Записки военного контрразведчика

М. Я. Овсеенко

О РОЗЫСКНОЙ РАБОТЕ

Одной из функций военной контрразведки в Афганистане являлась розыскная работа. Объединяющим звеном, организатором и участником основных чекистских мероприятий было специальное подразделение особого отдела армии. Его успешная работа была возможной при едином централизованном руководстве войсками, что имело место в ДРА. Деятельность этого небольшого коллектива охватывала политические, социальные и гуманитарные аспекты.

Из числа нескольких задач данного подразделения наиболее важной являлся розыск и освобождение советских военнослужащих из плена независимо от причин, в силу которых они оказывались в плену у мятежников. Большое внимание уделялось поиску местонахождений пропавших без вести (в списке таких значилось 311 человек). В случае гибели некоторых из них принимались меры для установления достоверных данных об их смерти и местах захоронений. Люди в погонах знают, что значит быть без вести пропавшим. Особенно остро это ощущают их родные и близкие. Были получены сведения о нахождении пленных в Пакистане и Иране с указанием их фамилий. После возвращения наших войск из Афганистана 21 человек из числа без вести пропавших осел на постоянное жительство в США, Канаде, Франции, Германии и Швейцарии. Несколько солдат обзавелись семьями и остались жить в Афганистане.

До 1989 г. из бандформирований сотрудниками спецподразделения было выведено 88 советских военнослужащих. Восемь из них, как показала проверка, были завербованы иностранными спецслужбами и выведены по каналу обмена, чтобы затем убыть на территорию СССР для выполнения разведывательных заданий.

В отдельных случаях при помощи проверенных источников из числа местных жителей удавалось устанавливать контакты с некоторыми нашими пленными для решения оперативных задач, в том числе по их освобождению. Наряду с этим до них доводилось, что после вывода их из банд им не грозит уголовное преследование.

Уместно заметить, что за весь период нашего военного присутствия в Афганистане не было ни одного факта, о чем я ответственно заявлю, когда бы наш военнослужащий оказался у мятежников по политическим мотивам.

Некоторые из пленных, будучи вынужденными принимать участие в боевых действиях на стороне бандитов, делали это в случае боестолкновения с частями национальной народной армии ДРА, а также бандформированиями иной партийной принадлежности.

Однако были и исключения, когда наш военнослужащий вопреки своим планам становился главарем банды. Так, попавший в плен лейтенант Казбек Удалов в 1985 г. в интервью французскому телевидению в Пакистане заявил, что против своих воевать никогда не будет. Тем не менее под давлением обстоятельств личного порядка изменил свое решение и возглавил отряд мятежников.

Обстановка иногда диктовала необходимость личных встреч сотрудников спецподразделения непосредственно с главарями банд, исключая непримиримых. Такие встречи, во избежание предательства, засады и захвата в плен, тщательно готовились. На этих встречах речь шла, как правило, либо о выкупе нашего военнослужащего, либо об обмене его на лиц, интересующих мятежников: бандитского авторитета, захваченного иностранного советника, чаще всего арабского происхождения, и др. При этом помощь деньгами, личным составом оказывало командование. По моральным соображениям оружие не предлагалось.

Каждая операция по освобождению из плена конкретного военнослужащего растягивалась по времени и занимала иногда несколько месяцев. Сначала нужно было установить банду, где содержался наш воин, получить на главаря характеризующие его данные, выяснить, есть ли у него родственники и где они проживают, и другие сведения о его личности, если они имелись у афганских коллег.

В основном эти вопросы решались через местные органы МГБ, знающие оперативную обстановку в своих провинциях. Почти всегда находился кто-то из местных жителей, знающий главаря, – лучше, если он являлся источником спецслужб. Довольно часто привлекались старейшины ближайшего к банде кишлака. После анализа полученной информации принималось решение о встрече нашего «доброхота» с главарем. Решающим фактором являлся подготовленный для обмена субъект, который должен был заинтересовать руководителя банды. Обычно таковыми были близкие родственники, авторитеты исламских комитетов или оппозиционной партии, которым был подчинен главарь или члены его отряда.

