Афганская война Алексея Федотова

22 октября 1987 около 11 часов вечера к КП батальона подошел местный житель и попросил встречи с командованием. Встреча тут же была организована. Житель заявил, что он участник одной из банд формирований, которая дислоцируется примерно в десяти километрах от нашей заставы в ущелье Яхауланг. Местный житель оказался опытным духом, провоевавшим в банде более шести лет, у него было оружие и боекомплект. Он сообщил, что стал "кровником" по случаю расправы членами банды, в которой он состоял, над его родственниками.

Кровный долг требовал от него действий, и он обратился к нами.

Как любой из его банды, он знал, что на территории нашей заставы в числе прочих есть разведподразделение, которое готово выполнить весьма серьёзные боевые задачи, в том числе и ту, которую он решил предложить.

К тому моменту наш разведвзвод помимо всего прочего уже имел на своём счету нескольких ликвидированных главарей банд, так что дух точно знал, кого брать в союзники.

Он заявил, что готов провести нашу группу к кишлаку, от которого духи будут возвращаться в свои казармы, находящиеся в двух километрах от того места. Он предложил нам обойти духовские посты и усадить нас на господствующие точки.

Предложение "кровника" было заманчивым. Оказаться на территории, контролируемой одной из банд формирований под командованием Суфи Паянды, с точным знанием места и времени движения противника входило в прямые боевые задачи разведвзвода. Но и риски были по полной.

Если бы дух завёл нас в засаду, разведвзвод мог бы понести тяжёлые потери. Но если он не обманывал - это могло бы быть серьёзным ударом по деятельности мятежников.

Встал непростой вопрос - поверить духу или нет. Задача усложнялась тем, что этого духа мы видели первый раз, он не был в числе осведомителей, а на принятие решения было всего час времени.

И командир батальона рискнул.

В разведвзвод поступила команда - "через час выходим на засаду", "подготовиться по полной боевой". О том, на что решился командир батальона, не должен был знать никто. Операция началась в полнейшей секретности, как от нашего вышестоящего начальства, так и от местных органов госбезопастности (ХАД). Риски утечки информации минимизировались по максимуму. Мы были "воробьями стреляными".

Вышли, как и положено, "по-тихому", в кромешную темноту, своим ходом. Комбат пошел с нами, взяв на себя непосредственное командование одной из трёх групп - группы захвата. Я, командир разведотделения со штатной рацией, как в большинстве подобных случаев, пошел вместе с ним его связистом. Две остальные группы - были группы прикрытия. В общей сложности выдвинулось 22 человека.

Пока шли, комбат лично держал "на мушке" духа, которого предупредил, что если засада, то его уложит первым. Через несколько часов вышли на задачу. Сели на глинистые сопки в уже выкопанные окопы, которые оставила до нас кундузская дивизия, безуспешно пытавшаяся взять духовские казармы.

Перед тем, как группам занять свои позиции, комбат сообщил, что залезли мы в самое пекло и не исключен вариант, что можем понести тяжёлые потери, так что действуем быстро, точно и слаженно. По команде отходим к нашей броне, которая подойдёт к кишлаку и будет ждать нас у дороги для отхода.

В предрассветной тишине группы заняли свои позиции. Сбежавший из банды дух был с нами в одном окопе. Как только забрезжил рассвет, он поднялся со своего места и метрах в десяти от нас со стороны духовской базы быстро вырыл одиночный окоп а затем вернулся.

Наши стволы смотрели в низлежащее ущелье в сторону кишлака, откуда должны были пойти бородатые. Окоп был не большой, но все семь человек группы уселись удобно.

Со стороны кишлака из разных дувалов в начало ущелья начали сходиться духи. Подходили по двое, по трое. Собралась группа человек в тридцать. Уже совсем рассвело, и видимость была хорошая.

