|
Июль - август 1985 года. Эпизод тринадцатый.
|
Июль - август 1985 года. Эпизод тринадцатый.
Принято решение о направлении нашей роты на Пандшерскую операцию. С получением этого известия всё изменилось, течение жизни возвратилось в привычное русло, когда всё ясно и просто. Два месяца, которые мы находились на заставе, ограниченные в свободе передвижения внутренним периметром минного поля, общаясь с одними и теми же людьми, казалось, прошли бесцельно и тускло. Нам казалось, что «сходим с ума»: раздражение от того, что видишь каждый день одни и те же лица, морально убивало. Возможно, со временем привыкли бы и к этому. Впрочем, всё, даже это убийственное однообразие, когда-то заканчивается, а жизнь - это движение. Не понимаю нынешних добровольных затворников, закупоривающих себя в тесные кельи квартир каменных джунглей городов.
Процесс передачи хозяйства заставы сменщикам занял не более трёх часов, после окончания которого мы выдвинулись в направлении расположения полка. Там нас встретил новоназначенный командир батальона. Кроме этой новости узнали, что в наше отсутствие в части произошла ротация офицеров. Володе Михалёву, нашему боевому комиссару, также пришла замена. Проводов ему, за суетой подготовки к боевому выходу полка, не устраивали, и уехал Володя как-то незаметно. Ррраз, и другой вместо него, как будто так и было всегда. Однако, большинство этого не понимают и считают себя уникальными, не иначе как первыми после Бога. Мечтать не вредно, но не в армии.
На проведение армейской операции в ущелье Пандшер полк уходил без второго батальона, из которого единственная наша рота уходила на операцию с задачей охранять и оборонять артиллерийскую группу, в составе артиллерийского дивизиона буксируемых гаубиц Д-30 и приданной полку батареи систем залпового огня БМ-21 «Град». Решение командования полка о направлении роты для самостоятельных действий мотивировалось тем, что мы, по мнению командования полка, являлись наиболее подготовленным подразделением полка и способны были действовать самостоятельно, что нам польстило. Только взвод Юры Борисенко не сняли с охраны отряда советников, по их настоятельной просьбе, они уговорили командование не менять его другим подразделением, и потому мы выходили на операцию без него.
В один из дней второй половины июля, с рассветом, вытянувшаяся колонна полка вышла из пункта постоянной дислокации в этой общей колонне, и мы заняли своё место. До Кабула дошли без происшествий, переночевали вблизи инфекционного госпиталя. С наступлением утра вновь двинулись в путь, и ближе к полдню колонна полка вошла в жерло ущелья реки Пандшер. Мне ранее не приходилось проходить этим путём, так как год назад я прибыл в Пандшер по воздуху, на вертолёте, и таким же способом покинул ущелье. Потому я с интересом осматривал окружающую местность. Однако осматривать было особо нечего: с одной стороны над дорогой нависала скала, с другой навстречу движению шумел бурный Пандшер. С правой стороны по движению, за рекой, поднимались скалы гор. Дорога была узкой с редко устроенными разъездами.
Колонна медленно продвигалась по узкой полке дороги, и проехав до десяти километров, я услышал в шлемофоне радиопереговоры о том, что голова колонны начинает выходить из жерла ущелья, то есть скоро следует ожидать появления кишлака Анава. Я стал всматриваться в противоположный берег, пытаясь обнаружить место на противоположной стороне реки, где коротал июньскую ночь 1984 года. Когда уже потерял надежду найти это место, взгляд упал на то малозаметное углубление в скале, где едва не остался навсегда.
Не останавливаясь, проехали мимо кишлака Анава, за которым вскоре появилась неформальная столица Пандшерского ущелья кишлак Руха, приближение к которому стало заметно по невзрачным с виду фортификационным сооружениям и торчащим из них стволам орудий. Это «вгрызся» в землю героический 682-ой мотострелковый полк. Мы же, не останавливаясь, продолжали движение вдоль Пандшера, который то успокаивался, растекаясь по долинам, то «ужимался» так, что колонна едва протискивалась между очередной скалой и неожиданно становившейся бурной рекой. После прохождения Рухи исчезло немночисленное местное население кишлаков, но дома, в которых не было ни души, не выглядели покинутыми, казалось, что хозяева просто отлучились на время. За Рухой мы остановились на ночёвку.
На следующий день пехота стала готовиться к десантированию в горах, а артиллерия полка и наша приписанная к артиллерии неполная рота оставили бронегруппу полка, продолжив движение самостоятельно вдоль реки, вверх по течению. Этот переход казался долгим, медленным и утомительным. Узкие долины сменяли смыкавшиеся горы, иногда мы «ныряли» в оазисы кишлаков, за которыми вновь продолжался тот же безликий пейзаж реки и голых скал. Только моторы машин натужно гудели, поднимая нас всё выше и выше.
Во второй половине дня я узнал знакомые места, куда судьба меня забросила в июне прошлого 1984 года. Это здесь мы сидели в засаде, перекрыв дорогу, а здесь минировали подходы к мосту, а где-то здесь, вдоль стены этого кишлака, крались к месту засады. Вскоре появилась и поляна, где размещалась бронегруппа полка в июне 1984 года.
Даже представить себе не мог, что придётся вернуться на то же место. Подтвердилась истина о том, что никто не может знать своего будущего.
На первый взгляд мало что изменилось. Тот же пустой кишлак, те же деревья, террасы. На наше прошлогоднее пребывание на этом месте мало что указывали разве что оборудованные ещё тогда огневые точки, которые не были срыты.
Колонна остановилась. Начались хлопоты по размещению артиллерии, тягачей, транспортных машин, наладки хозяйства. Требовалось внимательно проверить места размещения на наличие мин. Артдивизион гаубиц Д-30 разместили непосредственно у реки, на том месте в прошлом году стояла разведрота. Батарею БМ-21 «Град» разместили выше, на террасах. Мы же разместились ближе к горам, по внешнему периметру размещения артиллерии, у тутовой рощи. Там же, в промежутках между нами, разместили Камазы, гружёные боеприпасами для артиллерии.
Середина поля осталась незанятой, но к вечеру и это свободное пространство заняла прибывшая батарея самоходных 152-мм гаубиц «Акация» и батарея 152-мм буксируемых пушек «Гиацинт-Б», со своими машинами с боеприпасами, тягачами, траспортнозаряжающими машинами и машинами управления огнём. Для охраны большого хозяйства артиллерии крупного калибра прибыло два взвода десантников на своих БМДшках. Таким образом на небольшом пятачке относительно ровной поляны, на террасах одна выше другой, разместилось большое количество различных артиллерийских систем самых крупных калибров. Стало так тесно, что между некоторыми машинами расстояние составляло не более 20 метров. Если всё это рванёт, подумал я, то от нас не останется и мокрого места.