Первые встречи людей местных спецорганов, если они знали главаря лично, часто происходили непосредственно в банде, а последующие, особенно на заключительном этапе, тем более в присутствии нашего сотрудника, осуществлялись на нейтральной территории или в кишлаке под гарантию старейшины. Не было факта, когда договаривающиеся стороны приходили к согласию с первой встречи.

В этой обстановке сотрудники спецподразделения проявляли терпение, выдержку и настойчиво искали другие пути решения поставленной задачи. Важным элементом было согласование всех деталей обмена, определения его места, количества задействованных лиц с каждой стороны. Мы при этом должны были продумать вопросы собственной безопасности.

Каждый факт освобождения из плена наших военнослужащих заслуживает внимания из-за своей уникальности. В качестве примера приведу вывод из банды рядового бригады Спецназ Янина, белоруса по национальности. Рота Спецназ возвращалась с боевой операции. Янин отошел в сторону от своей группы солдат, чтобы утолить жажду из ручья, поросшего кустарником. Нагнувшись, он получил удар по голове и потерял сознание. Его отсутствие заметили не сразу, и, к сожалению, бандиты успели его утащить. Через местные органы безопасности была установлена банда, похитившая нашего рядового. Афганские коллеги нашли двух источников, знавших ее главаря. Для ведения предварительных переговоров они были направлены в эту банду. Данные агенты МГБ ДРА проделали большую работу, хорошо себя зарекомендовали, в связи с чем были использованы в качестве участников самого обмена.

Вначале командир отряда мятежников Хаятулло запросил десять заинтересовавших его боевиков. Конечно, если бы они находились под нашей юрисдикцией, не было бы и вопросов. Но они являлись гражданами другого, хотя и дружественного нам, государства и содержались в его тюрьмах. Через МГБ ДРА нашли у Хаятулло брата, деятеля оппозиционной партии, приговоренного за совершенные преступления к смертной казни.

Выяснилось, что приговор еще не приведен в исполнение. При помощи посла Советского Союза в Афганистане Павла Петровича Можаева он был помилован президентом Афганистана, одновременно было получено согласие обменять его на нашего военнослужащего. Главарь банды сразу же изменил свою позицию и согласился с условиями обмена. Начался новый этап переговоров – выбор места обмена, устраивающий обе стороны. Для нас важна была хорошо просматриваемая местность, в то же время позволяющая скрытно разместить наблюдательный пункт, он же и пункт связи, и два бронетранспортера с военнослужащими. На ближайшем аэродроме Баграм в боевой готовности находились два самолета. 27 февраля 1988 г. обмен был благополучно завершен, что подтверждают фотоснимки. Было потрачено много времени, сил и средств, чтобы освободить одного военнослужащего, попавшего в плен из-за своей безответственности.

Когда банду, в которой находился наш военнослужащий, можно было блокировать, предъявляли главарю ультиматум: выдача советского солдата или нанесение по его отряду бомбоштурмового и артиллерийского ударов.

Иногда для вывода советских военнослужащих из лагерей мятежников использовались нетрадиционные методы. Речь пойдет о бывшем рядовом ОКСВ Дедове. По службе он ничем положительным не выделялся, более того, относился к ней недобросовестно, проявлял элементы недисциплинированности, замечен в употреблении наркотиков. После одного из нарушений дисциплины он вместе с оружием исчез из части. Буквально через несколько суток было установлено его местонахождение в одной из банд провинции Кундуз. После проверки Дедова бандитами, которая сопровождалась постоянным физическим насилием, форсированным изучением Корана, систематическими инъекциями наркотиков, ему доверили ремонт стрелкового оружия. Здесь он проявил больше добросовестности, поскольку боялся наказаний, а бежать уже было некуда. Эта обстановка его ожесточила, что стало проявляться при истязании им пленных военнослужащих афганской армии. Заслужив таким путем доверие бандитов, он стал привлекаться к участию в боевых действиях против подразделений ДРА и бандформирований другой партийной принадлежности, а затем был назначен телохранителем главаря банды. Замечу, что из всех наших солдат, находившихся в плену у мятежников и даже воевавших на их стороне, никто до такого уровня не поднимался и при этом так низко морально не опускался.

