|
Госпиталь. Обстрел Пули-хумри.
|
Госпиталь. Обстрел Пули-хумри.
Шло время. Точнее не шло, а ползло как больная черепаха.
Говорят, что труднее всего ждать и догонять. Нам приходилось ежедневно делать и то и другое как в прямом, так и в переносном смысле. Все ждали, когда всё это закончится. Ведь обещали вывод войск в недалеком будущем. Естественно, невыносимо тянуло домой. Домой к своим родным, и домой к родной земле.
Кроме того, нам, как молодым солдатам (чуть больше полугода за плечами) машины, естественно, достались старые. Так уж было заведено. Поэтому приходилось постоянно догонять "стариков". Быстрее делать, соображать, находить лучшее решение. Ошибки тут, могут стоить жизни как нигде в другом месте. Ритм жизни в армии, и тем более, на этой земле совершенно иной. Очень много дел по ремонту машин. После каждого рейса свою ласточку или барбухайку - кому что досталось, нужно готовить к следующей поездке. Кроме того, караульная служба вмешивалась в обычный уклад жизни, сбивая ритмы сна и бодрствования. Молодые солдаты сильно не высыпались, уставали. В первое время трудно было даже найти время выстирать одежду. Вечно зачуханные, забитые, бесправные. Их легко выделить из основной зелено-серой армейской массы по внешнему виду, по опущенному взгляду. Одинаковые дни, похожие друг на друга своей обыденной грязью и каторжной работой тянулись, казалось бесконечно.
Тряпочный термометр на здании клуба показывал, что лето набирает силу. Красная отметка на нем постепенно подползала к пятидесяти градусам. Даже асфальт при такой температуре становится мягким. Находиться под открытым солнцем крайне неприятно. Металл на машинах нагревался до такой степени, что можно получить ожог, едва прикоснувшись. Уже давно ходили на обеды с голым торсом — иначе в столовой просто невозможно находиться, хотя чаще всего обедали где-нибудь в пути, в дороге.
Рейсы, так же как и дни, были похожи один на другой. К счастью, проходили спокойно. Все чаще у дороги можно встретить дымящийся остов машины. К счастью, нашу колонну неприятности обходили стороной. Чаще всего ходили в Пули-хумри, реже через перевал Саланг в Кабул или Баграм. Летом этот перевал вполне удобен для езды. Ни снега, ни льда на дорогах. Старики говорили, что придет зима, и мы узнаем почем фунт лиха. Ну а пока было лето, и оно тоже доставляло немало неприятностей. Уже притупилась внешняя настороженность, точнее не притупилась, а перешла во внутреннее состояние, куда–то в голову, мозг. Уже привыкли к бесконечной жаре, чёрным тучам пыли, поднимаемой иногда южным ветром «Афганцем», смирились с недостатком сна. Привыкли ноги целый день давить на педаль газа, а руки – крутить руль и переключать скорости. Научились довольно быстро менять колёса. Особенно, когда в каждом рейсе приходилось делать два – три своих колеса и «помогать» старослужащим. Даже не верится, что так часто могут прокалываться колеса. Трудно было сжиться только с дедовщиной. Впрочем, очень многому можно дать объяснение и оправдание. Во всяком случае, нас гоняли для того, что бы мы научились делать быстрее, точнее — что бы в экстренной ситуации из-за нашей нерасторопности не погибли ни мы сами, ни люди из-за нас. Ну да ладно.
Прошло всего два месяца, а я уже попал в госпиталь с желтухой. Отсутствие должной гигиены и большая распространенность заболевания в этих краях делают свое дело. Госпиталь находился в Килагайской долине, в нашем военном городке, недалеко от одноименного Афганского города Пули-Хумри. В этой долине, похожей на огромную пыльную яму останавливались на ночлег все колонны. К счастью, болезнь не страшная. Просто некоторое время был похож на лимон. Но госпиталь есть госпиталь. Ни работ, ни забот. Хороший сон, уйма времени. Среди армейской суеты это как побывать на курорте. Конечно, я отдохнул, даже немного поправился. Недели через полторы чувствовал себя совершенно бодрым и здоровым.
- Белоусов! – окликнул меня в коридоре начальник отделения майор Васечкин. Добродушнейший человек, прибывший сюда, как мне казалось, не ради карьеры и денег, а для того, что бы лечить и помогать.
- Да, товарищ майор.
- Капельницы тебе отменяют, завтра переходишь в шестую палату. - Так, думаю, - для выздоравливающих.
- Наконец-то! – тон по-настоящему радостный. Может быть, где-то в душе оставались нотки сожаления, что лафа закончится, но эта вольная бездельная жизнь изрядно надоела. Не могу сидеть без дела, да и к своим тянет.
