Глава 21 О намечающейся новой карамугульской прогулке в четвертой мотострелковой роте узнали где-то за пару дней. Радости это известие, понятно, не вызвало. В памяти еще не стерлись воспоминания о событиях месячной давности, да и вообще - февраль далеко не самое лучшее время года, чтобы лазить по горам, а тем более в вотчину Джумалутдина. Особенно заметно приуныли дедушки. Находившись сверх всякой меры, имея в дембельских ящиках по медали, а то и по ордену, они уже всеми помыслами были дома, а тут - нате вам, с бубенчиком: мало того, что старослужащих берут, так еще и куда берут? Полный абзац!!! Чувство опасности, в начале службы притупленное до полного отсутствия, обострялось прямо пропорционально дням, оставшимся до демобилизации, и к тому же в геометрической прогрессии. А тут еще у всех перед глазами стояли привезенные в середине января из Бахарака и в течение двух суток пролежавшие на снегу у морга пять трупов бойцов первого батальона. В полку существовал такой мрачный обычай - давать сослуживцам и землякам возможность попрощаться с погибшими товарищами. Из пятерых убитых трое отслужили по два с половиной года и ждали февральской партии на отправку, а двое уже были дедами, то есть отслужили по двадцать два-двадцать три месяца. Погибли ребята первой минометной батареи из-за оплошности в бою. "Крепость" - место дислокации гарнизона - попала под жесточайший обстрел. Один из солдат-минометчиков получил тяжелое ранение в плечевой сустав, и его унесли в укрытие. Как всегда бывает в подобных ситуациях, один расчет стал работать на два миномета. Заряжающий, не зная, что свободное орудие уже заряжено, поверх первой опустил в ствол вторую мину и, отбежав на пару шагов, произвел выстрел. Обе стодвадцатимиллиметровые мины взорвались прямо в стволе. Взрывная волна, осколки мин и размером с ладонь куски орудийного ствола в буквальном смысле раскромсали весь стоявший в нескольких метрах вокруг боевой расчет. Солдаты и понять ничего не успели… А то, что от них осталось и два дня пролежало перед моргом, вогнало всех старослужащих в глубочайшую черную депрессию. От стрессов же дедушки знали лишь одно лекарство, один суперантидепрессант - план. И частенько к нему прибегали. Чем-чем, а прекрасным, крепким, как тогда говорили - термоядерным, гашишем Бадахшан славился на всю ДРА. Этого добра тут было предостаточно и даже с избытком. Ходили упорные слухи, что бабай, не давший бесплатно "шурави на косячок", якобы рисковал многим, вплоть до собственной бестолковки. - Им выгодно, чтобы мы долбили! - делали старослужащие глубокое умозаключение и забивали очередную сигарету. В боевых подразделениях долбили, правда, в меру, не то, что в хозвзводах и прочих подобных командах. Но, тем не менее, за полгода до дембеля почти все мало-помалу позволяли себе немного расслабиться. Само собой разумеется, что именно рейдовые роты были основными поставщиками гашиша на территорию части. И сколько офицеры ни ловили, сколько ни наказывали поставщиков (впрочем, дальше губы дело не шло) - а после каждой операции подразделения приходили затаренные под завязку, и вечером по палаткам разносился безудержно-заразительный смех… Первая, самая веселая стадия - "ха-ха", ну а дальше в зависимости от дозы, здоровья и темперамента; хотя до ручки, или по местной терминологии - "до галюнов", обкуривались редко. Четвертая мотострелковая исключением не была. "Подрасслабившись", поматерив отцов-командиров, начиная от маршала Устинова и заканчивая лейтенантом Пономаревым, дедушки, в конце концов, тоже стали потихоньку готовиться к предстоящему выходу. Не успокоил их и взводный, за день до операции порадовавший известием, что батальон только блокирует кишлаки и вниз не пойдет. Ему резонно возразили, напомнив, что в прошлый раз также шли "только на блокировку", да вот незадача - не дошли. На что он, не менее резонно, ответил: - Хорош здеть! Умники, мать вашу! Знаете куда идем, грузиться так, чтоб из ушей патроны торчали! После обеда Пономарев построил личный состав в палатке - она к этому времени уже напоминала скорее склад оружия, амуниции и боеприпасов, нежели жилое помещение - и, проверив состояние готовности взвода, отдал последние распоряжения: - Так, мужики, идем на день-полтора, максимум два. Там нас наверняка ждут. Поэтому… дабы легче ноги было уносить, весь сухпай не брать. В жопу! Далее… БК снайперам - триста-четыреста, плюс магазины; на автоматы - штука-полторы; пулеметчикам семьсот-восемьсот, отдельно. Гранат поменьше - в кишлак не переться, - но чтоб были. Пусть посреди заварухи мне кто-то рискнет заикнуться, что патроны кончились - вымочу и высушу! Все! До ужина отбой… На вечерке выступит полкач. Это на час-полтора, потом до одиннадцати можете покемарить, в двенадцать - к КПП. Да! Чуть не забыл… Гора! Если вы с Братусем опять ненароком "забудете" взять каски… ну, я потом расскажу, что будет! После ужина, на вечернем разводе, перед личным составом части выступил подполковник Смирнов. Начал он, как обычно, с "сынков", "орлов" и "доблестных сынов Отчизны", а закончил не менее традиционно - "не посрамим…", "верой и правдой", "будем достойны…". Мероприятие затянулось на час двадцать пять, и после недолгого отдыха роты вышли в горы.