В новой должности Дедов (Тадж Мамад – так его именовали в банде) стал проявлять повышенную требовательность к своим новым сослуживцам и даже наказывать их. Его стали бояться сами душманы. Однажды главарь банды взял с собой своего охранника на переговоры с таким же отрядом, но принадлежавшим к другой партии. Заметив подозрительное движение с противной стороны, Дедов первым открыл огонь из автомата. Его поддержали бандиты из числа своих. «Противник» был уничтожен, а Дедов в ходе перестрелки ранен. Естественно, авторитет его еще более вырос. Вскоре главарь банды женил своего телохранителя. Теперь его стали бояться и местные жители, особенно после того, как он убил своего тестя, заподозрив его в симпатии к центральной власти.

Обычный перехват передач зарубежных радиостанций, осуществлявшийся Центром, фиксировал и различного рода сообщения антисоветского характера. Из них выделялись сводки, по которым проходили пленные советские военнослужащие, находившиеся в бандформированиях или в Пакистане и, особенно, причастные к даче интервью западным корреспондентам. С этими материалами знакомились и первые лица государства, в том числе и Л.И. Брежнев.

Естественно, что отдельные из этих лиц оставляли определенный след на этих документах, после чего они передавались в КГБ СССР. Затем через третье Главное управление военной контрразведки все замечания с этих сводок, а порой и указания направлялись в особый отдел 40-й Армии.

Несмотря на то что все пленные имели мусульманские имена, наше спецподразделение всегда находило в своих оперативных подборках, кто из них скрывался под новым именем и давал интервью иностранным журналистам. В своих ответах в Москву они сообщали все данные об этих неофитах: год и место рождения, время призыва в армию, в какой части служил, когда исчез или был захвачен мятежниками, где проживают его родители, в какой банде находится и что делается по его возвращению в часть. И только в отношении Тадж Мамада случилась заминка, которая все-таки была прояснена. Под этой «кличкой» оказался рядовой Дедов. Именно на этой сводке Л.И. Брежнев подчеркнул три фамилии, носителей которых надо было познакомить с данным радиоперехватом.

Поскольку в отношении Дедова еще раньше было возбуждено уголовное дело, его личность дополнительно была идентифицирована через родителей, проживавших в то время в Казахстане.

Учитывая то, что Дедов стал одиозной фигурой, перед спецподразделением была поставлена задача о скорейшем решении вопроса по выводу его на контролируемую нами территорию. Выкуп и обмен даже на самых серьезных бандитских авторитетов мятежниками были отвергнуты. Специально проводимые боевые операции, в том числе и засады, не давали желаемых результатов. Тогда по разработанному плану, согласованному с министерством госбезопасности Афганистана, из числа сотрудников их спецслужб была организована лжебанда. Обозначив себя в районе своего базирования, командир этого подразделения направил к Дедову представителей с просьбой оказать ему помощь в разборке советских НУРСов (неуправляемый ракетный снаряд) с целью выплавки из них тола для изготовления фугасов и последующего подрыва ими боевой техники. Дедов согласился. Прибыв в сопровождении своих новых знакомых на место, он был сразу же обезоружен.

В начале Дедов полагал, что это акция конкурирующей банды и разразился ругательствами и угрозами в их адрес. Лжебанда, не теряя времени, быстро покинула свой лагерь и скрытно добралась со своим «трофеем» до Кабула, откуда он был доставлен в военную контрразведку. И только здесь он осознал, что находится в руках чекистов. Русский язык он почти забыл, с трудом вспоминал отдельные слова и только через две недели стал свободно говорить на русском языке. Поскольку он предпринимал неоднократно попытки сбежать с гауптвахты, где содержался во время следствия, его пришлось этапировать в Ташкент для помещения в следственный изолятор КГБ Узбекистана. Материалов о преступной деятельности Дедова было достаточно. Военным трибуналом он был приговорен к высшей мере наказания.

Эта ответственная операция была организована и осуществлена начальником спецподразделения капитаном Михаилом Васильевичем Золотцевым.