За время пребывания в госпитале, нашёл хорошего друга. Максима Горева из Подмосковья. Он служит, как и я водителем, тоже в Хайратоне, недалеко от нашей части. Незаметно пролетела еще пара недель. Чувствовал я себя отлично, но начальник отделения с выпиской не торопился. Анализы еще не пришли в норму.
Июль, самый разгар лета. Очень трудно описать ту, всюду проникающую безжалостную жару. Даже ночью температура не падает ниже сорока. Чтобы заснуть, приходилось накрываться намоченной простыней. Что бы переждать жару, унимавшуюся только к полуночи, мы выходили на «свежий» воздух поговорить, вспомнить гражданскую жизнь, спеть под гитару любимые песни. Если брали гитару, то выходила целая толпа. Песни – одно из немногих доступных развлечений в этом страшном мире.
За время пребывания в госпитале, Пули–Хумри «духи» (душманы - прим автора) сильно не обстреливали. Мелкая стрельба слышна часто, особенно по ночам. Плюс каждый день наши из «градов» обрабатывают окрестные горы и караванные тропы. К этому уже давно все настолько привыкли, что, наверное, и не замечали вовсе.
На городок внезапно, как это бывает в горах, опустились сумерки. Как обычно, мы сидели с Максом на крыльце, рассказывая байки о прошлой жизни.
- От меня до Москвы километров 15-20 будет. Три остановки на электричке.
- Класс! - искренне завидую другу. - Я был в Москве, на фестивале в восемьдесят пятом, очень понравилось. Недалеко от Измайловского парка жил. Даже Сенкевича видел утром с сенбернаром. Надо будет к тебе в гости заглянуть.
- Заезжай — Макс улыбается. - Всегда буду рад. Серёга, а от тебя до моря далеко?
- Не очень. Метров триста. - Сознание отбрасывает мысли назад к теплой воде и песчаному пляжу, где отдыхали со школьными подругами осенью, за пару месяцев перед призывом. Вспомнились теплые деньки бабьего лета, ласковая, невероято чистая вода с ровной гладью и золотистая кожа девушек. Как я соскучился по всему этому! Эх, окунуться бы сейчас.
Свистящий звук заставляет нас прерваться, поднять голову.
- Ракетница – махает рукой Макс.
- Да, наверное.
Но свистящий звук резко обрывается, перерастая в оглушительный взрыв с разлетающимися в разные стороны огненными точками.
- ЭРЭС! – восклицаем в один голос. ( ЭРЭС – реактивный снаряд – прим автора).
- Здорово, - говорю, - салют как у нас в Керчи на девятое мая.
Но особо улыбаться не приходиться, потому, что такого мы ещё не видели, да к тому же реактивный снаряд упал всего в трёхстах метрах от нашего модуля на продовольственные склады, да вслед за ним надрывно просвистели ещё два, разорвавшись там же. А это уже не шутки. Чуть дальше находятся артсклады. Если туда попадут, наш модуль придётся строить заново. По свисту определили, что снаряды летят либо через нас, либо недалеко от нас. Бежим в процедурку, чтобы погасили везде свет. После того, как сделали все меры по безопасности, садимся отдохнуть и отдышаться. Мальчишеский интерес переборол страх, и мы снова вернулись наружу, даже залезли на крышу модуля. Тем более, прятаться от реактивных снарядов в этих фанерных коробках не лучшая затея. С высоты было заметно, что обстреливали не только склады, а главным образом аэродром и полк, километрах в двух от нас.
- Что же свет не тушат? - раздраженно говорит Макс.
- Да и наши чего–то молчат. Стрельба в одну сторону, что за ерунда? – говорю с досадой.
Через пару минут непрерывного обстрела свет погасили во всей долине, или повредили генератор. Ещё пара снарядов упали в районе продскладов, недалеко от нас, на пару секунд освещая округу.
- Слышишь, ей богу через голову летят - сказал возбужденно Макс. - Может лучше уйти?
Из больничных модулей вышло довольно много людей. Такой обстрел это уже перебор, даже для этих мест необычно. Чёрт его знает, откуда стреляют. Огненный след от реактивного снаряда появляется только через время после выстрела. Наконец раздался и первый ответный залп. Мне показалось, ответили из полка зенитки. Почти сразу после них ударили грады, с оглушающим воем выбрасывая снаряды и поднимая вокруг себя тучи пыли. Ударила установка из другого места, третьего. Некоторых я раньше не видел. Духи больше не стреляли.
- Что за интерес по очереди стрелять? – Макс с досадой махнул рукой. - Идем спать.
