

Один из офицеров, лихого вида старший лейтенант, чеканя шаг, отдалился от группы встречавших роту военнослужащих, и попросил у майора "слово". Получив добро, он радостно крякнул и, переминаясь от переизбытка желания с ноги на ногу, достал из нагрудного кармана кителя очки, кинул их на нос.

- Я гвардии старший лейтенант Морозов, замполит первой роты. Товарищи бойцы...

Изнемогая от непривычной пока жары, мотая на ус необходимое, и откидывая политическую муть, бойцы внимательно слушали бравого пропагандиста.

Слушал и гвардии рядовой Александр Иванов - крепкий, жилистый, почти квадратный, краснолицый деревенский пацан из Татарии. Богатырским ростом он не отличался, а потому, при построении взвода в одну шеренгу, стоял последним, но это Иванова не огорчало, его вообще в жизни мало что тревожило и огорчало, он привык жить в постоянной нужде, привык надеяться только на себя и свои руки, привык отвечать за свои поступки сам. Веря в судьбу, которую не изменить и не обмануть, он шёл по жизни и службе легко и прямо, и, тупо выполняя приказы старших по званию, никогда не задумывался о смысле и последствиях приказов, он просто делал свою работу, служил.


Ваня - так Иванова нарекли в школе, так же его называли и в армии.

В учёбе Ваня не преуспел, в школе слыл одним из слабейших учеников, дряхлым троечником, спортом не увлекался, по кружкам и секциям не ходил, книжек не читал. А просто времени не было. После окончания занятий он быстро возвращался домой, забрасывал портфель подальше в угол, плотно обедал, и, выйдя во двор, в сарай, вкалывал по хозяйству до упора, до заката.

Не сказать, что Ваня был нелюдим и скрытен, но общительным его точно не назовёшь. Близких друзей у него никогда не было, по душам он ни с кем не шептался, писем никуда не писал, тоски по дому, по гражданке, по родителям и родственникам, не выказывал. С сослуживцами дружбы не искал, но и никого не сторонился, контачил по мере необходимости. Искусство, кино, литература и прочая "тряхомудень" Ваню не интересовали, он был сторонником грубой физической силы, мужланом, солдафоном.

Приземистый, мускулистый, с кулаками-молотами, в учебке Иванов не испугался и не поддался дедам-сержантам, не стал чмырём или мальчиком на побегушках. Первые же попытки дедушек поставить новичка ночью в позу раком были отбиты дубовой табуреткой и солдатским ремнём. Сломав один нос и лишившись четырёх зубов на пятерых, деды всё же смогли повалить Ваню на дощатый пол казармы и хорошенько попинать. Однако впредь старослужащие "офигевшего" не трогали, не задирали, не били, не припахивали, и без него хватало морально и физически слабого люда, на котором можно было "ездить".


- Не посрамим Отечество! Слава Советской армии! Слава ВДВ! Слава... - старлей внезапно замолчал, видимо слюна во рту иссякла, а слова закончились, но желание продолжать агитку не пропало, и он для пущей важности ещё трижды сотряс горячий воздух кулачком, присвистнул, притопнул, и лишь потом уступил импровизированную трибуну майору.

Майор сурово кашлянул, неопределённо покачал головой, и коротким взмахом тонкой ручонки пригласил к строю двоих офицеров, неожиданно возникших из тени стоявших полукругом бронемашин. Оба офицера, капитаны, были похожи друг на друга как две капли воды. Двухметровые амбалы с пустыми квадратными лицами, толстыми шеями и пудовыми кулаками, они пробежали глазами по солдатам, ткнули пальцами в нескольких самых крепких, и исчезли в чреве БТРа, который сразу укатил в неизвестном направлении.

Ваня оказался среди тех, на кого указали капитаны. Не успел он понять, что к чему, как майор приказал отобранному контингенту сделать два шага вперёд, и бегом погрузиться на отдельно томившуюся на солнцепёке новёхонькую БМП-2. Когда бойцы расселись на броне, майор оставил строй, подошёл к БМП с капитаном в выжженной до полного обесцвечивания полевой форме и кепке.

- Капитан Денисов, - представился, сняв кепку, офицер, и по-отечески похлопал нескольких бойцов по плечам, рукам, головам и, пожимая Ване крепкую ладонь, как-то отрешенно обронил:

- Ну, разведка, попали вы... нести вам тяжелый... афганский крест...

***

Жестко пнув афганца в грудь ногой, капитан Денисов одновременно дважды выстрелил несчастному в оголённый овал живота из пистолета. Пули мягко вошли в плоть, очертив на мягкой коже две маленькие ровные дырочки повыше крестообразного пупка. Темнолицый моджахед враз побелел, сбил удивленные карие глазища в кучу, выдохнул сипло с надрывом. Кровь вперемешку со слюной яркой пупырчатой пенкой брызнула изо рта, выпуклые небритые щеки сделались впалыми, помятая чалма слетела с головы, и смолянисто-черные жирные волосы встали торчком, удивляясь, почему хозяин снял свой головной убор и открыл серую, неровно лысеющую макушку жёлтому, дурно палящему солнцу.

Афганец умирал. Капитан пяткой толкнул тело вяло опадающего противника в лоб, плюнул вслед, умиротворенно, не глядя, но злобно улыбаясь, и рыча грудью, почти по-звериному. Оскорбил афганца плевком, предсмертного.

Победителей не судят, только побежденных. Победителей судить некому, все жить хотят.

Винтовка афганца валялась рядом с телом. Снайперская, наша, советская, новая.

- Трофейная, говоришь, винтовка, сука! - подняв оружие, и ловко, играясь, вращая на руке, Денисов осмотрел оружие, крутанул стволом вниз и выстрелил в голову моджахеда в упор, с метра.

Вдыхая горячий воздух полной грудью, подставляя открытую шевелюру кратковременным порывам буйного ветра, молодой офицер стоял над останками врага красиво, как рыцарь-крестоносец на средневековых иконах Европы.
Денисов откровенно наслаждался своей победой.

Послышались дурные вскрики, громкие одиночные выстрелы, глухие звуки разрывов гранат в закрытых помещениях. Денисов почувствовал шевеление сзади.

- Внимание, бойцы, СВД заряжено, будьте осторожны! - крикнул он, не оборачиваясь на шум. Капитан легко определил своих подчиненных по тяжелому стуку их шагов.

Вбежавшие во внутренний двор убогого жилища приконченного командиром афганца, бойцы остановились за спиной Денисова. Они оглядывались, безмолвные, придерживая громкое дыхание, оценивали обстановку и прикидывали в уме сценарий недавней схватки.

- Чуть тебя не убил, однако! Извини сарбоза, задушевный мой брат! - дурашливо прописклявил капитан, поддев окровавленный труп носком кирзы. Обмазанный кровью и мозгами собственноручно уничтоженного афганца, он дико хохотнул, отбросил винтовку в руки сержанту Васе, и гордой походкой вышел со двора.

- Он крутой, кэп. Уделал духа. - Вася брезгливо посмотрел на труп, неопределенно качнул головой вправо, словно хотел блевануть, пустил в песок тягучую желтую слюну и передал винтовку рядовому Сане-таракану. - Таракан, давай, бегом снеси СВД к трофеям, живо!

- Зачем только надо было башку человеку отстреливать? - Таракан мотнул головой, достал сигаретку, чиркнул трофейной китайской зажигалкой и торопливо закурил. - Больной у нас командир. А винтовочку, ты, забери, Вася, мне твои команды - как мотыльку каша. Я радист, и выполняю приказы тока капитана Денисова.

- Таракан! Давай, пошел отсюдова, пока я те не звизданул! - Вася вырвал СВД из рук связиста и, закинув оружие за плечо, заехал кулаком Таракану в плечо. - Ты нарвешься у меня когда-нибудь в натуре, гнида шакальская!

- Ну-ну, - отшатнулся Таракан, - ты пошали еще!

- Пошли, Ваня, от этого недоделка подальше, покурим сами, - обратился сержант к входящему во двор бойцу со свирепым выражением лица, в надвинутой на брови каске, и с автоматом в напряжённо выставленных вперёд руках.

- Чё? Кто кого грохнул?

- Ваня, Иванов, да ты расслабься, автомат убери, всё закончилось давно, а ты как только что проснулся, сонный татарин.

Таракан докурил. Странно улыбнувшись сквозь сжатые зубы Иванову, он резко скакнул ближе к трупу и низко к нему наклонился, словно надеялся найти что-то необычайно интересное. Вяло выпустив изжёванный в потроха окурок изо рта, Таракан провёл языком по обветренным, едва розовым губам, вскинул тонкие рыжие брови вверх, снова поморщился, шепча:

- Уделали "духа" нормально...

- Калибр 7.62 - и вместо головы - котлета, - гаркнул Иванов. Ошарашенный сегодняшним боем он, бросив взгляд на афганца из-за плеча Таракана, присвистнул.

- Котлета, - механически подтвердил Таракан. Он явно думал о чём-то своём.

Отворачиваясь, Иванов инстинктивно втянул голову в плечи, колыхнул плечами:

- Не смотри долго, Саня. Это вредно. Мёртвые притягивают взгляд и зовут нас к себе на небо. Или под землю. Я уж не могу точно сказать, где нас ждёт ад...

- Это лажа. Ни на небе, ни под землёй ада нет. Ад здесь. На земле. В Афганистане...


Вася погиб через неделю. Умер быстро и безболезненно. Он наверно даже не заметил, что умирает. Раз - и все.

Четыре китайских разрывных пули, выпущенные из РПД-57, кривой рваной строкой разделили тело молодого советского воина надвое и опрокинули его лицом в песок.

Вася шел к БТРу, у которого разведчики сложили трофеи, добытые в сегодняшнем рейде на крошечный караван из пяти верблюдов у небольшого, затерянного в предгорьях Гиндукуша кишлака. Опытные бойцы быстро уничтожили афганцев, их всего было трое. Затем парни дважды прочесали небольшой, практически безлюдный кишлачок, прочесали вдоль и поперек, натыкав в развалины с десяток мин, и оставаясь абсолютно уверенными, что никого в этих старинных камнях нет. Ни души, только ветер, песок и камни.

Бойцы встали в полукруг перед новеньким, недавно прибывшим из Союза бронетранспортером, и молоденький лейтенант, полгода назад закончивший училище, фотографировал их на свой навороченный "Зенит". Вася неспешно шёл к товарищам, подумывал попросить офицера щёлкнуть его на башне бронемашины с другом. Он был в трех метрах от разрушенного дувала, когда притаившиеся в заранее подготовленном месте моджахеды решили, что все шурави в сборе, и теперь их можно легко расстрелять. Пулемет и две винтовки лязгнули железом одновременно.

Вася погиб первым, пуля оторвала ему челюсть и разворотила горло. Через секунды погиб офицер, погибли его бойцы. Все, кроме одного. Моджахеды не учли механика-водителя БТР. А он сидел в броне. Тихо сидел, даже во время фотосессии не выглядывал. Парень сначала просто отдыхал - спал, пока была возможность. А когда "духи" вылезли из развалин и побежали к сраженным шурави и бронетранспортеру, он шмальнул из пулемёта. Весь боекомплект выпустил со страху и от нервного мандража. Завалил троих "духов". Других не было видно, а может, "духов" и было всего трое.

Механ отдышался, откашлялся, стер с лица пот, вылетел из БТРа, загрузил в десант тела своих менее удачливых товарищей и даванул по газам к отошедшей от кишлака метров на триста основной группе разведчиков на трех БТРах. Механ дружил и с головой, и с любой техникой, поэтому догадался сфотографировать и тела уничтоженных "духов" и брошенную в спешке гору трофеев. Фотоаппарат, в качестве доказательства случившегося с разведчиками прокола, он отдал командиру роты, а тот - комбату. Плёнка дошла до командования бригады.

Посмотрели командиры, поверили. Да ему и так поверили. Даже наградной написали на орден.

За убитых разведчиков нужно было срочно отомстить, и комбриг отправил вершить правосудие капитана Денисова - главного "рэкса" части, и как ему казалось, всего ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Денисов тщательно готовился к предстоящей операции - сутки пил бражку, не выходя из палатки погибших в рейде разведчиков. Кого взять с собой на войну капитан долго не думал, конечно же друзей погибших, чтоб мстили лучше. Друзья об этом догадывались, с Денисовым служили не первый день, и к войне подготовились основательно: оружие и боеприпасы, запасы воды и провианта, снаряжение и экипировка к вылету были отобраны еще до вечера.

Ночью двадцать разведчиков во главе с Денисовым на двух БМД отправились на разведывательно-поисковые действия в район последнего боестолкновения, к безымянному кишлаку. Спешились километрах в семи от места проведения засады, дальше - только шагом.

Иванов - помощник гранатометчика, шёл во время пешего марша, как обычно, в середине группы, тащил станок АГС. Выносливость, умение постоять за себя на кулаках, отсутствие чувства юмора и природное обаяние помогли легко отслужить положенный срок в учебке и попасть в разведку десантно-штурмовой бригады.

Служба в разведке нравилась Ване, боевые выходы он переносил легче, чем стояние в караулах в бригаде. С самого раннего детства постоянная дурашливая улыбка не сходила с его лица даже в самых критических ситуациях, что злило и веселило некоторых его сослуживцев одновременно. Вот и сейчас, согнутый вдвое тяжестью снаряжения, он шел почти вприпрыжку, улыбаясь и покручивая временами высовываемым изо рта розовым языком. Смотрелось нелепо.

Тщедушный москвич Саня-таракан, тащивший позади капитана и впереди Сереги радиостанцию Р-159, выкидывал вперед ноги зло, с раздражением и, больно ударяя камни пятками, изредка матерился вполголоса, прерывая сладострастные вспоминая о солнечных университетских деньках и мечты о красивых девчонках из параллельной группы.

Обернувшись, Таракан наткнулся на абсолютно детское, радостное выражение лица Иванова.

- Ты чего, Ваня? Чего за улыбки? Чему ты опять радуешься?

- А чего, плакать?

- Плакать? Выть! Ну чего я, коренной москвич, здесь делаю? В горах, в этом, дурацком, в каменном веке, ночью, - захлебываясь каплями пота, задыхаясь, продышал внутрь себя Таракан. - Зачем я учебу бросил? Лучше бы купил сессию, чем так теперь...


Саня, единственный сын инженера какого-то столичного НИИ, интеллигента-физика, попал в армию после отчисления с четвертого курса МГУ. Джинсы, девочки и рестораны на папины деньги сменились душной казармой и жестокими старослужащими в учебке в Узбекистане. Высокомерного и заносчивого москвича неотесанные сержанты, призванные защищать южные рубежи необъятной Родины из далеких сибирских деревень, невзлюбили с первого дня, и били, били, били.

Спасли Таракана офицеры. Помогла физика. Сане пришлось немного пошевелить мозгами и вспомнить лекции по радиоэлектронике. Москвича посадили в штаб - ковыряться в неисправных радиостанциях и личных бытовых приборах старших офицеров части.

Служба наладилась, появились неплохие покровители с тремя большими звёздами на погонах. Сладкий дембель маячил на горизонте, отпали надоедливые проблемы повседневной службы, решался вопрос с отпуском. Конечно, в Афган Таракана отправлять не собирались, но парня подвела тяга к красивой жизни. Саня напился браги и начал приставать с непристойными предложениями к медичке, родственнице небольшого местного начальника. Особист, подглядевший сцену хватания девушки за грудь, ответной звонкой пощечины и сопливого поцелуя в плотно сжатые губы, незамедлительно подвёл солдата под черту: Афган или суд.

Вряд ли такое дело дошло бы до суда, но Саня сразу выбрал Афган. "Лучше быстро умереть героем, чем долго и мучительно не умирать преступником!" - решил Таракан и накатал рапорт о желании оказать посильную интернациональную помощь несчастному афганскому народу.

Кстати, своё "усатое" прозвище Саня получил еще в школе. Просто он панически боялся разных гадких ползающих тварей, до потери сознания.


Уставшие, голодные и изнывающие от жажды бойцы умудрились таки дойти до отмеченной на карте точки в назначенный срок, к утру. Опыт. Парни отдавали Родине свой личный долг уже почти по полтора года. Отмотали пешем по чужбине сотни километров, перетащили на горбу тонны грузов, знали своё дело.

Денисов заранее выбрал высоту, с которой хорошо просматривался весь кишлак и большая часть его окрестностей. Удачное место для организации дневки и ведения скрытного наблюдения за местностью в надежде выглядеть передвижение противника. Отсюда можно неожиданно атаковать, если моджахеды появятся внизу, и быстро слинять на противоположный склон под прикрытие бронегруппы, готовой примчаться на помощь, если дело примет неприятный оборот.

То, что моджахеды появятся, Денисов знал, чувствовал это внутренностями, интуицией, жопой чуял. И готовил им сюрприз. Он надеялся обойтись без применения техники, накрыв "духов" своими силами.

Снизу от неприятельского глаза бойцов Денисова скрывали крупные округлые валуны, гигантскими горстями разбросанные у скал. В двух местах между грудой наваленных камней солдаты натянули плащ-палатки, образовав тенёк для комфортного отдыха. Слева и справа от валунов капитан приказал организовать два наблюдательных поста, а расчет АГС расположил прямо в низине, перед кишлаком, метрах в тридцати перед постами.

Через два часа всё было готово. Посты подготовлены, бойницы обложены камнями, гранатомет установлен, противопехотные мины в возможных местах неожиданного появления душманов заложены, взвод поделен на группы, уже приступившие каждый к своей работе.

- Так, трое у нас по трое, четверо со мной, шестеро с сержантом Карасём. - Денисов проверил физическое состояние бойцов, еще раз проинструктировал сержанта, отправляющегося в засаду на противоположный край заброшенного кишлака, осмотрел свои позиции со стороны. Ничего вроде бы не видно. Камни, и есть себе камни.

Капитан достал из РД фляжку, глотнул трофейного коньяку и прилег отдохнуть. Болел живот, вчерашняя брага напоминала о себе изжогой. Немного помучившись, поворочавшись, Денисов уснул, подогнув ноги, упершись коленями в живот.

- Нехорошо капитану, - Таракан смотрел на неподвижно спящего Денисова. - Нехорошо.

- С чего ты взял, Москва? - Миша-мордвин выпучил свои ярко-голубые глаза. Если бы не небесная синева зрачков, его круглое красное лицо походило бы на раскаленную сковороду.

- Я читал - такая поза говорит о неуверенности человека в завтрашнем дне.

- А сам ты уверен, что тебя завтра не чпокнут? Уверен, что не раздавят, как таракана?

- Спи, мордвин, пока разрешаю, не умничай!

Миша оперся спиной на камень, вытянул ноги, накрыл лицо голубым десантным беретом, который всегда носил с собой в рюкзаке, и так, полулежа, быстро утух, погрузившись в сон.


Когда мордвин из древней чувашской деревеньки заканчивал школу-восьмилетку, его сосед Петька вернулся из армии. Из Афганистана, где служил в ВДВ, в разведке. В голубом берете, тельняшке, выглядывающей синей полосой из-под кителя с кругляком медали "За боевые заслуги", Петька сразу стал деревенской звездой первой величины.

Все местные девчонки стремились потанцевать на школьной дискотеке с высоким красавцем Петькой, минуя приземистого мордоворота Мишку, между прочим, чемпиона школы по борьбе, которую в вечерней спортивной секции трижды в неделю преподавал физрук, единственный на весь район отставной майор ВВС. Мишка долго терпел "выходки" соседа, но когда главная краса класса темноволосая и зеленоглазая Василиса разрешила десантнику поцеловать себя прямо перед людьми, мордвин не стерпел, и вызвал наглеца на дуэль.

Битва оказалась скомканной. Мишке не удалось приблизиться к оппоненту и произвести захват, десантник просто сделал поистине балетное "па" и грубо лягнул его в грудь, затем подсечкой поверг пошатнувшегося мордвина на затоптанный деревянный пол красного уголка школы, и присев на корточки, надавил пальцами на шею.

- Сдаю-усь... - прохрипел Мишка. Так вот он и познакомился с армейским рукопашным боем.

Отдавая дань упрямому мордвину, надо сказать, что он уговорил соседа делиться секретами рукопашного мастерства по выходным, которые они проводили вместе в школьном спортзале. И работать соседи стали вместе - поступили механизаторами в главенствующий в районе совхоз.

Вот так Петька готовил друга к службе в армии почти три года. В 18 лет от природы широкоплечий и ширококостный "бычок" (так в шутку называл его отец) борец Миша пришел в районный военкомат проситься в воздушно-десантные войска знатоком армейских порядков и хорошим рукопашником. Десятилитровая бутыль самогона "от деда", презентованная впечатлительному подполковнику - райвоенкому, поспособствовала мордвину получить его командирскую протекцию. Подполковник позвонил куда-то друзьям, и на республиканском сборном пункте Мишку уже ждал широкоплечий лейтенант, "покупатель" из ВДВ.

В учебке Мишка излишне не напрягался, домашние тренировки пригодились, и легко получил звание младшего сержанта, был оставлен вправлять мозги молодняку в учебке. Всё бы хорошо, да не хотелось мордвину "отдыхать" в учебке и домой возвращаться "лысым", без наград.

"Будет!" - решил Миша и, пятью письмами с молитвенными просьбами отправить его для прохождения дальнейшей службы в Демократическую Республику Афганистан, умолил-таки товарища командира части принять нужное, справедливое решение.

И вот Миша за речкой. Теперь дело за малым - заслужить медаль. Выход за выходом, рейд за рейдом, бой за боем, шаг за шагом, месяц за месяцем, а медали как не было, так и нет. Толи Миша подвигов не совершал, толи офицеры его подвигов не замечали, кто их знает! Дембель уже мордвин, через пару месяцев домой лететь, а железякой и не пахнет. Вот и решил он при выполнении этой, наверняка последней для себя боевой задачи, держаться рядом с командиром, капитаном Денисовым. А что? А вдруг капитана спасать надо будет? Хвать, Миша рядом! Может, и медаль все-таки дадут.


Мордвин спал, и видел себя в парадке, берете и начищенных сапогах и с медалью! Только он почему-то стоял внутри толстостенного шифоньера с открытой нараспашку дверью, а медаль не сверкала звездой на бравой груди, а была прикреплена к маленькой подушечке, обитой алым бархатом, и лежала на руках у мамы, которая сидела на табуретке у шифоньера и навзрыд причитала, покачиваясь вперед-назад с закрытыми глазами.

- Мать, ты чаго? Мама! - вскрикнул Мишка и проснулся. Растерянно моргая и кряхтя, он трепыхался как рыба в сетке, не понимая, где находится.

- Тихо, морда! - его схватил за руку Таракан, скинул с лица берет. - Проснулся? Вот и покарауль, я отдохну!

Таракан прилег на бок, рядом с Денисовым, зевнул, поднял воротник гимнастерки, прикрыл голову согнутыми в локтях руками:

- Я сплю. Стереги.

- Ну и спи, если сможешь, - пробормотал Миша, потирая глаза, - невозможно в такую жару нормально спать.

Мишка поднял туловище с камней, потянулся, поерзав немного попой, выбрал положение удобней. "Утро, и уже такая жара!" - томно зевая, подумал он и, поводя плечами, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Резво покрутил головой, разминая шею, потер за ушами. Страшно захотелось в туалет. Моментально забыв о содержании непонятного сна, он почесал в паху, набрал полные легкие воздуха и задержал дыхание. Не помогает. Тяжело выдохнув, Мишка схватил бинокль, бегло оглядел территорию вокруг. В кишлаке никого, дорога пуста. Расчет гранатометчиков замаскирован хорошо, дозоры ничем себя не выдают. Можно и в туалет.

Мишка отполз от дежурного - рядового Кувалды - метров на пять. Сдернул штаны, присел. Не успел еще расплыться в улыбке, как услышал резкий шепот Кувалды: "Не серь там, морда, вонять будет. Зайди за камни, будь человеком!"
Мишка, как сидел, на полусогнутых, боком, так боком и заполз за булыжник. Расслабился, закрыл глаза, опорожнил кишечник.

Приподнимаясь, Миша открыл глаза и...

- Тревога, в ружье! - заорал он в предсмертном крике, моджахед уже воткнул солдату нож под сердце и проворачивал его вкруговую, разрывая плоть. Изо рта Миши побежал ручеек ярко-красной крови. Афганец извлек нож из раны, но тут же, без замаха, гневно вонзил его под ребра шурави с новой силой. Миша, кашлянув кровавой пеной, обмяк.

Полоснув короткой очередью в небо, Кувалда крикнул в сторону камней:

- Морда! Морда!

Денисов вскочил на колени, протер лицо ребром ладони, схватил бинокль, выглянул из-под навеса. Таракан изготовился к стрельбе лежа, но не видел ни противника, ни Мишки, истерзанное тело которого скрывал валун.

- Морда! Ты? Куда пропал? Отвечай!