С наступлением ночи вся перечисленная «цветочная клумба» начала греметь и грохотать. БТР, в котором находился я с экипажем, оказался не более в 20 метрах от позиции «Акации», которая с периодичностью минуту из поднятого на максимальную высоту ствола запускала очередной снаряд. Грохот стоял неимоверный. Поздней ночью к этому оркестру подключились наш артдивизион гаубиц Д-30 и батарея систем БМ-21 «Град». Казалось, что наступил Армагеддон на земле.
Чтобы звук выстрелов не бил по ушам, я не снимал шлемофон. Но и он не спасал от этого грохота. Офицеры-артиллеристы разместили рабочие столы под деревьями и, получая координаты от артиллерийских наводчиков, которые находились где-то очень далеко, тут же наносили обстановку на карты и отдавали команды по корректировке огня.
Интересно было наблюдать за слаженной работой артиллеристов: всё чётко, размеренно. Только к часам трём ночи артиллеристы успокоились. Но иногда тишина прерывалась командой: «Первое беглым, огонь!». И тогда дежурное орудие выстреливало очередную порцию снарядов. Как правило огонь артиллерии достигал своего пика перед наступлением ночи, видимо, где-то там, в горах, в это время цели были более заметны.
На следующий день, посовещавшись, мы решили не сидеть без дела, а попробовать на удачу «прочесать» ближайшие окрестности. Игорь Батманов пошёл получать разрешение на самостоятельные действия и вскоре получил его. Сборы были недолгими, и, сформировав три группы, мы выдвинусь в горы.
Около двух часов ушло на то, чтобы обеспечить прикрытие работы группы осмотра, для чего двум группам, в их числе и мне, пришлось карабкаться на хребет. Когда заняли высоты, группа приступила к осмотру близлежащих склонов гор. Результаты появились сразу. Неожиданно для нас находки появлялись одна за другой, - то найдут спрятанный ствол от ДШК, то станок к нему, затем услышал, что нашли склад с боеприпасами в «цинках». Возник вопрос, откуда это всё богатство, и почему оказалось здесь и так небрежно спрятано? Сделали вывод о том, что руководство мятежников, получив от своих шпионов информацию о планируемой операции и ожидая занятия ущелья нашими войсками, за дефицитом времени, не имея возможности унести или тщательно спрятать своё вооружение и боеприпасы, переместили всё, что были не в состоянии унести с собой, попрятали в расщелинах и пещерах. Было заметно, что они очень спешили, так как многое было едва замаскировано. Собрав первый «урожай» пулемётов, миномётов и боеприпасов, мы возвращались нагруженные как вьючные лошади.
Последующие дни мы занимались поиском схронов с оружием в близлежащих окрестностях. Иногда попадались смертельные сюрпризы, так как некоторые схроны были заминированы, однако сказался опыт, и минные ловушки обезвреживались. За два дня до отъезда удача улыбнулась старшему водителю роты Гратию, который в одной из пещер обнаружил два ПЗРК «Стрела 2». Как они попали в распоряжение «духов», для нас осталось загадкой, однако на пусковых трубах комплексов имелось прямое указание на разгадку. На пусковых трубах комплексов размещались инструкции о применении их на русском языке с переводом на арабский, что указывало на то, что путь в Афганистан этого продвинутого оружия шёл через одну из «дружественных» Советскому Союзу арабских стран. Обнаруживший ПЗРК Гратий, готовившийся к демобилизации, сделал вывод, что этой находкой спас два дембельских самолёта.
Кроме такого современного оружия попадались и настоящие раритеты времен англо-афганских войн XIX века. Сабли и ножи с арабской вязью на клинках, кремневые ружья с неимоверно длинными стволами. Для того что бы изготовиться и стрелять из такого ружья, его надо было размещать на специальных высоких сошках. Всё это добро перемещали к базе, где для загрузки понадобились два грузовика «Урал», и то не всё вместилось. С оставшимся не представляющим особой ценности раритетным вооружением сфотографировались на память.
А в это время основные силы полка без особого успеха где-то в горах пытались обнаружить и уничтожить уходящие от них силы противника. Массированное применение артиллерии и авиации не могло принести результат в условиях, когда противник заранее был предупреждён об этом и потому успешно уходил от ударов. В этот напряжённый момент сообщение о том, что выявлены и захвачены склады с оружием пролило бальзам на страдающие от неудач сердца нашего командования. Как говорится, «На безрыбье и рак рыба». Хотя бы какой-то результат многодневных усилий, и там, где результата и не ожидали!
Игорь Батманов после общения по радиосвязи с командованием полка бежал к нам рассказать радостную новость о том, что после сообщения об этих результатах командование приняло решение представить всех отличившихся к наградам, без ограничения - офицеров к орденам, а личный состав к орденам и медалям. Мы удивились такой щедрости, но спорить и отказываться от наград не стали, уже представляя ордена на груди. Видимо, с реальными результатами у полка было очень туго.
В тот вечер, когда отправляли трофеи, получив, исполнив и отдав распоряжения, я готовился ко сну в корпусе БТРа. Вечер заканчивался, и наступал тот едва уловимый момент, когда ночь начиналась, но не вступила полностью в свои права. В небе быстро затухала заря от освещённых вершин далеко заходящего солнца. В это время вся наша артиллерия уже полчаса дружно и активно работала. САУ «Акация», пушки «Гиацинт», наши гаубицы Д-30 и реактивные системы залпового огня БМ-21 «Град» дружно отправляли порции снарядов куда-то далеко в горы. Ночь обещала быть шумной. Сняв кроссовки, я растянулся в полный рост. Мне по жребию досталось спать до 3-х часов ночи, потом наступал мой черёд заступать на дежурство в боевом охранении. С другой стороны корпуса растянулся наводчик пулемета КПВТ Юра Николаев. Как только легли, снаружи послышались крики и топот ног. Юра прильнул к триплексу и спокойно, как будто о чём-то обыденном, сообщил: «Товарищ старший лейтенант, «Акация» горит». Я перескочил к его борту и тоже прильнул к триплексу.
Боже мой! Из верхнего люка башни 152-мм самоходной артиллерийской установки «Акация» примерно на три метра вырывался вверх сплошной поток ярко желтого пламени. В сполохах этого зловещего пламени были видны мечущиеся и разбегающиеся в разные стороны люди. Картина была, без преувеличения, завораживающей.
Очнулся от вопроса Юры Николаева: «Товарищ старший лейтенант. Что делать-то? Сейчас грохнет». Я ему не отвечал, так как не знал, что делать. До горящей «Акации» около двадцати метров, и она набита снарядами под завязку. А вокруг очень плотно располагаются на позициях другие артиллерийские системы - за нами «Грады», а чуть далее машины, забитые снарядами, и все это сосредоточено на пятачке 150х350 метров. Если всё это начнёт взрываться, то уже не будет иметь значения, где принять смерть, здесь или чуть дальше, размышлял я об этой печальной перспективе, но всё же натягивал кроссовки.