На этом неприятный инцидент, если его можно так назвать, закончился. Постепенно все разошлись спать. Наши установки ещё долго стреляли, унося с диким воем смертоносные снаряды в мрачную пустоту. Конечно, в эту ночь уже было не до сна. Говорят, только два раненных. Верится с трудом, но тут, в госпитале сразу стало бы ясно про убитых. На следующий день несколько духовских ЭРЭСов попало на стоянку машин. Там был виден свет. Это резко демаскировало. Как потом выяснилось, это была третья рота моего батальона. Тоже раненные.
Прошёл ещё день. Вечером, пришла в голову мысль, сходить на стоянку, проверить, не пришли ли наши колонны. Ужасно хотелось поговорить с ребятами. Почти месяц мы их не видели. Конечно, по уставу, запрещено выходить за пределы госпиталя, но никто такие вещи не контролирует. В синей госпитальной одежде, или "синьке", как мы ее называем, идти неудобно. Все-таки, до пыльной ямы-стоянки полтора-два километра пешком, в основном по пустырю. Хорошо, когда налажены связи с вещевым складом через старослужащих, с которыми тоже были неплохие отношения и из–за гитары, да и просто человеческие. Поэтому солдатская форма, нужно заметить, гораздо лучше той, в которой я пришел из учебки, уже давно лежала под матрасом. Путь туда не опасный, вокруг только наши. Сюда бачам вход закрыт, поэтому ожидать неприятностей от дороги нечего.
Можно сказать, красивая равнина раскинулась между гор, если иметь большую фантазию. Сухая выжженная земля с толстым слоем пыли, в которой утопали "солдатские" кроссовки - ну почему мы не взяли сапоги? Почти никакой растительности. По периметру на верхушках гор расположились наши блок-посты. За незначительными разговорами незаметно добрались с Максом до стоянки. В груди что-то сжалось, когда я увидел издалека знакомые КамАЗы. Оказалось, что только моя колонна пришла в этом вечер. Макс наотрез отказался идти к моим и ему пришлось одному вернуться в госпиталь.
А я шел к своим. С радостью и опаской одновременно. По правде говоря, не думал, что меня встретят хорошо. Но не только мой призыв, но даже вся узбекская компания вышла меня встречать. Все улыбались, поочерёдно хлопая по плечу. Тут же нашлась гитара. Вечер выдался просто сказочным. Пожалуй, один из лучших вечеров за всю службу. Поочередно расспрашивали и рассказывали. Даже такие, казалось, обидные слова, как "притащился наверное там", "закосил от службы" были сказаны скорее с теплой завистью. Желание возвращаться в госпиталь у меня пропало напрочь. Единственное, что тревожило – это документы, которые остались там. Бек сказал, что он тоже когда-то сбежал из госпиталя, документы потом переслали в часть. Это обнадежило. Но как отнесется командование? К счастью, ротный меня поддержал и решение было принятно немедленно.
- Езди на здоровье, если хочешь - сказал он, тряся меня за плечи. - Вон, какую ряху там наел.
Поскольку я был без дела, меня поставили в наряд на кухню ПХД. Тут я почувствовал, что тяжело будет переключиться сразу с одной жизни на другую, но ничего не поделаешь, когда-то надо. После долгого отсутствия был сильно заметен контраст между моим призывом и старшими. Наши выглядели забитыми, усталыми, грязными. На моей машине, как сообщил Сейдамет, ездил Бочаров – парень из моего призыва. Точнее не ездил, её в рейсе не было, она стояла в части готовилась к списанию. С неё уже переставили на другую машину зенитную установку и двигатель - единственные работающие механизмы.
На следующее утро построение, командир роты отдал приказ на марш и вперёд, вернее назад, домой, в Хайратон. Меня посадили к Иванчуку, он накануне подвернул ногу. Вот и закончился Госпиталь, лёгкая жизнь. Этой ночью, я сходил последний раз туда, попрощался с Максом, взял оставшиеся вещи. Как всегда, ранним утром подъем, построение, короткая инструкция ротного и домой. Весело работает мотор, знакомые запахи едкого дыма из выхлопных труб, шуршание колес по щебенке. Проехали Дорожный пост на выезде из Долины, несколько зигзагов по спуску вдоль реки, Афганский город Пули-Хумри - вроде все как всегда. К сожалению, дальше пошли трудности. Останавливались прочищать воздушный фильтр – мотор совсем не тянул на подъём, затем пробили колесо. Еще одна остановка в помощь Смирнову – тоже колесо пробил. Так оказались вместе с машинами тех замыкания.