С наблюдательного поста слева кто-то чуть-чуть приподнял голову над камнями:

- Морда! Ты где?

Пуля, выпущенная снайпером моджахедов из американской винтовки М-21, снесла неосторожному бойцу верх черепа, забрызгав серым веществом покойного соседей. Они, двое живых на фишке, открыли огонь из автоматов, каждый в свой, строго определенный сектор.

Таракан не сдержался, сжав до боли в зубах челюсти и прищурившись, надавил пальцем на спусковой крючок "Калашникова".

- Прекратить огонь! - опомнился Денисов. - Стоять! Не стрелять!

Все стихло. Воцарилась тишина. Вдруг, внизу, в кишлаке, неимоверно громко тарахтя, из-за стены дувала на дорогу медленно выехал пикап. Белый пикап "Тойота" с установленным в кузове пулеметом ДШК. "Духи" сразу пустили его в дело, заставив Таракана сжаться в ужасе на дне своего каменного укрытия.

Из-за дувала появился еще один пикап. По ходу движения из него выпрыгнули трое моджахедов и, распластавшись на обочине, начали стрелять из автоматов по позициям наблюдательных постов Денисова. Машина скрылась за каменной стеной дувала.

- Бля... откуда они? - поперхнулся капитан. - Откуда они о нас знают? Где Карась со своими?

Из третьего пикапа "духи" выгрузили легкий китайский миномет.

"Сейчас они его поставят за стену, и легко накроют нас минами! Затем выйдут те, кто прячется сзади за скалами, и... нам каюк!" - догадался Денисов. Он немного растерялся, но тут же, взяв себя в руки, громко скомандовал:

- Таракан, рацию мне!

Мина шлепнулась рядом. Капитан не слышал ее свиста, его опрокинуло на Таракана и оглушило взрывом.


Ваня спал глубоко и тихо, без снов. Абдулла разбудил его тычком колена в ребра:

- Вставай! Война!

Иванов встал на колени, посмотрел вниз - выезжает первый пикап, посмотрел вверх - несколько моджахедов выбежали из-за валунов, и постреливая из автоматов от бедра, кинулись в сторону первого поста. С поста их заметили не сразу, огрызнулись. "Духи" попрятались.

Пока Абдулла возился с гранатометом, снайпер Фатых стрельнул разок из своей СВД, и завалил моджахеда, тащившего за спиной какой-то груз, видимо мины. Абдулла бахнул очередью из АГСа. Полил афганцев, из ДШК бивших по второму посту. Попал. Прямо в "Тойоту". Что-то взорвалось, люди погибли, машину разворотило, боеприпасы рванули, салютом украсив одноцветное желтое небо. Иванов присвистнул. Свистнула мина, накрывшая скрытую фишку Денисова.

- Мочи по стене! Свали ее, там миномет!

Абдулла повернул гранатомет, но выстрелить не успел, упал, сраженный. Ему оторвало руку, разворотило плечо, порвало шею. Ваня перевернул товарища лицом вверх, постарался уложить покойного ровно, оборвыш руки пристроил рядом. Кровь Абдуллы была повсюду, хлестала из раны на шее, перепачкала Иванова.

- Его убили в спину. "Духи" там, за позицией Денисова, - сам себе сказал таджик Фатых, спокойным, рассудительным тоном, будто убили не его друга и одноклассника Абдуллу, а совершенно незнакомого противника.
Фатых выстрелил в сторону камней. Выбирая следующую жертву, что-то запел на родном языке тихим, приятным голосом. Он был тверд как скала, и источал уверенность. Верил в свои силы. Это подбодрило Иванова.
Отодвинувшись от тела Абдуллы, накрыв его своим спальным мешком, он развернул гранатомет и отстрелял всю коробку в сторону скалы, где могли прятаться моджахеды. Палил Ваня с закрытыми глазами, все равно нечего не было видно, мешали камни и пыль. Открыл глаза, когда Фатых дернул его за руку:

- За мной!

Вставая, Иванов зацепился кончиками пальцев за приклад АКМС, захватив автомат с собой: "Пригодится, если сейчас не убьют!"

Они побежали к капитану Денисову. Казалось, никто в них не стрелял, и Фатых упал сам, споткнувшись о булыжник. Падая, таджик увлек за собой и Ваню, этим сохранив товарищу жизнь. Несколько пуль попали в тело увядающего таджика, но до Иванова так и не добрались.


Денисов пришел в себя. Встал на четвереньки. Мордвина не было, Кувалда и Сеня, лежа валетом, короткими очередями постреливал в сторону кишлака, и валунов, Таракан неподвижно лежал в небольшом углублении между камней, которое смог отрыть себе за время беспамятства капитана. Саня шмыгал соплями и стонал, зарывшись лицом в спальный мешок и закрыв голову руками. Денисов иронично улыбнулся панике Таракана, мысленно успокоил себя: "Я - жив!", перевел дыхание, прощупал голову, туловище, ноги. Цел и невредим. Где рация? Детали от Р-159 валялись в ногах дрожащего радиста. Понятно. Подобрал автомат, брошенный Тараканом.

Иванова тоже сшибло с ног. Но это были не камни и не пули. Это был оглушённый взрывами гранат пожилой моджахед. Он с воплем выскочил из-за валунов и, размахивая кривым ножом, бросился на шурави.

Тощий пуштун в грязных обмотках не мог сравниться с плечистым советским солдатом в удобном обмундировании. Ваня, потеряв равновесие после толчка моджахеда, сумел сгруппироваться, перекатиться, увернуться от ботинка, пролетевшего в сантиметрах от лица и лезвия ножа, неглубоко оцарапавшего шею. Вскочив на ноги, Иванов перехватил руку нападающего, выбил нож, подцепил противника снизу за корпус, рванул вверх, и повалил на спину. Серией ударов кулаками в лицо Ваня пришпорил гневного моджахеда. А нож, подобранный с земли, закрепил победу советского солдата.

- Ох-ре-неть, - только и смог сказать Денисов, наблюдавший за короткой схваткой.

Иванов, залетая на позиции капитана, едва не наступил командиру на голову. Упал ничком, перекатился, занял подготовленное Мордвином место рядом с Денисовым, доложил:

- Командир, оба таджика погибли. Смертью храбрых, тащ капитан!

- Гранатомет бросили, значит?

- Командир! Очнулись вы? Вас камнем по голове треснуло! - Сеня подготавливал к выстрелу одноразовый гранатомет РПГ-18. - Я щас звездану повыше тех камней, прям над местом, где Мордвин лежит. Пойдет?

- Его мы тогда с собой не заберем, засыплет! - не отвлекаясь от стрельбы, отозвался Кувалда.

- Засыплет! Но и "духов", что там сидят, засыплет на хрен! - обрадовался контуженый капитан. - Шаришь, Семён, молоток! Значит так, по моей команде встаешь и выстреливаешь! Спину прикрывает Кувалда. Если "духи" сиганут из-за камней, мы с Ваней встретим их автоматами. Всем все понятно? Готовы?

- Готовы, командир, так точно... - послышались сбивчивые ответы бойцов.

- Жить хотим? Значит воюем! Сеня, давай!

Сеня вскочил. Выстрелить он успел, да сам, попав под перекрестный огонь моджахедов, упал, насквозь продырявленный. Капитан, отбросив автомат, попытался оказать Сене первую помощь, разорвал индивидуальный перевязочный пакет, схватил шприц, бинты, да куда там, когда такая кровопотеря и изорванный живот.

Стрекотня выстрелов стихла, замолчали автоматы и пулеметы моджахедов. В неожиданно установившемся моменте безмятежности стало слышно, как колышется в небольшой лужице кровь Сени. Иванова передернуло от страха, ком подкатил к горлу, слюна наполнила рот. Чтобы как-то успокоить расшалившиеся нервы, чтобы не блевануть, не показаться командиру слабаком, он растолкал Таракана, заставил его сесть к бойнице и взять в руки оружие.
 
Таракан потерянно уставился в никуда, шастая туда-сюда вытаращенными глазищами по прицельной планке автомата. Кувалда вставлял ленту в пулемет. Неспешно оторвавшись от работы, лежа, с полуоборота, он вмазал Сане кулаком по лицу, разбив несчастному москвичу губу. Таракан застонал, кувыркнулся на спину, сглотнул слезы.

- Насекомое проклятое! - Кувалда замахнулся снова, да передумав, треснул ладонью по камням у перекошенного в страхе лица Таракана.

- Отставить самосуд! - гаркнул Денисов. - Тут каждая секунда, каждая капля сил на счету. Силы берегите, уроды!

"Моджахедов не слыхать. Тихо, значит, плохо. Что-то готовят, твари!" - капитан мысленно пересчитал бойцов: Кувалда, Ваня, еще Таракан. Трое. Маловато. Что с остальными? Таджики, Мордвин, Сеня убиты точно. Что с постами?

- Что у нас с личным составом? Кто что видел по постам?

- Судя по звукам, на втором - живые есть, а первый молчит давно, прилично по времени молчит. Миной их, вероятно, тащ капитан, отоварило! - ответил внимательный Кувалда. - Значит, всего нас работоспособных человек семь по-максимуму. Семь из четырнадцати, плюс этот бич лапконогий, - он недобро зыркнул на Таракана, - с нами!

- Не густо. Как мы могли проворонить "духов"? Как?

- Не пойму я одного, - Кувалда щелкнул затвором, - куда делся Карась и его мудаки?


Почти двухметровый Кувалда - обычный деревенский паренек со Среднего Урала. Учился не ахти, от двойки к тройке, но смекалки парню не занимать, в быту башковитый, во всех вопросах шаристый. Здоровый от природы, кабан широкоплечий, он в жизни ничем не болел, с пяти лет закалялся обливанием, и в армию пришел с радостью, а тем более - в десант. Не смотря на свой рост, ловкий и гибкий Кувалда легко отжимался сотню на кулаках и после сразу делал на перекладине выход силой десять раз подряд. В обиду себя не давал никому, ни дедам, ни редким заносчивым офицерам, да и лезть к нему специально не спешили, видели, с каким рвением парень, в свободное от нарядов время, колошматит самодельную грушу на спортплощадке.

Квадратная харя Кувалды, с выдающейся далеко вперед наискось этаким тракторным лезвием челюстью, обычно мелькала во всех массовых потасовках в бригаде, где он выступал в авторитетной роли разводящего спорщиков по сторонам. На одном из таких страстных ледовых побоищ он и познакомился со своим будущим корешем Карасем.

Карась: низкий, тощий, с длинной заостренной кверху лысой черепушкой, длиннорукий коротконогий хлопец с Западной Украины был из тех, самых хитровыдолбленных типов людей, которые умудрялись из любой задницы выскользнуть живыми. Что где надыбать, слямзить, спереть, вытащить и съесть - так он любому брат и друг, а как дело доходит до серьезного - звеняйте хлопцы, сала нема, Карась умывал руки, и как приближенный сержант командира роты, прятался последнему под подол, то бишь, бежал под защиту в офицерскую палатку.

Как низкокультурная фигура сержанта Карася изловчилась записаться в товарищи честному бойцу Кувалде - одному Богу известно, но всем солдатам бригады полагалось помнить, что набить чешуйчатому наглецу морду, без отягчающих собственную жизнь последствий, больше не удастся никому. Карась бесстыдно пользовался таким оборотом воды в природе, и тырил у сослуживцев все, что плохо лежит. Иногда, после скоротечных набегов хохла в чужие закрома, чего-нибудь вкусного и калорийного перепадало и на зуб Кувалде. Так и жили.


Карась умудрился выжить. Он не понимал, как умудрился, да и что-то понимать у него не было ни мозгов, ни времени.

Карась, закрыв глаза и сдерживая дыхание, старался не шевелиться, притаившись мертвым, он прятался под телом рядового Сабаева, сбитого с ног пулей из снайперской винтовки. Ранение у Сабаева было в область сердца, смертельное.

Группа Карася, не пренебрегая всеми известными мерами осторожности, вела наблюдение за высотой, на которой скрывался капитан Денисов с людьми. К моменту нападения моджахедов на группу Денисова, сержант грамотно замаскировался на фишке, и лежал, лениво пожевывая галеты и посматривая в бинокль. Он заметил Мордвина, нетерпеливо выбравшегося из естественно каменного укрытия, и поползшего за самый большой валун.

"Морда, по-видимому, по большой солдатской нужде ползет, иначе его хрен заставишь..." - весело подумал Карась, прыснул сквозь зубы радостно, совершенно по-детски, и нахмурился скорбно, самому приспичило в туалет.

Он привстал, и тут, каким-то чудом, боковым зрением, подметил движение справа от себя. Сержант повернулся вправо, замер. Тонкий и сохлый, раскатанный в лепешку глиняный ком сдвинулся с земли, образовав дыру, откуда травинкой проросла голова моджахеда! Как заколдованный, Карась смотрел в затылок вражеской башки в зеленой пакистанской панаме, не зная, как быть. Тут, поблизости от первой дыры, разом возникли еще три, откуда буквально спружинили, выпрыгнули вверх вооруженные моджахеды в камуфляже.

Очевидно, у афганцев здесь, на месте старой дороги, от широкого мандеха - засохшего русла реки и до покинутого населением кишлака, были прорыты скрытые подземные ходы сообщений, коими сейчас моджахеды и воспользовались. Значит, вся засада десантников была заранее обречена на неудачу, за парнями следили изначально и готовили контрудар.

Странно, почему афганцы не в калошах и своих традиционных одеждах, а в кроссовках, камуфлированных иностранных штанах и рубахах? Может, "духи" пытались устроить здесь склад боеприпасов, или строили укрепрайон, готовили что-то мощное?

Карась кувыркнулся влево и скатился за камни. Моджахеды не заметили его, метнулись с кинжалами к Дедушке, Башкиру и Ворону, одновременно полоснули их, беззащитных, спящих, тонкими острыми лезвиями по горлу.

Началась стрельба у позиций Денисова, на шум выскочил из окопчика возбужденный Сабаев, несший дежурство на противоположном от места нападения фланге, и одиночным выстрелом ранил в живот одного из атакующих, тот упал на спину, выронил кинжал. Прижимая ладони к дырочке в пузе, задрожал в конвульсиях. В Сабаева стрельнули издалека, с места, где прикончили Мордвина.

Сабаев, грузный туркмен с узкими, слегка раскосыми прорезями глазных впадин на рыхлом, толстощеком лице, взвизгнул, как сбитая машиной собачонка и свалился вниз, на взбирающегося на фишку очередного моджахеда.
Его грубо отпихнули, и он, умирая, сумел проползти несколько метров и заползти за расщелину, где, перевернувшись на спину, спрятал под собой своего командира сержанта Карася.

"Они нас задушили всех, утопили, как слепых кутят!" - злился Карась. Сердце бешено билось, казалось, стук его будет слышен за километры, и встревожит не только подбирающихся к группе Денисова коварных и предельно осмотрительных моджахедов, но и разбудит бронегруппу, которой следовало прибыть на место засады в случае не выхода капитана разведчиков на связь в строго установленное комбригом время.

Карась думал: Что делать? Как выжить? Лежать тихо до прихода бронегруппы? А вдруг "духи" захотят удостовериться в смерти Сабаева или просто придут обыскать труп в поисках документов и ценностей? В плен Карасю не хотелось.

Что стало с еще двумя своими бойцами, сержант не знал, но понимал, что ничего хорошего с парнями произойти не могло. "Лучше, чтоб они погибли, геройски погибли, а не попали в плен!" - почти по-отечески заботливо подумал он, - "А то потом еще и расскажут где-нибудь, что я спрятался в самом начале передряги... Вот будет шуму, посадят за измену Родине..."


- Бойцы! - Денисов, заранее в уме продумавший разнообразные сценарии развития событий, остановился на самом неблагоприятном для себя исходе, скорой гибели, но взвесив все "за" и "против", решил взбодрить личный состав и произнести напоследок пламенную патриотическую речь. - Мы узнали войну, мы научились убивать. Мы узнали, что такое страх, боль, жестокость и ненависть. А еще мы научились умирать. Умирать, но побеждать. Потому что пока мы не сдались, мы непобедимы!

Полет капитанской блажи прервал Кувалда:

- Духи уходят! Они выгнали "Тойоту", загружают убитых и раненых! Уходят!

- Где? - капитан припал к окулярам бинокля. И точно, моджахеды собирались уходить! Спешно собирая стрелковое оружие, бросая установленные на поврежденных десантниками машинах пулеметы и заваленный разбитой стеной дувала миномет, они сматывались! - Но зачем? Почему?

- Скорее всего, засекли броню, что за нами прийти должна! А боятся вступись в бой, значит наших много! - прошептал себе под нос Кувалда.

- Я думаю, - громко обрадовался Денисов, - бронегруппа наша на подходе! Так... обстреляем оппозицию напоследок!

- Так у нас боеприпасов... на исходе... командир... - растерянно подал голос Таракан.

- Зачем беречь горстку патронов? Она нам вскоре не пригодиться! Огонь! - в иступленном радостью спасения порыве заорал Денисов. - Огонь!

За минуту израсходовали боезапас. Ранили одного моджахеда. Ликующие, покидали барахло в кучу, повалились сверху, кому как удобнее, отдыхали.

- Кувалда! Чего разлегся? - опомнился Денисов. - В охранение!

Кувалда встал, впился в бинокль в поисках спасительной колонны БМДшек. Осмотрел места появления моджахедов. Несколько десятков минут прошло, как началось боестолкновение, а казалось, пролетело несколько часов!

- Тащ капитан! Разрешите обратиться? Может, мы погибшими пока займемся? Не хорошо, ребята там гниют, а мы тут как на курорте спину греем.

- Не умничай, Кувалда! - не поднимая головы с рюкзака, взмахнул руками Таракан. - А вдруг там мины? Думаешь все так просто? Я не хочу подрываться! А ты?

Кувалда не ответил. Он с силой вмазал Таракану с левой ноги в плечо. Саня ойкнул, поморщился от болевой вспышки в мышцах, вскочил, встал в стойку, взмахнул рукой, пытаясь зарядить открытой ладонью товарищу в лицо. Кувалда увильнул из-под правой ладони Таракана, громко треснул ему ответным выпадом с левой в нос. Послышался хруст. Увесистый кулак Кувалды опустился в челюсть теряющего равновесие Таракана.

Саня больно упал ребрами на камни. Заныла десна, опухал прикушенный язык, кровь из разбитого носа заструила в приоткрытый рот. Саня потерял сознание...


Вернулись в бригаду засветло. Пока разгружали погибших, бинтовали раненых, разбирались с имуществом, полковник, командир бригады, увел под руку Денисова к себе в апартаменты. Комбриг психовал, орал, размахивал конечностями, несколько раз ударил капитана под дых.

- Какого хрена ты? Я тебе покажу! Ты у меня попляшешь! Как ты мог проглядеть? Слепой? Ты - слепой? Ты столько человек потерял, засранец! Ты знаешь, кто ты после этого? У меня таких потерь сроду не было, за всю службу! Ты у меня в пехоте ползать будешь, пока не сдохнешь, будешь вместо сержанта на четвереньках стоять, гнида!

- А вы знали, что там у "духов" подземные лазы?

- Так ведь ты и должен был все узнать! Ты и был моей...

- Я...

- А где начальник разведки? - обратился комбриг к адъютанту. - Ко мне его, живо!!!

Разборки растянулись на четыре часа. Когда Денисов покидал расположение комбрига, Иванов давно и сладко спал, наблюдая во сне мать и отца.

Ваня спал, и пока не знал, что для него это был последний бой на афганской земле.

Бой, за который он вначале получит благодарственную грамоту за подписью комбрига, а затем и медаль "За боевые заслуги".

Бой, который будет часто сниться ему в кошмарных снах, будет мучить, и заставлять сердце сжиматься в конвульсиях страха.

Бой, из-за которого все оставшиеся в живых бойцы капитана Денисова будут переведены из разведки в роту охраны, и оставшееся до демобилизации время будут заниматься охраной складов вооружения бригады, жарить ночами картошку, пить бражку, и чувствовать себя в полной безопасности.

***

...Родители ковырялись в огороде: отец, надвинув на глаза любимую панаму, колупал между яблонь лопатой, а мать, подвязав длинные волосы бантиком, и спрятав их под цветастый платок, махала тяпкой, всецело поглощенная борьбой с сорняком на луковых грядках.

- Иди к нам, сынок, - мама сразу заметила остановившегося у калитки сына и, держась за поясницу, выпрямилась.
- Поработай, хватит воевать!

- Иду, - Ваня распахнул калитку, - иду, мама!



1

1


 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 398 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.













            Вот как – то так все и было 4                                                                                                                
                                                                                                                                                 ...(A.Tukalkin/T.Sildam)




















Большинство молодых мужчин в СССР, пусть неохотно, мирились со службой в армии как с неизбежным перевалочным пунктом на пути во взрослую жизнь. С детства им вдалбливали представления о патриотизме, о долге, о ведущей и направляющей роли КПСС и превосходстве советского образа жизни над всеми прочими. Некоторые из этих идей оседали в голове.

Призывники служили два года. Набор проводился в два этапа, весной и осенью. Новобранцам брили голову: так повелось еще с царских времен. После месяца базовой подготовки тех, кому было предназначено попасть в Афганистан, отправляли на три месяца в «карантин» — тренировочные лагеря в республиках Средней Азии, где условия были близки к афганским. Поэтому те, кого призвали весной, могли попасть в Афганистан только в августе. Там они служили примерно год и восемь месяцев, хотя командиры могли удерживать (и удерживали) солдат, подлежащих демобилизации, до прибытия новобранцев.

Призывники, уже имевшие специальность — высшее образование, медицинскую или другую квалификацию, — занимались соответствующим делом. Некоторых перед отправкой в Афганистан отбирали для полугодового обучения на сержанта-водителя или артиллериста, и тогда служить им оставалось только полтора года. Способные солдаты за год-полтора боевой службы могли получить повышение до сержанта. Это зависело от их командиров, которые также могли разжаловать сержанта в рядовые, если он не справлялся со своим делом.

Несмотря на секретность, родители быстро поняли, что происходит. Те, кто располагал деньгами или связями (особенно жители Москвы, Ленинграда и прибалтийских республик), и прежде давали взятки сотрудникам военкоматов или нажимали на скрытые пружины, чтобы их сыновья не попали в армию. После начала войны они утроили усилия.

Поэтому ребята, попавшие в армию, в основном происходили из сельской местности или из семей рабочих. Опрос полутора тысяч солдат, призванных в 1986 году, показал, что больше двух третей из них прибыли из сел или принадлежат к рабочему классу и не имеют полного среднего образования, тогда как почти две трети населения в то время жило в городах. Почти четверть новобранцев происходили из неполных семей. И среди них не было ни одного, чья семья принадлежала бы к партийной, бюрократической, академической или военной элите. Военный историк генерал-полковник Кривошеев саркастически заметил, что пора бы уже вернуть «Вооруженным силам прежнее романтическое название — Рабоче-Крестьянская Красная Армия».

Порой призывникам даже не сообщали, куда их отправляют, а просто выпроваживали их с водкой, чтобы облегчить передислокацию. Но и те, кому пункт назначения стал известен заранее, должны были сказать семье лишь то, что будут служить за границей. Со временем этот запрет сошел на нет, но многие солдаты, подобно комсомольскому советнику Вячеславу Некрасову, все еще пытались успокоить родных, объясняя, что отправляются в Монголию. Впрочем, большинство обмануть было невозможно. Отец Владислава Тамарова ответил на его первое письмо домой: пусть не думает, что его родители дураки, они прекрасно знают, где он оказался.

Андрей Пономарев вспоминал, что прямо перед отправкой его и его товарищей построили и сказали: любой, кто не хочет служить в Афганистане, пусть сделает три шага вперед; его оставят служить в Союзе. При всем желании ни Пономарев, ни его товарищи не решились на это из стыда и боязни подвернуться остракизму. Пономарев служил в 860-м отдельном мотострелковом полку в Бадахшане, на северо-востоке Афганистана.

В мае 1985 года Виталия Кривенко и его товарищей-новобранцев посадили на поезд, а потом в самолет. Они проехали две тысячи километров из Казахстана в тренировочный лагерь под Ленинградом. Там их отправили в баню, дали два часа на то, чтобы надеть униформу и привести себя в порядок, и тут же начали тренировать. Стандартная подготовка пехотинца (учебные марш-броски, полевые учения, стрельба, построение, политзанятия и физподготовка) оказалась весьма суровой. Суровы были и сержанты-инструкторы. Но когда пришло время проверить свои навыки в бою, оказалось, что муштра сослужила Кривенко хорошую службу.

Солдат в советской армии, как и при царизме, третировали. Но в конце 60-х годов сложилась прочная система ритуалов — дедовщина.