Размышления прервал огромной силы взрыв и удар о корпус БТРа. Я и Юра Николаев, уже не раздумывая о том, где принять смерь, выскочили пулей из нижнего бокового люка с противоположной стороны наружу. Снаружи творилось что-то несусветное. Началась настоящая паника! Все метались в разные стороны. Краем глаза увидел Игоря Батманова, который бежал и кричал, что бы все уходили, показывая в сторону, куда надо бежать. Мы рванули туда. Когда добежали и вроде спрятались, оказалось, что прятались от взрывов за гружёнными боеприпасами «КАМАЗами». Поняв это, побежали дальше. Взрывы продолжались, вокруг летали, свистели, шелестели и падали осколки.
К чести артиллеристов, паниковали только мы, пехота. В отличие от нас, артиллеристы не стали размышлять как мы о том, бежать или нет, и куда бежать. Как только «Акация» загорелась, расчёты «Градов» не бросили свои установки, а завели двигатели и отогнали машины на относительно безопасное расстояние. Этим они спасли всех и себя, конечно. Попади в снаряжённые направляющие установок «Град» хотя бы один осколок, случилась бы катастрофа, так как детонация распространилась бы на снаряды, находившиеся в открытых укладках, и на автомобили, груженые боеприпасами.
Взрывались снаряды, которые находились рядом с взорвавшейся «Акацией», ещё минут пятнадцать. И наступила тишина. Остаток ночи занимались сбором разбежавшегося по окрестностям личного состава. С наступлением утра посчитали потери. Их оказалось не так много, как ожидалось, исходя из насыщенности боеприпасами и силы взрывов. Без потерь не обошлось, погибли заряжающий и наводчик САУ. Кроме того, погиб прапорщик из боевого охранения приданного подразделения десантников, в него попал осколок снаряда. Из техники была потеряна безвозвратно только сама артустановка «Акация». От неё осталось на месте её последней позиции вдавленное в грунт днище машины.
Всё остальное разлетелось по окрестностям. К примеру, большой кусок башни весом, наверное, не менее двух тонн, отлетев на двести метров, ударился в корму одного из наших БТРов, в котором находился Вася Одинцов, снеся кожух глушителя. Но мой БТР, хотя он и находился ближе всех к взорвавшейся «Акации», остался невредимым, его только немного побило осколками.
Причины чрезвычайного происшествия установили сразу. Как правило, у артиллерийских систем большого калибра, в том числе у 152 мм самоходной гаубицы «Акация», применяется раздельное заряжание, при котором снаряд отделён от гильзы с находящимися в ней пороховыми зарядами. Расчёт орудия, поддерживая высокий темп стрельбы, формируя необходимые заряды для выстрела, вынимал их по мере необходимости из гильз, но за недостатком времени скидывал излишние пороховые заряды на дно корпуса. Следует предположить, что после очередного выстрела искра либо окалина от извлекаемой из ствола гильзы упали на скопившийся порох, и он вспыхнул. Далее вспыхнули заряды в гильзах, и после этого произошла детонация находившихся в укладках снарядов. Имело место нарушение расчётом орудия правил безопасности при стрельбе, которое привело к таким печальным результатам. А нам пережитого страха хватило надолго.
На следующий день батареи гаубиц «Акация» и пушек «Гиацинт» со своим боевым охранением покинули позиции и ушли в обратный путь. Мы должны были уходить на следующее утро. Как правило, «духи» не отпускали уходящих просто так, и мы ожидали прощальных "гостинцев" от них. Так оно и произошло. Около двух часов ночи начался обстрел, и в нашем расположении стали рваться мины. В полнейшей темноте начали раздаваться команды на открытие огня, указываться данные для стрельбы, и через одну - две минуты наша батарея гаубиц открыла беглый ответный огонь. Как оказалось - удачно, так как обстрел нас сразу прекратился. Вновь наступила тишина…
С наступлением утра мы двинулась в обратный путь. Вновь горная дорога, вновь проезжаем опустевшие кишлаки. Проехав километров сорок, подошли к бронегруппе полка, которая располагалась в живописном месте долины, в которой расположились и мы, заняв свободную тутовую рощу. Особых событий здесь не происходило, но запомнился мой же неудачный опыт корректировки огня танка. С наступлением ночи мы поднимались на ближайшую высоту, на которой занимали позиции боевого охранения, за которой начиналось предгорье.
В одну из таких ночей мы засекли точки ведения огня «духами». До нас они и мы до них не доставали, далековато было, поэтому, чтобы достать точку ведения ими огня, я вышел на экипаж танка, стоящего внизу, и попросил открыть огонь по азимуту. Огонь-то он открыл, но в процессе корректировки огня мною не были учтены особенности ведения стрельбы из танковой пушки, у которой снаряд летит по настильной траектории, почти по прямой. Танк - это не гаубица, у которой есть свои особенности траектории полёта снаряда. Я не учёл то, что угол места цели был ниже нашего места нахождения. В результате танк, повернув пушку, ударил по направлению азимута точно в меня, то есть в корректировщика. Спасло только то, что место попадания снаряда танковой пушки оказалось ниже. Последовал разрыв! Меня осыпало камнями, но повезло, вреда разрыв не принёс, однако ощущение осталось крайне неприятное. «Докорректировался, специалист хренов!» - отругал я себя. Самоуверенность и невнимательность ни к чему хорошему не приводят.
В эти же дни с гор на отдых на вертолётах спустили пехоту. Встретились с уставшими, изрядно заросшими и потёртыми однополчанами, которые показали добытые ими трофеи. Среди которых Юра Лукьянчиков и Сергей Макиев показали захваченные личные документы наёмника из какой-то европейской страны. Мы долго и внимательно по очереди рассматривали их и предположили, что документы принадлежали французу, так как среди фотографий, сделанных в каких-то африканских странах, имелась фотография бывшего владельца документов в форме Иностранного легиона. К сожалению, захватить владельца фотографий, гостя из Европы, им не удалось.
Это была последняя встреча с Юрой Лукьянчиковым. Через несколько дней он погибнет в бою. Обстоятельства его гибели мне известны, но так как этому есть очевидцы, описывать обстоятельства его гибели с чужих слов будет неправильным. Серёжа Макиев чудом выжил тогда. Гибель Юры Лукьянчикова, отлично подготовленного и опытного офицера, являющегося начальником разведки полка, показали, что противник, который воевал против нас, был сильным противником. Даже загнанные в горы «духи», на которых была обрушена вся мощь артиллерии и авиации, тем не менее постоянно маневрировали, выходили из-под удара и даже наносили нам чувствительные удары.
На следующий день после отправки пехоты на десантирование мы снялись со стоянки, направившись в Анаву, где простояли ещё три дня. На этом, во всяком случае для нас, очередная командировка в Пандшерское ущелье закончилась.