К жаре более-менее привык, по крайней мере, мог свободно себя держать, чтобы не спать. Потихоньку отмечаю в голове перемены в дороге. Выгоревшие кое-где склоны гор, новые остовы разбитых машин по краям. Что ещё? В дуканах появилось много фруктов – гранаты, инжир, яблоки, хурма, арбузы, дыни. А люди те же, с хмурыми смуглыми лицами, чаще в чалмах, в грязно-серой одежде. Такие же раскрашенные машины, вездесущие бачата, предлагающие чарз (косяк), жвачку, сувениры и норовящие что-нибудь стащить. Старые вопросы и ответы – что есть, бача, что надо бача?
- Подъезжай к дукану с арбузами - говорит Иванчук. Снижаем скорость берём вправо. - Эй, бача, чан паэса? (сколько стоит - прим автора). - Дуканщик не заставляет себя ждать, сам подбегает, предлагает товар.
- Четыреста – один штука - в Узбекистане его вполне можно было бы принять за своего. Иванчук через окно даёт афошки, получает арбуз. Всё отъезжаем.
- Арбуз купили, только резать нечем. Обгоняй потихоньку наших, нужно найти нож. - Обгоняем одного, другого. Находится и нож. На ходу передаем, на ходу режем, едим, и даже успеваем угостить других.
Про все новости и перемены в части уже расспросил, поэтому оставшуюся часть дороги едем молча. Встряска от теплой встречи дала возвышенное приподнятое настроение. Ощущение, словно ехал домой.
Сразу за афганским поселком Ташкурганом останавливаемся помочь Вадиму Булгакову. У него "сгорело" два колеса на шаланде. Долго возились. Пришлось оставить по одному колесу на оси с каждой стороны. Вместо второго - диск. Устали как собаки. Возле следующего дукана взяли дыни, арбузы. Нужно было перекусить после тяжелой работы, перед последним рывком через пустыню. Заметна усталость, пальцы на руках трясутся. Делаю попытку расслабится, но за дорогой слежу внимательно. Пустыню проезжали на максимальной скорости. Жара невыносимая.
За очередным барханом показывается царандоевский пост (царандой - народная армия Афганистана, условно говоря, помогала нам - прим автора) и первые строения Хайратона. Сворачиваем с асфальта на пыльную и ухабистую дорогу. Проезжаем несколько частей, наконец видны и наши жёлтые модули. Изо всех сил давлю на сигнал, добавляя его в общий гул колонны. От души радуемся, что "без происшествий" прошёл ещё один рейс. Машины поставлены на стоянку. Грязные и усталые бредем в глубокой пыли к жилым модулям. Выстраиваемся на плацу. Как всегда, нас встречает комбат.
- Здравствуйте солдаты - "батя" старательно выговаривает букву О. Отвечаем как можем, вразнобой - сказывается усталость. - Рад что вы все вернулись и привезли нашего больного. - В его тоне слышаться странные нотки. Это не его стиль. То ли грусть, то ли радость. - Вы, наверное, еще не знаете, что случилось с Пули-хумри. - По рядам прошел шепот. - Что случилось? Все смотрят друг на друга, но каждый лишь мотает головой. После небольшой паузы комбат продолжает. - Нет больше Пули-хумри.
- Как так? - наверное, сказано было всеми одновременно.
- Разметало его. Через час после вашего отъезда в артиллерийский склад попал ЭРЭС. Начали рваться снаряды. Сдетонировала взрывчатка. Взрывы продолжаются до сих пор. Передают, что много потерь, хотя большую часть людей удалось эвакуировать. - С минуту стояла полная тишина. - Вот такие вот дела - комбат тихо вздохнул. - Идите отдыхать.
Вся рота посмотрела на меня.
- Да ты как задницей чувствовал. - До меня с трудом доходили слова. В голове прокручивалось возможное кино, останься я в госпитале. И что с Максом? К сожалению, этого узнать уже не удастся. На войне, как и в жизни — у каждого своя судьба. Моя служба это несколько раз доказывала.
Новый год в Баграме
Время не стояло на месте. Вот уже и зима в самом разгаре. Правда, зиму тут можно увидеть только в горных районах. На всей остальной территории она похожа на неудачную осень без желтизны упавших листьев и корочек льда на лужах. Череда тяжелых дней с хмурым небом и холодными дождями, прибивающими изрядно надоевшую пыль, перемежающиеся с солнечными днями, когда начисто забываешь какое на дворе время года.
Все ближе долгожданный для всех вывод войск. Впрочем, вывод это не однодневная операция. Уже ушли отделения из отдаленных районов и провинций. Для них в сердце и памяти останется два события, связанных с этим днем. Постепенно покидают свои места части и из близлежащих к границе районов. Стало значительно меньше блок-постов на дорогах. До нашего дня вывода еще полтора месяца, если все пройдет так, как задумано. Ведь в этих местах простых путей и решений не бывает. Из Хайратона войска выходят последними.