Группа духов двинулась по ущелью в нашу сторону. Мы подпустили их поближе. Первым открыл огонь пулемётчик. Затяжное стрекочущее эхо начало метаться с одного горного склона на другой, мгновенно заполнив собой окрестные горы.

Внизу, в ущелье, в клубах земляной пыли всё смешалось.

Не успел я отстрелять третий рожок, как со стороны вражеской казармы по нам начали работать. Духи занервничали. Надо отдать им должное, их ни сколько не смутила дерзость и неожиданность нашего нападения, они включились мгновенно.

По станции слышу от одной из групп прикрытия, под командованием начальника разведки батальона, что по гребню в нашу сторону бегут около 10-12 человек, у них два гранатомёта и ДШК. Спрашивают: огонь открывать или нет. Передаю комбату, он командует: "пусть пройдут, себя не обнаруживайте".

Плотность атаки в нашу сторону начала нарастать с каждой минутой, мы уже открыли огонь по тем, кто бежал попавшим в засаду духам на выручку.

Подбегавшие наступали, наш ответный огонь их не сдерживал, дистанция сокращалась очень быстро. Они были уже на расстоянии около 100 метров. Взошло солнце и начало нас подслеплять.

От второй группы прикрытия пришло сообщение, что к нам бегут ещё две команды духов. Передаю командиру, он командует второй группе: "духов не пропускать, связать боем”. К этому моменту противник подошел ещё ближе, метров на семьдесят, плотность огня выросла настолько, что невозможно было поднять головы. Атакующие начали бить из гранатомётов. Волны песка, секущей каменной крошки и скрипящей на зубах пыли, накрывали разведчиков с головой после каждого духовского выстрела. Вести ответный прицельный огонь было не возможно. Что бы противник, не подошел в плотную и не забросал наш окоп ручными гранатами, мы начали вести стрельбу приподняв оружие на вытянутых руках над кипящем бруствером. Такой не свойственный разведчикам способ ведения стрельбы мы быстро переняли от находящегося с нами "духа-кровника”.

Но численное превосходство противника нарастало стремительно. Уцелевшие из попавшей в засаду группы духи, подползали к нам по склону со стороны ущелья. Нашу группу в 7 человек начали окружать плотным кольцом. От начала боя через каких-то 30-40 минут нас уже атаковали не менее 150 человек. Группы прикрытия также вели бои с другими мятежниками. Они уже не могли нас эффективно прикрывать.

Ещё несколько минут, и мы оказались бы в плотном окружении. Замыкание мятежниками кольца при таком численном превосходстве было лишь делом ближайшего времени. Броня к этому моменту ждала нас на дороге у кишлака, активно работая по противнику. Изначально зная численность мятежников, на тот момент находящихся в казармах, для прикрытия отхода разведчиков спланировали достаточно сильную бронегруппу из 10 бтэров, 3-х танков и 2-х МТЛБ с приваренными к ним сверху минометами. Командовал бронегруппой начальник штаба батальона. Танки работали по кишлаку, миномёты сдерживали подход духов со стороны казарм, но непосредственно препятствовать окружению нас духами они никак не могли. Они ослабляли напор врагов, но не останавливали его. Всё, как и прежде в подобных случаях, зависело от нас самих. В такие моменты, мышление и восприятие реальности работает иначе. Основой действий становиться не страх, а полученный ранее боевой опыт и не замутнённое видение общей картины боя, а также вера в то, что вернёмся без потерь. Порой, вспоминая этот эпизод боя, я не перестаю испытывать глубокое чувство уважения не только к смелости своего командира, но и к его профессионализму. Вокруг нас полно духов, нас прижали, что называется «хлеще не куда», кругом пыль, свист, грохот, на зубах песок, а он улыбается и спрашивает меня, как будто вокруг ничего этого нет: «Ну, что Дембель, уходить будем» и я ему также улыбаясь: «Так точно, товарищ майор, будем» и передаю ему наушники своей рации.