Российские эксперты по-разному объясняют появление дедовщины. Армия, набираемая по призыву, была деморализована. Она была слишком крупной, и солдаты были недозагружены. Многие призывники не соответствовали требованиям. Некоторые призывники побывали в тюрьме и принесли с собой в армию обычаи преступного мира.

Солдат, служивших последние полгода, именовали «дедами». Новобранцы должны были убирать в казармах, присматривать за обмундированием «дедов», приносить им сигареты из магазина и еду из столовой. Их подвергали ритуальным унижениям, а иногда и побоям. Многие терпели и успокаивали себя тем, что однажды тоже станут «дедами». Другие не выдерживали: дезертировали, наносили себе увечья или кончали самоубийством. Третьи, благодаря своей силе и выдержке, могли постоять за себя, и в конце концов их оставляли в покое. Кривенко был старше других призывников, потому что отсидел срок в тюрьме. Его возраст и опыт придавали ему авторитета в глазах других солдат, и «деды» вели себя с ним осторожно. Сергей Никифоров был мастером дзюдо и дрался со своими мучителями, пока они не отстали. Солдаты из одного региона держались вместе. В одной части «дедов» предупредили, что если с их сослуживцами, двумя чеченскими парнями, что-нибудь случится, их родичи будут беспощадно мстить.

Ситуация зависела и от того, где оказался призывник. Армия не могла допустить недостойных в элитарные ракетные войска стратегического назначения, и проблема дедовщины там стояла куда менее остро. То же касалось пограничных войск КГБ, где всегда было чем заняться, и спецназа и десанта, где обычно поддерживался высокий моральный дух. Сержант 56-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады Сергей Морозов утверждал, что в его части вообще не было дедовщины: люди были слишком заняты делом или слишком уставали. Все, чего им хотелось после возвращения с заданий — есть и спать.

В Афганистане дедовщина была не столь тяжелой даже в мотострелковых частях, потому что и там солдатам находилось дело. «Деды», конечно, третировали младших, но в бою эти различия стирались. К тому же «деда» могла настичь не только вражеская пуля, и никто не стал бы расследовать это происшествие. И все-таки 33% преступлений, выявленных в 40-й армии в 1987 году, составляли неуставные отношения. За год пострадали более двух сотен солдат, некоторые погибли, некоторые получили серьезные ранения.

Некоторые «афганцы» утверждали, что дедовщина, несмотря на очевидные негативные стороны, помогала поддерживать порядок и дисциплину. Во фронтовых частях, по их словам, бывалые учили новичков содержать себя в чистоте, слушаться приказов и заботиться о своем обмундировании. Когда Андрей Пономарев был новобранцем, он с трудом переносил издевательства. Он не сломался, но после ритуальных избиений часто убегал поплакать в уголке. Пономарев и его товарищи поклялись, что сами не будут прибегать к таким методам, однако не сдержались. Новобранцы переставали их уважать и не делали того, что им говорили. Тогда и Пономарев стал прибегать к кулакам: это, по его словам, был единственный надежный способ донести до младших коллег свою мысль. Он и другие люди, думавшие так же, понимали: в других армиях позитивные функции, которые они приписывали дедовщине, выполнялись профессиональными сержантами. Александр Гергель, служивший сержантом в 860-м отдельном мотострелковом полку, соглашался, что дедовщина разъедала военную систему. И ничего не изменится, считал он, пока в российской армии не появится институт профессиональных сержантов с многолетним опытом службы.

                                                                                                                                               Родрик Брейтвейт









(A.Tukalkin)





















































































































































(T.Sildam)





























































































Особенности национальной дедовщины
 

С.Тулупов



Срок службы шёл, а встреча с "дедовщиной" всё откладывалась. С апреля, месяца моего призыва, и аж до месяца июня того 1982 года. Нет, конечно с отдельными проявлениями её я сталкивался и до июня. Например, в карантине - славном городке Алабино Московской области, в Таманской дивизии. Там аборигены пытались завладеть кожаными ремнями только что выданной нам формы. Но, благодаря безвестному сержанту, которому поручили шефство над нами и обучение нас элементарному - подшиваться, наматывать портянки, ходить строем в столовую - ремни уцелели. Да, по большому счёту, и не "дедовщина" то была. Приставали к нам больше по привычке, просто потому, что так положено по сроку службы. Для поднятия собственного престижа.

Со второго по седьмое апреля 1982 года я находился в карантине. Седьмого нас погрузили в самолёт и отправили на юг. В Ашхабад. Вылетали мы при температуре "минус". Все дела - сапоги, шинель, ушанка. Прилетели не то, что в "плюс" - в "умножить"! Из снежной каши прямиком в пекло. Если не изменяет склероз - в плюс 28. По местным меркам прохлада. Ладно, хоть успели перед торжественным сходом по трапу скатать шинели, а то был бы и смех, и грех - "на пляже, да в шубе". Как нам сказали, шинель - она навсегда, навовсе. Но - парадокс - на дембель не отдали: весеннему призыву не положено.

Ну, про то, как мы успели напороться "краснухи" по прибытии, перед построением, я не буду рассказывать. А что рассказывать - на такой жаре хватило бутылки ёмкостью пол-литра (0,5 !) красного вина на двоих, чтобы в шеренге отдельных индивидуумов держали под ручки. Не о том повесть. Собрав в единый кулак все "недобитые войска Врангеля" (а на бойцов Советской армии мы как-то не походили), нас отправили-таки в тёплый город Иолотань. Поселили в палатки. И стали нас готовить к 500-километровому маршу на трёхосных грузовых автомобилях. Это были ЗиЛы-131 и "Уралы"-375. А иной причины пребывания в пекле я не вижу. Ещё, подозреваю, была у армии цель - исколоть нам всю задницу. Столько уколов понаделали!! И из "пистолетов", и вручную. И по одному, и по два за раз. И в одну дольку, и сразу в обе. Аж в глазах темнело. Натурально: был "падёж" - несколько уколотых рухнули на выходе из палатки.

...На шофёра в школе ДОСААФ в городе Горьком я выучился аккурат к призыву - в феврале 1982 года получил права категории "Ц" ("С" по-ненашему), а 2 апреля забрали-забрили. Поездить самостоятельно не успел - работал по другому профилю. То есть опыта вождения не приобрёл. Благодаря чему, в один из "редких" прекрасных солнечных туркменских дней я и протаранил со всей молодецкой удали своим "Уралом"-375 остановившийся вместе со всей колонной на обочине другой такой же "Урал". Ой что было, ой что было! А было: море оваций, море аплодисментов и похлопываний по лицу. Кулаком рядом сидящего наставника-сержанта. Почему-то не очень славянской внешности (а что - русский Ваня меня бы облобызал?). Море пара из-под капота, море искр из глаз, ну и прочие атрибуты вселенского веселья.

Никто так и не захотел слушать мою историю о том, что я - не смотря ни на что - давил-таки на педаль тормоза. О том, что я знаю, где она расположена - вторая слева. Или вторая справа? Ну, вообщем, посередине. Но она, скотина, упёрлась в мою ногу - и ни в какую. Потом вообще взяла и провалилась в пол! Ну, что ж делать - с грустью подобрал пилотку с дорожной пыли (сержант одним ударом кулака мне в ухо зачем-то катапультировал её с моей головы в окно), обречённо отряхнул. Это тоже явно не было проявлением "дедовщины". Повторяю - усиленный паёк за разбитую машину мне никто бы не дал.

Не был проявлением "дедовщины" и следующий случай. Нам в карантин прислали курсантов. Для отработки на практике умения командовать личным составом. Вечером, перед отбоем, они нас построили на перекличку. Называется "вечерняя поверка" (а не "пРоверка"). И вот томным южным вечером, после команды "отбой", мы с криками "ура!", свистом и улюлюканьем (чего хотите - вчерашние дети) кинулись толпой в палатку. Только легли - входит курсант, командует "подъём". Недовольные, мы построились опять. На плацу нам прочитали лекцию о том, что мы, оказывается, не на "гражданке", а в армии. Что негоже кричать, когда командир планирует отбить нас ко сну.

"Отбой!". Мы побежали чуть помедленнее, но "ура" кое-где просачивалось.

"Подъём!". Опять построились на плацу. Раз мы никак по-человечьи не понимаем, поймём "ракообразно".

Как говорит один мудрый человек ( я ) - раком не рождаются, раком становятся. Всю ночь(!) наша палатка вместо сна ходила на плацу по кругу "гусиным шагом". С перерывами на отжимания. До утра "дотянули" не все - мозоли, обмороки. Я, как настоящий идиот, "дурака включать" не стал (стоило кому-нибудь упасть в обморок, захромать и упасть, просто упасть в изнеможении - и миловали). Прокарячился всю ночь, пока самим курсантам не надоело. Ну, и "яка ж це дiдовщина"? - всё по Уставу.

...Без акцента я по-украински шпарю? О как! А как шпарил Витька Добия! Пришли в роту (уже в Кабуле) "молодые" с Союза. По фамилии определили: Добия - грузин. Оказался шустрый щупленький хохол небольшого росточка. Одно угадали: по-русски - "со словарём". Вот он "дивись"-"бачил" от души! "Звидки родом?" - коронная фраза...

Отвлёкся. А как первое время в этой Иолотани хотелось пить!!!!!! Это ощущение постоянной жажды я не забываю до сих пор. Клянусь! Первые дни пить вообще не разрешалось - не подвезли верблюжью колючку для воды (растение, при кипячении убивающее микробов). Простую воду пить категорически запрещено. Начали варить колючку - так чем больше пьёшь, тем больше хочется ещё попить. Не забывается до сих пор и ощущение постоянного голода в первые месяцы службы в Кабуле, в полку. Всё было - и голод, и холод, и жара, и жажда. И вши. К хлебу с той поры особое отношение. Натурально - Великая Отечественная.

В Кабул мы - солдаты на замену дембелям - прилетели 25 июня. Первое впечатление от чужого мира - бегущие в пыли за нами, трясущимися в тентованном кузове "ЗиЛа", маленькие пацаны-бачата, кричащие на нашем (на нашем?!) языке "Я твою маму абал". Кто так кричал, а у кого и почище произношение было. Но по-русски "чирикали" почти все местные (опыт общения с ними пришёл позже). Особенно торгаши - владельцы "дуканов" (кто-то говорит и "духанов").

Распределили нас в основном в Автороту. Привели в палатки. Палатки на 40 человек - на взвод. Вот тут мы и познакомились с "дедами". Точнее - с "дембелями". Это они "тащились" в палатках - основные силы роты были в рейсе. Да и почти весь полк был в рейде. Нас внимательно оглядели, расспросили про города проживания - искали земляков. Выявили играющих на гитаре. Я был в их числе. Идиот! Думал, будет полегче - можно будет "шлангонуть". Ага! Практически все ночи бренчал на гитаре, попутно бегая то за спичками, то за сигаретами, то за водой. Да за всем. Но... сначала нам выставили термосы с компотом - пейте, ребятишки, только что был обед, а вы, наверное, голодные. Дали хлеба. Обращались с нами чуть ли не как с детьми.

А мы, кстати, и ехали в Афган с уверенностью, что "уж в Афгане-то "дедовщины" нет". Её просто быть не может по определению: там же все с оружием ходят! Ты на меня только рыкни, я тебя на операции и пристрелю. Спишут на потери. Или соберутся обидчики в палатке - я им гранату в окно и кину. Так однажды было и на самом деле. Только пострадали невинные, как всегда. Тот, кому предназначалась граната - выжил. Ранило его товарищей по роте. Обиженный увидал из-за угла, что выносят раненых, а его обидчик жив, решил добить его с автомата. Не дали. Дальнейшую судьбу паренька я не знаю.

Компоты-супы мы поглощали ровно трое суток. И настал день. Вернее - ночь. Прибыла и наша, Авторотовская, колонна, прибыла с рейда и разведрота. А они в то время, как я быстро понял, "дружили домами". Разведчики и потом часто просиживали ночи у нас в палатке Автороты. Пока все того призыва не "дембельнулись".

Вообще, с разведротой забавно. То Авторота с ней дружит. То, блин - одни разборки, драки. А сколько я от них "по-молодости" страхов-ужасов ночами наслушался! Как один разведчик рассказывал, сначала "духов" он стрелял, потом - немного набравшись опыта - резал, а под "дембель" просто вырывал кадык одним движением руки. А сам этот рассказчик ужасов был так огромен, так силён! По крайней мере, в моих глазах - глазах щуплого пацана. Не поверить ему было просто невозможно. Я потом много ночей не спал. Хотя, может, и не из-за этого я не спал. Может, просто "шуршал" в силу даты призыва. Чёрт его знает - из-за чего. Но что ночами мы тогда редко спали - это сто процентов.

"Бессонница" началась как раз после возвращения полка на место базирования. Пришли эти самые разведчики. Как всегда ночью. Привычка такая у них дурацкая, что ли - по ночам шастать? Пили у нас, ели. Разговаривали, курили, опять пили. И вдруг они вместе с нашими вспомнили, что в роту прибыла "молодёжь". Вот те раз! Нас вежливо - "Духи! Строиться!" - попросили построиться в проходах между двухъярусными кроватями. Кстати, я не понимал: отчего и мы - "духи", и душманы - "духи". Где логика?

Построились. При свете двух печурок был разговор. Вернее - монолог. Или как это называется, когда несколько человек говорят в сторону других нескольких человек, а те им не отвечают? Многолог? Вот он и был. Нам-то в ответ сказать нечего. Мы ещё "не врубились" в службу. Думали, так и будем до дембеля на кроватях валяться. Ан, нет. Неувязочка вышла. И придумал разведчик нам такую "забаву". Ему надоело играть в одни ворота - надо, чтобы все поучаствовали. На его вопрос - "Ты откуда?" - каждый из нас, стоящих в проходе (в тот момент - практически в заднем) между рядами коек, должен ответить - "с Автороты". Правила элементарные. Суть - каждый должен гордиться своей ротой.

Надо уточнить, что мы со своей славянской внешностью попали в царство людей с не совсем славянской внешностью. Да чё там - к чуркам попали. Они и сами друг друга так называли. Тут уж я не виноват. Только дембеля - которые, по большому счёту, уже были "гражданские" - славяне. Тяжеловато было нам, однако.

И вот разведчик (этот бугай "русский" был) проходит по шеренге, тычет пальцем в грудь каждому и спрашивает: "Ты откуда?". Все по очереди разумно отвечают: "С Автороты".

Всё было хорошо, пока палец не упёрся в грудь парня родом из Одессы. Зовут его Аркадий Голованец.

Привожу диалог.

- Ты откуда?

- Из Одессы.
  
- Откуда?
  
- Из Одессы.
 
Пауза.
  
- Я сказал: говорить надо - с Автороты. Понял?
 
Пауза.
  
- Я спрашиваю - понял?
  
- Да.
  
- Не слышу!
  
- Понял.
  
И разведчик заново пошёл по шеренге тыкать в каждого пальцем.
  
- Откуда?
  
- С Автороты.
  
- А ты откуда?
  
- С Автороты.
 
Нормально всё. Доходит очередь до Аркаши.
  
- Ты откуда?
  
- Из Одессы.
  
Эх, видали бы вы лицо этого дембеля! Такого непослушания, я бы сказал тупизма, он не ожидал. Тогда в ход пошли традиционные методы. Вопрос: "Ты откуда?". Ответ: "Из Одессы". Удар. Тот же вопрос. Тот же ответ. Удар. Вопрос. Ответ. Удар. Удар. Удар. Вопросов больше не было. Аркашке тогда сильно досталось. Но после этого его практически сильно не били. Наверное, считали "блаженным". Или как они у мусульман? Остались потом в роте одни они, чурки - когда все дембеля-славяне улетели.
  
Мне "по-молодости" тоже доставалось - много моих зубов посеяно в той земле. Основной, помню, "геморрой" был - спички искать. Для наркош. И что им зажигалками эту фольгу не грелось? Нет - спички им подавай. Загадка. Спички искали постоянно. Спичек (как и сигареты "Охотничьи", спички выдавали на месяц со склада бесплатно) катастрофически не хватало. И уж "ныкали" мы их, и всё равно до следующей выдачи не хватало. Как и воды. Бегали, искали в других палатках. В основном по ночам и у таких же "салаг", как и мы. Друг друга выручали. Спросишь спичек у призыва постарше - обретёшь дополнительную гематому. Ну, а не принёс спичек, или не вовремя принёс - на, получи гематому плановую. Удачно я про "план" скаламбурил, а?!
  
Доставалось везде и повсюду. От своих и от чужих. Этот окрик "Эй! Молодой! Сюда иди!" целых полгода (чуть больше - до прибытия "молодых") заставлял вздрагивать и съёживаться. Бывало, доставалось просто ни за что. Просто очередная коллективная пьянка или "обдолбятся". Строили нас и "воспитывали". Особенно хорошо отпечаталась - не только в память - пуговица гимнастёрки напротив солнечного сплетения.

Хотя, если уж честно, всё-таки польза в "дедовщине" есть. Во-первых, порядок во взводе, в роте, в полку. Во-вторых, она воспитывала выносливость и даже находчивость. Но это всё философия. Многие со мной не согласятся. Их право. Многие будут доказывать, что в Афгане не было "дедовщины". И тоже будут правы. У каждого своя правда.

...Была "по-молодости" и справедливость. Были "деды", которые не разрешали старшему призыву уродовать младших. И такие были...

И, наконец, вот она - "Лучшая десятка"! "Самые справедливые"! Первое место (по моей шкале) - грузины. Второе - чеченцы, осетины, ингуши, кабардинцы. Третье - армяне. Четвёртое - азербайджанцы. Ну, а уж за ними шли туркмены, таджики, узбеки. Эти были на редкость мелкие и ядовитые. Сам сладить не может, а с земляками - герой. Я тут не учитываю малые народности - "округляю" их с большими. Также не было в роте прибалтов. Ну, а русский Ваня как обычно - каждый сам по себе. Редко вступится за свою породу. "Иваны, родства не помнящие".























 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 821 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1



ДОКУМЕНТ-СПРАВКА

(НЕ СЕКРЕТНО. С ДАННОЙ СПРАВКОЙ ЗНАКОМИЛИСЬ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫХ ВЕДОМСТВ РА И НАБЛЮДАТЕЛИ ООН. ОНИ ЖЕ ПОСЕЩАЛИ ВОЕННЫЕ ГОРОДКИ ВО ВСЕХ ГАРНИЗОНАХ)

Казарменно-жилищный фонд военных гарнизонов ОКСВ в РА, который будет передан ВС Афганистана на 2-м этапе вывода советских войск.

Советские войска в Афганистане размещались в 179 военных городках (32 гарнизона).

Стоимость казарменно-жилищного фонда коммунальных объектов, оборудования и инвентаря составляет 699 362 тыс. руб.

В связи с частичным выводом советских войск афганским вооруженным силам по состоянию на 10 ноября 1988 г. передано 57 военных городков с казарменно-жилищным фондом стоимостью 202 510 тыс. руб.

В настоящее время войсковые части 40-й ОА размещаются в 122 военных городках (17 гарнизонах), стоимость казарменно-жилищного фонда в которых составляет около 497 млн. руб., в том числе:

Кабульский гарнизон

В 33 военных городках размещалось 25,9 тыс. человек (в т. ч. офицеры — 3,9 тыс. чел., прапорщики — 2,0 тыс. чел., солдаты и сержанты — 17,7 тыс. чел., рабочие и служащие — 2,2 тыс. чел.). Часть — уже вышла.

Казарменно-жилищныи фонд указанных военных городков состоит из 1200 зданий и сооружений, в том числе:

— 272 общежития на 10,1 тыс. мест;

— 129 казарм на 12,5 тыс. чел. при одноярусном размещении;

— 55 столовых на 8,6 тыс. мест;

— 34 лечебных здания на 4,4 тыс. мест;

— 19 клубов на 6,3 тыс. мест;

— 4 хлебозавода;

— 248 складских помещений площадью 60 тыс. м2.

Баграмский гарнизон

В 14 военных городках размещалось 9,3 тыс. человек (в т. ч. офицеры — 1,5 тыс. чел., прапорщики — 0,8 тыс. чел., солдаты и сержанты — 6,2 тыс. чел., рабочие и служащие — 0,8 тыс. чел.). Часть — вышла.

Казарменно-жилищныи фонд 4 городков состоит из 533 зданий и сооружений, в том числе:

— 87 общежитий на 3,7 тыс. мест;

— 29 казарм на 4,3 тыс. чел. при одноярусном размещении;

— 46 столовых на 3,1 тыс. мест;

— 17 лечебных зданий на 1950 мест;

— 6 клубов на 2,0 тыс. мест;

— 2 хлебозавода;

— 736 складских помещений площадью 31 тыс. м2.

Пули-Хумри

В 25 военных городках размещалось 6,7 тыс. человек (в т. ч. офицеры — 0,6 тыс. чел., прапорщики — 0,4 тыс. чел., солдаты и сержанты — 5,2 тыс. чел., рабочие и служащие — 0,4 тыс. чел.). Часть — вышла.

Казарменно-жилищныи фонд гарнизона состоит из 376 зданий и сооружений, в том числе:

— 19 общежитий на 1,3 тыс. мест;

— 38 казарм на 2,5 тыс. чел. при одноярусном размещении;

— 9 столовых на 1,4 тыс. мест;

— 11 лечебных зданий на 1,0 тыс. мест;

— 6 клубов на 2,0 тыс. мест;

— 110 складских помещений площадью 31,3 тыс. м2.

Хайратон

В 18 военных городках размещено 2,6 тыс. человек (в том числе офицеры — 0,2 тыс. чел., прапорщики — 0,2 тыс. чел., солдаты и сержанты — 2,0 тыс. чел., рабочие и служащие — 0,2 тыс. чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 188 зданий и сооружений, в том числе:

— 15 общежитий на 1,0 тыс. мест;

— 18 казарм на 1,6 тыс. чел. при одноярусном размещении;

— 7 столовых на 0,8 тыс. мест;

— 2 лечебных здания на 40 мест;

— 3 клуба на 750 мест;

— 2 хлебозавода;

— 43 складских помещения площадью 19,0 тыс. м2.

Чарикар

Гарнизон состоит из одного военного городка, в котором размещено 1,4 тыс. человек (в том числе: офицеры — 149 чел., прапорщики — 98 чел., солдаты и сержанты — 1095 чел., рабочие и служащие — 46 чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 40 зданий и сооружений, в том числе:

— 7 казарм на 772 чел. при одноярусном размещении;

— 4 общежития на 230 чел.;

— 5 столовых на 500 мест;

— 1 клуб на 500 мест;

— 1 медпункта на 60 мест;

— хлебозавод;

— 6 складских помещений площадью 1680 м2.

Джабаль-Уссарадж

Гарнизон состоит из 2 военных городков, в которых размещено 2680 человек (в том числе офицеры — 240 чел., прапорщики — 130 чел., солдаты и сержанты — 2200 чел., рабочие и служащие — 64 чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 63 зданий и сооружений, в том числе:

— 3 казармы на 300 чел. при одноярусном размещении;

— 5 общежитий на 211 мест;

— 4 столовых на 375 мест;

— 1 клуб на 500 мест;

— медпункт на 60 мест;

— 7 складских помещений площадью 1500 мг.

Калавуланг

В гарнизоне размещено 70 человек (в том числе: офицеры — 5 чел., прапорщики — 5 чел., солдаты — 60 чел.). Казарменно-жилищный фонд состоит:

— из казармы на базе СРМ — 10,8 т на 98 чел. при одноярусном размещении;

— общежития на 20 человек.

Саланг

В гарнизоне размещено 95 человек. Гарнизон состоит из одного военного городка, в состав которого входит 11 зданий и сооружений, в том числе:

— 2 казармы на 65 чел. при одноярусном размещении;

— 3 общежития на 55 мест;

— 2 столовых на 22 места;

— 1 медпункт на 8 мест.

Шауль

В гарнизоне размещено 270 человек. Гарнизон состоит из одного военного городка, в составе которого имеется 33 здания и сооружения, в том числе:

— 1 казарма на 92 чел. при одноярусном размещении;

— 14 общежитий на 125 мест;

— 1 столовая на 125 мест;

— 2 складских помещения площадью 730 м2.

Душах

В гарнизоне размещено 250 человек. Гарнизон состоит из одного военного городка, в состав которого входят 21 здание и сооружение, в том числе:

— 3 казармы на 150 чел. при одноярусном размещении;

— общежитие на 35 мест;

— столовая на 100 мест;

— клуб на 150 мест;

— хлебозавод;

— 2 складских помещения площадью 560 м2.

Чаугани

В гарнизоне размещено 980 человек (в том числе офицеры — 90 чел., прапорщики — 50 чел., солдаты — 800 чел., рабочие и служащие — 12 чел.), в состав городка входит 17 зданий и сооружений, в том числе:

— 4 казармы на 370 чел. при одноярусном размещении;

— 2 общежития на 60 мест;

— 2 столовых на 100 мест;

— клуб на 250 мест.