Перед покиданием Анавы нам поставили задачу сопроводить колонну, гружённую стрелянными гильзами, к артиллерийским складам, расположенным вблизи города Джабаль-Уссараджа. Таким образом, бронегруппа полка и артиллерия, выйдя из горла ущелья, ушли вперед, а мы самостоятельно довели гружённые гильзами грузовики до складов и поспешили догонять полк. Здесь следует уточнить, что, пока мы находились в ущелье, у нас заболели какой-то разновидностью малярии трое солдат, из которых двое были водителями БТРов. На месте мы вынуждены были искать замену заболевшим, и за руль одной из машин, относившейся в четвёртому гранатометному взводу, был посажен рядовой Макуха, который имел навык вождения в колонне, однако недостаточный для уверенного вождения. Впоследствии это обстоятельство привело к серьёзным неприятностям.
Мы выехали на трассу Джабаль-Уссарадж – Кабул. Я со своей машиной занял место в замыкании колонны, а БТР четвертого взвода, за рулём которого был этот самый водитель Макуха, шёл перед нами. Трасса была отличная, с ровным асфальтовым покрытием, к тому же достаточно широкая. Мы набрали скорость и некоторое время шли компактно. Всё было бы хорошо, если бы параллельно нашей небольшой колонне не вклинилась армейская колонна «зелёных», то есть часть афганской армии на ГАЗах-66.
Этих воинов надо было видеть! Если сравнить этих военных с цыганами, то последние на своих фургонах и кибитках отдыхают. В кузова машин был нагружен разный скарб, в том числе награбленного барахла из опустевших кишлаков в Пандшерском ущелье. Кровати, мебель, ковры, тряпки, ещё непонятно что, поверх всего этого восседали бородатые и небритые мужики с автоматами и гранатомётами.
Мы вышли на параллельное движение. Очень скоро наши машины смешались, и мы оказались затёрты среди этой улюлюкающей и показывающей нам всякие жесты, от приветствующих до неприличных, толпы. Голова и середина машин из нашей колонны вырвались и ушли далеко вперёд, а водитель Макуха на своём БТРе старался обойти и обогнать впереди идущие машины, но это у него плохо получалось. Я по радиостанции пытался давать команды о сбавлении скорости. Да куда там! Меня не слышали, так как всех захватил азарт этой стихийно возникшей гонки. Скорость машин возрастала, и никто не хотел в этой гонке уступать. Улюлюкающая масса, образно говоря, крутила нам дули, а мы пытались не потерять друг друга из виду. Поняв, что ничего уже не сделать, я приказал снизить скорость, надеясь, что и идущий передо мной наш БТР тоже снизит её. Но этого к сожалению, не произошло, и расстояние между нами возрастало. Я чувствовал, что ничем хорошим это не закончится.
Так оно и произошло. Всматриваясь вперёд, скорее почувствовал, чем увидел падающую сбитую кем-то электроопору, поднимающийся столб пыли, переворачивающийся ГАЗ-66 и летящий за ним в кювет наш БТР. Догонялись!
Подъехав к месту аварии, увидели следующую картину: внизу в кювете лежит перевернутый ГАЗ-66, у которого кабина раздавлена всмятку, а из кузова этой перевернутой машины, заполненного хламом, оружием и боеприпасами, издаются стоны и крики задавленных людей (солдат афганской армии), которые находятся в неестественных позах, некоторые из которых не подавали признаки жизни. Но и это ещё не всё. Картина станет полной, если добавить к этому то, что поперёк кузова этой перевёрнутой машины качается вокруг центра масс наш одинадцатитонный БТР, двигатель которого продолжает крутить колёса, которые вгрызаются в борта и раму машины и ещё более вдавливают к земле тех, кто находился внутри кузова. Ещё немного - и всех, кто там внизу, раздавит всмятку.
Было видно, что самостоятельно БТР не съедет. К этому добавим то, что следовавшие параллельным курсом машины были заполнены вооружёнными военнослужащими афганской армии, возвращающимися с операции, которые тоже остановились, и к месту катастрофы бежала масса одетых в серую форму вооружённых автоматами и гранатомётами небритых бородатых мужиков, издающих дикие крики. Ещё немного, и всех наших бойцов, находящихся в БТРе, сожгут на месте, и никто потом не докажет, кто был прав, а кто нет. И тот, кто переживёт всех, - докажет, кто был прав, когда припрут.
Остановившись напротив места катастрофы, я приказал Юре Николаеву срочно связаться с командиром роты и доложить обстановку, а также съехать в сторону и поставить БТР на возвышение, показав рукой куда, двигатель не глушить и быть готовым огнём из пулемётов отсечь «зелёных» от нашего БТРа. Люки задраить, приготовить гранаты и что бы ни случилось со мною, огонь открывать только в случае возникновения угрозы тем, кто находится в БТРе, а далее действовать самостоятельно по обстановке. На большее времени не было, и оставив автомат и сняв подсумок, я побежал выручать своих.
Когда подбежал к месту катастрофы, у перевёрнутой машины уже собралась толпа военнослужащих афганской армии. Все они находились в сильно возбуждённом состоянии, кричали, трясли оружием и направляли его в сторону нашего БТРа, который, покачиваясь, висел над перевёрнутым грузовиком. Из верхних люков БТР высовывались головы наших бойцов с испуганными лицами, и только сержант Богомолов, восседая на месте командира, с невозмутимым видом оглядывал всех сверху. Первое, что я сделал, это приказал ему заглушить двигатель, прикрыть люки и не высовываться, приготовить гранаты и быть готовым отбиваться. Оставалось сделать совсем немного: выиграть время, не допустив использования оружия, хотя бы до прихода помощи. Если это произойдёт, то шансов у нас не будет никаких. О себе же я в тот момент не думал, не было времени. Растолкав толпу, я с видом знающего всё и вся начальства встал между толпой и перевёрнутой машиной. Ни в коем случае нельзя было подать вида, что я испуган или неуверен в себе, толпа это сразу почувствует. И действительно, вооружённые, небритые бородатые и расхристанные мужики немного поутихли, видимо, не ожидая увидеть кого-то из офицеров шурави. В алгоритм обычного поведения, которого ожидала толпа, это не входило. Мне нужно было своим видом показать спокойствие и уверенность в себе и попытаться взять ситуацию под контроль.
Инстинктивно я понимал, что внимание толпы требуется любым способом отвлечь, направив энергию возмущения и мести толпы на что-то иное, понудив заняться полезной деятельностью. Теперь оставалось выбрать того, через кого это можно было исполнить, то есть определить лидера. Оценив находившихся в первых рядах, тех, кто стоял передо мной, я выбрал самого колоритного и обратился к нему, этому самому бородатому, самому беснующемуся, похожему на рыжего кота мужику, угадав в нём неформального лидера, которого искал. Впрочем, обращаться было более не к кому, так как офицеров среди этой толпы не заметил.