Дело было сделано, оставалось только уйти. Я напомнил комбату про артбатарею. Он взял у меня наушники и микрофон и сам дал команду: «Первый выстрел дымовой» с дальнейшей корректировкой от каждого разрыва.

Мы вызвали практически огонь на себя.

Вот он грозный бог войны.

Артбатарея сработала оперативно. Её гаубицы перекрыли бы наше положение еще на 6 километров, так, что точность огня для такого расстояния была максимальной. Орудия били точно по позициям духов, что проявляло высокий уровень профессионализма артиллеристов. В радиусе 100-150 метро от нас в небо начали взметаться снопы сухой глины, окутав нас плотным кольцом непроглядного занавеса и оглушительным гулом и свистом. Благодаря действиям артбатареи духи на какое-то время залегли, снизив интенсивность огня.

Первым по команде пошёл дух-кровник. Он знал местность, расположение минных полей и огневых точек. За ним пошла вся группа.

Мы выскакивали из окопчика по очереди в паузы между разрывами, отдав перед этим каждый по одной гранате комбату. Откидав все гранаты, он уходил последним.

Я бежал к кишлаку, прижимаясь к земле на максимальной скорости. За спиной разрывались снаряды нашей артиллерии, а под ногами поднимались фонтанчики от летящих в сторону отходящих разведчиков духовских пуль.

Преодолев простреливаемый участок, мы отправились в кишлак к тому месту, где полегли попавшие в нашу засаду духи. Надо было забрать их оружие. Каково же было наше удивление, когда там мы ни кого не обнаружили. Всё было чисто, ни полегших духов, ни их оружия. По дувалам не пошли, а пришлось быстро отходить обратно к броне, так как по нам открыли огонь из крупнокалиберного пулемёта. Духи лупили по нам уже с того самого места, откуда по ним били мы на момент начала боя.

К тому времени группам прикрытия уже удалось добраться до ждавших нас бтэров. Подтянулись и мы. Я нырнул в броню через десантный люк. По ней, как по консервной банке, блямкали пули. Все три группы были на месте, ни кого не забыли, ни кого не потеряли, все целы. Теперь домой.

Машины с разведчиками рванули на полной скорости в сторону Чаугани. За нами взревел, отгрохиваясь снарядами, прикрывавший наш отход танк и вся бронегруппа.

Нам в который раз нам повезло. Мы вернулись на заставу без потерь и без ранений.

У духов всё было значительно иначе. Но об этом мы узнали чуть позже, когда к полудню пришло сообщение, что в штабе армии перехватили шифровку в Пакистан от Ахмат Шах Масуда - "Несу потери" и координаты нашей засады.

Через две с половиной недели я ушел на дембель, успев поучаствовать ещё в некоторых событиях.

Автор рассказа - Федотов Алексей Петрович

Период пребывания в Афганистане - Апрель 1986 г. – ноябрь 1987 г.

Воинское звание - сержант.  Командир разведовательного отделения, в/ч 51863

1 РВ, 1 МСБ, 177 МСП, 108 МСД провинция Баглан, уезд Хинжан, н.п. Чоугани.

Правительственные и государственные награды - Медаль "За Отвагу”, медаль "За боевые заслуги”, знак ЦК ВЛКСМ "Воинская доблесть”, знак "За самоотверженный ратный труд в Краснознамённом Туркестанском военном округе”, медаль "70 лет вооруженных сил СССР” .

Река Андараб.

Мы подошли к берегу реки Андараб. Её предстояло пересечь во второй раз за текущие сутки. Первый раз это было в полной темноте глубокой ночью, когда разведвзвод шел на засаду к горному ущелью. Второй раз это нужно было сделать утром при возвращении на заставу.