Айбак

В гарнизоне размещено 150 человек. Казарменно-жилищный фонд состоит из 19 зданий и сооружений, в том числе:

— казарменное помещение на 15 человек при одноярусном размещении;

— общежитие из местных материалов на 15 мест;

— столовая на 125 мест;

— складское помещение площадью 640 м2.

Ташкурган

В гарнизоне размещено 3000 человек (в том числе: офицеры — 240 чел, прапорщики — 150 чел., полдаты — 2400 чел., рабочие и служащие — 180 чел.).

Казарменно жилищный фонд состоит из 42 зданий и сооружений, в том числе:

— 7 казарм на 600 человек при одноярусном размещении;

— 3 общежития на 200 мест;

— вагоны-домики на 200 мест;

— 3 столовых на 435 мест;

— клуб на 500 мест;

— медпункт на 30 мест;

— хлебозавод;

— банно-прачечный комбинат;

— 4 складских помещения площадью 2100 м2.

Шинданд

В гарнизоне размещалось 8,6 тыс. человек (в том числе: офицеры — 1200 чел., прапорщики — 600 чел., солдаты — 6000 чел., рабочие и служащие — 800 чел.). Часть — уже вышла.

Гарнизон состоит из 23 военных городков со 175 зданиями и сооружениями, в том числе:

— 56 казарм на 5900 человек при одноярусном размещении;

— 119 общежитий на 3600 мест;

— 42 столовых на 3700 мест;

— 11 клубов на 3700 мест;

— 41 лечебное здание на 2100 мест;

— хлебозавод;

— банно-прачечный комбинат;

— 132 складских помещения площадью 36 700 м2.

Адраскан

В гарнизоне размещено 440 человек (в том числе: офицеры — 40 чел., прапорщики — 20 чел., солдаты — 370 чел., рабочие и служащие — 7 чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 22 зданий и сооружений, в том числе:

— 3 казармы на 260 человек при одноярусном размещении;

— 2 общежития на 112 мест;

— 2 столовых на 125 мест;

— 1 клуб на 250 мест;

— 3 складских помещения площадью 560 м2.

Герат

В 3 военных городках гарнизона размещено 2800 человек (в том числе: офицеры — 250 чел., прапорщики — 140 чел., солдаты — 2300 чел., рабочие и служащие — 80 чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 69 зданий и сооружений, в том числе:

— 5 казарм на 460 человек при одноярусном размещении;

— 10 общежитий на 695 мест;

— 3 столовых на 995 мест;

— 2 клуба на 625 мест;

— 3 медпункта на 90 мест;

— хлебозавод;

— банно-прачечный комбинат

— 8 складских помещений площадью 2700 м2.

Турагунди

В военном городке гарнизона размещено 540 человек (в том числе: офицеры — 85 чел., прапорщики — 80 чел., солдаты — 310 чел., рабочие и служащие — 65 чел.).

Казарменно-жилищный фонд состоит из 42 зданий и сооружений, в том числе:

— 3 казармы на 280 человек при одноярусном размещении;

— 4 общежития на 270 мест;

— столовая на 250 мест;

— медпункт;

— 2 клуба на 100 мест;

— хлебозавод;

— банно-прачечный комбинат;

— 15 складских помещений площадью 5300 м2.

Подготовка эксплуатационного персонала

Для эксплуатации и технического обслуживания коммунальных объектов и инженерных систем передаваемых военных городков силами советских преподавателей в учебном центре в Кабуле и силами специалистов КЭЧ районов подготовлено 620 специалистов из числа личного состава вооруженных сил Афганистана, в том числе:

— МО РА — 347 чел.;

— МВД РА — 110 чел.;

— МГБ РА — 163 чел.

В настоящее время начата подготовка персонала для эксплуатации военных городков, передаваемых на втором этапе вывода.

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ: ШТАБ 40-й АРМИИ, НОЯБРЬ 1988 г., г. КАБУЛ

                                                                                                                                            А. А. Ляховский





 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 443 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.











     Они тоже сражались за ..................        Родину… (EJ Speakman)
























Алкоголь может быть смертельным.

Автор: «горный человек».
 
«Восьмая пехотная дивизия дислоцировалась в Кабуле. У нас был свой агент в этой дивизии, офицер. На протяжении многих лет он снабжал нас ценной информацией. Его сотрудничество с нами было опасно как для него лично, так и для его семьи. Этот офицер хотел перейти к моджахедам. Мы помогли ему в этом после того, как он уничтожил врага.

Мы дали задание нашему агенту организовать 24 сентября 1983 года вечеринку. Он пригласил замполита дивизии и двух советских советников, с которыми работал, к себе домой, в район Кути Санги. Все трое согласились и приехали к нему в гости поздно вечером на своем УАЗике.

Наш офицер подготовил к празднику много виски и шиш-кебаба (шашлыка). Все трое много ели и пили и, в конце концов, полностью опьянели. Они вырубились. Тогда наш офицер позвал нас, и мы загрузили недвижимые тела в их же джип. Мы отвезли их в кишлак Кала-и Кази на юго-западе Кабула. Пока мы ехали в их машине, никто нас не останавливал и не преследовал. Мы вытащили пьяных из машины, а саму машину отправили назад, к нашему человеку-офицеру. Он посадил в нее свою семью и уехал в Пакистан, где уже открыто присоединился к нам.

Мы спрятали пьяных в укрытии в деревне Кухе-Моргиран. Когда на следующий день пьяные очнулись, мы предложили им принять ислам и встать на путь истинный. Советские советники были очень злы и начали нас оскорблять. Они завили, что «с выбранного пути нет дороги назад, и Афганистан все равно будет коммунистическим». «Мы не примем вашу грязную религию», - сказали они. Они отказались сотрудничать.

Мы не могли отпустить их на свободу без получения согласия на сотрудничество, но также не могли пристрелить их, так как звуки выстрелов могли привлечь внимание бойцов на располагавшихся поблизости постах безопасности. Поэтому мы закопали их в землю живыми.

Мы собрали их одежду и документы и отправили в HIH в Пешавар. На следующий день советские подразделения оцепили район инцидента, поэтому мы были вынуждены скрыться сначала в Парван, а позже в Майдан. Пока шурави искали нас, они вступили в бой с отрядом маулави Рахмат Голя. После боя шурави разыскали то место, где мы зарыли советников. Но они были уже все мертвы, а их тела почернели».

Али Ахмад Джалали. Выдержки из книги "По другую сторону горы: Тактика моджахедов в советско-афганской войне"









































































































































































































































































































































































































































































































ОБСТРЕЛЫ: Новогодний подарок для шурави.

Рассказывает Маулави Шукур Ясини

Маулави Шукур Ясини - видный религиозный деятель провинции Нангархар, родом из кишлака Гердаб уезда Кама, расположенного к северо-западу от Джелалабада. Во время войны он был главным региональным командиром в группировке «Исламская партия Афганистана» Юнуса Халеса. Впоследствии он присоединился к «Национальному исламскому фронту Афганистана» Во время войны он провел на свою базу в Афганистане американского тележурналиста Дэна Радэра. Он также сопровождал несколько раз американского конгрессмена от штата Техас Чарлза Уилсона во время его визитов в Афганистан. Все годы войны он вел активную борьбу в своем районе с подразделениями афганской армии в Джелалабаде и советской 66-й отдельной мотострелковой бригады в Самархеле. После падения коммунистического режима он стал членом правящего совета Нангархара. На этом посту он находился вплоть до победы талибов в 1996 году.

«…Советские войска оккупировали Афганистан 27 декабря 1979 года. Я решил, что мы должны утроить им комбинированный праздник: отметить годовщину и сделать новогодний подарок 29 декабря 1983 года. Подарком должен был стать обстрел 66-й отдельной мотострелковой бригады в Самархеле.

Я собрал 150 моджахедов, вооруженных двумя 82-миллиметровыми минометами, двумя РПГ-7, одним безоткатным орудием и пятью или шестью противотанковыми минами. Для атаки у нас было 250 выстрелов к миномету.

Командовать отрядом я поставил своего племянника Шапура. Он сформировал четыре группы: минометную группу под командованием Авозубиллы, минометную группу под командованием Абдула Басира, группу наблюдения и огневой поддержки под командованием Шапура и легкую группу. Мы начали перевозить амуницию и боеприпасы на мулах еще за два дня до нападения. Нам надо было переправить все это через реку Кабул и складировать в деревне Герди Катс. Оттуда мы должны были идти к горе Хаджа Ханифи Баба Гар, откуда был виден Самархель.

За два дня мы незаметно провезли амуницию и боеприпасы в горный район и установили минометы за горой, создав наблюдательный пункт на вершине горы. Легкая группа имела на вооружении безоткатное орудие, РПГ и противотанковые мины. Ночью она пересекла реку Кабул в районе Бела и пошла через Самархель на запад. Местные моджахеды встретили бойцов, проводили к цели и помогли установить противотанковые мины. Они установили мины на дороге около главных ворот компаунда рядом с мечетью. Мы запланировали быструю атаку легкой группы, а потом должен был последовать обстрел из минометов.

66-я бригада располагалась в бараках и палатках, поэтому мы рассчитывали, что минометный огонь будет эффективен.

Это была дождливая ночь, сверкали многочисленные молнии. В 22.00 легкая группа атаковала главные ворота компаунда выстрелами из безоткатного орудия и РПГ. Противник ответил танками и бронетранспортерами, которые, рыча, выползали из ворот. Два из них были уничтожены или выведены из строя противотанковыми минами. Легкая группа отошла. В это самое время в работу вступили минометы. Они послали все 250 зарядов «горячей стали» во вражеский лагерь в качестве подарка к Новому году 66-й бригаде.

Бригада ответила огнем БМ-21, артиллерийским огнем и минометами. Раз за разом вражеские снаряды врезались в гору, в то время как минометы моджахедов работали с плато между гор. Огонь советских войск и минометов моджахедов вкупе со всполохами разрывов практически превратили ночь в день. Это было захватывающее шоу, фейерверк.

Я сидел в Гердабе, на моем столе дымилась мясо убитой и приготовленной коровы. Я хотел устроить пир для моих героев после их возвращения, а оно ожидалось на рассвете. Приготовления к пиру были закончены, когда на Востоке забрезжило солнце. Но мои люди не возвратились на рассвете. Они были прижаты плотным ответным огнем шурави.

Днем советские вертолеты и авиация закружили над районом боя и стали обстреливать все вокруг. Я с безнадежностью думал, что вряд ли кто-то сумеет уцелеть. Я поклялся Аллаху, что отдам большую сумму денег на благотворительность, если хоть половина моих бойцов вернется.

В 08.00 мы с телохранителем Джума-Ханом покинули деревню и вскарабкались на гору, возвышающуюся над Гердабом. Я достал бинокль и увидел бежавшего ко мне пастуха. Все уже успокоилось к тому времени. Авиация улетела на аэродром, артиллерия прекратила огонь. Я полез вниз встречать пастуха. Он принес мне хорошие вести, сказав о том, что мои моджахеды уцелели и вернулись в Гердаб. Никто из них даже не был ранен. Мы закатили отличный пир!

В результате интенсивного огня советской артиллерии, многие другие моджахеды покинули свои районы. Наши контакты в бригаде сообщили нам потом, что советские вертолеты эвакуировали раненых и убитых из Самархеля на аэродром. Вертолеты сделали за ними 12 вылетов. Мой контакт сообщил, что в общей сложности было убито или ранено 200 советских солдат. Это нападение усилило активность советских войск, и советские вертолеты стали выполнять вылеты каждый день в поисках моджахедов».

Комментарий: Моджахеды совершали обстрелы с определенных, разведанных мест и с мобильных огневых баз. Огонь с мобильной огневой базы подразумевал две фазы. В дневное время группа огневой разведки выдвигалось в район, определяла позиции для вооружений, ориентировалась по карте, определяла сами ориентиры, предполагаемые позиции для стрельбы по целям и определяла дату обстрела. Ночью группа обстрела обычно прибывала туда на джипе, встречалась с группой огневой разведки, устанавливала оружие, совершала быстрый обстрел и уезжала.

Моджахеды использовали также неуправляемые огневые базы для обстрелов незащищенных и незамаскированных целей. Они прибывали на эти точки в дневное время и устанавливали ракеты на самодельные или одноразовые направляющие. Они соединяли ракеты с часовым механизмом. Моджахеды бывали уже далеко, когда советские или афганские войска начинали их искать.

Обстрелы имели двоякие результаты. Когда они применялись против военные аэродромов или гарнизонов, то иногда выводили из строя ценные объекты. В дальнейшем они не давали спать афганским и советским солдатам и подавляли их моральный дух.

Когда обстреливались города, часто гибли ни в чем не повинные горожане. Это стоило моджахедам потери потенциальных сторонников. Как говорили тогда некоторые гражданские, «правительство угнетает нас днем, а моджахеды ночью».


                                                                                                               Ахмад Джалали «Из другого окопа».





















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 592 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1



 Бывший мл. с-нт ТБ, дезертир Головин на плацу бригады после обмена на брата главаря банды янв. или февр. 1986г.

1


 тот же сученок

1



Военная хроника. ПЕРЕБЕЖЧИК

Александр Шипунов
 
Житель Смоленской области Головин принял присягу «На верность Родине и трудовому народу» в 1981 году. Служить сын участника Второй мировой войны попал в танковые войска. После подготовки в Союзе по замене был направлен в состав Ограниченного контингента советских войск в Афганистане, где пополнил ряды ремонтной роты 70-й отдельной мотострелковой бригады. Подразделение располагалось в режимной охраняемой зоне Кандагарского гарнизона, и личный состав непосредственно на «боевые» не выходил. Упущения, допущенные командованием в организации службы, и низкие личные морально-волевые качества Головина толкнули его совершить вопиющий поступок.

Из подробностей предшествующих трагедии событий мне известно, что загнанный в угол сослуживцами, не способный дать отпор, но не желающий терпеть оскорбления солдат прятался от проблемы. Сначала на территории роты, далее по мере развития кризиса начал искать убежище за ее пределами. Это нарушение сходило с рук всем участникам конфликта. Окончательно разуверившись в помощи от командования, он ушел в кишлак, прилегающий к кандагарской «зеленке», и сдался в плен.

Случаи перехода на сторону противника советских военнослужащих единичны для афганской войны. Есть вероятность попасть в плен, будучи раненным, потеряв способность к сопротивлению, или, полностью деморализовавшись, во время тяжелого боя прекратить сражаться и, цепляясь за жизнь, тешить себя иллюзией, что изменой можно ее купить. А здесь, без прямой угрозы жизни, своей волей, из расположения части?!

Не знаю, что далее в судьбе пленника сыграло свою роль — желание лидеров мятежного движения использовать его в пропагандистских целях или «веселый и доброжелательный» нрав конкретного полевого командира, но он был принят в племя, вторично присягнув на верность. Условия для этого просты — стать единоверцем с новыми товарищами. Так, сменив команду, вновь нареченный воевал несколько лет. Деваться теперь ему было некуда, и все тяготы своей новой службы он переносил смиренно!

В мае 1986 года в ходе очередной операции в зеленой зоне Кандагара силами 70-й отдельной мотострелковой бригады было захвачено в плен несколько десятков боевиков. В их числе оказался родной брат одного из полевых командиров провинции. Желая выкупить его, «авторитет» сделал предложение, с которым командование шурави согласилось, не торгуясь: «Отдайте брата, у меня есть ваш!»

Кандагарскому батальону спецназа поставлена задача без промедления спланировать и провести операцию по обмену. Начальник разведки 173-го отряда старший лейтенант Кривенко, оценив поручение, опасаясь потерять темп, поспешно формирует группу захвата и возглавляет ее. Отобранные им бойцы — самые подготовленные к такого рода специфичной акции — физической силой способны подавить сопротивление объекта, ударом нокаутировать и быстро переместить его на несколько десятков метров. При этом действовать им придется одним бортом, без поддержки остальных разведчиков. Таковы условия сделки: по одной машине с каждой стороны; место обмена — мост на бетонке возле въезда в кандагарскую «зеленку».

Головин выслужил в банде место водителя. Майским вечером, выполняя указание командира, он очередной раз знакомым маршрутом ведет свой пикап, пробираясь от кишлака к кишлаку по зеленой зоне. Узкими дорожками, между огородов, проселком пересекая небольшие поля, минуя мандехи и неглубокие каналы, автомобиль следует в деревню, примыкающую к трассе Кандагар — Чаман. Дехкане давно ее покинули, не выдержав постоянных боевых действий на своей территории. Регулярное использование стен домов моджахедами для засады на технику врагов и ответные обстрелы строений советскими бойцами вытеснили мирную жизнь из придорожных селений. Через пятьдесят метров грунтовка утыкается в бетонку, впереди по трассе — мост через овраг. Пикап находит укрытие в развалинах домовладения за уцелевшим куском высокого глиняного дувала. Смеркается, следует команда: «Вперед!»

Покидая свое укрытие, полноприводный «Симург» выскакивает из-под низко свисающих крон деревьев, взбирается на насыпь и, проехав несколько десятков метров, останавливается на обочине у моста. Внутри более десятка боевиков — личная охрана командира. Воевать их ремесло уже много лет. Вдруг на противоположной стороне, поднимая тучу пыли, на насыпь выбирается тяжелая машина. Что это? Из песчаного облака вырастает силуэт бронетранспортера. Головин кидает перепутанный взгляд на своих товарищей, но в их лицах нет и тени ужаса от неожиданной встречи с противником.

Он сразу понял все! Вцепился в руль. Отчаянно завопил на пушту скороговоркой, прося пощадить. Получив сильный удар прикладом автомата в голову, потерял способность защищаться, заскулил от бессилия. Контуженный, причитая и умоляя своих не отдавать его, под руки был вытащен «братьями по вере» на середину моста. Здесь спецназовцы толкнули им навстречу родственника высокопоставленного «духа» и подхватили предателя. Придя в себя, в метре от армейского бронетранспортера он истерично взвыл и, собрав остаток сил, решил дать бой. Но удерживающие с двух сторон и влекущие в распахнутый боковой люк две пары мощных рук рывком растянули его и со всего маху размазали о борт. От удара о «броню» Головин потерял сознание. Очнулся лежа на животе в проходе десантного отделения с крепко связанными за спиной руками, ноги так же стянуты веревкой и подтянуты к рукам. На глазах повязка, во рту кляп из его же тюбетейки, сверху тело в металлическое дно вдавливают подошвы кроссовок разведчиков.

На территории Кандагарского гарнизона он будет передан сотрудникам особого отдела, начнет давать подробные показания. Рассказывая о своем участии в боевых действиях, сдавая информацию о банде и о нравах, царящих в ней, упорно будет доказывать, что в нас не стрелял, ссылаясь на то, что был простым водителем. Новостей в оперативную обстановку его рассказ не добавил, а вот о внутреннем устройстве своей банды открыл интересные подробности.

Живут боевики обособленно, кочуя между кишлаками, подконтрольными своей партии. Регулярно несут вахту на постах в горах, севернее города. Объединяясь с другими группами, постоянно выходят в центр Кандагара для проведения засад. Командир имеет неограниченную власть, устанавливает законы и волен вершить суд над любым подчиненным. Также, кого захочет, использует для своих плотских утех, ему никто не смеет отказать. Далее, остальные члены стаи вольны творить то же самое с более слабыми. В драках за обладание телом под страхом смерти запрещено применять оружие. На прямой вопрос, каково было его социальное положение, Головин поведал, что физическая сила позволяла ему обслуживать только командира.

Через пару месяцев после сдачи от него стали требовать знания наизусть нескольких молитв. За ошибки нещадно избивали. Это заставляло напряженно зубрить текст на арабском языке.

Все эти детали быта противника поведал нам начальник особого отдела батальона майор Ковтун. Особист целенаправленно обходил с докладом все подразделения отряда. При этом «промывал нам мозги» четко, ничего не тая и не скрывая, называл все своими именами, воздействуя на наше сознание яркими подробностями. За все время службы подобной профилактики от него я не припомню.

— Так что, ребята, плен страшен не тем, что стал изменником Родины, — четко выговаривал майор, обращаясь к притихшему личному составу, подводя итоги в заключение беседы в роте минирования, — а тем, что вас там будут «иметь» все подряд!

Такой вот действенный педагогический прием офицера.

Кто есть кто

На следующие сутки после спецоперации батальон поднят по тревоге, но без оружия собран на плацу, большом пыльном пустыре. Выстроились не по фронту, а в форме буквы «П». Присутствуют даже наряды по роте. По центральной аллее батальона, вдоль первой линии палаток, в сопровождении четырех офицеров особого отдела и военной прокуратуры двое автоматчиков конвоируют перебежчика, выводят в центр строя.

Он стоит перед нами, среднего роста, коренастый, руки с большими кистями. Голову держит прямо, смотрит поверх наших голов, взгляд отрешенный. Его вот уже полдня водят по подразделениям 70-й отдельной мотострелковой бригады, и это не первое для него испытание. Следует команда: «Сомкнись!»

Разведчики мгновенно стиснули плотное каре в нескольких метрах вокруг него. Две сотни тел настолько едины в своем порыве, в движении столько ненависти, что он вздрогнул первый раз. До него несколько метров, я вижу все элементы его одежды, заглядываю в его черное лицо. Оно уже, как у местных, прокоптилось высокогорьем и приобрело грязно-коричневый землянистый оттенок. Голова не покрыта, слабые волосы рыжего цвета давно не стрижены, сбились в засаленные кольца, с висков опускаются в жидкую лохматую бороду с проплешинами на скулах. Одежда традиционна для этих мест: длинная узкая хлопковая рубаха серого цвета, такого же цвета широкие, но короткие, до щиколоток, штаны. На ногах кожаные сандалии с закрытыми носами, пятки голые.

Странное ощущение: эта обветренная, темная, в лоскутах бороды «морда» все равно осталась смоленской. Но и за своего принять не могу, признаки мимикрии налицо. Как, на каком языке он будет говорить?

— Вопросы! — негромко командует контрразведчик.

В глазах Головина появляется тревога, он опускает их в землю.

— В наших стрелял?

— Нет, я был водитель, — правильно подбирая слова, с легким акцентом, смягчая согласные, следует ответ.
Взгляд вновь опускает вниз.

— Скажи мне, — громко обращается к нему боец 2-й роты, — правда, что тебя в банде в задницу драли?

Головин резко поднимает голову, все взгляды устремлены на него. Его глаза округляются от гнева, как перед дракой, плечи подаются вверх, кулаки сжимаются. Но в ту же секунду, осознав, что малейшее движение, один звук, и его казнят, линчуют прямо здесь, разорвут голыми руками, поспешно опускает голову. Офицеры также улавливают эту волну ненависти, реально понимают, что не смогут остановить нас. В глазах капитана я вижу испуг и растерянность.

— Как же отец твой и мать… — моментально реагирует коллега по отделу, громко, почему-то обращаясь к нам, задает риторический вопрос.

Используя эти, дорогие для каждого слова, он искусно управляет степенью нашего гнева, возвращает в наши сердца трезвость. Вовремя сбивая этой фразой напряжение, останавливает возможный самосуд.

Перебежчик молчит, не смея поднять взгляд, руки безвольно висят вдоль тела. Контрразведчики, впервые за сегодняшний день столкнувшиеся со столь единодушной яростной реакцией, не ожидавшие проявления мужского духа, растеряны. Ковтун смотрит на командира батальона — нужно уводить предателя от греха подальше.

— Разомкнись! — немедленно командует майор Бохан, и сам все понимая.

Задняя шеренга спецназовцев расступается, пропускает окруженную плотным кольцом уже не конвойных, а охранников плетущуюся, сгорбленную, одинокую фигуру.


1

1

1

1

1

1

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 589 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.














   Afghan Media Resource Center 4 

                       (Nangarhar Province, Mohmand Darah District. 1988-10)






















































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































































 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Просмотров: 385 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1



Радослав Сикорски (23. 02. 1963, Быдгощ, ПНР). Польский политик, политолог и журналист. В 2005—2007 — министр обороны Польши, с 16 ноября 2007 — министр иностранных дел в правительстве Дональда Туска. Является гражданином Польши (до 2006 года также гражданин Великобритании). Известен своей крайне жёсткой антироссийской позицией, допускающей, однако, возможность членства России в ООН. В 1986-87 публиковал в английской периодике статьи и репортажи из Афганистана, выдержанные в последовательно антисоветском духе.

1



Заграничный корреспондент «Spectator» и «Observer» Радослав Сикорски [Radosław (Radek) Tomasz Sikorski] в 1987 (близ Герата?).

1



Помимо Сикорского в рядах исламистов против советских войск в 1980-е годы воевал активист «Солидарности» Яцек Винклер (Jacek Winkler).

1



Джейсек Уинклер (второй слева). В Афганистане в 1980-х годах. Камерой, которую он взял с собой в Афганистан, увековечивал преступления, совершенные русскими на афганской земле.