Показываю жестами этому рыжему лидеру, что, пока они тут кричат, в кузове перевёрнутой машины умирают и страдают люди, которым необходимо оказать помощь. Делаю трагическую мину на лице. И, не обращая на реакцию толпы, начинаю ломать борта кузова, пытаясь вытащить кого-то из-под перевёрнутой машины. Одновременно показываю этому рыжему, чтобы он мне помогал. Видя эти полезные действия и то, что обращаются непосредственно к нему, он прекратил трясти бородой и размахивать автоматом, и начал помогать мне.
Какими они ни были, совместная полезная деятельность сплачивает. Самоорганизация человеческого общества находится в подсознании, и это сработало. На несколько минут мне удалось продлить свою жизнь и жизнь подчинённых. Тянули мы, тянули пострадавшего, как репку в сказке, и вытянули. Но вытянутым оказался труп, у которого была раздавлена грудь. Секунд десять все стояли над ним молча. И началось!!! У лидера, выделенного мною из толпы, этого бородатого кота, глаза налились гневом и кровью. Он схватил меня за грудки и начал трясти, что-то крича и истошно обращаясь к окружающим. Его немедленно услышали, как надо, толпа гулко и страшно загудела. На меня и на наш БТР были направлены стволы автоматов и гранатомёты. Всё! Крышка! Пришёл нам конец. Ещё мгновение, начнётся стихийный самосуд, и от нас мокрого места не останется.
Это мгновение затянулось, так как союзнички решили продлить удовольствие: меня трясли, таскали и кидали по толпе, кололи чем-то острым в спину. Подумал, что пора комедию заканчивать, мною сделано всё, что возможно. Сейчас как врежу этому рыжему чёрту в харю со всей дури, а там будь что будет. Хотя бы сгинуть не за просто так.
Кто знает, ещё чуть-чуть, и врезал бы, и тогда всё бы закончилось не только для меня, но и для наших бойцов, запертых в этом БТРе. Но ангел-хранитель не оставил нас совсем, и в этот последний момент решил вмешаться. Когда до окончания трагедии оставалось мгновение, так как я выбирал удобный момент и удачную позицию для удара, по обочине дороги на большой скорости навстречу движению проходил наш родной советский танк Т-62.
Танк резко остановился, и пыль обволокла его. Толпа замерла, и все участвующие в этой "мирной" беседе повернули голову в его сторону. Из-за медленно рассеивающейся поднятой пыли показался вначале силуэт сидящего на башне танкиста. Когда пыль рассеялась, я заметил, что танкист был офицером в звании майора. Наступила пауза оцепенения. Майор мгновенно оценил ситуацию и отчаянное положение, в которое мы попали. Но он был спокоен, как и его танк, как будто ничего не происходит, он только прижал пальцами ларинги шлемофона к шее, что-то сказал, и вдруг пушка башни танка начала поворачиваться в нашу сторону. А танк, не меняя направления пушки, спокойно съехал с дороги, лязгая гусеницами, проехал мимо нас, застыв примерно в ста пятидесяти метрах на пригорке. Пушка танка при этом грозно рыскала из стороны в сторону, явно выискивая цель…
После появления такой неожиданной поддержки ситуация поменялась кардинально. Окружающая меня толпа явно испугалась, затих и куда-то слинял «рыжий кот». Я же во спрял духом и даже начал командовать, руководить так называемой спасательной операцией. Когда мы вытащили ещё двоих, удачно оказавшимися живыми, подбежал возвратившийся Игорь Батманов. Подбежал и замполит, они взяли на себя руководство разруливанием сложной ситуации, прибежал наш санинструктор Мелкумян, начавший оказывать помощь. Вспоминая этот эпизод после, мы подсмеивались над ним, как он бинтовал пострадавших прямо поверх одежды. Меня же после всего этого ещё долго трясло.
По итогу этого ДТП: четверо раздавленных в кузове и водитель погиб в кабине. Итого пятеро погибших афганских военнослужащих и шестеро травмированных, также ГАЗ-66, разбитый вдрызг. Нам потерь удалось избежать.
Зависший на раме перевёрнутой машины БТР стянули буксирным тросом и сразу отправились в обратный путь, поспешив уехать быстрее от этого проклятого места, помахав на прощанье рукой выручившим нас танкистам. За отсутствием ГАИ на месте произошедшего ДТП разбираться, кто виновен в его совершении, было некому. Но разбирательство всё же состоялось позже, на месте постоянной дислокации полка, где меня заставили писать рапорта, объясняя, что произошло. По результатам проверки наказывать никого не стали, списав произошедшее на несчастный случай. Только Игоря Батманова как командира роты за ненадлежащий контроль и меня как непричастного к этому происшествию наказали, «зарубив» представления на награждение орденами. Но мы были рады тому, что для нас всё обошлось, всё могло бы закончиться гораздо хуже.
На обратном пути встали на ночёвку у инфекционного госпиталя в Кабуле, где случайно встретились с однокашниками Окуневым и Разумовым, которые служили в 56-ой Гардезской бригаде. Они тоже возвращались с операции. Всю ночь до самого утра вспоминали и обменивались впечатлениями, а также помянули как полагается погибших друзей.
По возвращению в полк наш батальон был определён на сопровождение в боевом охранении транспортных колонн и путей их движения.
Август - октябрь 1985 года. Эпизод четырнадцатый.
Завершение Панджшерской операции и возвращение в пункт постоянной дислокации полка совпало с радостным, но и одновременно грустным событием. Пришла замена Алексею Тышкевичу, настоящему офицеру - не по форме, а по духу и характеру. За время, которое провели в сложных и тяжелых условиях войны, мы сдружились и стали понимать друг друга не то что с полуслова, но и с полвздоха. Когда Алексей уедет, такого надёжного товарища и соратника с нами не будет, что, конечно, огорчало.
Алексею за время его службы в Афганистане повезло в том, что он остался в живых, даже не был ранен, однако «умудрился» собрать полный «афганский букет», переболев дважды гепатитом и брюшным тифом. К этому «букету» следовало бы добавить малярию, но то, что он вставил в свой «букет» и этот «цветок», я не уверен. Несмотря на тежёлые заболевания, после которых обычные люди становятся инвалидами, Алексей продолжал стойко «тянуть лямку» пехотного офицера, у которого и голова на месте, и руки растут откуда надо, за что он справедливо заслужил два ордена Красной Звезды, заплатив за это своим здоровьем. На таких как Алексей, - скромных, но надёжных офицерах, - по сути держалась, держится и будет держаться наша армия.