Глава 22 Как полкач и обещал, на операцию пошли все, даже повара и водители хозвзвода второго батальона. Перед КПП к ротам примкнуло по отделению саперов, минометному расчету (а помимо всего прочего, это еще и по две трехкилограммовые мины каждому, за исключением расчетов АГС и пулеметчиков, бойцу-пехотинцу) и по солдату химвзвода, вооруженному спаренной трубой экспериментального огнемета "Шмель". Там же стояла и треть всех связистов части. Когда их стали передавать по подразделениям батальона, Саша решился и подошел к своему командиру: - Товарищ старший лейтенант! Отправьте меня со своими. Пожалуйста! Старший лейтенант промолчал, но когда мимо проходила четвертая мотострелковая, он, приметив Пономарева, крикнул: - Эй! Серега! Тебе лишний Гранатометчик не нужен?! - О, бля! Давай! Духи от одного его вида штаны обделают! Слова эти Сашу ничуть не удивили. Перед "веселым выходом" все обычно страдали чересчур приподнятым настроением. - Давай, Зинченко, дуй… И смотри мне там! Сокровище ты мое… Саша, пропустив взвод, пристроился между замыкающими группу Горой и Валеркой. Когда рота за КПП, уступая дорогу разведке, встала, Гора сунул бывшему подшефному "цивильную" сигарету и посоветовал: - Перекури пока, а потом топай к взводному и будь все время за ним. От него ни на шаг. Если что начнется, мы подойдем. Через час они уже карабкались на плато по левую сторону от ущелья. * * * Потеплело, температура прыгнула чуть выше нуля, и вдобавок моросил мелкий промозглый дождик. Часам к двум ночи солдаты насквозь промочили ноги. Валерка и Гора, вполголоса зло матерясь, каждые пять минут выбивали о камни забивавшуюся меж стальных кошек их новехоньких, только-только украденных с вещскладов вибрам глинистую грязь. Саша, изнемогая под шестнадцатикилограммовой тяжестью радиостанции, еле тащился за взводным. Остальные, понуро опустив головы, брели, растянувшись редкой цепочкой. На коротких привалах между бойцами, шепотом обкладывая кого-то яростным матом, словно туманные призраки, проплывали сержанты. К четырем часам утра взвод, подойдя к венчающей вершины над кишлаком скалистой гряде, вышел на связь. Определив цель, Пономарев подозвал Гору и Валеру. - Так, мужики. Берите Братуся с ПК и вперед, вон на ту скалу. И чтоб тихо! Оставив молодятам вещмешки, троица по пояс в мокром снегу шустро рванула на "свою высоту". Саша настроился на батальонную волну и, ожидая информацию от Горы, след в след шел за командиром. А тройка тем временем уже выскочила на вершину и осмотрелась: под ними редкими огнями мерцал Карамугуль; в километре справа, прилепившись к той же гряде, как черная волчица, притаилась Гузык-Дара. Каменный хребет над ней заворачивался крутым виражом и именно этим уступом закрывал оба кишлака от полковой артиллерии. Ребята еще не успели отдышаться после рывка на скалу, как тишину с хрустом разорвали длинные автоматные очереди. По боевому дозору прицельно били метров с тридцати - с ближайшей высотки, находившейся через седловину на их же гребне, но, правда, уже за изгибом. Попадав за доли мгновения до первых очередей, Гора, Валерка и Братусь с ходу открыли ответный огонь по сиренево-голубоватым мерцающим вспышкам выстрелов. Духов было немного - три-четыре автомата, плюс пара винтовок, - судя по всему, заслон. - Хорошо, хоть не на их участке поднялись! - прокричал Валера. У Братуся, как назло, перекосило ленту в пулемете. Но духи еще раньше заметили поднимающуюся роту и, подгоняемые прицельным огнем, словно черные бусинки, скатились со склона и растаяли в скалах над селением. На Сашу, задыхающегося при стремительном подъеме, обрушился шквал ругани - комбат на чем свет стоит крыл по связи поднявшую шум четвертую мотострелковую. Вскоре он, правда, заткнулся. Должно быть, увидел, что и все остальные подразделения, вышедшие на блокирование, находятся в точно таком же положении. На каждой господствующей высотке по периметру над кишлаками у духов были группы прикрытия. Если четвертая МСР проскочила вполне успешно, то минометная батарея, собиравшая свои расчеты и боекомплект только перед заданной высотой, нарвалась при подъеме на перекрестный обстрел, длившийся около часа и стоивший минбату трех раненых. К пяти часам утра Карамугуль и Гузык-Дара оказались полностью блокированы. А за час до этого ударил сильный мороз и достиг к рассвету силы в пятнадцать-двадцать градусов. Ноги у всех были насквозь промокшими, так что теперь перспектива вырисовывалась самая безрадостная. Пономарев, устроившись в одном окопе с Горой, подозвал Сашу. - Ты с Валеркой? - Да. - Хорошо. Отдыхайте. До утра, один хрен, ничего не начнется. Духи нам на отходе сраки порвут. Да, Гора? - Угу. Точно так… - Эй, Зинченко! Не забудь разуться, а то ноги отморозишь к Бениной матери! Ну да Валера знает… И не засыпайте там! * * * Согреться не удалось, и через час солдаты, размахивая руками и пританцовывая на месте, уже топтались вокруг окопов. Чуть потеплело… В шесть ноль-ноль без единого выстрела в Карамугуль вошла разведка. Разумеется, ни духов, ни мирных жителей не было, а очаги все еще теплые. В общем - как всегда, местный стандарт. В восемь ноль-ноль начался отвод войск. В восемь ноль-пять, словно по волшебству, показались мобильные отряды моджахедов. Началось… Занимая свежевырытые позиции, воины ислама, не жалея патронов, стали прижимать к земле отходящие роты, в то время как другие группы зажали шурави с двух сторон плато. Удачно успела выскочить на БМПшках одна лишь разведка. Пока положение находилось еще в норме, батальон, успев быстренько оторваться на безопасное расстояние от высот, зарылся на плато и держал духов на более или менее приличной дистанции как раз для автоматов уже слишком далеко, а для