Незаметно, за ежедневными солдатскими буднями и бесконечными рейсами подошло время к главному зимнему празднику. Мой второй, а значит, и последний Новый год в армии. Вопреки всем ожиданиям на «тихое» веселье в Хайратоне, тридцать первого нам дали рейс в Кабул. Никакого энтузиазма нет, но делать нечего – приказы не обсуждаются. Как всегда, ранним утром выезд. Относительно легко домчались на новых Уралах до Пули-хумри, и традиционно тяжело для этого времени года, уже к самому вечеру проехали Саланг. Остановились на ночевку в небольшом городке Баграме, где располагается несколько наших военных баз и аэродром. Может быть он не такой пыльный, как Хайратон и Пули-хумри, но зато окружен с трех сторон горами. Место не очень спокойное, однако большое количество войск является сдерживающим фактором.
Вот тут, среди поля чистого, под звездным, высоким, как никогда небом, нам и встречать Новый год. Хотя, это тоже очень условно. Никаких празднеств, торжественного ужина с бокалом шампанского и хлопушками, или построения под условной елкой командованием не предусмотрено. Но такой день пропустить нельзя. Командиры запаслись водкой еще перед выездом, и с самого приезда в Баграм начали отмечать в своей скромной компании. Кое-кто из солдат, учитывая полное отсутствие контроля, поступает в том же ключе. К сожалению, алкоголем это не ограничивается, многие курят "чарз" или косяк по русски. Тут он продается на каждом углу и стоит копейки. Ничего не поделать - Афганистан одна из ведущих стран по производству наркотиков. К сожалению, находились и те, кто делал на этом деньги, переправляя наркоту в Узбекистан, откуда все это расползалось по всей стране и даже за рубеж. Кровавые деньги.
Мне до косяков дела нет, впрочем, как и до водки. Нашему взводу выпадает почетная участь стоять в карауле в Новогоднюю ночь. Жаль. Но если посмотреть с другой стороны, не так уж и плохо - не проспим добрый праздник. Я так распределил, что бы заступать как раз к полночи. Остальным было решительно все равно когда стоять. Ведь они уже приняли свою праздничную дозу. Ночь темная, но тихой ее назвать трудно. Все время где-то стреляют. Иногда близкие выстрелы, иногда эхо доносит отголоски одиноких взрывов от гор. Впрочем, ничего выдающегося нет. Обычная Баграмская ночь.
Хожу между машинами, как обычно, в бронежилете с автоматом, но без каски. Очень она мешает. Многие еще не спят. Клубы голубоватого дыма струятся из приоткрытых окон машин, растворяются в чистом горном воздухе, исчезая во тьме. Почти каждую минуту смотрю на часы, боясь пропустить торжественный момент. Вот и полночь. Тихо поздравляю себя, желаю здоровья своим родным и близким, желаю себе вернуться домой целым и невредимым. Знаю, что где-то там, далеко, за праздничным столом вспоминают и меня.
Внезапно, совсем близко раздается грохот выстрелов тяжелого пулемета. Высоко в верх уходит длинная прямая цепь светящихся пуль. Стреляли долго, от души, пока не кончилась вся обойма. Без прицеливания - значит просто так. Наверное кто-то решил таким образом отметить праздник. Всего на несколько мгновения стихли выстрелы, как со всех сторон эту идею подхватили все, кому было не лень. Стреляли отовсюду из всего, что было под рукой. С разных сторон летят в черное небо разноцветные ракеты. Вот и Новогодний салют. Улыбаюсь – значит не зря стою в карауле. Все-таки, настроение радостное, праздничное. Время от времени и я стреляю в верх, поддавшись всеобщему порыву.
Кто-то пытается попасть в медленно падающую зеленую ракету, это заметно по трассам пуль в ее сторону. Намерение снова подхватывают остальные, и небо вновь прошивают огненные нити. Попасть в маленькую точку чрезвычайно трудно. Ее свет медленно угасает, прекращается и стрельба. Снова взмывают в небо несколько ракет, и снова стрельба со всех сторон. Теперь в черном пространстве добавляются блеклые вспышки от разрывов зенитных снарядов. С несколькими перерывами стрельба продолжается около пятнадцати минут, пока не стихает окончательно. Теперь можно насладиться такой редкой в Афганистане настоящей тихой и прекрасной ночью. В ушах еще звенит от выстрелов. Внутри играет адреналин. Потрясающий праздник.