По обоим берегам реки раскинулись плодовые деревья, а за ними стелились зеленеющие рисовые поля, поярусно занимающие часть долины. В этой её части река протекала через возделываемые участки плодородной земли, собрав вокруг себя как мирных жителей, занимающихся сельским хозяйством, так и воинствующих мятежников, делящих между собой зоны влияния и отрабатывающих войной деньги своих кураторов. Глинобитные жилые и хозяйственные постройки, называемые дувалами, были разбросаны в произвольном порядке по всей ближайшей окрестности, хаотично заполняя собой всю зеленую зону одноимённой долины Андараб. Мы находились на территории подконтрольной группам банд формирований в кишлаке Дахани Кава.

Река, как и прежде, бурлила и в меру шумела. Солнышко играло на её кудрявой поверхности искрящимися световыми зайчиками.

Нужно было преодолеть примерно двенадцатиметровый участок водной преграды. Один за другим разведчики стали входить в воду. Мой полусапог, скользнув по гладкому валуну, сам нашел устойчивое место в рельефе каменистого дна. Стопа и голень тут же ощутили студёную, непрерывно толкающую воду. Стихия норовила снести всё, что в неё попадало. На любой предмет или тело она оказывала безудержное, сметающее воздействие всей своей быстротекущей массой. Чем дальше мы отходили от берега и чем глубже погружались в воду, тем плотнее она толкала, и тем мощнее становился её напор.

Первая группа, в которой я был, прошла уже чуть более половины реки. Впереди оставался самый глубокий её участок. Комбат Валерий Вощевоз шел первым, я вторым, потом все остальные. Держась друг за друга внутренними сторонами локтей, мы являлись как бы звеньями одной непрерывной цепи. Мы всегда пользовались таким методом при переходе Андараба, если уровень воды доходил по пояс и выше. О том, чтобы пересечь её кому-то одному, не могло быть и речи. Она сметала любого, кто оказывался в ней, и дальше был шанс только плыть. Это была и остаётся сильная горная река.

Это хорошо знали и местные духи. Открыть огонь по пересекающим горную реку «шурави» для них было бы очень эффективным действием. По сути, переходящие оказывались в надёжной ловушке, скованные в своих действиях практически во всём. Они не могли быстро сменить позиции, им не за что было укрыться, они не могли вести прицельный ответный огонь. Это очень удобная ситуация для внезапного нападения.

И духи так и сделали, воспользовавшись сведениями о нашем пребывании на их территории от увидевшего нас двенадцатилетнего афганского пацанёнка. Его по недосмотру или из чувства гуманности отпустил кто-то из разведчиков другой группы, не доложив об этом командиру. Это и явилось причиной организации на нас засады при повторном пересечении реки.

Как только пересекающие реку разведчики двумя группами оказались в воде, по ним открыли огонь. В размеренно бурлящий шум горной реки стали стремительно ввинчиваться свисты пуль крупного калибра. С ближайших деревьев с восточной стороны посыпались перебитые веточки, и закружила листва. То там, то здесь на поверхность воды начал шлёпаться горячий металл, своим скользящим свистом до предела обостряя человеческие чувства. Все две группы мгновенно отпрянули назад к прикрывавшей их третьей. Те, кто был ближе к берегу спуска, рванули обратно на него. Кто-то открыл ответный огонь, пребывая в реке по пояс, а пулеметчик Владимир Ломакин, находясь на мелководье, тут же выложил из речных камней стрелково-пулеметное сооружение и стал вести огонь, лёжа в текущей реке. Я, находясь рядом с комбатом, также стал возвращаться обратно на берег.

С первых выстрелов своей атаки духи никого не зацепили, работали размеренно, ведя последовательную пристрелку нашей позиции. Из чего мне стало понятно, что они бьют с дальней дистанции над поверхностью зелёнки с какой-то возвышенности.

Сделав три, четыре шага в обратную сторону, я вдруг по не понятной мне до сих пор причине развернулся и пошел один продолжать пересекать реку. Мне удалось, удерживая равновесие, сделать несколько шагов, оставаясь по шею в воде. Следующий шаг не нашел опоры под ногой. Я понял, что началась глубина, и отпрянул назад. Противник продолжал вести огонь, заставляя уплотнять время для принятия решения.