наших ПК и СВД еще нормально. Полкач, находившийся в шестой роте, отдал приказ командиру хозяйственного взвода второго мотострелкового батальона прапорщику Сандиреску забирать своих людей - все равно толку от них никакого, - а также трех раненых минометной батареи и уматывать в полк. Пока не поздно и с глаз подальше. С этой группой ушло и несколько помогавших тащить своих раненых молодых бойцов-минометчиков. Вначале прапорщик повел отряд по середине плато, но потом группу настильным огнем с вершин правой стороны оттеснили к ущелью, и вместо того, чтобы окопаться и ждать подхода основных сил, Сандиреску, попав под перекрестный кинжальный обстрел, погнал своих людей вниз, в ущелье, наивно полагая проскочить по его дну до самого полка. * * * Третий взвод, действуя по принципу "туда - первые, назад - последние", прикрывал отход основных сил. Ситуация, конечно, не из лучших, но и повода для паники - не было. Привыкли уже к подобным "маневрам"… На голом плато у тяжеловооруженной, зарывшейся, словно кроты в землю, пехоты шансов уцелеть было несравненно больше, чем у вооруженных автоматами да еще и не имеющих бронежилетов и касок моджахедов. Правда, на их стороне была мобильность и численное превосходство. Но здесь, на открытом пространстве, эти преимущества сводились на нет. Саша, запрокинув автомат стволом вверх, лежал в нескольких метрах позади Горы и Валеры. Метрах в шестистах - семистах на бывших позициях четвертой мотострелковой в полный рост стояло человек десять духов и длинными неприцельными очередями поливали из АКМов отходящие части. Гора и Валера перевели дыхание, не суетясь, умостились поудобней и с трех-четырех выстрелов сняли двух духов. Остальные, не переставая палить, присели. Но уже было поздно. Гора хлопнул еще одного. Бабаи залегли. Теперь над землей торчали лишь черные точки их голов. В свои четырехкратные прицелы Гора и Валерка отчетливо видели вспышки пламени моджахедовских автоматов. Но попасть в кого-либо из них на такой дистанции снизу вверх, да к тому же в горячке боя, было просто невозможно. Поэтому, воткнув для надежности по три-четыре пули в растянувшиеся на ослепительном снежном склоне темные фигурки, снайперы дождались команды на отход и рванули очередную сорокаметровку. За первыми же крупными камнями они вновь залегли. Рядом, задыхаясь, тяжело грохнулся и Саша. - Слышь, Санек! - приторно-спокойным тоном сказал Валерка. - Ты бы чухал отсюда потихоньку. Мне полкачу, кроме того, что он бездарный мудак, докладывать больше не о чем. - Да, Сашок, дуй давай, тебе тут точно делать нечего, - добавил вдруг, вспомнив о своих шефских обязанностях… "наставничек" Гора - Не, я с вами! - посильнее прижался к камням Саша. Тут заорал Пономарев: - Гора! Повылазило, что ли! Бегом! Лемех ранен… Через секунду Гора уже лежал возле раненого. Позеленевший Женя Лемешев, сжав челюсти и навалившись всем телом на правую руку, шипел, как купированная змея. Распоров ему рукав бушлата, Гора заметил посередине предплечья маленькую черную дырочку от пули калибра пять-сорок пять. Крови не было - трассер; кости однозначно целы. Видя, что Женя, несмотря на легкое ранение сейчас потеряет сознание, Гора крикнул лейтенанту: - Промедол давай! - Да у тебя, урод! Я ж давал! - А, бля! Точно… Вырвав железную коробочку со шприцами из жилета, он прямо через штаны всадил Жене иглу в бедро и выдавил содержимое маленькой пластмассовой ампулы. - Эй! Второй взвод, вашу мать! Раненого разгрузите!.. Ну как ты? - С-с-с… - Сейчас отпустит. - Ампулу не забудь! - напомнил взводный. Через несколько минут, после очередной пробежки, Гора уже лечил Пономарева. Тому повезло больше: пуля, заскочив под бронежилет, прошла под кожей поясницы сантиметров десять и, ничего не задев на своем пути, полетела дальше. - Давай уколю! - Да ладно, Лень! Говоришь же царапина. Где Гранатометчик? - Да вот он, рядом… Слышь, командир, отправь его, а! Нас тут точно придавят, - таскайся потом с ним! - Сам знаю! Зинченко! Бегом в распоряжение комбата! Бегом, я сказал. Саша не посмел перечить раненому лейтенанту. Когда согнувшийся под тяжестью радиостанции Саша пробежал мимо, взводный рявкнул Горе: - Да хорош меня мацать! Слазь… * * * Батальон, довольно успешно оторвавшись от основных групп противника с минимальными потерями - несколько легкораненых - дошел почти до конца плато. Перед самым спуском начинался наиболее опасный участок. Слева, через ущелье, засев в нагромождении камней, прицельно били духи, а справа нависали скалы основного хребта. Успели туда добраться правоверные или нет - оставалось только гадать. Успели… Еще и половина рот не спустилась в долину, как сверху дружно затрещали автоматные очереди. И откуда только такой боекомплект?! Не иначе - курьеры подносят. Пока еще огонь был не слишком плотен, и джумалутдинцы не вполне пристрелялись по сложному склону, солдаты, словно на горных монолыжах, неслись на задницах вниз по мокрому снегу - только ветер в ушах свистел. На плато остались третий и первый взводы четвертой мотострелковой и состоящий из одних пулеметчиков первый взвод пятой роты. Сборная команда прикрывала отход разрозненных групп и одиночек, отставших по каким-либо причинам от своих подразделений. У самого спуска, когда уже почти все успели отойти, Валера вдруг резко, как балерина, вымахнул левой ногой вверх и, почти докрутив сальто назад, грузно рухнул затылком в снег. Несколько секунд, понадобившиеся Горе, дабы наложить жгут, оказались достаточными, чтобы