1



Джейсек Уинклер воевал в Афганистане в одном из подразделений 'Панджшерского Льва' Ахмад Шаха Масуда.

1



Вместе с Сикорским в рядах исламистов против советских войск в 1980-е годы воевал британский спецназовец Анджей Скшиповяк («Andy» Skrzypkowiak, он же «Энди Поляк»). Участие в войне в Афганистане стало для него способом отомстить за обиды, нанесенные русскими его семье, во время Второй мировой войны. Он был одним из лучших военных кинематографистов.

1



"Polscy mudżahedini" - Andrzej "Andy" Skrzypkowiak. Самой большой потерей Сикорского в Афганистане, была гибель его друга "Энди" Skrzypkowiak, который работал в качестве фотографа. Нынешний министр посвятил ему свою книгу "Пепел святых. Афганистан во время войны."

1



Помимо Сикорского в рядах исламистов против советских войск в 1980-е годы воевал активист «Солидарности» Лех Зондек (Lech Zondek).

1



Lech Zondek. (Wikimedia Commons). Он принимал участие в боевых действиях, носил широкополую шляпу, с польским орлом в короне. Он был несколько раз ранен.

1



Lech Zondek Polski mudżahedin w Afganistanie.

1



Polscy Mudżahedini: Lech Zondek. В памяти друзей, Zondek запомнился как авантюрист, любящий риск и бабник, который посвятил свою жизнь защите независимости афганцев. Для того  чтобы участвовать в войне, он сбежал из Польши и отправился в Австралию, где три года ждал получения нового паспорта и гражданства. Быстро завоевал доверие и симпатию моджахедов, которые сражались бок о бок.

1



Polscy Mudżahedini: Lech Zondek.

1



Polscy Mudżahedini: Radosław Sikorski

1



Polscy Mudżahedini: Radosław Sikorski

1

1



13 декабря 1981 года, в день введения Войцихом Ярузельским военного положения в Польше, Сикорский находился в Великобритании, куда приехал с визитом к своему другу. (По другой версии, он был тайно вывезен из Польши сразу после ввода военного положения). Воспользовавшись случаем, Сикорский быстро получил политическое убежище и, после - великобританское гражданство. Сикорский стал студентом философии, политологии и экономии в Оксфордском Университете. После получения диплома Радек неожиданно для окружающих его обычных студентов становится членом закрытого элитного клуба Bullingdon, в который может вступить только лицо, имеющее высокое общественное и материальное положение.

Еврей из Польши не имел ни первого, ни второго, но как стало известно, еще во время учебы в университете он стал членом масонской ложи. Это открыло перед ним двери не только в элитные сообщества, но и впоследствии дало возможность попасть в поле зрения представителей иностранных спецслужб. Радек дружил с нынешним лидером Консервативной Партии Дэйвидом Камероном. По данным российского ГРУ, в период с 1984 по 1986 год он отметился активными контактами с представителями британской разведки МИ-6. То есть вывод на поверхности: Радек прошел разведывательную подготовку и вскоре после этого, используя «крышу» журналиста, «случайно» оказывается в Афганистане.

В 1986, 1988 и 1989 годах Сикорский съездил в Пакистан в качестве «военного корреспондента» великобританских газет «Spectator» и «Observer», а также американской „National Review”. Несколько раз нелегально пересекал границу с Афганистаном. Хотя принимал участие в афганской войне в качестве журналиста, «Радек» создал собственную легенду антикоммунистического партизана, который сражался против Советской армии плечом к плечу с моджахедами. Сам Сикорский подчёркивает, что «носил оружие» в тот период. Когда журналист спросил у него, убил ли он хотя бы одного советского солдата, Сикорский ответил загадочно: «Это мой секрет».

Е. Никишин


1

1



Он попал в Афганистан летом 1986 года из Пакистана. За десять дней, пока он находился в районе Кабула, Сикорски стал свидетелем организации моджахедами засады военный патруль (?) на дороге Кабул-Джелалабад. Перестрелка продолжалась около часа. После нескольких дней, проведенных среди партизан С. вернулся в Пакистанский Пешавар. Вскоре снова пересекает границу. На этот раз он проводит месяц в районе провинции Нангархар на базе, командиром которой был Абдул Кадир, будущий вице-президент Афганистана, и был свидетелем нападения на близлежащие гарнизоны. Борьба была тяжелой. Моджахеды потеряли почти 30 человек, дезертиры из правительственных войск сообщили, что противник понёс даже большие потери, около (?) 53-х, включая коменданта. Сикорски вернулся на Запад, вынашивая планы долгой и опасной экспедиции в Афганистан.

Эта возможность подвернулась год спустя. В 1987 году он побывал в Герате, Афганистан (а потом написал книгу репортажей «Prochy Świętych – Podróż do Heratu w czas wojny», (Пепел святых. Путешествие в Герат в военное время)*. Чтобы подчеркнуть важность этой поездки, следует добавить, что для того, чтобы попасть в эту провинцию и второй по величине город страны, пришлось преодолеть несколько сотен километров, сквозь местность, охваченную военными действиями. Сикорски была предпринята попытка получить информацию об убийстве 30 советских офицеров и членов их семей в марте 1979 года оценки состояния памятников в этом районе страны и нужд сельского хозяйства (эти данные предназначались для британской организации помощи Афганистану). Эта поездка принесла ему наибольшую известность. Он был одним из немногих представителей западной цивилизации, который побывал в этих местах в 80-х годах прошлого века. Он сделал много фотографий для World Press Photo Award. В том же году он опубликовал свою книгу об этом регионе мира под названием «Soviet motives and Western interests».

Последний раз он побывал в Афганистане в период проведения церемонии по выводу советского воинского контингента в составе большой группы журналистов он наблюдал прохождение колонны БТР по мосту через реку Амударью.

©militarium 2010



ПРАХ СВЯТЫХ [отрывок]
 
…Утром 11 августа я завтракал... когда Надир вбежал в мою комнату с криком: "Самолет, самолет!". "Шутит он, что ли?" – подумал я, и только когда выключил радио, услышал рев приближающегося самолета, такой, что задрожали стены.

Я бросился искать ботинки, успел схватить фотоаппарат. Выбежал из дома. Толстые жабы попрыгали из-под моих ног и спрятались в рисовом поле. Моим первым движением было – прочь из дома. Почему? Может, надо было остаться внутри? Если бомба упадет рядом, то так и так никого в живых не останется, а если нет – глиняные стены задержат осколки. Годом раньше в Нангархаре я попал под бомбежку "кассетными" бомбами. Они, взрываясь, распадаются на десятки меньших зарядов, которые, в свою очередь, рвутся на множество осколков. Если бы я тогда выбежал из дома, наверняка бы такой маленький (по размеру, но не по убойной силе) осколок достал меня, ибо двери нашего дома были ими утыканы.

В этот раз, однако, я удирал что было сил в ногах. Краем глаза заметил женщин из соседнего дома, они бежали в противоположном направлении. Амануллах уже нашел себе укрытие в отдалении, метров пятьдесят от дома: две невысокие глиняные стенки, отгораживающие тропинку, вдоль которой проходил высохший ирригационный канал, служивший дополнительным укрытием. Я всматривался в небо, стараясь увидеть самолеты. Четыре блестящие на солнце стрелы, предположительно СУ-17, летели высоко, около 3000 метров над нами, там, где их не достанут стингеры. Сбросили ли они уже бомбы? Обычно этого не узнаешь, пока бомбы не взорвутся. Сколько секунд еще осталось? Где они упадут? И в этот самый момент, прямо над моей головой, от машин оторвались искры и начали падать, увеличиваясь на глазах. Я вздохнул с облегчением – при таком направлении движения они должны пройти мимо нас, мы – в безопасности. Через минуту бомбы и самолеты исчезли из видимости, рев двигателей стих, не было слышно даже взрывов.

– Посмотри, посмотри! – Амануллах показывал рукой в направлении, куда должны были упасть бомбы. Над полосой деревьев медленно вырастали четыре огромных столба пыли. Вскоре ветер перемешал их, превратив в гигантский узел. Несколько парней, которые, как и мы, спрятались во рве, стояли теперь, задрав головы. Мне были видны их цветные вышитые шапочки, когда они, как завороженные, всматривались в этот дикий пейзаж. Женщины по другую сторону поля стояли молчаливой группкой и, забывшись, опустив покрывала, смотрели. Туча пыли беззвучно росла, приобретая очертания огромного, вознесшегося над долиной гриба, и только через несколько минут начала рассыпаться. Частички пыли опускались на землю тонким покрывалом, солнце выглядело как во время затмения. Чувствовалось, что происходит нечто страшное. Может быть, такой настрой задавал цвет пыли – это был цвет глиняных кирпичей, из которых здесь строят дома. Бомбы рвались посреди деревни. Мы с Амануллахом смотрели в разные стороны, нам как будто было стыдно за то, что мы остались живы.

Мы нашли какие-то два мотоцикла и поехали к разбомбленной деревне. Первый раз за две недели я оказался вне нашего укрытия. Приятно было ехать межами среди полей спелой пшеницы и риса, широкими дорогами, обнесенными глиняными стенками и рядами деревьев, по деревянным мостам, перекинутым через ручьи и каналы... Деревня называлась Кошк-е Серван. На улицах не было ни души – все побежали на помощь. Какие-то дети показали нам направление. Мы поехали глубоким ущельем, склоны которого образовывали высокие, в несколько этажей, глиняные стены домов. Местами дорога проходила через тоннели, полные тени и прохлады. Разве можно было устоять перед искушением укрыться в таком тоннеле, который, казалось, защищают расположенные над ним этажи?

Когда мы приехали на место, более тридцати тел уже было найдено, и еще сорока человек жители деревни недосчитывались. Десятки людей раскапывали руины разрушенных взрывами домов. Среди обломков торчали куски стен, мелькали яркие сатиновые покрывала. В уцелевших углах были видны шкафы с посудой, кухонная утварь, поломанные рамки с фотографиями, матрацы, одеяла. Мы переходили от дома к дому, топчась по разному мусору, выступающему из щебня.

Вдруг раздался крик. Мужчина в белом тюрбане и с белой повязкой, закрывающей его рот, махал руками и кричал, что заметил среди обломков какое-то движение. Все бросились копать, поднялись клубы пыли. Толпа замерла в ожидании. Без сомнения, под кучей щебня был кто-то живой. Мы услышали тихий писк, что-то пошевелилось. Люди отбросили деревянные лопаты и стали выбирать землю руками. Раскидали пласт мелкого щебня, и показалось живое создание – кот. Весь какой-то измятый, смертельно напуганный, он фыркал и щурился от слепящего солнечного света.

Коту повезло больше, чем людям. Вместо того чтобы залечь во рвах, они попрятались в погребах своих домов и в тех самых "предательских" тоннелях, которые выглядели такими безопасными. Когда глину раскрошило взрывом, люди оказались в ловушке. Они задохнулись под тоннами пыли.

Я подошел к соседнему дому. Люди раскапывали то, что осталось от погреба, поднимая клубы пыли. Все кашляли. Я приблизился к ним. Вдруг обломки стены осели, и глазам собравшихся явился небывалый вид: в нише погреба, под аркой, которая каким-то чудом уцелела, на корточках сидела женщина, укрытая вуалью, и около нее – двое маленьких детей. Они вздымали руки к небу, как будто хотели вырваться из развалин и, одновременно, благодарили за спасение. Один из детей улыбался. Пыль не пригасила ярких красок шелка, которым были расшиты одежды женщины, складками спадающие на землю. Одежды детей, их лица, оголенные плечи были бледные, белые, словно присыпанные мукой. Никаких повреждений на них не было. Не было и следов крови. Все трое были мертвы.
 
Страдающее лицо женщины укрывала тонкая муслиновая вуаль, придавая ее облику удивительное величие. Зачем она укрыла лицо этой вуалью здесь, в собственном погребе? – спрашивал я сам себя. Когда дом над ними стал рушиться, пыль начала заполнять их укрытие и она поняла, что смерть близко, в моем представлении, она должна была лихорадочно хватать воздух. Неужели в последние минуты своей жизни она думала о том, чтобы, когда ее тело будет извлечено и предстанет глазам людей, выглядеть так, как предписывает обычай, и в последний раз закрыла лицо вуалью?
 
Тела женщины и ее сыновей извлекли из развалин, завернули в полотно и положили в мечети, рядом с уже лежащими там пятью или шестью телами. Это были тела детей, ни один из них не дожил до шести лет, все они родились уже во время войны. Теперь они лежали здесь, не поврежденные, потемневшие и твердые, с вытянутыми руками, как манекены. Какой-то старец наклонялся над каждым по очереди и отирал им лица концом своего тюрбана.
 
Потом, в Лондоне, эту сцену, снятую на слайд, через увеличительное стекло рассматривали два художественных редактора. "М-м-м... Неплохо, неплохо...", — говорил один другому, одобрительно кивая головой.

Глядя через объектив фотоаппарата на эти сцены, я чувствовал себя так, будто за кем-то бесстыдно подглядываю. Нет ничего более интимного, чем минута смерти, и уходящий бессилен укрыться от чужих глаз. Щелчок фотоаппарата резал мне слух. Я чувствовал, что только тишина приличествует этому моменту, только тишина может почтить память умерших и уважить горе близких, но заставлял себя браться за фотоаппарат. Я понимал, это – единственный способ заставить весь остальной мир задуматься о судьбе этих людей. Мне казалось, что афганцы возносят к небу руки в безмолвном крике: "Посмотри, что с нами сделали! Иди и расскажи об этом каждому!"

... Каждую минуту мы могли наткнуться на профессиональных убийц: десантников или советских коммандос из отряда спецназа. Обычные солдаты-призывники – это другое дело. В большинстве своем это были запуганные своими офицерами, не желающие воевать ребята. Нескольких я знал лично.

Годом раньше в лагере Абдула Кадира я познакомился с тремя советскими солдатами, сбежавшими из оккупационных отрядов: Владиславом Наумовым, Сергеем Бусовым и Вадимом Плотниковым. Они рисковали жизнью, однако перешли на сторону повстанцев. Афганцы ловко использовали их для пропаганды и обучения.

Вадим приехал в Афганистан уже с мыслью о побеге. У него был дядя в Бостоне, и он мечтал там осесть. Он намеренно оскорбил офицера в своей части, надеясь, что в наказание его пошлют в Афганистан. Через неделю после прибытия сюда он дезертировал.

Сергей не планировал побега. Когда мы познакомились, он был весьма этим всем измучен. Выкуривал одну или две пачки сигарет в день – в зависимости от частоты бомбежек. Каждый день мы взбирались на вершину прямо над нашим лагерем, таща с собой ракету "земля-воздух", которой собирались сбить один из пикирующих реактивных самолетов. Вой их двигателей вызывал у Сергея нервные судороги. Этот русский был родом из Перми. Только здесь, в Афганистане, из книжек, присланных ему русскими эмигрантскими организациями, он узнал о том, что вокруг его родного города существуют десятки лагерей принудительного труда. В Афганистане он был водителем бронетранспортера в Баграмской дивизии, расквартированной возле Кабула. Ему едва исполнилось девятнадцать, когда он дезертировал из страха перед террором "стариков" – солдат, прослуживших больше года. Однажды они избили его за то, что у него не оказалось иголок с белой и зеленой ниткой. "На следующий день мне снова досталось, потому что у меня было три иголки, а "старик" решил, что одна – лишняя". Другой раз Сергей уже лежал на своих нарах, когда двух "стариков" разобрало "состязаться". Один из них велел Сергею облить другого холодной водой. Он орал на него. А другой сказал: "Только попробуй – убью". В общем, что бы Сергей ни сделал, это был для "стариков" повод задать ему очередную трепку.

Солдаты голодали, потому что старики отнимали их пайки. С голоду некоторые рылись в мусорных баках, искали объедки. "Но в письмах домой я писал, что все в порядке, питание хорошее, еды много. Почту в Россию перлюстрировали, и письма с жалобами просто уничтожали. И в тот день, когда я убегал, у меня в кармане было письмо к матери. Я снова писал ей, как нам тут хорошо, и чтобы не беспокоилась, что я не получаю достаточного питания". За все время моего пребывания в лагере Сергей ни разу не отказался от предложения поесть, даже если только что перед этим встал из-за стола.

Владислав был упрямым "диссидентом". Родился в Сталинграде-Волгограде, был сержантом 66-й бригады, размещавшейся в Джелалабаде. Рассказывал, что в его отряде один "старик" убил рекрута за то, что тот по ошибке надел не свой плащ. Владислав говорил: "Все это было ложью с самого начала. Когда садились в самолет, офицер сказал, что летим в Польшу. Боялись, что дезертирство начнется еще раньше, чем мы попадем в Афганистан. Представь себе наше отчаяние, когда мы обнаружили, что оказались в Кабуле. Мы были как заключенные на этой базе – кругом минные поля и колючая проволока..."

На посту около Джелалабада Владислав передал повстанцам немного оружия. Кто-то донес на него, и Владислав оказался в тюрьме. "Майор Макаров из КГБ приказал налить в мою камеру хлорированной воды. Стоял в ней по щиколотки, а ядовитые пары жгли мне глаза, нос, горло. Целый месяц я получал 150 граммов хлеба в день, и каждый же день получал "в лоб". В конце концов я согласился проводить Макарова к своим "сообщникам", но сказал ему, что они приходят в деревню исключительно ночью. Ночью мы пошли, и когда меня освободили, чтобы найти людей, я, что было сил в ногах, рванул по улице, а потом переплыл реку. Патруль КГБ стрелял мне вслед, но у меня такое впечатление, что целились они выше моей головы".

Я им верил – все трое убежали в одно время независимо друг от друга. Случайно попали в одну и ту же партизанскую группу, их держали вместе. Когда я с ними познакомился, они уже два года воевали на стороне повстанцев. Первый год они провели в заключении в Пешаваре. Вырвались оттуда и более десяти часов убегали через город – трое русских среди тысяч афганцев. Партизаны настигли их уже у самой цели – перед консульством США. Удивительно, что, несмотря на побеги, эти русские солдаты заслужили доверие афганцев. Видимо то, что они стремились пробраться на Запад, а не вернуться в Советский Союз, и убедило командиров повстанцев, что эти трое – настоящие дезертиры.

Кажется мне, что Владиславу запала мысль принять ислам. Они не знали даже основных молитв, только двигали губами, делая поклоны, которые они называли "зарядкой". Абдул Кадир, который был их командиром, похоже, понимал это, но не возражал. Караван, с которым я приехал в лагерь, привез несколько коробок сигарет Dunhill и видеокамеру. Днем Сергей снимал, а вечером мы смотрели результаты его усилий на экране маленького телевизора, притащенного сюда на ослином хребте и подключенного к лагерному генератору. К сожалению, наша "видеотека" состояла из единственного фильма – детектива Агаты Кристи, который мы пересматривали изо дня в день, до тошноты. Для афганцев Сергей, Владислав и Вадим были не дезертирами, а русскими моджахедами. Я говорил с ними по-русски. Партизаны не понимали этого языка, и, в сущности, могли принимать меня за русского, который вместе с земляками планирует побег. "Земляки", однако, радовались, что пользуются доверием партизан, о чем свидетельствовали три лучших автомата Калашникова, отданные им.

Опасности, которые мы делили целый месяц, сблизили нас. Ребята отличались великодушием и спонтанностью – чертами, которые так привлекают иностранцев в русских. Они опекали меня. Например, когда мы вместе ночевали на крыше дома Кадира, они клали меня в середину, где безопаснее. После двух лет службы в отряде они были в отличной физической форме и могли ходить намного быстрее, чем мог я. Когда после нападения на гарнизон мы уходили в горы, нас атаковали самолеты. Сергей и Владислав не вырвались вперед, чтобы быстрее спрятаться от опасности, а остались со мной, взяли часть моего груза, и мы вместе добрались до базы, прячась по дороге в пещерах.

Вопреки преобладающему мнению, поляки любят русских. В польской литературе, например, много русских персонажей – положительных героев. К сожалению, часто нам мешает политика. Наши интеллектуалы десятки лет мучаются проблемой польско-российских отношений, на самом же деле все довольно ясно: на протяжении двух последних веков российские режимы рассматривали угнетение поляков как цель своей внешней политики, многократно захватывали Польшу и самую последнюю сволочь навязывали нам в качестве правителей.
 
Я был рад, что мне довелось подружиться с этими ребятами и что история наших народов не стала у нас на пути. Мы были приблизительно в одном возрасте, и даже вместе вспоминали знаменитую польскую агитку – фильм "Четыре танкиста и собака", который имел известный успех в деле воспитания нас в духе коммунистических идеалов. Я и сейчас невольно улыбаюсь, когда вспоминаю моих советских друзей. Наверняка таких же ребят было много и по другую сторону – это не были мои враги.

Владислав, Сергей и Вадим приносили партизанам несомненную пользу. Я вспоминаю, как Сергей, буквально "приклеив" ухо к наушнику радиостанции, подслушивал переговоры вертолетчиков. Во время атак они монтировали тяжелые пусковые станки для ракет, наводили их на цели и стреляли. Однажды Владислав выпалил в направлении атакующих бомбардировщиков и, похоже, сбил один из них. Я видел, как снаряд взорвался рядом с самолетом, а позднее сообщили, что самолет упал на землю.
 
Наши русские моджахеды хотели взорвать плотину в Соруби (Sorubi), откуда подавалось электричество в Кабул, но оказалось, что на это не хватило бы взрывчатки. Потом они начали планировать еще более "смачную" операцию – захват советского генерала. Они хорошо знали привычки коменданта гарнизона в Джелалабаде – он каждую пятницу напивался в компании медсестер в гарнизонном лазарете, откуда его пару километров везли на квартиру. Дорога вела через неохраняемую территорию, но генерал чувствовал себя в безопасности, потому что знал, что едет через окруженный многими постами участок, контролируемый правительственными силами. Наши россияне утверждали, что они смогут прокрасться под покровом ночи, переодевшись в форму советских солдат, взяв с собой нескольких партизан для прикрытия. Остальные группы должны в это время атаковать в другом месте, чтобы отвлечь на себя внимание противника. Они хотели, чтобы я пошел с ними и снимал на видео эту акцию. Такая добыча была бы неоценимой для афганцев. Русские никогда не признавали моджахедов противниками; захваченных в плен партизан они считали обыкновенными бандитами, а не военнопленными. Поэтому они категорически отказывались менять их на пойманных советских солдат. Генерал стоил бы, по меньшей мере, нескольких сотен афганцев. К сожалению, нашим русским моджахедам не хватило времени, чтобы претворить свой план в жизнь.

Все трое хотели перебраться на Запад. Афганцы не имели ничего против этого, но ни одно из западных государств не хотело их принять. Это происходило спустя месяца два после того, как несколько советских солдат "редезертировали" с Запада в Советский Союз, и атмосфера в этом смысле была явно не доброжелательная. О дезертирах, которые оказывались в Англии или в Соединенных Штатах, никто не заботился. После десяти месяцев в Афганистане в рядах Советской Армии, и вообще, целой жизни, проведенной за "железным занавесом", эти мальчишки вдруг оказывались в Лондоне или на Манхэттене. Вместо того чтобы помочь им изучить язык или получить какую-нибудь профессию, ответственные за это власти практически бросили их на произвол судьбы – вы теперь свободны, позаботьтесь о себе сами. Одни, без друзей, они становились легкой добычей советских "корреспондентов", которые передавали им письма от родных и уверяли, что им ничего не грозит, если они вернутся на родину. Отчаявшиеся дезертиры поддавались искушению.

Вадим, Сергей и Владислав каждый день слушали радио и знали такие истории. Они знали, что вернувшиеся в Советский Союз дезертиры были тотчас же загнаны в лагеря.

Президент Рейган, правда, обещал нашим трем россиянам, что они смогут поселиться в США, но после его обещания прошло уже шесть месяцев... Я сказал им, чтобы они обратились к госпоже Тэтчер. Специальное письмо увез в Лондон Санди Галл, журналист британского телевидения, однако ответа на него не было. Чиновник из Министерства иностранных дел, которому я передал их письмо, когда вернулся в Лондон, задавал мне вопросы, которые легко было предвидеть: знаю ли я, сколько это может стоить? Отдаю ли я себе отчет, что г-жа Тэтчер вскоре должна нанести визит в Москву? Или, может быть, я имею намерение испортить климат этого визита, чтобы лишить британские фирмы многомиллионных прибылей? А что, если эти трое – наркоманы, с которыми потом хлопот не оберешься? И как вообще я могу гарантировать, что они – не агенты Кремля?