Вот и наступил 1989-й год. До вывода остается всего месяц и четырнадцать дней.
Рейс в Кабул
Рейсы выдавались все труднее. Более напряженная дорога, особенно на заснеженном обледенелом Саланге. Перед выводом на дорогах стали чаще стрелять. Чаще приходилось надевать бронежилеты. До этого они оставались лежать на правом сиденье, а еще раньше вывешивались на дверцу. Но с холодами окошки пришлось закрыть, и даже топить иногда печку.
В этот раз вышел в рейс вместе с Сергеем из Воронежа. Хороший друг еще с учебки. Немного флегматичный, но добрый. Не балуется наркотой и выпивкой. Мою машину отдали на один рейс на испытание одному из водителей, который долгое время сидел в караульной службе в части, а теперь изъявил желание ездить. Вдвоем даже веселее. Однако, в этот раз было не до веселья. С началом зимы или началом вывода все чаще на дорогах можно встретить остовы недавно сгоревших машин. Сегодня на Саланге стояла сгоревшая целая колонна грузовиков. Командир роты сообщил, что машины бачовские, но все равно, на душе не весело. За полгода такого еще не было. Проезжая короткий высокий мост, обратили внимание на лежащий внизу БТР. То ли не замечали раньше, то ли его не было. Серега берет влево, что бы лучше рассмотреть. Я тоже перекидываюсь через него. Иначе не видно.
- Нет, он давно лежит - говорит тезка, не отрывая взгляда от броника. - Весь ржавый, без колес. Мы его просто не замечали раньше.
- Да, наверное так - в голосе облегчение.
Частые сигналы снаружи привлекают внимание. Отрываем взгляд от железного остова. Впереди, прямо перед нами в двух-трех метрах, БТР комендантской части. Мост без боковых ограждений, очень узкий. Две машины, не больше. БТР, пытаясь избежать столкновения, берет максимально вправо, прижимаясь к опасной кромке. Сергей берет руль вправо, резко тормозит. От столкновения не уйти. Хорошо, что скорость не большая. Удар. Насколько возможно, упираемся руками. Я в панель, Серега в руль. Инерция делает свое дело, бросая тело вперед. Ничего, удар не сильный. Без царапин и, наверное, даже без синяков. Стекла целы.
Выскакиваем из машины с трясущимися руками и дрожащими коленками. Картина печальная, но, кажется, не все так плохо, как могло бы быть. БТР лежит брюхом на мосту, правая сторона колес висит над пропастью (мост около пятидесяти метров). Из броника по одному, но очень быстро выходят: подполковник, два майора, капитан и солдат. Лица у всех очень похожи. Белые, как стена, перекошенные с приоткрытым ртом, как будто судорога запечатала их в одно мгновение в одной позе. Глаза большие, круглые, бегают с Сереги на меня. В такой же очередности, какой они выскочили из люка, бросаются на Серегу, определив в нем виновника. Наверное, его вид это выказывал.
- Да как ты мог! - кричит подполковник. Его руки напряжены, застыли в воздухе словно он уже душит шею несчастного водителя.
- Ты что спишь? - подключается тонкий, но такой же грозный голос майора. - Ты что, не видишь! Твою мать - все нервно жестикулируют, желая ни то высказать что-то еще, но не находят слов, ни то приложится этими руками к виновнику.
- Фамилия! - наконец, вспоминает подполковник. - Давай сюда права. - Сергей молча протягивает книжечку. - Ты их никогда больше не увидишь! - все еще кричит начальник. - Тебе больше никогда не сесть за руль. До конца жизни - словно уточняя значение слова никогда.
Крики - криками, но опускаться до рукоприкладства офицеры не стали. К этому времени вокруг собралось множество водителей, подошли офицеры нашей роты. Их звание и должность значительно ниже, чтобы спорить с подполковником комендантской службы. Они молча соглашаются со всеми выводами, обещают наказать нерадивого солдата. Как только улеглись страсти, идем со страхом осмотреть нашу машину. Скорее всего, ехать на ней уже нельзя.
У Уралов не продуман передний бампер, что выяснилось уже на первом рейсе, когда, сдавая назад, кто-то въехал в другую машину. Оказалось, фаркоп на них длиннее, чем толщина бампера. Поэтому даже небольшое столкновение ведет к пробою радиатора. Чтобы предотвратить подобные неприятности в будущем, командир роты приказал повесить всем доски, бревна - любые подручные материалы, что бы усилить бамперы. Сергей где-то нашел шпалу. Неизвестно где он ее взял в стране, где нет поездов, но факт остается фактом. У него оказался самый мощный бампер во всей колонне. Тогда еще шутили, что может даже с танком встретиться. Удар пришелся в крайнюю часть шпалы. При этом дерево выдернуло с корнем и бросило вниз с моста, а мощный железный бампер исполинская сила согнула, словно пластилин. Нужно сказать, согнула очень красиво под углом в девяносто градусов, словно так было задумано на заводе. В первые секунды мы даже не поняли ничего. Кроме этого, наружных повреждений не было, но мокрое пятно под двигателем говорило, что пробит радиатор.