бившая ярко-алым фонтаном из-под коленного сустава кровь по самые локти омыла ему руки. Мертвенно-серый Валера находился в полубессознательном состоянии, и две ампулы промедола, вколотые ему подряд, заметно не помогли. Перевязывать не стали - унести бы живого. Слишком уж приметная цель. Кое-как, под прикрытием пулеметов, вялое неподъемное тело стащили на плащ-палатке вниз по склону. Там уже развернулись БМП разведчиков, и под работающие пушки непримиримые соваться не решались. Шурик, Мыкола и Братусь уехали вместе с другом, а Гора поплелся искать своих. Вырвавшиеся из переделки роты, очумело озираясь по сторонам, вповалку лежали под камнями, благо - машины прикрывают. Метрах в двухстах Гора заметил командиров - ротного и Пономарева. Возле офицеров стоял до голубизны бледный Саша и широко раскрытыми глазами смотрел на подходившего к ним окровавленного шефа. - Что??? - в ожидании худшего, напряженно спросил ротный. - Валеру зацепило. В ногу. Тяжело… Трое с ним уехали. Хасан вон сзади тащится. Пока Валерку выносили, там еще кого-то из пятой задело. Ну, так… легко. - Сам-то что? Ранен? - ?.. А, нет. Жгут накладывал, а там - фонтаном! - Ф-у-у, черт! Пронесло… Твою-ю ма-а-ать! - Командир четвертой мотострелковой за малым не перекрестился. - Тебя не контузило еще раз? А? Курить будешь, горе ты мое? Гора нагло взял из пачки "Столичных" три сигареты, одну ткнул Саше, а другую засунул в нагрудный кармашек бронежилета. - Куда шапку дел? - поднося солдатам зажигалку, спросил ротный. И все, кроме Саши, дружно и неестественно громко, хрипло заржали. * * * Через несколько часов личный состав части поротно стоял на плацу. Когда пересчитали людей, оказалось, что не хватает хозвзвода и ушедших с ним солдат минбатареи второго батальона. Единственное относительно свежее подразделение разведрота, пособирав у вернувшихся остатки боекомплекта - свой расстреляли на прикрытии, около пяти часов вечера на машинах рванули в ущелье. К десяти разведчики вернулись, везя на ребристоре одной из БМП то, что осталось от повара-киргиза, единственного найденного из пропавших ребят. Попутно они подобрали шестерых бойцов, возвращавшихся в полк. Среди подобранных нашелся и прапорщик Сандиреску, но он пребывал в таком состоянии, что выяснить что-либо о судьбе остальных одиннадцати находившихся в его подчинении солдат было невозможно. Ночью вернулись еще двое. Одного, раненого минометчика, что ушел с хозвзводом, подобрали ХАДовцы. Во время ночного боя миномет, на котором он работал, дал осечку, и расчету пришлось делать так называемый "аборт" - переворачивать орудие вниз стволом и ловить выезжающую оттуда мину. В момент переворачивания внезапно произошел выстрел, и молодому солдатику, державшемуся за дульный срез, вырвало две трети кисти правой руки. Боявшийся от боли пошевельнуться, он за ночь основательно обморозился и под утро с него сняли сапоги. К моменту, когда был отдан приказ на отход, ноги у минометчика распухли так, что обуть его уже и не пытались, а понесли на плащ-палатке. Что произошло далее, солдат рассказать не мог - находился в шоковом состоянии. Но обо всем легко было догадаться, стоило лишь взглянуть на его ноги. Они были изрезаны до такой степени, что на них остались лишь лохмотья сухожилий и мяса. Судя по всему, минометчик бежал по дну ущелья босиком. Второй солдат пришел сам, водитель продуктовой машины по кличке Молдаван. Автомат из его обмороженных рук пришлось вырывать силой. Знал Молдаван мало: - Все погибли. Пашанин в плену.
Глава 23 Возвращения разведки никто дожидаться не стал, и измочаленные, совершенно обессиленные роты разбрелись по палаткам. Солдаты побросали оружие и снаряжение под ноги в проходах и попадали на койки, засыпая раньше, чем их головы касались подушек. Один раз среди ночи Гора проснулся от резкой боли в ступнях. В призрачно-багровом свете раскочегаренных буржуек по палатке метались неясные загадочные тени. Перед кроватью, накинув поверх офицерского бушлата белый халат, стоял начальник медсанчасти полка и, присвечивая фонариком, щупал его пальцы. За майором медслужбы теснилось несколько офицеров штаба. Тоже третья степень… - бросил на ходу майор, перешел к следующей койке и стал стаскивать сапог с сонно стонущего Братуся. С трудом осмотревшись по сторонам, Гора увидел спящего рядом на Валеркиной кровати Пономарева. Больше он ничего не помнил… Роту подняли в половине четвертого утра. Кое-как растолкав ничего не соображающих, заторможенных солдат, ротный проревел на всю палатку: - Мужики!!! Пропали ребята из хозвзвода и несколько минометчиков! Быстро собирайтесь, через час выходим! Кто не в состоянии или просто не хочет идти, оставайтесь… Слова не скажу! Все! Быстренько, быстренько, вашу мать! За те полночи, что роте удалось поспать, произошло нечто, даже по армейским меркам, невиданное. Дед, положив на Устав и полностью сняв ВЕСЬ наряд, успел с пятью бойцами не только перечистить все оружие подразделения, а это около шестидесяти закопченных единиц, но и умудрился получить на артскладах полный боекомплект на всю четвертую мотострелковую. Кроме того, они пересушили и промаслили всю обувь, принесли с вещевого склада новое сухое белье и форму, которую по размерам разложили возле каждого солдата. Через час чистенькая, сухая, но еще не вполне пришедшая в себя рота садилась на машины. Выходили - как в последний раз. БК набрали такой, что хватило бы… Никто толком ничего не знал. Слышали только, и то краем уха, что