Исходя из скромных возможностей, однополчане организовали Алексею проводы, что сделать не всегда получалось, ведь обычно замена офицеров проходила иначе, в особенности - командиров взводов. Указанную категорию пехотных офицеров в полку заменяли либо по факту гибели, либо по факту получения тяжелого ранения или болезни. Зачастую оставшиеся в живых подчинённые заменяли погибшего командира роты, делая таким образом карьеру. К примеру, Игорь Батманов в 1984 году заменил погибшего командира роты Ибрагимова. Редко кому из командиров взводов из пехоты удавалось отслужить свой срок в Афганистане полностью в качестве командира взвода живым и здоровым. Горькая правда любой более или менее большой войны заключается в том, что младшие пехотные офицеры, участвующие в ней, являются основным "расходным материалом", и война в Афганистане в этом смысле не являлась исключением.
Алексей убыл к новому месту службы на Дальний Восток. Через три месяца после него предстояло убыть и мне, а пока же нашему батальону поручили сопровождать колонны снабжения гарнизона советских войск, дислоцированных в провинции Газни.
Остановлюсь подробнее на этом сложном и ответственном виде боевой деятельности, которой довелось заниматься, сопровождая колонны с грузами с середины августа до начала ноября 1985 года…
Обеспечение деятельности гарнизона советских войск и советников в провинции Газни имело свои особенности. Для снабжения гарнизона наш 191-й отдельный мотострелковый полк не реже одного раза в две недели формировал транспортную колонну, в которую кроме транспортных машин полка включались машины снабжения вертолётной эскадрильи Газни и батальона охраны, 177 отдельного батальона специального назначения и иных отдельных подразделений. Иногда к колонне примыкала машина отряда советников.
Каждое формирование и боевое сопровождение сводной транспортной колонны готовилось как полноценная боевая операция, кроме подготовки техники и личного состава проводились превентивные мероприятия: разведка опасных направлений, реализация разведданных, отвлекающие удары по вероятным путям выдвижения отрядов душманов.
Накануне выдвижения транспортная колонна выстраивалась на территории дислокации полка у парка боевых машин. Около пяти-шести часов утра выстроенному у машин личному составу, задействованному в этой боевой операции, начальником штаба полка зачитывался боевой приказ на выдвижение и боевое охранение транспортной колонны. Заблаговременно по маршруту движения колонны выдвигались танки, которые занимали высоты на перевале в десяти километрах севернее Газни.
Помню позывной танковой роты - «Шляпа», и взводов соответственно: «Шляпа-1», «Шляпа-2» и «Шляпа-3». После производилось вытягивание транспортной колонны, и она получала условное наименование «Нитка». Построение транспортной колонны полка было следующим: через определённое количество транспортных машин (от пяти до десяти) в колонну вставляли БТР с пехотой из состава боевого охранения. В состав боевого охранения выделялось до мотострелкового батальона, в который по штату входила миномётную батарея с расчётами переносных 82 мм миномётов «Поднос» и автоматических миномётов «Василёк».
Возглавляло общую колонну сапёрное отделение на БТР с кинологами-саперами с собаками, а также отделение пехоты на БТР.
Замыкала транспортную колонну («Нитку») техническая летучка на тягаче «Урал», также усиленная пехотным отделением на БТР во главе с техником одной из рот. У нас эту обязанность технического обеспечения возлагали на техника роты прапорщика Василия Одинцова, после чего техническое замыкание «Нитки» получало позывной - «Замок».
После вытягивания «Нитки» и выхода её за территорию дислокации полка пулемёты башен БТРов боевого сопровождения разворачивались поочерёдно в разные стороны по движению, заряжались, производились проверочные выстрелы. Сверху БТРов имели право оставаться только командир (по необходимости) и наблюдатель, не имеющий права покидать свой пост, обязательно в каске и бронежилете, в готовности немедленно открыть огонь.
Командиры были обязаны находиться постоянно на радиосвязи в режиме ожидания. Режим радиообмена был строго регламентирован, все сообщения докускались только по существу. При движении строго контролировалась дистанция между машинами, никто не имел права допустить как недопустимое сближение, так и разрыв колонны.
В случае поломки или подрыва одной из машин «Нитка» продолжала движение, при необходимости рядом с остановившейся машиной спешивалась и занимала оборону пехота из боевого сопровождения, а при подходе технического замыкания колонны, так называемого «Замка», последний брал на буксир повреждённую машину либо уничтожал её путём подрыва или сжигания, в случае, если буксировка повреждённой машины была невозможна.
Вытянувшаяся колонна транспортных и боевых машин полка начинала движение, летом утопая по ступицы колёс в пыли, а зимой в грязи, и делала первую остановку на северной окраине города Газни, выходя на трассу в направлении Кабула. Здесь колонна вбирала в себя транспортные машины вертолётной эскадрильи и батальона охраны, после чего, около восьми часов утра, вновь начинала движение.
Нам предстояло пройти путь до Кабула по шоссе длинной более ста тридцати километров. Дорога эта была в большей части без асфальта, но с хорошо укатанным покрытием на качественной основе. Покрытие дороги на открытых и прямых участках позволяло развивать приличную скорость до 70 километров в час, и в нормальных условиях этот путь до Кабула вполне можно было бы преодолеть не более чем за пять часов. Однако в действительности мы прибывали к окраине Кабула только через десять-двенадцать часов с момента отправления из Газни.
Вначале пути по трассе мы преодолевали длительный затяжной подъём на перевал с 2200 метров на 2500 метров над уровнем моря, проходящий через гору Амбур. Вдоль подъёма на высотах колонну ожидали заранее забравшиеся сюда танки, они обеспечивали безопасность прохождения длительного «тягучего» подъёма, поскольку на подъёме интервалы между машинами в колонне недопустимо увеличивались. После выхода на плато следовала остановка для восстановления построения колонны и ожидания отставших на подъёме машин. После повторного выстраивания и приведения в порядок вновь начиналось движение теперь уже по пустынному плато, представляющему собой пустынный, каменистый, почти лунный пейзаж. Дальнейшее движение по плато было относительно безопасно, так как окрестности вокруг были открыты для обзора, а горы от дороги отстояли от двух до пяти километров.
По какой-то непонятной для меня причине этот участок пути «духи» не минировали, во всяком случае, ни одного подрыва на этом участке пути я не помню. Возможно, душманам - минёрам было лень или неинтересно «ковырять» дорогу в пустыне. Через тридцать километров этого спокойного участка пути колонна входила в зону кишлаков, где к дороге примыкали кишлаки, посадки и деревья, так называемая «зелёнка».