К счастью, пока я ругался с апатичными лондонскими чиновниками, способ вырвать моих друзей из Афганистана нашелся. Они вдруг появились на пресс-конференции в Торонто. Канада предоставила им политическое убежище…

…Дом, и расположенный неподалеку еще один – вот и все поселение. Выглядели они, однако, лучше, чем деревушка, в которой мы провели последние три дня. Тут протекал ручей, из которого поили скотину и поливали огороды. Первый раз за последние дни мы умылись; послужил нам для этого ирригационный канал, который протекал рядом с домом. Хозяин пригласил нас за стол. Мы уже сели есть, когда заметили, что у двери притаился напуганный мальчишка лет трех или четырех.

– Видите его? – хозяин показал на ребенка рукой. — Он играл в поле, а те стреляли в него, так просто, ради развлечения.

Если бы вертолет летел на высоте двести или больше метров, можно было бы подумать, что стрелки приняли ребенка за партизана, хотя в таком случае они бы уничтожили целое селение. Однако они летели не выше пятидесяти метров над землей, а с такой высоты цель различается во всех подробностях. Пули прошли в паре метров от мальчика.

Мне вспомнился рассказанный в Пешаваре случай, который произошел год или два назад в долине Панджшер. Во время наступления партизаны сбили вертолет. Пилот уцелел – выскочил из горящих обломков и пустился бежать в направлении гор. Через несколько шагов заметил, что со всех сторон к нему приближаются афганцы. Тогда он остановился, посмотрел вокруг, понял, что бежать некуда, развернулся и пошел обратно, в самое пекло.

Какой шанс уцелеть у него был? Может быть, пятьдесят процентов. Афганцы вообще предпочитали брать русских живыми, чтобы потом показывать их журналистам, если только азарт битвы не толкал их к обратному. Тот, однако, выбрал смерть, потому что был убежден, что его ожидают пытки. Впрочем, я думаю, что он только наполовину верил рассказам, которые распространяло советское командование, о зверствах партизан по отношению к военнопленным. Пилот реактивного самолета не в состоянии различать людей, а только долины и скопления домов; из кабины же вертолета отчетливо видно, что и кого ты атакуешь. Пока партизаны не достали стингеры, вертолеты часто кружили над деревнями, методично их уничтожая. Дети и женщины в ярких одеждах хорошо различались на фоне серой земли.

Потом, в Лондоне, я смотрел телепередачу, в которой показывали советских вертолетчиков. Они собрались на аэродроме, за ними были видны исполинские призраки вертолетов, которые выруливали на свои позиции. Пилот был молодой, наверное, лет двадцати, не более, красивый, в шикарной кожаной куртке и зеленой полевой "афганке" на голове. На его лице появилась грусть, когда он рассказывал, что произошло с его товарищами: через сорок секунд после старта в вертолет попал стингер, который пробил боковую обшивку. Пилот погиб сразу, управление принял радист. Запись его последнего разговора с базой сейчас заглушало интервью.

– 7501, что у вас? – спрашивает диспетчер.

– Прощайте, ребята! – откликается радист.

Он говорил что-то еще, но прием ослаб и его последние слова утонули в шуме, потом раздался треск, как если бы нажали выключатель, и контакт прервался.

– 7501, немедленно прыгайте!"– кричит диспетчер, – 7501, слышишь меня?!

Ответа не было.

– Труднее всего примириться с потерей близких тебе людей, – говорил тот пилот с аэродрома. – Год мы прослужили вместе. Это были отличные парни...

Несколько солдат запели грустную песню под названием "Черный тюльпан". Так назывался самолет, которым из Кабула в СССР перевозили тела их погибших товарищей.

Отличные парни. Нет в их глазах фанатизма, они не радуются тому, что были в Афганистане. Так почему же они должны были сами умирать и убивать других "отличных парней" – моих афганских товарищей?

Поразительно, но, когда я смотрел в лицо человека, который мог меня убить, я не чувствовал к нему ненависти.

Почему они сражаются против афганцев, все время спрашивал я себя, пересматривая записанное на видео интервью? Почему они участвуют в этой грязной войне, если это вовсе не их война? Должны же они понимать, что воюют с обыкновенными афганцами, а не с мифическими наемниками из Китая и США. Спустя восемь лет войны это стало очевидным не только для солдат на фронте, но и для всех в Советском Союзе.

Известны случаи, когда уже в первые месяцы войны призывники из Узбекистана и Таджикистана отказывались идти в Афганистан; россияне же отбывали службу без всяких протестов. Некоторые родители пытались уберечь своих сыновей от Афганистана, подкупая офицеров в военкоматах. Но движения протеста против войны в СССР не было. Только Андрей Сахаров с самого начала резко выступал против.

Дальше в той телевизионной программе репортер, который брал интервью у пилота, разговаривает на московском кладбище с обычной русской женщиной. Средних лет, полная, загрубевшие от тяжелой работы руки, одета в яркое фиолетово-оранжево-зеленое платье, лет двадцать назад вышедшее из моды... Вместе с другими, такими же, как она, женщинами организовала неформальную группу "кладбищенских матерей". Каждая из них знала все о погибших сыновьях своих подруг. Знали и где они погибли, но слово "Афганистан" не могло быть написано на надгробьях. Только недавно власти позволили формулировку "Погиб при исполнении интернационального долга".

– Всех их привезли в цинковых гробах, мы не могли на них посмотреть, не могли попрощаться, – рыдала женщина. Она говорила, стоя перед надгробным камнем из черного мрамора, на котором гордо сияла красная звезда.

– Я все время думаю о нем. Помню, какие письма писала ему каждый день, когда он пошел в армию. А с тех пор, как получила похоронку, все время виню себя в том, что мои письма были такими... патриотичными. Помню, в одном письме я цитировала "Песнь о Соколе" Горького, где он говорит, что лучше прожить только двадцать лет, но пить свежую кровь, чем жить вечно, питаясь падалью. Вы понимаете? Может быть, если бы я его так не настраивала, мой сын был бы жив.

Мне трудно было искренне ей сочувствовать. Представляла ли она себе, за что на самом деле воюет ее сын, когда укрепляла в нем патриотический дух? Едва ли, скорее всего, она бездумно "глотала" то, что преподносила официальная пропаганда. Думала ли она об афганских матерях, горе которых было результатом "патриотизма" ее сына? Да, она права: она виновата в гибели своего сына. Она, как и миллионы россиян, считала, что ее патриотический долг состоит в том, чтобы поддерживать свое правительство, когда оно решает вторгаться в чужие страны. Что ж, это самое правительство послало ее сына убивать сыновей других родителей…

Печатается в переводе по изданию: Radek Sikorski, "Prochy Swetych. Podroz do Heratu w czas wojny". Wydawnictwo ALFA-WERO Sp. Zoo. Zam 1133/94

Взято с сайта http://afg-hist.ucoz.ru


1



Хуск-и-Серван 1987. Тела погибшей матери и её двух детей прижавшихся друг к другу, после бомбардировки просоветскими правительственными ВВС. Они стали жертвами партизанской войны, которая продолжалась в Афганистане. Эта фотография Радослава Сикорского в 1987 году получила первый приз в номинации «Горячие новости» престижного конкурса World Press Photo.

1



Сикорски часто вспоминает времена, проведенные в Афганистане. Например, он писал: "Тебе нужен "калаш" - неожиданно спросил он. Решение далось нелегко, я ведь был журналистом, а не солдатом, и поэтому не должен был держать в руках оружие, но... Какой смысл был придерживаться конвенций, если враг совершенно не считался ни с какими договорами... За оружие я был благодарен. Металл автомата еще не стерся и не был ни исписан арабскими лозунгами, ни оклеен липкой зеленой лентой. Год назад я научился стрелять из автомата Калашникова. Научился целиться, научился как надо чистить - в общем, умел все что надо... Тем не менее я, ни секунды не сомневаясь, использовал бы автомат. Мы каждую секунду могли столкнуться с профессиональными убийцами - десантниками или солдатами советского спецназа. Задача этих солдат - засады на вражеской территории, такие задания рядовым призывникам не поручали. Если только я сам бы не стал жертвой этих "специалистов", не колеблясь сразу бы убил любого из этих бандитов. Призывники - это другое дело. Большинство из них это хорошие ребята, запуганные своими командирами. Я знал нескольких таких.

Вскоре мы должны были атаковать советские казармы. В дневнике я писал, что через несколько месяцев слова "если я погибну" или "если доживу до следующего дня" могут показаться смешными. Но теперь-то совсем не смешно. Мы будем атаковать пост и скоро начнут свистеть пули. Скорее всего кто-то из нас погибнет...
 
На моих коленях лежит "калашников". Оружие придало мне спокойствие. Была война, а у меня было оружие. В одном кармане у меня был карамельный батончик, в другом граната, а на бедре болталась фляга с водой. С надлежащим уважением очистил дуло оружия. Что до ремня, то он мне никогда не жал. В подсумке на ремне болталось 6 обойм с 30 патронами каждая. Еще одну обойму я зарядил в автомат - должно было бы хватить. Во время ночной атаки на казармы я расстрелял три обоймы, но как понял, напрасно - все пули только откололи крошки от каменных плит" (перевод газеты "Литовский курьер", Вильнюс, 4 августа).

Советских бойцов «журналисту» Сикорскому при этом нисколько не жалко:

«Бомбы упали на серые вершины, в трех километрах от нас, и над лесом поднялись тучи пыли. Я поднял голову и увидел, что один из вертолетов начал снижаться. Все-таки он подбит! Вдруг от снижающегося самолета отделился темный, не похожий на бомбу силуэт. После кажущихся вечностью трех секунд вертолет ударился в склон горы и превратился в огромный огненный шар. «Аллах акбар, Аллах акбар! Бог всемогущ», – раздался хор голосов с вершины. Темный силуэт на фоне гор превратился в парашют. Огонь пулеметов на мгновение прервался: стрелки с удивлением смотрели на движущуюся цель. Вскоре снова раздались выстрелы. Промахнуться было невозможно».

О том, что афганцы в отношении плененных советских военнослужащих были далеко не ангелами, г-н Сикорский вспоминает, когда рассказывает на страницах своей книги о бунте афганцев в Герате в марте 1979 года. Тогда, по словам моджахедов, записанных дотошным «журналистом», толпа, схватив нескольких советских военных советников, живьем содрала с них кожу. А семьи советников, живущие в гостинице, «добродушные» афганцы попросту закидали гранатами.

И. Гладилин


1



Radek Sikorski korespondent wojenny w Afganistanie.

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 797 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.














            Вот как – то так все и было 5

                                                                                                                                             ...........    (I. Bondarenko)

























Сороковая армия располагала четырьмя главными базами. На каждой находились дивизия и ряд других частей. Пятая гвардейская мотострелковая дивизия была размещена в Шинданде, неподалеку от Гильманда, где находилась также крупная авиабаза. Двести первая мотострелковая дивизия располагалась в провинции Кундуз, к северу, 108-я мотострелковая дивизия — в Кабуле, а потом на авиабазе в Баграме, а 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — в аэропорту Кабула. Бригады, отделенные от головных дивизий, отдельные полки и батальоны, части спецназа и многочисленные заставы были разбросаны по стране. Заставы были сосредоточены на юге и востоке, ближе к уязвимой пакистанской границе протяженностью около двух тысяч километров, в районе Кандагара, Гардеза и Джелалабада. Все эти базы, даже в Кабуле, были защищены от нападений минными полями, колючей проволокой и сторожевыми постами.

На крупных базах офицеры, медицинский состав и магазины со временем стали располагаться в модулях — одноэтажных сборных фанерных бараках, выкрашенных в зеленый цвет, с выложенными кафелем ванными и уборными. Правда, сотрудники штаба 108-й мотострелковой дивизии, стоявшей на окраине Кабула, как и прежде жили в хибарах, сооруженных в кузовах грузовиков. Остальные — невезучие младшие офицеры, солдаты, работники столовых, кухонь и складов — обычно размещались в палатках. Женщинам, как правило, выделяли отдельные модули, но иногда им приходилось делить их с офицерами. Тогда ставили перегородки, которые, конечно, не останавливали целеустремленных мужчин.

На каждой базе работал военный госпиталь или пункт эвакуации, где ухаживали за пострадавшими в бою и за множеством больных солдат, а также морг, где мертвых готовили к возвращению на родину. Даже на самых маленьких базах открывали ленинские комнаты, где солдаты могли расслабиться. Там висели портреты Ленина и современного советского лидера, доска со свежими политическими лозунгами, лежали книги и журналы, и иногда хватало места, чтобы посидеть и сочинить письма.

Случалось, что советские части размещали в уже существующих зданиях. Третий батальон 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады базировался в зданиях бывшей миссии англиканской церкви у пакистанской границы. Горстка зданий и окружавшая их стена были возведены из саманного кирпича и цемента. Снаружи располагалась большая свалка, куда выбрасывали ненужное снаряжение и бытовой мусор. Однажды свалка загорелась, и посещать местную уборную стало небезопасно: вокруг взрывались патроны и ракеты. Базу окружали пояса из мин, заложенных мотострелковой частью, которая прежде размещалась в этих зданиях. У ее солдат не хватило ума составить карты, так что пару раз в год кто-нибудь (обычно из местных жителей) подрывался на мине. Днем окрестные кишлаки контролировало правительство, ночью — повстанцы. Ежегодно против последних предпринимали крупную операцию, но если власть правительства и удавалось восстановить, то ненадолго.

Размещенный в Файзабаде (провинции Бадахшан на северо-востоке Афганистана) 860-й отдельный мотострелковый Псковский Краснознаменный полк занимал типичную базу средних размеров. Полк прибыл туда в конце января 1980 года с места дислокации в Киргизии. Поход через заснеженные горы и перевалы высотой до 4800 метров занял месяц и стал легендарным. Вскоре полк начал терпеть потери: одного солдата захватили в плен, и два дня спустя было обнаружено его изувеченное тело. Убийца по глупости оставил себе оружие жертвы. Его нашли и застрелили на месте.

Перед полком стояли две задачи: заблокировать караванный маршрут из Пакистана и Китая через Ваханский коридор, узкую полосу земли, которую британцы выделили за восемьдесят лет до того в качестве барьера между собой и Россией, и остановить экспорт лазурита, который повстанцы добывали высоко в горах и выгодно продавали за границу. Номинальная численность полка составляла 2198 человек, но из-за боевых потерь, болезней и откомандирования отдельных частей в нем обычно набиралось не больше полутора тысяч боеспособных солдат. База полка находилась в пяти километрах от Файзабада, в широкой долине, окруженной горами и холмами. На базе имелись госпиталь, магазин, пекарня, библиотека и прачечная. Купаться можно было в быстрой реке Кочка, текущей неподалеку, хотя это было небезопасно: за пять лет в ней утонули тридцать солдат. Такие несчастные случаи обычно списывали на боевые потери.

Офицеры жили в модульных домах, а солдаты в палатках на шестьдесят человек, которые зимой обогревали двумя дровяными печами. Лучшими были трехслойные палатки: внешний слой из водонепроницаемого брезента, средний — из плотного материала, обеспечивающего теплоизоляцию, а внутренний — из светлой ткани, чтобы оживить интерьер. Солдаты часто обшивали стенки палаток досками от ящиков с боеприпасами. Это создавало внутри домашнюю атмосферу, защищало от сквозняков и ветра. У солдат не было нормальных ящиков для хранения вещей, так что письма, фотографии, подарки для родных, домашнее пиво, наркотики и прочие запрещенные вещи они прятали между стенками палаток.

Первому батальону повезло больше: его бойцы получили жилье в Бахараке, примерно в сорока километрах от Файзабада, в долине, окруженной высокими горами и питаемой тремя реками, берега которых заросли вишневыми деревьями. Деревни стояли на широких террасах, их окружали сады и маленькие поля. В батальон входили три стрелковых роты, минометная и ракетная батареи и батарея гаубиц, разведывательный взвод, взвод связистов и административный взвод — номинально пятьсот человек, а на практике порой вдвое меньше.

Сначала дорога из Бахарака в Файзабад была открыта. Снабжение шло без проблем, и командир батальона ездил на джипе на полковые совещания в Файзабад. Но к концу 1980 года повстанцы отрезали батальон от остальных частей полка. Каждое лето к нему пытались отправить колонну с припасами, и всякий раз колонну останавливал огонь, приходилось поворачивать. Поэтому батальон снабжали, если позволяла погода, вертолетами — дважды в день, кроме воскресений. Ми-8 летали парами и на большой высоте, пока не оказывались прямо над посадочной полосой, и выстреливали осветительные ракеты для защиты от зенитного обстрела. Солдаты мчались к вертолетам, разгружали их и забирали письма из дома.

Бойцы батальона жили в старой афганской крепости площадью шестьдесят на шестьдесят метров, с башнями по углам.

Бойцы дежурили с пяти утра до десяти вечера и спали в комнатах, пристроенных к трем глиняным стенам. Четвертая стена имела больше метра в толщину и четыре метра в высоту. Плоская крыша была изготовлена из переплетенных веток и глины. Под ней было прохладно летом и тепло зимой. Окна, затянутые полиэтиленом, выходили на галерею, огибающую внутренний дворик. Вокруг крепости солдаты построили еще одну невысокую стену, ограждающую некое подобие сада: там росли тенистые деревья, розы, трава. Посередине стояло большое абрикосовое дерево, а в углу — толстое тутовое. Даже внутри крепости проходили оросительные каналы, по которым бежала вода. Снаружи, за стеной, располагалась вертолетная площадка и парк бронетехники. Электрогенератор, бывало, работал лишь два часа за ночь, и солдаты вынуждены были обходиться керосиновыми лампами.

Постепенно жизнь становилась удобнее. Вначале в крепости не было бани, и всю зиму солдаты ходили грязными, дожидаясь, когда сойдет лед на реке и можно будет искупаться. В комнатах сделали деревянные потолки, чтобы куски дерева и земля не падали на голову. Стены побелили. Поставили кирпичные печи. В память о погибших между внутренней и маленькой наружной стеной установили ряд бетонных блоков, который назвали Аллеей славы. Солдаты маршировали вдоль них, выдвигаясь утром на плац. В ленинской комнате появился телевизор, и когда генератор работал, можно было поймать два советских канала. Иногда кинооператор привозил из Файзабада фильмы. Но по большей части солдатам 1-го батальона приходилось развлекать себя самостоятельно. Женщин в Бахараке, конечно, не было. Заняв выгодные позиции на башнях, солдаты снимали оптические прицелы с винтовок и разглядывали местных женщин, суетящихся в своих двориках.

Неподалеку от крепости стоял беспорядочно устроенный кишлак, в котором жило около полутора тысяч человек. В 1982 году моджахеды несколько раз обстреляли крепость из минометов. Ближе к концу войны одного часового застрелил снайпер. Но, если не считать этих инцидентов, отношения между обитателями крепости и жителями кишлака были не такими уж враждебными. Без поддержки туда отправляться не следовало: могли обстрелять или похитить. Но им иногда разрешалось сходить на базар в составе вооруженной группы под началом офицера, а то и в сопровождении бронетехники. Там солдаты покупали сигареты и спички, сладости как заменитель сахара, чтобы сварить брагу, ягненка и рис, чтобы приготовить плов на день рождения, джинсы и магнитофоны, которые собирались взять домой, и свежие фрукты, которые в сезон не стоили почти ничего. Наркотики тоже обходились недорого — их можно было обменять на брикет мыла.

                                                                                                                                               Родрик Брейтвейт

























































































































































































Черный календарь


Алескендер Рамазанов



КАТАСТРОФА НА РОЖДЕСТВО


Вечером 25 декабря 1979 года в горах вблизи Кабула разбился самолет «Ил-76». Тридцать семь десантников и семь членов экипажа погибли мгновенно. Вспышка и взрыв были видны и слышны в афганской столице. За эхом взрыва – восемь лет молчания.

Когда «гласность» победила, «вспомнили», что катастрофа произошла в сложных метеоусловиях из-за ошибки в пилотировании, на незнакомом аэродроме, в отсутствии радиолокационного сопровождения с земли. Это так. Но ведь никто не препятствовал в ту пору посадке советских самолетов в дневное время. Глава Афганистана Х. Амин еще был жив и приветствовал появление советских войск на своей земле. Зачем было рисковать жизнями сотен солдат и офицеров, сажая один за другим тяжелые транспортники на аэродром, окруженный горными вершинами, да еще ночью?

Вспоминает генерал: «Около 22 часов 25 декабря позвонил начальник Генерального штаба Н.В. Огарков. Он уже знал, что разбился самолет.

– Что будем делать? – спросил он меня.

– Продолжать десантирование и выполнять поставленную задачу, – ответил я». (Генерал армии Д. Сухоруков, в декабре 1979 г. – командующий ВДВ. – Прим. авт.)

Вспомним и мы, что 25 декабря – Рождество Христово. Вечер, в который с небес пропето: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение». (Евангелие от Луки, 2:13–15).


СМЕРТЬ ЗОВУТ «ЦЕ О»

Саланг, высокогорный перевал, многим прекратил «дыхание жизни в ноздрях». И до советского военного присутствия, и потом. Горы будто мстят за сквозные дыры в своем нутре.

В субботу, 23 февраля 1980 года, в двухкилометровом тоннеле от угарного газа задохнулись шестнадцать советских военнослужащих. Кто в книжках пишет о шестнадцати, а кто и о восьмидесяти «синих трупах, как бревна, рядком на снегу» вспоминает. Синие от асфиксии, удушья попросту.

Говорят о полном параличе комендантской службы в этот день. Немудрено: праздник Советской армии и Военно-морского флота, 23 февраля, буквально всосан был каждым мужиком с молоком матери. А Масленая неделя, тоже на 23 февраля выпавшая в том году, вообще на генетическом уровне сидит. Душа праздника просит, какая тут комендантская служба или боевая настороженность? И ведь была же традиция в Советской армии в праздничные дни машины без особой надобности из частей не выпускать. Да вот отклонились от нее.

Через два с половиной года, 3 ноября 1982-го, в этом же тоннеле угарный газ «СО» («це о». – Прим. авт.) умертвил около ста восьмидесяти советских военнослужащих. Афганских граждан, естественно, никто не считал. Это не цинизм. Такими делают людей те, кто делает войну. Тоже люди, надо отметить.

Рассказывают, что взорвался или загорелся посередине тоннеля бензовоз. А до того якобы шныряли у порталов подозрительные офицеры «с украинским акцентом», возможно, диверсанты-националисты из Канады или США! Конечно, это интереснее, чем задуматься: почему после горького урока февраля 1980-го не приказали водителям глушить моторы в случае остановки и заодно глушить всех, кто этого не делает. А вот почему: большая часть машин просто бы не завелась, таково было их техническое состояние, плюс низкая температура и разреженный воздух. О специальных противогазах умолчим как о чем-то мифическом.


НЕ ГРЕКИ МЫ…

Войсковой разведчик – личность жертвенная. Где что не так – разведка, вперед! Но скверно, если идет разведка без разведки.

В начале августа 1980 года в засаду попал 783-й отдельный разведывательный батальон 201-й мотострелковой дивизии. Случилось это в афганском Бадахшане, в ущелье юго-восточнее населенного пункта Карасдех (во многих источниках упоминается н. п. Шаеста и Яварзан).

Под кинжальным огнем крупнокалиберных пулеметов «духов» в первые минуты погибла головная походная застава – двадцать один человек. Разведчики, зажатые в каменной ловушке, отбивались до ночи, потеряв сорок восемь человек убитыми и сорок девять ранеными.

В это время в нескольких километрах северо-восточнее в аналогичной ситуации сражался мотострелковый батальон 201-й дивизии и батальон афганской милиции – царандоя. Там потери были вполовину меньше, поскольку одной из советских рот удалось закрепиться на склоне, отрывая окопы с помощью штык-ножей, шомполов и просто голыми руками. Ну, не взяли тогда в горы саперных лопаток! Именно к этому батальону были посланы на выручку дивизионные разведчики. Не дошли.

К основным причинам трагедии разведбата относят неправильно выбранный маршрут – по дну ущелья, отрыв головной походной заставы – скрылась из видимости, самонадеянность комбата, который не удосужился проверить информацию местного жителя о засаде в ущелье, привал в той же каменной щели и многое другое, что наводит на мысль о беспечности начальствующих. Вместе с тем предложим к рассмотрению еще одно обстоятельство, возможно, повлиявшее на факт массовой гибели опытных воинов.

Разгром батальона выпал на 3 августа 1980 года, день, когда в Москве завершались летние Олимпийские игры. Известно, что древние греки, большие любители помахать мечом, прекращали все боевые действия во время Олимпийских игр. Был, выходит, опыт у потомков Геракла, что в такие дни война добром не кончается. Но не греки мы, это точно…


АФГАНСКИЙ БРОКЕН

Хазара – река и ответвление Пандшерского ущелья. Здесь, у селения Майлива, 30 апреля 1984 года было убито пятьдесят семь и ранено сорок пять солдат и офицеров из 1-го батальона 682-го мотострелкового полка 108-й дивизии. Некоторые источники говорят о восьмидесяти семи погибших.