разведка привезла искромсанный труп Киргиза и что ночью на полк вышло несколько полуживых бойцов. Последним, едва не опоздав, к машинам примчался взмыленный Саша. Неуклюже взгромоздившись со своей радиостанцией на борт сто сорок девятой, спросил у мрачно сопящего Братуся: - Слышь, Гриша, а что с ними? - Побачишь. Светало. Погода, как специально, стояла отличная: выпал обильный мягкий снежок, ударил легкий бодрящий морозец. Гора, посмотрев на командира, мотнул головой в сторону низко пролетевших "крокодилов". Пономарев только безнадежно отмахнулся и без выкрутасов, черно матеря всех и вся, дал команду трогаться. * * * Существовали объективные причины, по которым лихо задуманная и тщательно спланированная операция с треском провалилась. Подполковник Смирнов, у которого из головы не шел предстоящий отчет в штабе армии снова и снова, загибая пальцы в уме, пересчитывал эти факторы: "Плохие погодные условия и отсутствие поддержки с воздуха - раз; налаженная и отработанная на практике, отличная защищенность объекта - два; малочисленность и недоукомплектация личного состава - три… Ну и что там еще?" Где-то на краю сознания, в глубине души, он понимал, что все это не более чем отговорки. Операцию можно было перенести и дождаться летной погоды. Это во-первых. Во-вторых, людей ему никто не добавит - хоть землю ешь. И в-третьих, любой мало-мальски важный объект хорошо и многоярусно прикрыт духами. Главная причина трагедии заключалась в полной, абсолютной и изначальной непригодности погибшего подразделения к ведению действий. Но об этом-то Смирнов ни при каких условиях не мог доложить в Кабул. А тут еще и начальник политотдела со своими прозрачными, как он себе думает, намеками. В ответ на них Смирнов сделал то, чего себе никогда не позволял по отношению к пожилому и "опасному" сослуживцу, - зло обложил его похабной площадной бранью. Теперь приходилось думать, как выкрутиться из этого щекотливого положения. Но самое страшное для Смирнова заключалось все же не в этом и даже не в потере девяти человек - людей свободно можно было "списать", - а в том, что "списывать" было нечего. Чтобы "провести по документации боевые потери", нужны были документы на "посылки" и отчеты из "упаковочной", то есть трупы, а вот их-то как раз и не нашли. Значит, уже не боевые потери, а пропавшие без вести. А погибли солдаты или попали в плен, спрашивать у подполковника уже не станут. Такого поворота событий Смирнов, конечно же, допустить не мог и поэтому ясно и доходчиво объяснил командирам служб и подразделений: - Ну что, герои апрельской революции, просрали людей?! Если сегодня же вечером тела погибших бойцов не будут лежать на плацу, то вы ляжете вместо них! Я это обещаю! Понятно? Вперед и с песней… О том, что солдаты могут быть еще живы, никто всерьез даже и не думал… * * * Добравшись на броне к подножью плато, пехота по хорошо знакомому маршруту полезла вверх. На полпути подъема комбат вернул третий взвод: - Пономарев! Ко мне! Матюкнувшись вполголоса - не дай бог услышит! - лейтенант, скользя по склону, помчался к майору. - Слушай-ка, Серега. Бери своих архаровцев и дуй по дну ущелья. Прихватишь взвод разведки. Каждые три-пять минут - доклад. Смотри мне, осторожно там наверняка проминировано. Отделение саперов - с тобой. Где связюга? - Здесь. - Ну, хорошо, давай… Удачи! Через пару минут третий мотострелковый, сделав небольшой крюк, вошел в мрачную каменную теснину. Поистине - дьявольское место. Только безмозглый прапор-завхоз мог затащить в такую дыру своих бойцов. Глубина скального разлома составляла в среднем сто пятьдесят - двести, а местами триста - четыреста метров. По дну трещины несся бурный ручей. Ширина прохода на дне - пять-шесть метров, а расстояние между почти отвесными стенами вверху - около сорока-пятидесяти. На дне было сумрачно, сыро, промозгло и невыразимо тоскливо. Пробираясь по камням, Саша иногда видел идущие справа и слева по краю ущелья роты батальона. На первое препятствие группа наткнулась через пару километров извилистого пути. На крупномасштабке оно было обозначено как "Третий водопад". Перед солдатами предстало дикое нагромождение камней. Посередине природного обелиска возвышался огромный шестиметровый валун, с округлой вершины которого пенистым потоком с грохотом низвергалась ледяная вода. Кое-как, чуть не утопив радиостанцию вместе с Сашей, двинулись дальше. Водопад "номер два", куда они вышли еще через несколько километров, представлял собой куда менее впечатляющее зрелище - просто россыпь круглых базальтовых глыб, беспорядочно загромождавшая довольно широкое на этом участке дно расщелины. Почти миновав водопад, саперы неожиданно обнаружили две противопехотные мины. Встали. Минут десять поискали - сняли еще один "стаканчик". Вышли на связь с комбатом. Тот приказал: - Возвращайтесь метров на сто назад и еще разик хорошенько все там осмотрите. Обнаружив под снегом лишь обильные россыпи стреляных гильз, поисковый отряд двинулся дальше. Через полтора часа Саша, получив вызов майора, подошел к взводному. - Слушай, лейтенант! - гремел в наушниках бас комбата. - По левому склону, где ты сейчас, разведка подобрала вчера Киргиза. Мои только что обнаружили под снегом брошенные вещмешки. Они спускались вниз прямо над вами. Вперед к кишлаку они пойти не могли, - идиоты, конечно, но не до такой же степени?! Так что, ты разворачивайся, и пусть саперы взламывают ледяную корку вдоль берега ручья. Если жмурики здесь, то только