- Все, доездились - голос у Сергея поникший.
Под капот заглянул даже командир взвода. Вентилятор от удара просел и проехался лопастями по радиатору. Медленные капли сползают по железу, падают в грязную лужу.
- Не беспокойся, Сергей - успокаивает лейтенант, командир взвода. - Все будет в порядке. Главное все живы остались, а железяки... Вон их скольку тут осталось - лейтенант кивнул в сторону лежащего внизу БТРа. - Еще никто не видел этих в таком виде - командир тихонько засмеялся, указывая кивком в сторону пострадавших, осматривающих свой броник. - Они, наверное там и в штаны наделали. - Все, кто был вокруг дружно рассмеялись. Военную комендатуру недолюбливали все. Слишком много они из себя ставили. - Сергей, сцепки у нас больше нет - тон голоса командира стал серьезным. - Одна тащит ПХД-шку (машина походной кухни), другая в тех замыкании.
- Товарищ лейтенант, - вмешиваюсь в разговор, - думаю, можно ехать. Большой пробоины нет, вода только сочиться. Так что будем подливать по мере надобности. Саланг почти проехали. Остался последний подъем. На спуске нагрузки на двигатель нет, так что не перегреется. А в Кабуле придумаем что-нибудь.
- Ладно - комвзвода согласился после небольшого раздумья. - Только смотрите, не запорите двигатель. Машины новые. Нам головы снесут или платить до конца жизни заставят.
Наливаем в канистру воду, из фляжек всех кто был поблизости, заполняем радиатор. К сожалению, водовозка уже ушла вперед.
- По машинам - командует лейтенант.
Смотрю на друга. У него все еще трясутся руки.
- Даа, - говорю в пустоту со вздохом. - Еще немного и внизу бы лежало два БТРа.
- Я думал, они меня расстреляют прилюдно - отвечает Сергей. Вместе улыбаемся, улыбка переходит в смех.
- Хочешь, я поведу?
- Я в порядке - машет рукой.
Запрыгиваем в машину, вперед. Остаток подъема и спуск проходят относительно спокойно. Как только стрелка термостата ползет за допустимый предел, доливаем воду. Пару раз чуть не обожглись. Приспособили бушлат для защиты от пара. До Кабула остается всего семьдесят километров. С левой стороны зеленка (зеленые насаждения - очень удобное место, что бы спрятаться, ну, и для обстрела, естественно - прим автора), справа развалины кишлаков. То есть, остановиться будет практически негде, а воды в канистре чуть-чуть. Эти места всегда проезжаем на максимальной скорости. Стрелка термостата еще в пределах нормы, но неумолимо движется к красной отметке. До поворота налево на Баграм (наш военный городок, аэродром - прим автора) еще можно остановиться, но там ни колонки, ни колодца. Ехать до Баграма тоже далеко, да и одним не годится.
Останавливаемся, заливаем в радиатор последнюю воду. Ждем какое-то время. Проходит наша последняя машина. Дальше должно быть тех замыкание. Но их нет. Застряли где-то. Стоять тут одним, мысль неудачная. Тем более, что вечереет. Смотрим друг на друга. До Кабула скорее всего не дотянем. Если двигатель закипит, приятного будет мало. Развожу руками - делать нечего. Нужно ехать.
- Нужно догнать наших - соглашается Сергей.
Быстро набираем скорость. Едем сто десять - сто двадцать в час. Вот и остался позади поворот на Баграм. Впереди только тридцать километров зеленки. Едем в бронежилете и каске. Привычно работает двигатель. Оба каждую минут смотрим на показатель температуры. - Держись, не грейся! - словно от него зависит такая мелочь в машине. Все-таки, стрелка предательски ползет в запретную зону. Проехали только половину. Наши прежние маневры разгона и перехода на нейтральную скорость результата не дают, значит воды совсем мало. Еще пять километров пролетают незаметно. Мы оба мокрые, словно сами закипаем вместе с двигателем. Стрелка на красной черте. Не дотянем.