Но и этот участок пути оставался относительно безопасным, хотя возможность минирования была очень высока, поэтому движение колонны периодически останавливали для проверки сапёрами потенциально опасных участков пути. Здесь надо было быть внимательным, так как «духи» практиковали минирование обочин, и для того чтобы вынудить выйти на обочину, на дороге как бы случайно могла остановиться афганская машина, «бурбухайка». Чтобы обогнуть эту «случайно» вставшую на дороге машину, её надо было объехать и здесь-то и «поймать» мину. Поэтому в обязанность боевого охранения входило решительное удаление на обочину таких «случайно» остановившихся афганских машин с пути движения нашей колонны. Так, «скачками», колонна продвигалась ещё около двадцати километров, приближаясь к самому опасному участку пути – Дуабскому ущелью, названному по имени кишлака Дуаб, расположенному у входа в это ущелье, уходящего далее по реке Вардаг на юго-восток от направления дороги.
Это было проклятое место, горы и «зелёнка» здесь подходили вплотную к дороге, а сама дорога как-бы входила в бутылочное горло между гор, обзор с которых позволял душманам заблаговременно «засечь» и просчитать время подхода колонны, а изрезанный рельеф позволял незаметно и выгодно разместить огневые средства для неожиданного нападения на проходящие транспортные колонны. При этом таких удобных позиций для нападения на этом участке пути было несколько на протяжении до десяти километров.
В доказательство успешности действий противника на протяжении всего этого участка пути на обочинах вдоль дороги были видны многочисленные остовы нашей многострадальной техники, застигнутые в момент свой гибели.
Среди этого металлолома находились и весьма экзотические для Афганистана остовы многоосных мощных тягачей МАЗ-537, более известные как «Ураган», которые в армии обычно «таскали» стратегические ракеты. Но в Афганистане эти тягачи использовали для эвакуации неисправной боевой техники. Впоследствии от затеи экономить ресурсы, направляя на ремонт технику в Союз, отказались, во всяком случае в Газни, видимо, после того, как всю колонну таких «Ураганов» добросовестно сожгли «духи» вместе с транспортируемой на них техникой…
Подходя к этому опасному месту, мы кардинально меняли способ обеспечения безопасности движения транспортной колонны. Движение колонны заблаговременно останавливали, а весь состав боевого охранения на БТР выезжал из состава колонны, направляясь к участку дороги напротив ущелья Дуаб. Прибывая на место, пехота спешивалась и выдвигалась на высоты вдоль этого участка дороги, а БТРы занимали позиции, съезжая с дороги и в готовности поддержки пехоты огнём. Разворачивались расчёты миномётов, начиная пристрелку опасных направлений и мест вероятного появления противника.
Заняв высоты, пехота готовила позиции в инженерном отношении вплоть до выстраивания камнями огневых точек, одновременно ведя усиленное наблюдение. При необходимости осуществлялась пристрелка прилегающей местности из АГС и подствольных гранатомётов.
По выполнению указанных мероприятий подходило время обеда, и пока транспортная колонна где-то далеко начинала движение, у нас было до двух часов свободного времени, чтобы пожарить картошку, взятую из полка, или сварить суп с тушёнкой на костре из дров, которые также привозили с собой. Обед проходил в созерцании проходившей по созданному нами безопасному коридору колонны. После её прохождения мы снимались и догоняли колонну, и вновь шло её построение. По пути к Кабулу была ещё одна такая же остановка, на которой мы вновь перекрывали опасный участок пути, но уже без спешивания и занятия высот.
Примерно к 17 часам колонна полка прибывала к пригородам Кабула, подходя к нему с запада. Нам предстояло проехать сквозь город и прибыть к месту временной стоянки на специальную площадку, расположенную у дислокации 181-го мотострелкового полка, называемого «Теплым станом». В этом полку служил наш однокашник Юра Савчук, но мне никак не удавалось застать его, так как он был постоянно где-то задействован.
Как правило, двое - трое суток отводилось интендантским службам на получение грузов и погрузку машин. Мы же разбивали походный лагерь, растягивали тенты, когда было тепло, и устанавливали палатки с печками зимой, и отсыпались. Путь обратно проходил также. Процесс этот повторялся каждые две недели.
Нам везло, так как за август, сентябрь и октябрь 1985 года с полковыми колоннами ничего не происходило. Мы делали всё правильно, и "духи" не рисковали нападать. Налаженный механизм снабжения гарнизона работал без сбоев. Только было это очень утомительно: по десять часов кряду находиться в пути, на броне БТРа, открытыми всем ветрам, солнцу и ужасной пыли. Волосы стали жесткими как солома, кожа грубой и ничем не отмывалась, а пыль забивала все отверстия так, что по приезду приходилось предпринимать серьёзные усилия, чтобы выковырять плотную слежавшуюся глину из носа и из ушей.
В полку, когда не были задействованы на сопровождение колонн, мы занимались обычными делами: обслуживали технику, занимались боевой учёбой, а также периодически выходили на проведение местных локальных операций, погонять «духов» вдоль трассы Кабул – Газни – Мукур. И если в сторону Кабула мы ходили постоянно, то на юге от Газни «ходили и работали» редко. Причина, по которой мы вдруг стали ходить на Юг, стала известна чуть позже. На юге от Газни были свои особенности: если в сторону Кабула рельеф был пустынный и горный, то южнее Газни простиралась равнина, с частыми кишлаками и «зелёнкой».
И народ здесь был другой. Если севернее от Газни «духи» были расчётливые (применяю этот термин условно), которые не рисковали впустую просто так, они были более подготовленные как в огневой подготовке, так и тактически, то здесь, южнее, народ попадался больше отчаянный и бесшабашный. Им ничего не стоило вдруг появиться непонятно откуда, совсем рядом, и пальнуть в белый свет как в копеечку из гранатомёта. При определённой сноровке и постоянном наблюдении можно было успеть упредить таких «камикадзе». Учитывая, что местность к югу от Газни была густо снабжена системой подземного водоснабжения – кяризами, «духи» использовали их для скрытного подхода и обстрела. То, что местность была равнинной, а «зелёнка» подходила вплотную к дороге, - затрудняло обзор, чем «духи» и пользовались. Потому приходилось находиться всегда в напряжении.
Тем не менее, результаты «работы» были. По полученной информации обнаруживались склады с боеприпасами и задерживались пленные. Так продолжалось до конца октября, когда нам сообщили, что необходимо обеспечить переброску грузов из Кабула в Мукур, который отстоял южнее Газни на сто с лишним километров.
Нам поставили задачу принять в сопровождение следующую из Кабула армейскую колонну (то есть формирования и подчинения штаба армии) у ущелья Дуаб от боевого охранения коллег из Кабула и далее сопроводить её в Мукур с промежуточной ночёвкой в расположении нашего полка. В полдень одного из дней последней декады октября наш батальон уже находился на обусловленном месте встречи колонны, заняв как обычно высоты вдоль дороги, расположенные у входа в ущелье Дуаб.