Собравшись с духом, я с максимальным усилием оттолкнулся ногами от каменистого дна в направлении бурлящего потока. Меня тут же увлекло сильное течение. Гребки руками не помогали. Меня неумолимо стало тянуть ко дну. Около 30-ти килограмм находившегося на мне веса давали о себе знать. Несколько раз при полном погружении мне удалось оттолкнуться от дна ногами и вытолкнуть себя над поверхностью воды, вдыхая новые порции живительного воздуха. Но с каждым последующим погружением воздух большими светящимися пузырями выходил у меня изо рта, поднимаясь вверх перед моими не желавшими закрываться глазами. В очередное такое выныривание я предпринял попытку хоть как-то снизить тянувший меня вниз вес, попробовав выбросить свой автомат на берег. Я уже раскрутил его круговым движением над головой, и осталось только разжать державшую его за ствол кисть. Но в этот момент в моём сознании мелькнула чёткая мысль: "Если автомат не долетит до берега, это будет означать, что я его потерял, а разведчик не имеет право потерять оружие”. Вот такие были у меня установки. Мы ведь и сами не единожды искали оружие, потерянное другими бойцами. К себе я такую историю приложить не смог.

Поэтому я прижал свой АКС двумя руками к груди и обессиленный отдался потоку уносящей меня воды и воле божьей, при этом подумав обо всём происходящем: "Как некстати было бы остаться в этой бурной реке в Афганистане”.

Между тем, наверху шел бой. То, что в моём сознании растянулось в огромные незабываемые картины, на поверхности занимало быстро летящие секунды. Командир батальона видя, что от его связиста на поверхности воды остались только лишь плещущиеся руки, а потом и вовсе только торчащая из реки удаляющаяся антенна, продолжил отход к остальным разведчикам. Все так и решили, что меня они потеряли. А что им было думать, если они видели, что из воды торчит лишь одна антенна, то скрываясь, то появляясь в уносящем её речном потоке.

Но судьба распорядилась иначе.

Первое, что я увидел, очнувшись, это зеленую траву, в которую вцепились мои пальцы. Затем в мой слух ворвались пулемётные и автоматные очереди идущего сверху по течению боя. По всему телу пробежал сильный внутренний спазм, и лёгкие с желудком отрыгнули около литра речной воды. Ко мне вернулось сознание, и я понял, что я жив.

Моё тело река отнесла метров на стопятьдесят вниз по течению, и выбросило на повороте на мелководье, прибив к травянистому берегу. Течение полоскало меня как тряпку, надо было выбираться из воды.

Так я оказался на другом берегу.

Оценив обстановку и поняв, где нахожусь, я выбрался на берег и короткими низкими перебежками, чтобы не раскрыть себя противнику, побежал через рисовые поля и зеленку к дороге Хинджан-Бану. На ней должна была стоять наша бронегруппа. По пути следования я попытался выяснить, откуда противник вёл огонь по переходившей речку группе. И мне это, по моим выводам, удалось. Это был второй этаж дувала, находившегося примерно в шестистах метрах от места нашего перехода.

Миновав придорожную зеленку, я вышел к дороге практически точно на бронегруппу. Постучал прикладом в броню ближайшего БТЭРа. Верхний люк приоткрылся и из появившегося просвета на меня взглянули глаза начальника штаба батальона Николая Новикова, который меня уведомил следующим сообщением: "Федотов, ты чего там стоишь, залезай в броню, снаружи стреляют”. Я даже слегка улыбнулся от таких слов. Не став тратить время на объяснение обстановки, я рванул ко второй машине. Постучал в неё. Убедившись по моему голосу, что я не дух, мне открыл люк механик-водитель Михаил Камаринский. Он был в машине один. Прыгнув в кресло пулемётчика, в суматохе попросил Мишу зарядить КПВТ, он ответил, что всё заряжено. Найдя в прицеле цель, я нажал на правую кнопку электроспуска. В тот же миг в направлении окна второго этажа, ранее отмеченного мной дувала, отправились алые пунктирные ниточки бронибойно-зажигательных-трассирующих пуль. Первая коробка ушла по намеченному окну. Но я остро чувствовал, что мне этого мало. Во мне всё ещё с неимоверной силой бушевал речной водоворот. Механик-водитель в мгновение ока перезарядил вторую коробку. Её я распределил по крышам ближайших дувалов, немного зацепив при этом стоявшие рядом скирды соломы, от которых повалил густой белый дым, сработав в нашу пользу как дымовая завеса.