Замечаем впереди справа от дороги несколько больших луж. Переглядываемся, понимая друг друга без слов. Останавливаться опасно, но делать больше нечего. Все нужно сделать как можно быстрее. Мозг работает на все сто, как говориться. Останавливаемся напротив лужи так, что бы со стороны зеленки нас не было видно. До нее всего метров десять. Справа развалины глиняных домов и заборов - уже не поймешь где что. Все изрешечено пулями. Запрыгиваю в кузов - там есть железная банка литров на пять. Ведь канистрой из лужи не зачерпнуть. Бегу с ней к луже, Сергей в это время открывает капот и радиатор - тоже работа не из приятных. Ведь кипящий пар под давлением.
Лужа оказалась неглубокой, но полбанки зачерпнуть удалось. Пока хватит и этого. Еще не успев разогнуться, замечаю слева от себя фонтанчики, всплески песка. Ни свиста пуль, ни звуков выстрелов не слышно за шумом проезжающих машин. Пытаюсь бежать по зигзагу, на ходу машу Сергею, что бы закрывал все по быстрому. Но он и сам все видит. Когда я добежал до машины, он уже сидел в кабине, пригнувшись ниже руля. Взвыл мотор, колеса рванули тяжелую ношу, оставляя черные полоски на горячем асфальте. Машина увозила нас подальше от опасного места. Теперь уже не до стрелки термостата или закипевшего двигателя. Машина цела. Значит, скорее всего, стреляли со стороны развалин с узким углом обстрела. Снова трясутся у обоих руки. С тоской смотрю на банку. Почти вся вода расплескалась, забрасываю ее в кузов прямо из окна. Через несколько минут приходит успокоение. Снова смотрим на стрелку, уверенно обосновавшуюся в красном диапазоне. Двигатель работает ровно, словно знает, что подводить сейчас нельзя.
Как только пересекли наш блок-пост на въезде в Кабул, заглушили двигатель. Залили воду. К этому времени уже смеркалось. На стоянку приехали поздно. Сказалась дорога. Разгружаться поедем только на следующий день. Наше временное пристанище, обнесенное колючей проволокой, охраняют с одной стороны наши, с другой царандой. Этим верить, к сожалению, нельзя. Хорошо, что не наш черед заступать на охрану. Спали как убитые. Не до еды и разговоров. Сергей в кабине, я в кузове на мешках с пшеницей. Ночь прошла спокойно. Одинокие выстрелы уже никто не считает за беспокойство.
С самого утра бегаем за прапорщиком из тех части. На наши требование о ремонте радиатора ноль реакции.
- Что вы от меня хотите? Нечем мне паять и заменить нечем.
- Но ехать как-то нужно - не сдаемся мы.
- Замесите глину, да заделайте дырки. Старый проверенный прием. Приедем домой, там отремонтируем.
Идея сносная. Начинаем месить глину. Но какая тут глина? Это ведь не Российский глинозем. Песок и пыль. Залепили как смогли. Дали высохнуть. Вода сочиться, но не так быстро. Может и пройдет. Все равно делать больше нечего, разве что набрать побольше канистр с водой. Даже подумывали поставить канистру в кабину, а трубку протянуть в радиатор. Но осуществить эту идею не хватило времени и средств.
Разгружаться едем на элеватор, расположенный почти в центре города. Кабул чуть ли не единственный город в Афганистане с широкими дорогами, разметкой и дорожными знаками. На некоторых перекрестках даже стоят полицейские для регулировки. Кое где видны пятиэтажки советского типа. Совсем по другому одеты люди. Конечно, большинство мужчин в традиционных серых грязных балахонах и широких штанах а-ля "из неприкосновенного запаса". ( Помните, как у Жванецкого -"штаны есть. В случае войны их хватит на всех") Но многие, особенно молодежь по европейски в шорты, разноцветные футболки, джинсы. Не много женщин без паранджи. Люди суетятся, читают книги, в общем, живут. Подобной картины не встретишь нигде по дороге. Там людей больше волнует вопрос выживания. Что стащить, что купить, что продать. Кишит людьми и разноцветьем местный рынок. Как выглядят дуканы мы знаем. Рынок, собственно, это очень много дуканов. В каждом из которых можно найти от ржавой железяки до овощещй, фруктов и японской оргтехники. Может быть, чаще встречаются лавки, специализированные на чем-то одном. Нам туда путь заказан. Еще обратил внимание, что в Кабуле по-другому смотрят на нас люди, хотя, присутствует полный набор. От одобрительных взглядов стариков, равнодушных людей среднего возраста, до откровенно злобных у мальчишек, которые видят в нас скорее врагов.
|
|
| Категория: Воспоминания из 88-го. Посвящено водителям Афгана (редактировано). Игаль |
|
|
| Просмотров: 1402 | Комментарии: 5
|
|
|
|
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