В долине за Майливом батальонная колонна (!) попала под плотный перекрестный огонь моджахедов. Боевое охранение на гребнях ущелья отсутствовало. По свидетельству участников боя, оно было снято с господствующих высот приказом командира дивизии для ускорения марша, в уповании на огневую поддержку с воздуха. Спешка обернулась плохой разведкой местности. В ходе боя, а практически расстрела батальона, авиация существенной помощи не оказала. Моджахеды прекратили огонь только после полного подавления боеспособности подразделения. И вновь вопрос: как мог действительно опытный комбат выполнить распоряжение о спуске боевого охранения с господствующих высот? Это даже не равнозначно приказу пустить себе пулю в лоб, поскольку тогда погибает один. Это к недопустимому во время войны вопросу об ответственности подчиненного за выполнение преступного приказа командира.

Между тем ночь с 30 апреля на 1 мая – Вальпургиева ночь. Кому древнейший праздник любви и плодородия, кому слет нечистой силы на Брокене во главе с Сатаной.


НА СВЕТЛОЙ СЕДМИЦЕ

В ночь на 21 апреля 1985 года 334-й отдельный отряд специального назначения переправился через реку Кунар. Спецназу предстояло войти в населенный пункт Сангам в Мараварском ущелье. По данным разведки, здесь была замечена группа душманов. Боекомплект и экипировка были рассчитаны на краткосрочный выход – Сангам находился в трех километрах от места постоянной дислокации батальона.

На рассвете 21 апреля, прочесав Сангам, первая рота обнаружила двух моджахедов, уходящих вглубь ущелья к селению Даридам. По приказу командования началось преследование противника. Рота оторвалась от своих застав на господствующих высотах на два километра ниже по ущелью. До этого разбитая на поисковые группы, она теряет управление и попадает в огневой мешок. На пути возможной помощи, в тылу спецназа, моджахеды выставляют крупнокалиберные пулеметы.

В бою погиб тридцать один советский военнослужащий. Убитых собирали два дня. Многие из тел носили следы жестоких пыток. Семеро солдат, израсходовав боеприпасы, подорвали себя миной, предпочитая смерть пыткам и плену.

Гибели «мараварской роты», как и многим другим военным трагедиям, предшествовали беспечность, азарт и безоглядность командира. Моджахеды ведь использовали древний принцип – «заманивай!». Не трудно было распознать, еще великий Суворов об этом писал.

Однако есть еще одно обстоятельство, совершенно не военное, но существенное. 21 апреля 1985 года – Светлая седмица, последний день Пасхальной недели. Соответственно, воскресенье.


КРОВАВЫЙ КОНЬЯК

Коньяк – небольшое селение в предгорьях Асургара. Здесь, в тридцати километрах к северо-западу от Асадабада, 25 мая 1985 года приняла бой 4-я рота 149-го гвардейского полка 201-й мотострелковой дивизии. Источники указывают, что рота попала в кольцо моджахедов и пакистанских наемников из спецподразделения «Черный аист». В ходе боя, который длился двенадцать часов, гвардейцы потеряли двадцать три человека погибшими и более двадцати ранеными.

Понятно было стремление командования 40-й армии «уничтожить в провинции Кунар крупные формирования моджахедов и склады вооружения», особенно после разгрома роты спецназа в Мараварском ущелье. Непонятно одно: на какой успех могла рассчитывать рота, переброшенная с севера Афганистана и высаженная у Наубада, примерно в сорока километрах от селения Коньяк? В горной местности, где все решает скрытность, внезапность и занятие господствующих высот, на установленном маршруте от Наубада до Коньяка было не менее десяти населенных пунктов.

Местные проводники, якобы сотрудники ХАД (афганский аналог КГБ. – Прим. авт.), уверенно вели роту к засаде. Позже выяснилось, что оба-два «сусанина» исправно служили моджахедам.

Несколько слов о «Черных аистах». Так именовали предположительно:

– диверсионный отряд отборных афганских моджахедов, которым командовали, по разным источникам, Хаттаб, Хекматиар и Усама бен Ладен;

– подразделение пакистанских «коммандос», действовавшее на афганском направлении в 1980–1990 гг.

Первая версия ничего, кроме нервного смеха, не вызывает, вторая документально не подтверждается. Спецназ Пакистана с середины 60-х годов работал чисто, в смысле «автографов» не оставлял. Что касается черных одежд (шальвари камис, патлюн, жилеток и пр.), то они весьма популярны среди племен юга Афганистана. И летали худые, носатые моджахеды в родных горах не хуже аистов, догони его! Да ведь как учили «духов» в Пакистане: плохо бегаешь – инструктор под ноги очередь залупит, бывало, и по ногам. Поневоле взлетишь.

Причин для разгрома гвардейцев больше чем хватало. Ко всему, дело происходило в воскресенье. Не умаляйте значение этого дня для советского человека. Расслабленность и благодушие на генетическом уровне. Как у мусульманина в пятницу или у ортодоксального иудея в субботу.


ШУТУЛЬСКИЙ ПЕРИОД

Обидная история. Подразделения 682-го полка возвращались с армейской операции без потерь. Десять дней мотострелки надежно охраняли участок трассы Пули-Хумри – Кабул, досаждали мятежникам тем, что уничтожали их схроны с боеприпасами и продовольствием. Действовали грамотно: две группы по гребням ущелья, третья, прикрытая сверху, прочесывала местность. Боевые машины шли на удалении, позволяющем осуществлять маневр огнем.

16 октября, не оценив должным образом информацию офицеров ГРУ о засаде на дороге в Руху, мотострелки потеряли убитыми трех и ранеными десятерых человек. Мятежники в считаные минуты сожгли пять боевых машин пехоты и шесть грузовиков. Можно сказать, повезло, поскольку в колонне не было основного личного состава, только водители и несколько офицеров.

В это же время командование полка получает приказ из штаба армии на уничтожение объекта моджахедов в ледниковой зоне ущелья Шутуль. Ну чем не судьба? Информация зонального подразделения ГРУ о реальной засаде не учитывается, а приказ об уничтожении мифического объекта на леднике выполняется. Правда, командование полка рискнуло подвергнуть сомнению саму возможность существования базы душманов в вечных снегах, но армейский приказ был вторично подтвержден. Солдаты, одетые в летнее обмундирование, начали подъем и достигли границ ледника к вечеру 16 октября. Никто из офицеров полка и штаба армии не взял на себя ответственность разрешить отход замерзающих солдат на ночевку ниже линии ледяного покрова. Хотя вели переговоры по этому поводу несколько часов. Группа заночевала на леднике, имея едва ли спальный мешок на двоих, вымотанная предыдущими десятью днями боевой работы.

На рассвете 17 октября группа на связь не вышла, обессиленные люди заснули. Все. Без различия звания и возраста. Семнадцать человек – вечным сном. Пятнадцать получили обморожения с последующими ампутациями конечностей. «Генерал Мороз» сделал свое дело.

По этому случаю одного полковника из штаба армии «сослали» в СССР на военную кафедру учить студентов, как надо воевать. В отношении командира полка было возбуждено уголовное дело, но через полгода закрыто «за отсутствием состава преступления».

Что же это за время такое, когда реальная информация не учитывается, а мифическая уносит и калечит жизни трех десятков молодых людей? Можно, конечно, сказать: период временного помешательства чинов с большими звездами на погонах. Временного, поскольку полковника не разжаловали, а командира полка оправдали. Но как ни назови, а в «черный календарь» афганской войны 16 и 17 октября 1985 года вписываются с лихвой.


АЛЬФА И ОМЕГА АФРИДЖА

Альфа. 22 ноября 1985 года группе пограничников из Восточного погранотряда Среднеазиатского военного округа приказали занять господствующую высоту у афганского населенного пункта Афридж в Зардевской долине (провинция Бадахшан). По замыслу командования, с этой высоты предстояло контролировать передвижение душманов в окрестных селениях. Увидел – и накрыл их минометным огнем! Возможно, это же самое было понятно и противнику.

Погранвойска в ту пору принадлежали Комитету государственной безопасности СССР. Народ в них отбирали по всей строгости – сильных телом и духом. Только вот беда: в данном случае никто из двадцати пяти пограничников боевого опыта не имел. На маршрут группа вышла в три часа пополудни. Светлого времени оставалось не более трех часов. А ночной бой в горах – это нечто особое.

Шли открыто, на виду у местных жителей, в зону, где полевые командиры могли выставить одновременно до двухсот бойцов.

Омега. Моджахеды встретили группу огнем задолго до подхода к высоте. Затем, сковав боем, подтянули силы из соседних селений, окружили и уничтожили девятнадцать пограничников, в том числе двух офицеров. Помощи группе никто не оказал, поскольку надвигалась ночь. Душманов, конечно, потом покарали массированными бомбардировками, да им не привыкать. Чем больше бомбежек и артобстрелов, тем больше сторонников джихада.

Вот так. Оказывается, можно иметь отборных бойцов и получить жестокий урок. И опять всплывает мистический туман. Это какой же день надо было иметь в календаре, чтобы:      

– послать в дело людей, сплошь не имеющих боевого опыта;

– не предусмотреть поддержки огнем артиллерии;

– не использовать вертолеты для высадки группы на высоту;

– не учесть соотношение сил;

– не соблюдать элементарную скрытность.


ДЕСАНТ – В КАПКАН

Что можно сказать о судьбе бойцов, высаженных с вертолетов в горах, в кольцо превосходящего по силам противника? Склоним низко головы…

17 июня 1986 года разведчиков 201-й мотострелковой дивизии десантировали посадочным способом в ущелье Джарав (провинция Тахар). Предстоял штурм укрепрайона влиятельного полевого командира Кази Кабира, захват арсенала моджахедов и пр. Разумеется, боевая задача была поставлена батальону, но успели высадить на крохотную площадку в межгорье не более пятидесяти человек.

Бой на земле завязался в момент высадки. Десант разбегался в поисках укрытий под шквальным огнем противника. Один из вертолетов рухнул с десятиметровой высоты. Экипаж погиб. На взлете и посадке в горах «вертушка» – отличная мишень, плюс разреженный воздух и высокая температура.

Командир эскадрильи, видя такой оборот дела, приказал остальным машинам вернуться на площадку подскока. Напрасно комбат разведчиков, чьи солдаты метались в капкане, крушил прикладом бронедверцу кабины комэска, требуя продолжения десантирования. Экипажи, побарражировав над пятачком смерти, выполнили приказ своего начальника. Говорят, комэска потом судили и посадили на десять лет. Вряд ли за трусость, скорее за ошибку в ориентировании. Продолжение высадки в такой ситуации повлекло бы новые потери.

Десантирование остальных сил батальона произошло… в другом районе, через два часа. И вновь под огнем моджахедов.

В огненном котле разведчики отбивались до темноты, потеряв восемнадцать человек убитыми и девятнадцать ранеными. Помощь подоспела только на следующее утро. А душманы отошли ночью в соседнее ущелье. Говорят, что бросили часть боеприпасов…

Всего 17 июня 783-й отдельный разведывательный батальон потерял двадцать два человека убитыми и тридцать шесть ранеными.

К причинам поражения через четверть века отнесли:

– утечку сведений о времени и деталях операции (афганские друзья виноваты);

– отсутствие внезапности атаки (следствие предательства, да и вертолеты не спрячешь);

– позиционное и количественное преимущество моджахедов (конечно, они в родных горах за свои очаги стояли).


О «ЗАПРЕТНЫХ МЕСЯЦАХ»

Аллах говорит в Коране: «Поистине, число лунных месяцев, согласно Писаниям Аллаха, – двенадцать, из них четыре месяца – раджаб, зуль-каада, зуль-хидджа и аль-мухаррам – запретные, во время которых запрещается вести войны. Это – закон религии Аллаха, и его нельзя отменить. Не причиняйте себе вреда – не начинайте сражение в эти месяцы. Но если на вас нападет противник, то не отступайте, а сражайтесь, о вы, верующие, со всеми многобожниками без исключения, как и они сражаются против вас». (Сура 9 «Ат-Тауба».)

Не вдаваясь в подробности установлений ислама, отметим, что по какому-то, не иначе сатанинскому плану большинство наступательных операций советских войск в Афганистане проводилось именно в эти запретные для войны месяцы. И большая часть солдат и офицеров погибала в эти же периоды. Разумеется, моджахеды тоже нарушали и нарушают вышеозначенные установления Аллаха. Воистину, охота пуще неволи, а искушение сильнее войны!

Да не в этом ли одна из причин того, что Афганистан и поныне залит кровью? Это не суеверие и не мистика. Это всего лишь слабое напоминание о том, что со своим уставом да в чужой монастырь… И еще о том, что значительная доля наших потерь на той чужой земле, на той «войне незнаменитой» проистекала от беспечности, чисто русского шапкозакидательства, бездумности, безграмотности, повторения так и не усвоенных ошибок прошлого, когда мы собирались на чужой земле да малой кровью сокрушить противника.

Вечная память тем, кто сложил свои головы в афганских горах!





















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 483 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1



Ночной патруль

Олег Блоцкий

Лейтенант только-только пришел в батарею, а солдат отслужил в ней два года. Он был дембелем и считал последние предотъездные дни, старательно вымарывая их в небольшом календарике. Может, боец и уступил бы командиру взвода, вернул молодым деньги, которые отобрал для последних закупок. Но события разворачивались на глазах всего подразделения, и обуревший дембель не только не пятился назад, но еще больше наглел, опустив левую руку в карман, а правой лениво почесывая голую грудь.

Короче говоря, нашла коса на камень, и лейтенант не сдержался.

Он выбросил правую руку вперед, метя солдату в подбородок. Дембель оказался на удивление проворным – постарался увернуться, дернулся, но неудачно. Железный кулак, скользнув по лицу, пришелся как раз на кадык.

Дембеля бросило на взводного. Тот сделал шаг в сторону, и солдат рухнул на пол, захрипев и покрываясь потом. Кровь брызнула из носа и ушей. На раскрытых губах распустилась причудливым цветком розовая пена.
  
Облепившие место стычки солдаты, минуту назад радостно перемигивавшиеся и строившие рожи, теперь топтались в нерешительности и вопросительно таращили глаза на командира.
  
– Плащ-палатку, – скомандовал лейтенант, склоняясь к неподвижному телу.
  
На брезент уложили полумертвого дембеля и бегом потащили в санчасть.

  
Начальник штаба полка разъяренно мерил шагами кабинет и орал так, что тряслись стаканы на тарелочке возле графина.
  
– Ты убить его мог, идиот! Ладно, вправили ему горло! А если перелом? Сил много? В горы корректировщиком ходи!
  
– Да я…
  
– Молчать! – рубанул кулаком по столу подполковник.
  
Стаканы разом подскочили и покатились по полированной поверхности. Комбат – начальник лейтенанта – подлетел к столу, поймал стаканы, вернул их на место и замер рядом с лейтенантом, белым, как потолок в операционной, где достаточно долго оживляли дембеля.
  
Начштаба вновь заметался по кабинету. Казалось, он набирает начальную скорость, чтобы, разогнавшись, головой выбить кондиционер и умчаться в голубое поднебесье.
  
– Нет, я так больше не могу! Одних ублюдков из Союза присылают! В первом бате Храпов едва должность принял, как на чарс его потянуло. Нет, чтобы дураку у такого же бестолкового офицера наркоту попросить, так он солдату приказ отдает. Приказываю, мол, достать. Тот и достал – в особом отделе. Стукачом боец оказался – в школу КГБ поступать хочет. Плюсы себе набирает – стучит на офицеров, скотина. А Узгенов? Под обстрел раза два попал на заставе, понял, чем это пахнет, и ногу себе прострелил. Под дурака решил закосить – мол, осколком мины ранило. Теперь вот этот мордоворот своих подчиненных гробит. Что, сильный? – теснил лейтенанта в угол подполковник с искаженным лицом. – Сильный, да? Говори! Не молчи, Сигов!
  
Лейтенант опустил глаза и сделал едва заметный шажок назад.
  
– Никак нет, – промямлил он, не решаясь смотреть в глаза подполковнику.
  
– Никак нет! – взвился начштаба. – А почему? Как? Сколько раз предупреждал: не умеете бить морды слонам – не беритесь. А если взялся, делай так, чтоб никто не видел, не знал. Этот же у всего полка на глазах! Ну, ничего, – затряс желтым от никотина пальцем начштаба, – ты мне ответишь за это, паскуда! Партбилет на стол положишь, и из Афгана мы тебя вышибем, как этих дурачков – Храпова с Узгеновым. В Союзе будешь служить, а может, прямиком в народное хозяйство.
  
Лейтенант побледнел.
  
– Това… Товарищ подполковник! Я прошу, очень прошу, – забормотал Сигов, – … умоляю вас – не надо в Союз!
  
– Что? Позора боишься? – вытянул губы трубочкой начштаба.
  
– Не надо, товарищ подполковник. На самую опасную заставу переведите, в самые тяжелые колонны посылайте, но в Союз не надо. Стыдно в Союз, товарищ подполковник! – голос лейтенанта дрожал.
  
– А солдата по харе бить не стыдно? – взвизгнул начштаба.
  
Ругань и зубовный скрежет вновь обрушились на лейтенанта. Подполковник орал, широко раскрыв рот, и фанерные стены комнаты вибрировали. Начштаба бегал вокруг стола, и тот покачивался, припадая то на одну, то на другую сторону. Подполковник приближался к Сигову, подносил сжатый кулак и тыкал им в лицо лейтенанту.
  
Сигов стоял, как изваяние, ни разу не шелохнулся, только часто хлопая глазами. Решил, наверное, перенести все, только бы остаться в Афгане.
  
Когда начштаба, задыхаясь, стал чертить круги возле офицеров с меньшей скоростью, за дело принялся опытный, тертый капитан Горбунов. Его внезапно одолел кашель, и он поднес руку ко рту.
  
Подполковник, громко дыша, схватил графин и стал хлебать воду прямо из горлышка.
  
– Гхе, гхе, гхе, – вновь зашелся в кашле Горбунов.
  
Запрокинувший голову подполковник скосил глаза. Комбат перехватил взгляд и тут же неторопливо начал.
  
Слова его покатились медленно, спокойно, размеренно и даже чуточку скорбно.
  
– Товарищ подполковник, Сигов, безусловно, идиот. Он запятнал честь батареи, всего полка, и прощения ему нет. Но, если разобраться, то Маркова убить мало. Отпетый негодяй, слово даю.
  
Начштаба грохнул графин на стол и обреченно махнул рукой.
  
– И ты туда – покрывать своего. Хороша компания, нечего сказать.
  
– Никак нет, – возразил Горбунов. – Вы Маркова не знаете. Он у молодых деньги забирал. Сигов увидел, вмешался. Так этот подлец и бровью не повел. Деньги не отдал и еще куражиться начал: «Вы кто такой? Я в Афгане два года, а вы три недели», – повторил капитан и продолжил, как бы размышляя сам с собой: – За такие слова, по моему мнению, убивать надо. Что будет, если каждый бойчишка начнет считать свои заслуги? Да было бы что считать?! Паршивец в каких-то задрипанных колоннах побывал, на несколько операций сходил и мнит себя героем. Конечно, если бы там я оказался или кто-нибудь другой из офицеров батареи, подобных разговоров не было бы. А Сигов что? Опыта маловато. Вот и решил Марков над ним поиздеваться, при всех, замечу. Как после этого взводному работать? Подонок на дембель уйдет, а другие-то останутся. И что, тоже будут боевые считать?
  
Подполковник вонзил взгляд в лейтенанта.
  
– Так и было?
  
Сигов вытянулся, кивнув.
  
Начштаба дергал себя за ухо. Горбунов продолжал обволакивать его спокойной, вкрадчивой речью.
  
– Не сдержался взводный. Так за это мы его накажем. Обязательно. Что так получилось – с кровью – это не по злобе. Сигов сам по себе парень хороший. Работает как вол. Вышлем в Союз – кто придет? Сами знаете, сейчас там все волынят. Выдернуть кого-то – мертвое дело. Все тут же оказываются многодетными, больными, хромыми или такими покалеченными, что их в гроб пора паковать. А Сигов парень здоровый, – начштаба и капитан почти одновременно рассмеялись, – холостой. По дому не тоскует, голову всякой дурью не забивает – день-деньской как белка в колесе во все вникнуть пытается. Может, дадите ему испытательный срок, товарищ подполковник? Посмотрим. Если что не так – вышвырнем, и дело с концом.
  
Начштаба осклабился, обнажая передние потемневшие от постоянного курения зубы.
  
– Баюн ты, Горбунов. Без мыла в задницу влезешь. Почему в замполиты не пошел?
  
– Потому, что совесть до конца не потерял, – откровенно признался комбат.
  
Подполковник, как и любой офицер, вкалывающий от раннего подъема и до глубокой ночи, не любил политработников. Он громко загоготал, откинувшись на спинку стула.
  
Отсмеявшись, начштаба закурил и задумался.
  
Сигов и Горбунов настороженно молчали. Лейтенант чувствовал, как холод обручем стягивает низ живота.
  
Наконец начштаба шевельнулся, завозил пальцем по бумагам, лежащим на столе. Палец уперся в какую-то строку. Подполковник медленно поднял голову. Взгляд напряженный и решительный. Глаза холодные.
  
Сигов вытянулся по стойке смирно.
  
– Вот что, Горбунов, – начштаба точно гвозди вколачивал в толстенную доску, – у Сигова есть шанс. Один. Послезавтра ночной патруль. Пусть заступит. Пусть службу понесет. Может, что-нибудь и выйдет.
  
– Так точно, товарищ подполковник, – вспыхнул Сигов, – выйдет, не сомневайтесь!
  
Но, напоровшись на колючие, ледяные глаза подполковника, лейтенант замолчал.
  
Начштаба, усмирив взглядом Сигова, продолжил так, будто того и вовсе нет в кабинете.
  
– Смотри, Горбунов, это его последний шанс. Патруль должен быть патрулем, а не мули-вули. Понял?
  
– Так точно.
  
Напускное равнодушие и скрытое лукавство комбата моментально испарились. Официально-серьезный капитан кивнул.
  
– Идите.
  
Офицеры отдали честь, повернулись, как положено, через левое плечо и вышли из кабинета.
  
На ступеньках штаба, вытягивая трясущимися пальцами сигарету из пачки, протянутой капитаном, счастливый Сигов заглянул командиру в глаза, сказал:
  
– Комбат, не бойтесь, не подведу! Начштаба будет доволен!
  
Горбунов посмотрел на счастливое, дурашливое лицо лейтенанта и грустно улыбнулся.
  
– Колюха, Колюха! Не говори «хоп» раньше времени. В модуле обо всем потолкуем.

  
…В небольшой комнатушке комбата густо-сине от дыма. Кондиционер, захлебываясь, чихал и булькал, но не успевал даже разогнать по углам плавающие клубы дыма.
  
На кровати лежал Горбунов. В ногах у него примостился старшина батареи – юркий, как сперматозоид (определение капитана), азербайджанец Тофик Юнусов. У изголовья на табурете – Сигов, или, как теперь его называл комбат, – «Смерть дембелям».
  
– Значит, Тоф, не судьба тебе попасть в патруль, – закончил рассказ о передрягах в штабе капитан.
  
Юнусов понимающе взглянул на Сигова.
  
– Ясна, командир. Нада так нада. Хотел себе магнитофон купить – потом сделаю. Умирай, но товарища спасай, – засмеялся Юнусов.
  
Капитан перехватил затравленный, почти бессмысленный взгляд Сигова и вздохнул:
  
– Человек ты здесь новый, Коля. Еще, считай, ничего не видел. Со временем все узнаешь. Давай лучше, как любит наш замполит говорить, ближе к телу. – Горбунов перевернулся на бок, оперся на руку щекой. – На ночь по Кабулу от частей выставляются патрули. Не везде, конечно, а в определенных местах: возле госпиталей советских, около посольства, вокруг аэродрома и на крупных перекрестках в центре города. Вечером они заступают, а утром – сменяются. Ночь для волка – особая пора. – Горбунов хмыкнул и схватился за подбородок. – В это время он и кормится. Мы тоже. Ночной патруль – опасная вещь, но денежная. За ночь тысяч двадцать – сорок сделать можешь. Цифра эта тебе ничего не говорит, в местных деньгах ты еще не разобрался. Так вот, если твою зарплату за месяц взять и перевести в афошки, то получится… – капитан запнулся, подсчитывая. Юнусов немедленно подсказал:
  
– Шесть с половиной, командир.
  
– Видишь, за ночь в среднем четыре получки сделаешь. Если повезет, расклад хороший будет, – капитан, как всякий уважающий себя офицер, играл в преферанс, – а то и больше. Способы разные. Примитивные, безусловно, однако надежные, не раз проверенные. Можешь бурбухайку тормознуть, можешь дуканчик распотрошить – это дело вкуса и возможностей. Подробности тебе Тоф объяснит.
  