Как выяснилось позже, противник вёл огонь по разведчикам не только с этого места, а и с других мест тоже, но после тех алых ниточек, которыми я потрогал кишлак из крупнокалиберного пулемёта, стрельба со стороны духов прекратилась.

Через несколько минут прекратили стрельбу и разведчики. А примерно через полчаса разведвзвод всеми тремя группами подошел к броне. Все были целы. Нам в который раз повезло. Мы погрузились по машинам и отправились на заставу в Хинжан.

На заставе нас ждал заехавший к нам накануне вечером начальник штаба полка Валерий Большаков. Местные жители к тому моменту уже успели ему нажаловаться. Мол, стреляли разведчики по их дувалам не по делу, нанесли урон и следует принять меры. При этом, естественно, не упомянув о работавшей по нам из их кишлака огневой точке.

Утопая колёсами в серой пыли, БТЭРы разведки заехали в автопарк. Пока мы выгружались из машин, командир батальона подошел к ожидавшему нас начальнику штаба полка, доложил обстановку и обстоятельства произошедших событий.

Дождавшись пока мы разгрузим экипировку и боеприпасы, комбат приказал нам построиться.

И вот начштаба полка, прохаживаясь перед строем мокрых, грязных и не спавших разведчиков, командным голосом спрашивает: "Кто деревеньку сжег?” Я делаю шаг вперёд и отвечаю: "Я, товарищ майор.” И в ответ, к своему удивлению, слышу: "Тебе можно. Встать в строй.”

Почему к удивлению, да потому, что я ожидал наказания. Но командир батальона, как и положено боевому офицеру, отстоял своего разведчика, дав начальству объективную картину боя. И начальнику штаба полка не составило большого труда понять, что мои действия в тех обстоятельствах, позволили разведвзводу перейти реку Андараб без потерь.

Это был август 1987 года.

Через три дня после той переправы меня увезли в госпиталь с желтухой. Вода, попавшая мне внутрь из Афганской реки, дала о себе знать.

Надо заметить, обстреливали нас при переходе реки Андараб не единожды. Ведь переходили мы её десятки раз в любое время года, в том числе и при минусовой температуре зимой.

Буквально перед тем, как написать этот рассказ, я побывал в гостях у своего боевого товарища в Тольятти. И он за праздничным столом в День Защитника Отечества ещё раз напомнил и мне и своим родным, что именно я тот человек, который вытащил его из той же самой реки, только двумя месяцами раньше от выше описанных мной событий, когда мы возвращались с очередной операции. Это был его первый боевой выход и по нам тогда также открыли огонь, когда мы были на середине реки практически под стенами нашей заставы. Я вдруг отчетливо вспомнил, как дал ему руку и вытягивал его на берег вместе с его снайперской винтовкой.

Сергей этот эпизод бережет в своей памяти до сих пор, хотя многое из того, что было на службе в Афганистане, по своим собственным обстоятельствам пытается забыть.

Я этот случай, до его напоминания, помнил как проходной, само собой разумеющийся. И только теперь после встречи с Сергеем Дюмаевым у меня невольно провелась параллель с тем случаем, когда меня самого река вынесла на берег.

Кто знает, какие между событиями могут быть связи.

И что кому и как возвращается.

Командир разведывательного отделения 108 МСД сержант Алексей Федотов.