подо льдом. А твои пусть шуруют под камнями. Может, эти педики их туда запхнули. Все понял? - Слушай, командир! А как там наверху? - Что, не слышно тебе, что ли? Все путем! - Да нет, ничего… Просто смотрите, чтобы завтра нас тут не пришлось искать… под камнями. - Серега! Мать-перемать! Если что начнется, я тебе первому об этом подробно доложу! На досуге… Давай, давай, детко! Гавриков своих не жалей! Ищи. Землю носом рой, тут Мимоза совсем озверел. Давай, родной, давай! Через пятьдесят метров саперы окончательно выбились из сил. Лед, сковывавший берега незамерзающего потока, в самых мощных местах доходил до двадцати- тридцати сантиметров и ломать его лопатками было делом не только совершенно невозможным, но и к тому же опасным - купаться в ледяной быстрине никому не хотелось. Медленно двигаясь вдоль берега, группа находила только пулевые выщерблины на базальтовых стенах расщелины да местами под снегом частые россыпи гильз, и только в одном месте саперы, наудачу закидывающие время от времени под лед стальную кошку, чисто случайно выудили примерзший к корке бронежилет. На вылинявшем зеленом шелке с обратной стороны удалось прочесть сделанную шариковой ручкой надпись: "Узген", и ниже - "ДМБ 83–85". Шовкат, наклонившись через плечо Пономарева, шевеля губами, прочел корявый автограф и, помолчав, рассудительно выдал: - Киргиза, эта… Точно! * * * Тела ребят обнаружили случайно. Просто повезло. Проходя "Второй водопад", один из разведчиков смахнул ногой снег со льда и заметил примерзшую с обратной стороны человеческую ладонь. Саперными лопатками счистили снег и стали ломать лед. В это время к группе по крутому склону спускалась четвертая мотострелковая рота. Отдирая один от другого и от примерзших к одежде кусков льда, вытащили первые четыре трупа. Через пять метров саперы выдрали кошками еще двоих. Рядом буквально вырубили изо льда последнего. Более жуткого зрелища Саша никогда в своей жизни не видел и даже не мог представить себе нечто подобное. Раздробленные автоматными очередями в упор, деформированные, нечеловеческие лица; задранные, смерзшиеся бушлаты, открывавшие неестественные, землисто-серые, местами исполосованные ножами тела; полуотстреленные, висящие на одних сухожилиях с зеленовато-серыми лохмотьями рыбьего мяса искуроченные конечности; набравшиеся воды и висевшие синюшными теннисными шарами на каких-то бледных нитях выколотые щомполами глаза; отрезанные и запиханные в рот половые органы; вспоротые животы; куски льда, отбрасываемые в сторону вместе с примерзшими лоскутами кожи… Со звенящей пустотой в голове Саша вместе с остальными бойцами выкорчевывал из ручья чьих-то сыновей, парней и братьев. С него потоком лился пот, и все равно он дрожал всем своим существом от внутреннего озноба. Роты, вытянувшись цепочкой по трехсотметровому склону, стали по одному передавать погибших наверх. Людей не хватало, поэтому стоявшие ближе к вершине брали "своего" и волокли его до конца. Когда тащили седьмое неподъемное тело, убитый вдруг выскользнул из рук с трудом карабкавшихся с тяжкой ношей разведчиков и саперов и, покувыркавшись метров двадцать, застрял меж камней. Пока вытаскивали, спущенные и смерзшиеся комком штаны сорвались с трупа вместе с висевшей на обрывках мышц ногой. Кончилось тем, что труп зацепили петлей за шею и кое-как волоком выдрали наверх. Замыкали угрюмую, мрачно сопящую процессию Саша и Пономарев. Офицер нес вместо готового в любой миг потерять сознание Саши отодранную у покойника ногу. * * * К вечеру того же дня стала ясна полная картина разыгравшейся в Карамугульском ущелье трагедии. Подгоняемые страхом, с ранеными на руках, хозвзводовцы вместо того, чтобы укрыться за камнями и дожидаться помощи, сломя голову кинулись в скальный разлом. Загнав небольшой отряд в расщелину, духи двумя небольшими мобильными группами зажали взвод с двух сторон ущелья. Третья же группа спустилась за отступавшими вниз и стала бить их в спину. Шурави были видны духам, как на ладони, и исход боя оказался предрешен еще в самом начале. Первым отряд потерял Киргиза. Легко раненый еще при спуске, он отказался идти дальше и, видимо, попытался прикрыть отход своих ребят на склоне. Но после, получив еще несколько пулевых ранений, он живым попал к правоверным в руки. Как обычно и бывает в подобных случаях, воины ислама на месте буквально искромсали его ножами. Взвод не прошел и километра, когда большинство солдат имели более или менее тяжкие ранения. Раненые не могли больше нести раненых, и семь человек осталось в камнях "Второго водопада", рассчитывая продержаться там какое-то время и прикрыть отход тех, кто еще мог хоть как-то передвигаться. С ними остались двое старослужащих: Молдаван и Пашанин, которые не захотели бросать своих. Как ни мизерны были шансы, как ни призрачны надежды, но свое дело раненые сделали, - они минут пять удерживали позиции "Второго водопада", и остаткам группы удалось вырваться из ущелья. Последними ушли легко задетый Пашанин и Молдаван. Что случилось с остальными, хорошо было видно по их телам. Моджахеды искромсали не только тех, кто к ним в руки попал живьем, но и трупы. Не успели они или не захотели почему-то трогать лишь одного минометчика, который, судя по всему, не дожидаясь скорой расправы, выпустил себе в рот треть автоматного магазина. Потрясло ребят и то, что кто-то из погибших успел утопить перед смертью четыре автомата, чтоб они не достались духам. Пашанина и Молдавана непримиримые нагнали уже