Стали ждать, но прошло три часа, а колонна не появлялась. Прошло ещё два часа, но колонны не было. И только к 18 часам где-то вдалеке появилась «голова» колонны. Каково же было удивление, когда мы узнали, что колонна состоит из не менее чем двухсот восьмидесяти «Камазов», в основном наливников, то есть загруженных топливом. Мы ещё надеялись, что успеем засветло пропустить колонну через это опасное место, но теперь возможность полностью пропала. Мы поняли, что засветло не успеем пропустить все машины, и бой неизбежен, и возможно - это последний бой.
Этот вывод был сделан на том основании, что мы хорошо знали своего противника, который не упустит возможности нанести удар именно сейчас и именно в этом месте. Особенности защиты растянутой по дороге транспортной колонны таковы, что мы не имели возможности манёвра в глубину фронта, что было равнозначно уничтожению всех машин в колонне, появляющихся в зоне обстрела противника. Кроме того, не было реальной возможности осуществлять манёвр силами, перебрасывая усиление на тот или иной участок, так как ослабление в одном месте немедленно будет использовано противником, в особенности ночью. В виду удалённости надеяться на помощь из полка не следовало. Пока они доедут до нас, всё будет кончено.
Наблюдая за подходом головы колонны, мы стали понимать, что с наступлением темноты «духи» обязательно подтянутся и наверняка ударят. Упустить такое благоприятное для них стечение обстоятельств они не смогут.
Предугадывая возможные действия противника, понимали, что нападающая сторона, то есть эти самые «духи», будут стараться «сбить» нас с позиций и проникнуть к колонне по широкому фронту, не давая возможности перебрасывать силы с одного участка на другой, но основной удар наверняка нанесут в одном месте, и пусть кратковременно, но обеспечат значительный перевес сил с целью «сбить» боевое охранение с позиций. И тем, кто окажется на их пути, придётся несладко: «духи» наблюдали за нами, знали наши силы и местонахождение, а мы могли только предполагать, где и какими силами будет нанесён этот удар. В чём же можно было быть уверенным, так это в том, что «духи» не упустят возможности использовать стечение благоприятных для них обстоятельств.
Надо было срочно принимать меры по перекрытию участков, которые не просматривались ночью, и потому командование боевого охранения приняло решение дополнительно закрыть эти участки, вынужденно ослабив ранее занятые позиции. Это ещё более усложняло задачу, и кому-то из нас предстояло пусть и кратковременно, но почувствовать себя выполняющими приказ: «Ни шагу назад!», отражая превосходящие силы противника. Кому из нас так «повезёт», мы не знали.
С наступлением темноты «нитка» колонны полностью втянулась в этот опасный участок дороги, а «духам» оставалось дело за малым - «сбить» нас с позиций, потом по стандартной схеме поджечь крайние машины, после чего уничтожить всё, что окажется между ними. Нам же, что бы этого не допустить, предстояло «держать» подходы к дороге на всём её протяжении, особенно те, которые позволяли скрытно подойти к движущейся по дороге технике.
Срочно разделяя свои силы, мы перекрывали эти подходы к дороге. Забрал с высоты часть людей и я, уводя их с собой вниз к реке, ближе к отрогам гор, откуда «духи» обязательно попытаются проникнуть к дороге. На высоте Игорь Батманов оставил держать оборону заместителя командира взвода, старшего сержанта Петра Кашкарова, который являлся ответственным, серьёзным и грамотным командиром. Пётр уже отбыл действительный срок службы и должен был в октябре-ноябре уходить домой, был смелым, рассудительным командиром, никогда не повышал голоса, и авторитет у него был среди подчинённых и у командования как говорится, «не надутый».
Ждать реакции противника долго не пришлось. С наступлением ночи по нам начали одновременно вести огонь с гор и ущелья, а также из «зелёнки» по всей линии обороны, и, как предполагали, враги пытались «сбить» нас с позиций. Били и «работали» грамотно, так что было не видно, в каком месте они предпримут основной удар. Мы отвечали, и так как заранее пристрелялись по вероятным целям, первый наскок отбили. Огонь на короткое время прекратился, видимо, «духи» определялись, где и как действовать дальше.
Затишье продолжалось не более пяти минут, в течении которых и мы поменяли позиции. После чего обстрел возобновился с ещё большей силой. Где-то за нами на дороге вспыхнула и разгорелась цистерна, зарево вспыхнувшего пламени от цистерны с топливом осветило всё вокруг красным светом. Частично «духи» добились своего, хотя и не до конца, так как движение колонны им остановить не удалось, даже наоборот, машины стали двигаться по дороге быстрее. До сознания водителей дошло, что шутки закончились, и чем быстрее они будут двигаться, тем больше будет вероятность остаться в живых. Сколько всё это продолжалось, сейчас определить невозможно.
В радиообмене были слышны целеуказания миномётным расчётам и наводчикам пулемётов БТР. Получили тревожное сообщение о том, что серьёзно ранен Пётр Кашкаров, а Игорь Батманов организовывает вынос раненого из-под огня.
Наконец-то получили команду на отход. Теперь самое главное - как можно быстрее «сделать ноги». Задача выполнена, колонна вышла из-под обстрела, покинув это гиблое место.
Последовали стандартные доклады о проверке личного состава и техники, определялся и уточнялся состав прикрытия отхода. Потери оказались не так велики, как ожидалось после такого интенсивного огневого воздействия противника. Всего было потеряно три «Камаза», водители которых все успели благополучно эвакуироваться. Из потерянных машин только одну потеряли по причине огневого воздействия противника, две других в суматохе столкнулись, и их скинули в кювет и уничтожили сами на месте, так как эвакуировать их не представлялось возможным.
Боевое охранение потеряло старшего сержанта Петра Кашкарова по ранению, но его удачно вынесли товарищи с поля боя. Вызвали вертолёты для эвакуации раненного, и на короткой остановке буквально через полчаса после получения ранения Петра эвакуировали в Кабул. Ранение у него оказалось тяжёлым, и не будь такой быстрой эвакуации, итог был бы более печальным, так что для Петра всё сложилось более или менее удачно.
Так закончился для нас этот обычный день.
Назавтра мы довели эту колонну «Камазов» в город Мукур, который находится в ста километрах южнее Газни, после чего возвратились в полк. В городе Мукуре располагалась 7-я пехотная дивизия афганской армии, ей предназначался этот груз, который мы сопровождали. Через трое или четверо суток всё повторилось, но в обратном порядке, но уже без происшествий.
25 октября 1985 года и мне пришла замена из Союза - офицер из Дальневосточного военного округа…
Процесс моей замены совпал с подготовкой полка к выходу на очередную локальную операцию, когда было совсем не до меня и организации моих проводов, все сослуживцы были заняты подготовкой к боевому выходу. В день выхода полка на операцию, по пути «на войну», однополчане «добросили» меня до вертолётного аэродрома в Газни, и 8 ноября 1985 года я был в Ташкенте.
|
|
| Категория: Афганская война. Хроники 80-х (избранное). Виктор Посметный |
|
|
| Просмотров: 537
|
|
|
|
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