Прапорщик ободряюще похлопал тонкой ладонью Сигова по плечу:
  
– Конэчна, объясню. Кое-что знаем, кое-что умеем.
  
Все это время лейтенант ошалело моргал и пытался понять – разыгрывают его или нет.
  
– Только не надо делать большие глаза, Сигов, – прибавил Горбунов, внимательно наблюдавший за лейтенантом. – Это единственный шанс. Другого нет и не будет. Думаешь, зря он тебя в ночной патруль посылает? Просто так? Да у него такса – десять тысяч. Заступаешь в патруль и шныряешь по городу. А потом отдаешь десятку. Все остальное, разумеется, твое. Надеюсь, понимаешь, что отстегнуть сейчас ты должен будешь все. Хорошо одно – начштаба мужик конкретный. Он в долгу не останется. Не получится – вылетишь в Союз. И там об тебя каждая сволочь ноги будет вытирать, – на полном серьезе пообещал комбат и перевернулся на живот, зашарив рукой под кроватью.
  
Нашел и протянул Сигову банку пива.
  
– Пей. Отойди душой немного. Тебе сегодня досталось.
  
Сигов неумело потянул за колечко. Пена брызнула и уселась на рукав. Горбунов с Юнусовым переглянулись и беззлобно рассмеялись.
  
– Ничэго, научится, – сказал Тофик, – я тоже раньше пива в банках не видел. В патруль будет ходить, в колоннах – ящиками-мащиками пить будет.
  
Сигов сделал несколько вялых глотков и безвольно опустил плечи.
  
– Не нравится? – удивился комбат. – Это с непривычки. Пройдет.
  
– Нравится.
  
– А что не пьешь?
  
Сигов загнанно посмотрел на капитана.
  
– Начальник штаба такой принципиальный. Как ему деньги отдавать? Он же меня за это под трибунал сразу!
  
Комбат глянул на вспотевшего Сигова и махнул рукой.
  
– Опять двадцать пять. Я ему про Фому, а он мне – про Ерему. Тоф, хоть ты объясни!
  
– Э-э-э! – сдавленно, с хрипом вскрикнул азербайджанец. Лейтенант вздрогнул, испуганно посмотрел на Тофика. – Что объяснить? Что сказать? Начштаба все деньги носят. Он тоже дэмбэл, как Марков, – скоро замена. Пайса-майса начштаба во как нада, – прапорщик вонзил острый, небрежно выбритый подбородок в потолок и провел напряженным ребром ладони по горлу. – Принесешь ему – все будет. Не принесешь – ничего не будет. Тоф месяц назад командировка ездил – старый дедушка умер. Никто не отпускал. Не прямо родственник.
  
– Не прямой, – поправил комбат, изучая лучистые трещины, паутинками разбежавшиеся по потолку.
  
– Да, я и гаварю – не прямо. Так что? Принес Тоф начштаба двадцать тысяч и поэхал Саюз командировка. А ты гаварышь, дэнги он нэ берет. Берет. Все берут! – озлился на Сигова Юнусов.
  
– Хватит, Тоф, не добивай парня. Расслабься, – почти приказал комбат и засвистел какую-то простенькую, но популярную мелодию.
  
Сигов попытался вспомнить ее, но так и не смог этого сделать.
  
Юнусов принялся молча вылавливать сигарету из полупустой командирской пачки.
  
От подобной правды Сигова мутило. Он согнулся, опустил голову на грудь и грел ладонями пустую, теплую жестянку. От бессчетного количества выкуренных сигарет голова трещала, дым выдавливал глаза из глазниц, и мысли были рваные, беспорядочные.
  
Все молчали. В окне по-прежнему мелко трясся кондиционер. Было слышно, как за дверью, в коридоре, топали солдаты, спеша к умывальникам.
  
– Пойми, – бесстрастно сказал Горбунов, все так же глядя вверх, – никто тебя никуда не заставит идти. Тоф пойдет – он давно просится, да очередь не подходила. Но поверь: не будет денег – вылетишь в Союз беспартийным и опозоренным. Задушат они тебя. С ответом не тороплю. Подумай, а к вечеру скажи. Не бойся – трусом тебя никто считать не будет. Решать – твое право.
  
– А что решать? – спросил Сигов.
  
По его горлу, изнутри, словно протянули рашпиль, и он закашлялся, задыхаясь, хватаясь за воротник куртки.
  
Тофик принялся колотить лейтенанта по спине.
  
– Что решать, – выдавил в итоге Сигов, поворачивая покрасневшее лицо к комбату, – тут нечего решать. Пойду я.
  
– Подумай.
  
– Пойду! – банка треснула, сминаясь.
  
– Ай, маладэц, – обрадовался Юнусов. – Главное – нэ бойсь! Всэ кагда-та что-та начинают.
  
Горбунов сел.
  
– В таком случае запомни – осечки быть не должно. Поймают наши – будешь сидеть в тюрьме.
  
– Э-э-э! Кто поймаэт, камандир? Такие же. Будут приставать – падэлись. Не жадничай! – посоветовал Тофик Сигову.
  
– Впрочем, я не слышал, чтобы кто-то из патрулей залетел на таком деле. Тоф тебя проинструктирует, и людей тебе дадим надежных, молчаливых.
  
Горбунов потянулся. Кости весело хрустнули.
  
– Ладно, Коля, отдыхай. Не бери в голову – все обойдется. Вижу, устал. Подкосила тебя правда-матка. Иди спать – легче станет, да и перед патрулем отдохнуть надо.
  
Сигов кивнул головой, почему-то пожал руки Юнусову и Горбунову, а затем вышел.
  
И забываясь в мягком отупляющем сне, проваливаясь в ватное забытье, шептал сам себе молодой лейтенант: «Я должен быть сильным, как комбат. Я должен им доказать…»
  
И заснул, стиснув зло зубы.


Колонна из Газней рвалась к Кабулу.
  
На покатой горе без единого деревца, врывшись в сухую землю, в серых неказистых четырехугольных домишках, закутавшись в маскировочные сети, стояла шестая застава десантуры. Она прикрывала дорогу, по которой стремительно неслись машины.
  
Часовым на заставе они казались маленькими жучками. Темно-зеленые насекомые изо всех сил мчались вперед, да так скоро, что не было видно колотящих по земле ножек.
  
«Уралы», «КамАЗы», «ГАЗы», раздробленные бэтээрами и бээмпэ, напрягая все свои силы, стремились пройти кишлак Мухаммеддарра, а попросту – Мухамедку, оторваться от нее, хищно присосавшейся к дороге.
  
Распущенные, хлопающие на ветру, выгоревшие белые брезентовые тенты; черные тонкие жала пулеметов, воткнутые в густую зелень справа.
  
В одном из «КамАЗов» старшим машины – прапорщик Бочков.
  
Еще задолго до Мухамедки поднял он боковое стекло с перекинутым через него толстенным бронежилетом и передернул затвор автомата. Поставил предохранитель на автоматический огонь и орал как оглашенный:
  
– Быстрее, Семен! Жми, жми, бача! Давай! Ходу!
  
Глаза у Бочкова лихорадочно блестели, лицо перекосилось от страха.
  
Голый до пояса водитель разгонял машину на четвертой скорости, давил ногой в тапочке на педаль газа. Стрелка, дрожа, перепрыгнула цифру 120. Семенов закусил нижнюю губу, вцепился глазами в дорогу.
  
Вдоль нее – сгоревшие, искореженные остовы грузовиков; перевернутые или, точно присевшие на колени, с оторванными напрочь колесами, закопченные бронетранспортеры без пулеметов.
  
Рядом с асфальтом, исполосованным следами огня, белыми кристалликами соли – мелкое битое стекло и россыпи тусклых гильз.
  
Солдату вдруг подумалось, что выполз из зарослей огромный дракон, дохнул огненным смерчем на машины, и застыли они, обезображенные, прерывая свой бег. А черные, обугленные полосы на самой дороге – следы шершавого языка дракона смерти, что живет в Мухамедке.
  
Если кошмар при виде разбитой колонны вселял в солдат некий абстрактный ужас, то прапорщик попросту дрожал от реального страха, стискивая потными пальцами теплый металл автомата.
  
Неделю назад он встретился с этим драконом и видел его смертельный оскал.
  
Горели и взрывались машины. Люди выпрыгивали, выползали из них, скатывались на обочину.
  
Пули свистели, визжали, скрежетали и роями носились над дорогой. Раскаленные осы рвали на части все, что попадалось им на пути. Впивались в броню, злобно отскакивали и вновь кидались в атаку. Насмерть укусить не получалось, и тогда на помощь осам из густых придорожных зарослей торопились маленькие смерчи – гранатометные выстрелы.
  
Пламя, копоть, гарь…
  
Мат, стоны, ярость…
  
Бочков, распластавшись на земле за колесами «Урала», под его днищем, безостановочно садил из автомата в ощерившуюся зеленую чащобу. Автомат дрожал. Ствол постепенно становился синевато-сизым.
  
В ушах давило, в голове звенело, а Бочков что-то бессвязно выкрикивал, стрелял и снова кричал, бросая молящие взгляды направо. Там отчаянные парни на боевой машине пехоты, вроде бы и не замечая огненно-свинцовых волн, которые часто и упруго накатывались на них, пытались столкнуть с дороги пылающие машины и освободить путь застрявшей в ловушке колонне.
  
Деревья и заросли кустарников – логово дракона – становились реже. Наконец они окончательно исчезли. Справа пошла безжизненная мертвая равнина с редкими опухолями холмов.
  
Бочков захохотал, дернул предохранитель вверх и опустил стекло. Густые теплые потоки воздуха загуляли по кабине.
  
Прапорщик высунул потное блестящее лицо в окно и три раза сплюнул. Слюны не хватило – горло пересохло, и Бочков закашлялся. Потом откинулся на дерматиновое сиденье, достал сигареты и долго взахлеб радостно матерился. Кровавого цвета пачка «Примы» дрожала в его руке.
  
– Что, Семен, скоро водочку будем пить и женщин гладить?
  
Прапорщик прикурил сразу две сигареты, одну воткнул в зубы водителю.
  
– Что молчишь?
  
– Не пью, поэтому и молчу.
  
Бочков даже взвизгнул.
  
– Знаю, где вы бражку гоните. Ничего, как созреет – так и конфискую. Но ты не расстроишься? Ведь не пьешь, да? – съехидничал Бочков и затараторил: – А я вот – выпью. После такой, братан, дороги очень даже полезно. В прошлый раз страху здесь натерпелся! Как начали долбить душары, так думал – все, не вылезем. Точно ужак под колесами ползал. Сейчас на машины смотрел – вспоминал, а сердце в самой глотке колотилось. Веришь, нет?
  
Семенов мотнул стриженой головой. Сам он в той колонне не был, но видел вернувшихся ребят и слышал их сбивчивые рассказы. Ходка в самом деле была страшная: семеро убитых и пятнадцать раненых.
  
– Теперь, Семен, к инфекции. Там наше место, – обмякал все больше прапорщик. – Отменная стоянка! Забор, а за ним в модулях сто баб – бесхозные и на любой вкус. Ой, есть там у меня одна. – Бочков сладко зачмокал губами. – Королева красоты.

Солдат с сомнением взглянул на маленького, круглого Бочкова. Прапорщик этого не заметил.
  
– В прошлый раз, когда уезжал, так расстроилась, так расстроилась. Места себе не находила! Чуть не плакала. Ничего – сейчас она будет рыдать от восторга.
  
Бочков залихватски подмигнул водителю и мечтательно замолчал. Выражение лица становилось сладостным.
  
Колонна остановилась на пустыре слева от инфекционного госпиталя. Еще не успели опасть на землю клубы поднятой колесами пыли, как к машинам со всех сторон кинулись афганцы. Здесь, впрочем, как и на другой стоянке – Теплом Стане, они имели свой интерес.
  
По ценам гораздо ниже, чем на кабульских базарах, где можно было достать абсолютно все, торговцы скупали в приходящих советских колоннах ходовой и дефицитный товар: теплое нательное белье, матрасы, кровати, запчасти для машин, ящики говяжьей тушенки, топливо, муку, сгущенку, радиостанции, сахар, мешки риса, бушлаты и оружие, если находились смельчаки, которые отваживались его именно здесь продавать. Затем с большой выгодой афганцы все это перепродавали.
  
К Бочкову подскочил невысокий черноволосый парень в широченных штанах и длинной, как платье, рубахе. Он схватил прапорщика за руку и радостно затряс.
  
– Здравствуй, командор! Что привез? Товар есть? Давай! Беру!
  
– Э, Толик, – попытался вырвать руку из немытой ладони Бочков, – завтра приходи. Некогда сейчас – к ханум иду. Понял, да?
  
– Другому товар отдаешь? – испугался афганец и не только не выпустил руку прапорщика, а еще сильнее сжал ее.
  
– Да нет. Тебе отдам. Как всегда. Товар есть – два кондиционера, один тент камазовский, три палатки. Все новое – муха не сидела.
  
– Давай! Давай! Сейчас беру! – торопил афганец.
  
– Ну, ты и бестолковый, – разозлился Бочков и высвободил наконец руку, – завтра приходи. С деньгами.
  
– Не обманешь, командор?
  
Бочков достал чеки из кармана и помахал ими.
  
– К ханум тороплюсь. Водка нужна. Понял?
  
Услышав о водке, парень тут же поверил прапорщику и потянулся к деньгам.
  
– Сколько?
  
– Две большие.
  
Афганец мгновенно исчез, растворяясь среди машин и снующих вокруг солдат. Появился он так же внезапно, достав из-за пазухи бутылки.
  
– Только мне, командор, товар отдашь, – крикнул он напоследок, устремляясь в глубь колонны.
  
Бочков стал готовиться к походу в гости. Он достал из пакета новую, аккуратно сложенную форму и прямо у машины, демонстрируя синие солдатские трусы, переоделся.
  
Затем в ход пошли гуталин, щетка и бархотка. Прапорщик долго пыхтел, возился и громко чертыхался. Через некоторое время туфли сияли.
  
Бочков сгонял водителя за теплой водой и принялся тщательно скрести щеки и подбородок безопасной бритвой. Все из того же волшебного пакета он извлек белое вафельное полотенце: в середине оказался одеколон. Прапорщик закрыл глаза и принялся колотить по щекам ладонью, щедро поливая ее остропахнущей жидкостью.
  
Семенов сидел возле машины, курил и зачарованно водил глазами за суетящимся Бочковым.
  
Наконец прапорщик вскочил на подножку машины и заглянул в зеркало. Потом осторожно ступил на землю, чтобы не запылить туфли, и одарил солдата улыбкой: «Главное, Семен, в нашем деле – обхождение. Запомни, бача, женщины от этого теряют сознание и сразу падают на кровать. Особенно здесь. Любят они культуру».
  
«Культуру, – ехидно подумал водитель, ухмыляясь. – Деньги они любят – поэтому и валятся как подкошенные».
  
По рассказам более опытных ребят знал Семенов цены на многих госпитальных телок, которых они между собой называли «чекистками».
  
Реденькие бровки Бочкова стянулись к переносице.
  
– Нечего лыбиться! Уйду – чтобы порядок был. Машину подгонишь к злобинской, состыкуешь задницами впритирку, и всю ночь – сторожить. Пропадет что-нибудь – значит, ты, собака, продал. Голову оторву! За оружием смотри. Если что – убью!
  
Перед лицом солдата заплясал кулак, резко отдававший одеколоном.
  
Водитель поскучнел – Бочков был скор на расправу и имел тяжелую руку.
  
А к прапорщику после такого дружеского совета вернулось отличное настроение. Губы растянулись в улыбке, и он похлопал Семенова по острому, худому плечу.
  
– Служи, сынок, как дед служил, а дед на службу хрен ложил. Жди утром.
  
Бочков схватил крепкий полиэтиленовый пакет, где кроме водки лежал какой-то аккуратненький сверточек, перевязанный чуть ли не алой кокетливой ленточкой, и рысью заспешил в «инфекционку».

  
Появился прапорщик значительно раньше названного срока. Еще вовсю гремели магнитофоны в госпитале, где гуляла добрая половина колонны. Видимо, не у одного Бочкова была там своя «королева красоты».
  
Прапорщик шел, спотыкаясь, не разбирая дороги, и злобно ругался.
  
С трудом он заполз в кабину. Семенов включил свет и обомлел. Лицо Бочкова – сплошь свежайшие ссадины и царапины. Из толстенной вывороченной губы сочилась кровь. Куртка в нескольких местах разорвана. Спереди – темные крупные пятна, спина в пыли и грязи. Судя по всему, кто-то очень долго валтузил прапорщика и катал его по земле. Причем ногами.
  
– Твою мать, твою мать, – упрямо произносил Бочков, то и дело поднося разбитые руки к лицу. – Твою мать, обезьяна джелалабадская.
  
Семенов схватил котелок и вывалился из кабины.
  
– Твою мать в три погибели, шлюха подзаборная, – как заведенный, продолжал заклинать Бочков.
  
Возле него озабоченно суетился водитель. Опускал кусочек марли в теплую воду. Потом, закусив губу, осторожненько, слегка прикасаясь, водил им по лицу и рукам Бочкова, стирая засохшую корочку.
  
Пьяный прапорщик, как малое дитя, послушно поворачивался в руках Семенова и все твердил:
  
– Мать твою так, блядь кабульская.
  
Наконец солдат закончил. Оторвал кусочек марли побольше, окунул в котелок и протянул прапорщику.
  
– К губе приложите. Поможет.
  
– Сигарету и выключи свет, – простонал Бочков.
  
Мир раздвинулся и замелькал разноцветными сполохами на аэродроме, переливаясь бесчисленными огоньками далекого города.
  
В кабине, искрясь, рдели красные точечки. Они то исчезали, то появлялись вновь.
  
– Козлы! Гады полосатые! – вспыхнул Бочков.
  
– Кто?
  
Прапорщика прорвало, и он закричал, давясь словами:
  
– Десантура – козлы! Змеи полосатые, которые за аэродромом стоят. У-у-у, гады! Сижу, значит, выпиваю культурненько, а тут они вдвоем вваливаются. Я им и говорю: «Давайте, мужики, завтра увидимся. Вы, наверное, адресом ошиблись». А шлюха как заверещит: «Не уходите! Оставайтесь! Это он адресом ошибся!»
  
– Это я ошибся!? – заревел Бочков и грохнул кулаком по панели. – Ох, хотел я этой стерве в морду съездить, да бугаи навалились. Здоровые, сволочи! – прапорщик надолго замолчал, а потом начал бессвязно бормотать: – Но… короче… обман… получился… здесь.
  
Бочков затих, уронил голову на грудь и шумно задышал, постепенно выравнивая дыхание.
  
По кабине густо плыл запах перегара. Семенов морщился и хватал воздух ртом.
  
Музыка за забором, сложенным из бетонных плит, стихала. На аэродроме гудели, взлетая и заходя на посадку, самолеты, нервно мигая красно-желтыми фонарями.
  
От «инфекции» к уснувшим машинам торопливо скользнуло несколько теней. Солдаты спешили обратно.
  
Бочков сопел, шлепал губами, постанывал и беспокойно ворочался на сиденье.
  
Подбородок у Семенова пополз вниз. Солдат начал засыпать, когда прапорщик охнул, распрямился и вцепился ему в руку.
  
– Семен, ты?
  
– Я!
  
– Заводи!!!
  
– ???
  
– Заводи! На Теплый Стан рванем. Давай! Живет там одна безотказная – в любое время дня и ночи.
  
– Товарищ пра…
  
Бочков разжал пальцы и снизу-вверх двинул рукой. Клацнули зубы, голова солдата откинулась назад.
  
– Быстрее, – зверел прапорщик, – не то я…
  
Машина тронулась.
  
– Фары будешь включать, когда скажу. За водкой еще заедем, – словно в лихорадке, трясся Бочков и жадно тянул воду из фляги.

  
Глубокой ночью патрульный бэтээр снялся с поста и пошел к Теплому Стану. Опытный водитель фар не включал. С двух сторон наползали на дорогу квадраты глиняных дувалов. Кое-где лениво побрехивали бездомные собаки.
  
С гор, окружающих Кабул, трассеры вычерчивали разноцветные пунктиры. Стрельбы слышно не было. Казалось, что светлячки перелетают со склона на склон, останавливаясь на время, чтобы передохнуть.
  
Сигов сидел наверху и зябко поводил плечами. Холодало. Рядовой Рамишвили, который был рядом, участливо прошептал:
  
– Сейчас. Место тихое. Дукан далеко от домов.
  
Бронетранспортер свернул налево. Механик-водитель сбросил газ, и машина беззвучно покатилась по асфальту.
  
Бэтээр впритирку остановился возле длинного металлического контейнера. В таких по железным дорогам, в трюмах судов перевозят грузы. Смекалистые афганцы приспособили их под магазинчики.
  
Солдаты схватили плащ-палатку, мягко сползли на землю и завозились возле замка. Дверь приоткрылась.
  
Сигов сидел на холодной броне. Затылок сдавило. Курить хотелось до умопомрачения. Лейтенант, пересиливая себя, спрыгнул на землю и заглянул в контейнер. Вспыхивал тоненький вороватый лучик. Солдаты накидывались на пестрые целлофановые пакеты, которые стопками высились на стеллажах, и швыряли их на брезент.
  
– Скоро?
  
– Есть товар! Есть! – радостно ответил Рамишвили.
  
Сигов насторожился – где-то вдалеке зашумел мотор. Сердце начало цепляться за ребра. Лейтенант вскарабкался на бронетранспортер и сунул голову в люк.
  
– Бойко, послушай! Кажется, едет кто-то.
  
Солдат вынырнул из машины, наставил ухо.
  
– Точно. В нашу сторону.
  
Механик-водитель тонко и длинно свистнул. Из контейнера выглянул Рамишвили.
  
– Шухер! Едет кто-то. Сматываемся! – выпалил Бойко, юркнул вниз и стал запускать двигатели.
  
Солдаты выскочили из дукана, выволокли тюк и начали втягивать его на машину.
  
Сигов сжимал и разжимал пальцы. Машина шла в их направлении.

  
– Сейчас налево, – приказал Бочков. – Фары вруби, дубина. Через пятьсот метров справа – дувал. Там Ахметка живет. Бухла у него – море!
  
Голубоватые конусы выжрали тьму перед машиной. В них – продолговатая темно-красная коробка контейнера, а рядом – бронетранспортер. Номер закрыт ящиками. Но рядышком – не спрятанная эмблемка, парашютик с самолетиками. Человек в бушлате напряженно смотрит в их сторону, козырьком держа ладонь над глазами.
  
– Десантура! – завизжал Бочков, схватил автомат, сбросил предохранитель и высунул ствол в окно. – Гони, Семен, гони! Обороты! Ща я этим козлам покажу, чтобы помнили долго, суки полосатые!

  
– Мимо пройдет, – донесся голос Бойко снизу. – Это наши, шурави. Шарятся по городу просто так. Нажрались и катаются. А может, за водкой к Ахметке едут. Только он ее здесь даже ночью продает.
  
У Сигова чуточку отлегло от сердца, но из кабины «КамАЗа» внезапно ударила по бронетранспортеру густая прицельная очередь.
  
Лейтенант упал на землю и застонал.
  
Машина промчалась рядом, растворяясь во тьме.
  
Солдаты подбежали к Сигову. Он молчал. Рамишвили с разгона упал возле него на колени. Фонарик выплюнул белое пятнышко света.
  
Лейтенант лежал на спине. Глаза недоуменно распахнуты. На левой стороне груди чернели и наливались округлые пятна. Пальцы сжаты в кулак. Правая нога подвернута.
  
Рамишвили медленно приподнялся.
  
– Биджебо! Чвени камандира моклес! – цепенея, проговорил он.
  
Первым опомнился Бойко.
  
– Плащ-палатку сюда и в госпиталь! Скажем, душары наш пост обстреляли, вот он и погиб!

  
Через несколько месяцев в батарею на имя командира пришло письмо.
  
Округлый, ровный детский почерк.
  
«Наш пионерский отряд… Сигов Николай Иванович… Борется за право… Гордимся выпускником школы… Воин-интернационалист… рассказать о последнем бое героя… Собираем деньги на памятник… шефство над родителями героя-офицера… Создаем музей… будем достойны имени…»
  
Горбунов, прочитав письмо, вызвал замполита.
  
– Слышь, – сказал капитан, морщась, – ответить надо. Только ты уж там подвиг хороший придумай, чтобы прямо на героя тянул. Выдумай что-нибудь или из книги какой-нибудь, что про войну, спиши.
  
А про себя комбат подумал: «Хороший был парень Колюха, да карта не так легла».
  
Капитан по-прежнему, когда не было боевых, играл в преферанс…



1

1

 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 393 | Добавил: shindand | Дата: 28.06.2016 | Комментарии (0)


  
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”






Поиск

Форма входа

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Copyright MyCorp © 2024 |