на "Третьем водопаде". Выпустив магазин и несколько раз проорав замешкавшемуся, парализованному страхом Пашанину: "Прыгай!" - Молдаван скатился с шестиметровой высоты валуна в воду и спрятался под ледяной коркой у берега. Полузахлебываясь, он видел, как бабаи спокойно уводили под руки совершенно невменяемого Пашанина, даже не сняв с его груди автомат. Ни обменивать, ни продавать пленного Джумалутдин не пожелал. После стало известно от местных осведомителей, что Пашанина кастрировали, вставили, словно теленку в нос медное кольцо и голым водили по кишлакам. За месяц они его все-таки замучили. Через полгода в часть заявился паршивый бабаишко и за приличные деньги пообещал вернуть тело шурави. Как-то договорились. Гаденыш указал место, и действительно - в выгребной яме заброшенного тифозного кишлака обнаружили полуразложившийся труп вместе с позеленевшим кольцом на месте носа. По слухам, идентифицировать тело по этим останкам было невозможно - мало ли кому духи могли воткнуть кольцо в переносицу, и его в полиэтиленовом мешке закопали на полковой свалке. Рядовой Пашанин так по сей день и числится - пропавшим без вести. Бабаишку - втихаря шлепнули. * * * Кроме девятерых погибших, считая с Пашаниным, и восьми тяжелораненых, через несколько дней благополучно отправленных в кундузский медсанбат, полк потерял еще одного человека. Спустя несколько месяцев сошел с ума переводчик и механик-водитель сто сорок восьмой БМП Шовкат Шерназаров.
Глава 24 Около девятнадцати ноль-ноль рота вернулась в полк. Побросав оружие и амуницию, несколько человек третьего взвода, в том числе Саша и Гора, пошли в санчасть. Но на полпути Гора убедил ребят сделать крюк и заскочить на продсклад. Перед железными ЦРМами хозяйственного двора части остановились. - Слышь, Гора. Я тебе говорю - он всех нас на хрен пошлет! Ты же этого мудака знаешь… - Шурик имел ввиду начальника продовольственных складов, известного всему полку крутым норовом гвардии старшего прапорщика Поцелуйко. - А мне кажется - даст. - Да с какой стати?! - Шурик, как обычно, был не в меру агрессивен и вдобавок заметно заведен с самого утра. - Ну, мы ему объясним, что так и так… Не себе ж берем, в конце концов! - Да кого это волнует?! - Нэхай пийдэ. Побачимо, - неожиданно поддержал Гору Братусь. - Ой, да пусть! Мне-то что! - безнадежно махнув рукой, сдался Шурик. - Только, слышь, Гора, по-быстрому. - А я уверен - получится, - уже включился в разговор и Саша. - Ты ба! - проронил Мыкола и протянул "молодцу" выкуренную до половины сигарету. Ждали молча. Говорить не хотелось, да и так все было ясно без слов. Друзья видели, какая у Валерки в колене дыра, и прекрасно понимали, что если и придется встретиться вновь, то только уж после демобилизации. * * * - Ну, а тебе чего надобно, старче? - прапорщик в упор рассматривал здорового измученного, явно только-только спустившегося с гор солдата. Сам Поцелуйко был до неприличия низок и любого мужика выше среднего роста воспринимал как личное оскорбление. Ну а если тот, ко всему прочему, еще и не умел себя вести должным образом по отношению к прапорщику, то начальник продскладов тут же давал наглецу отпор - и на словах, и на деле. Гора и рта не успел открыть, а Поцелуйко уже на все сто знал, что привело его сюда. Безусловно, знал он и ответ, который даст, выслушав заискивающе-уважительную речь. - Товарищ старший прапорщик. Мы из четвертой роты, у нас тут одного ранили… - Мы - это кто? Самодержец всея Руси, что ли? - Да ребята, там, - Гора неопределенно махнул рукой, - на входе. - А чего не заходят?.. Ну что плечами пожимаешь? - Не знаю… - Не знаешь, да. Ну, ладно. И что дальше? - Вы бы дали чего, в передачку. А то с пустыми руками… - Передачки только в тюрьме и телевизоре, понял? Слушай, а это не тот раненый, у которого брат вместе с ним служит? Не ты ли случайно? "Проверка на вшивость" - ну, любил прапор это дело! - Да нет. Я и не слышал, чтоб тут у кого братья служили… - А… ну, ну. А что, друг твой, это как? Лучший друг у тебя, что ли? - Нет… Так просто, друг, да и друг. Нас тут пятеро… друзей. - Ладно! Ты парень, вот что. Постой здесь, я щас, - вдруг засуетился начальник складов. На, покури. - Он неожиданно сунул в руки Горе початую пачку "Ростова". - Я щас! Через несколько минут, словно колобок, он выкатился из-за штабелей ящиков и контейнеров. - На, держи! В полиэтиленовом пакете были кучей свалены: пачки с галетами, сыр, шоколад и другие прелести офицерского доппайка. - На вот, еще возьми. - Поцелуйко ткнул Горе бутылку мандаринового сиропа. - Тебя как зовут? - Леонид. - Слушай-ка, Лень, а он, друг твой, курит? - Ну конечно… - А! Ну, на тогда! - прапорщик поверх битком набитого пакета сунул блок офицерских, с фильтром. - Если через пару дней не отправят. Подходи. Я тут предупрежу, на случай… - Спасибо, товарищ прапорщик. Сигареты ваши… - Да ладно, кури. С четвертой, говоришь. Я зайду, может… После того, как Гора ушел, прапор выволок на свет "резервную" поллитровку и, налив полный стакан "под Марусин поясок", храпнул его в три глотка. - Не дам?! Я те-е не дам! Вот таков он был, прапорщик Поцелуйко. Попробуй - пойми его, поцелуй-ка в одно место. * * * - Ты с-смотри-и-и! - первым отреагировал на появление Горы Шурик. - Слышь, у тебя кусок часом с дувала не сорвался? Все засмеялись, шутка понравилась, гостинцы - еще больше. Через пять минут пятерка уже умоляла сестричку пустить их в палату интенсивной терапии: "Попрощаться". - Как ты, братишка? - Шурик подкладывал сонному Валере подушки под спину, а Мыкола тем временем раздавал по трем остальным кроватям с ранеными пачки "цивильных" сигарет… - Да вроде как… Ничего. Накололи. Не болит уже. Кость ниже сустава раздроблена, будут оперировать. А это, - он кивнул в сторону торчащих из-под гипсовой шины пластиковых трубок, - так, временно. - Здесь резать будут? - поинтересовался Гора. - Да ну что ты! В Союзе… - А в кундузском что - койки кончились? - Да нет. Не те условия… Лень, у меня ж часть кости вообще на хрен вылетела. - И, перебив повисшее в палате неловкое молчание, добавил: - Майор говорит: раз ты с Украины, то пошлют тебя на лечение в Киев. Там окружной военный госпиталь. - Ну вот, - рассудительно подытожил Шурик. - Там мать приедет, полгода подержат - ты сестричек пощупаешь, потом отпуск, пока назад приедешь - дембель! Класс! - Да ты че, Шурик?! Меня ж спишут! Я вам говорю: почти два сантиметра кости вылетело! Это ж инвалидность! Толпа притихла. - Да ладно, Валера! Сейчас кости наращивают, это тебе любой скажет! Правильно, Гора? - Угу. Я тоже слышал. Илизаров, кажется, кости вытягивает… - Ладно… Вы че, бля, мне сопли вытирать пришли, в самом деле! Что там у нас? - Да у нас… Мужиков сегодня вытаскивали. - Ну и как они? - А! - отмахнулся Шурик. - Как всегда. Не знаешь, что ли? - Да уж… - А ты що? Дывытысь ходыв? - Братусяра! Ну ты шо?! Обдолбленный, чи шо?! Он же лежит! Ну-у дубя-я-ра! - Шурик чуть не подскочил на месте от возмущения. - Ладно, Шур, не заводись. Нас завтра, если погода позволит, отправят, - сменил тему Валера - А сегодня утром полкач приходил. Вон - по пачке сигарет принес и по бутылке сиропа. Мудило! - Сучара! Сам так не пошел, ублюдок… - А че идти? Угробил людей, и хорош. Труппаки таскать - не царское дело! - констатировал Мыкола. - Да уж… Натаскались жмуриков… - Ты бы, Гора, молчал побольше! Нашел время… - Ничего, Шура. Мы-то живы! - Валера вяло похлопал Шурика по плечу. По его виду отчетливо было заметно, как он сдавал и терял силы. Но уходить никто не хотел. - Эй! Красавцы! Закругляйтесь… - медсестра бойко и решительно повыпихивала всех гостей за дверь. - Завтра придете, никуда ваш братик не денется! - Давай, Валера, держись! Мы еще подскочим до отправки! - И прискочите и прискакаете! - Шустрая сестричка-пенсионерка чуть ли не силком захлопнула дверь перед носом. * * * Из-за погодных условий, менявшихся каждые три-четыре часа, отправку раненых и убитых отложили на трое суток. Каждый вечер, как по часам, ребята приходили в медсанчасть. И каждый раз гвардии старший прапорщик Поцелуйко без намека на недовольство накладывал Горе полный пакет гостинцев. Сам он, к слову, сдержал обещание и, проведав раненых, выкатил чуть ли не контейнер деликатесов. На четвертое утро после операции раненых и убитых отправили в Кундуз. Обставили церемонию прощания с погибшими как никогда - с помпой. По каким-то соображениям вертолеты не стали загружать в полку, поэтому весь батальон и разведрота в пешем порядке выдвинулась на аэродром. Простояли на хорошем морозце около часа, пока не подошла машина с телами убитых и автобус санчасти с отправляемыми. Вокруг носилок с запеленованными в проформалиненные простыни тюками построили каре, внесли знамя воинской части. Оркестр что-то там проиграл, после чего полкач и начальник политотдела выступили с краткими, но проникновенными речами: "Родина не забудет своих героев!..", "Ваша смерть не была напрасной!", "Братья, вы навеки живы в наших сердцах!..", "Мы за все заплатим…" - и так далее. Самое интересное заключалось в том, что слова выходили одни и те же, даже интонации похожие, но вот только расставили они их в разном порядке. Ничего, тронуло… Начпо, кажется, даже слезу смахнул ненароком… После окончания траурных речений заревели трубы военного оркестра, и роты пошли строем мимо тел и приспущенного знамени полка. Тем временем раненых уже успели погрузить в вертолеты. Шурик и Гора под видом переноски тел умудрились сбежать с построения и в течение всей процедуры прощания с "доблестными сынами Отчизны, сложившими головы за правое дело…" просидели с ранеными в "восьмерке". - Слушайте, мужики! - Наколотый Валера стал неестественно бодр и чересчур разговорчив. - Поедете на дембель - заваливайте вначале ко мне! У меня хата своя, большая. Водочкой - заранее запасусь. Посидим, железки обмоем, чтоб не заржавели. Ребятишек помянем. Вон тех козлов, - он указал головой в сторону кучки высших офицеров штаба, - безмозглых, как следует обложим! А? Мужики? Приезжайте! - А чего, приедем! Да, Гора? - Конечно! Все равно по пути. Мне от Харькова восемь часов на автобусе - и дома. Я точно приеду! - И ты, Шура, приезжай, обязательно! И Мыколу тащи, и Братуся! - Да уж, этого урода пока раскачаешь! - Я тебя умоляю! Да ты мертвого раскачаешь и замахаешь в придачу, если захочешь! Да, Гора?! Все весело заржали. - Ну, так как, братаны? Обещаете приехать? - Сказали - приедем, значит, приедем! - за двоих ответил Шурик. Через несколько минут после окончания построения восемь носилок с трупами засунули во второй "головастик", и вертолеты, отстреливая ракеты, стали кругами подниматься над перевалом. Наколотые анальгетиками и димедролом раненые почти моментально уснули, а осиротевшая четверка, отстав от роты и вольно покуривая на ходу, обсуждала возможность проведать Валеру после дембеля. Сошлись на том, что ничего "военного" в том нет, и решили вначале ехать в Харьков, а уж потом - по домам.
| 