За весь период нашего нахождения в ДРА это был единственный случай столь сурового наказания. Кроме рядового М., также выведенного из банды и приговоренного военным трибуналом к 12 годам исправительных работ, все другие военнослужащие, возвращенные из плена в свои части, независимо от их поведения у мятежников направлялись из Афганистана в места своего призыва, где они просто увольнялись из Вооруженных Сил. В начале 90-х годов прибыл на родину и бывший рядовой 40-й Армии Вокранян, руки которого были обильно обагрены кровью, в том числе и наших солдат. Однако то было время огульной критики прошлого, в том числе и нашего военного присутствия в ДРА, что и позволило ему избежать наказания и быть реабилитированным.

Случай с Дедовым, когда по его выводу из банды работала лжебанда, был не единственным в практике спецподразделения особого отдела армии. Однако эта возможность использовалась тогда, когда все другие методы признавались неэффективными. Да и частое повторение этого приема, даже если лжебанда создавалась под индивидуальной легендой и укомплектовывалась каждый раз разными лицами, могло привести к компрометации этого довольно рискованного способа. К тому же у афганских спецслужб были свои проблемы, для решения которых подразделением отдела по борьбе с бандитизмом и организовывались эти «банды». Это дает мне основание привести еще один пример вывода из отряда мятежников советского военнослужащего.

Так, рядовой 59-й бригады материально-технического обеспечения (Пули-Хумри) Клосов, белорус, оказался в плену также из-за своей беспечности и нарушения воинской дисциплины. Самовольно оставив место службы, он посетил ближайший дукан, чтобы купить папиросы и сразу же вернуться в свою часть. Однако в дукане он был оглушен, потерял сознание и двумя афганцами доставлен в банду. На его счастье, это формирование мятежников не входило в число непримиримых, и он остался жив. В лагере Клосов довольно быстро освоился с обстановкой, принял исламскую веру, изучил местный язык и даже мог кое-что писать на фарси. Пленный вошел в доверие к главарю банды Суфи Айяфу, что дало последнему повод предложить ему жениться и остаться в Афганистане.

По полученным в службе безопасности провинции Баглан данным, капитан Золотцев уже знал, что Клосов не желает возвращаться в свою часть, поскольку успел запачкать себя, приняв участие в боестолкновениях с такой же бандой, но другой партийной принадлежности. Золотцев вместе с начальником подразделения по борьбе с бандитизмом в Кабуле Саид Акбаром решили использовать лжебанду, придумали и легенду: Саид Акбар – эмиссар одной из оппозиционных партий в Пешаваре, имеет задачу подобрать в отрядах мятежников несколько хороших, перспективных боевиков, увести их в Пакистан для специального обучения. Для этого, в целях прикрытия, у него есть своя группа (лжебанда).

Обговорив все детали дальнейших действий с капитаном Золотцевым, Саид Акбар отправился в лагерь, где содержался новоиспеченный прозелит. Капитан Золотцев с переводчиком и начальником особого отдела бригады, где служил Клосов, остались на ближайшем советском блокпосту.

В ходе беседы главарь банды предложил эмиссару две кандидатуры. Познакомившись с ними, Саид Акбар остановился на русском как более перспективном. Суфи Айяр, убедившись, что его протеже не возражает, а даже доволен, что будет учиться в Пакистане, согласился и передал пленника в распоряжение представителя из Пешавара. С наступлением ночи в сопровождении лжебанды они убыли из лагеря. Через некоторое время вся группа была уже на блокпосту, где их ждал Золотцев.

Услышав русскую речь, Клосов растерялся, от испуга его стала бить дрожь, он побледнел и ждал расправы. Всю оставшуюся ночь его опрашивали. Утром Клосова и всех участников операции взял на свой борт вертолет, заказанный накануне, и доставил в Кундуз. Оттуда спецрейсом они прилетели в Кабул. Там Клосова привели в порядок и переодели в нашу форму. После проведенной, как обычно, фильтрации, отправили в Союз, где он был уволен из Вооруженных Сил. К уголовной ответственности не привлекался.

Все попавшие в плен в основном вели себя достойно, но были и исключения. Многие из них, оказавшись у мятежников и зная их отношение к пленным, сразу же заявляли главарям, что по своей воле перешли на их сторону, и принимали ислам. При возвращении в свои части их также увольняли из армии.

В настоящее время известно, что некоторые пленные, находясь в душманских застенках (ямах, пещерах, глинобитных хижинах), подвергаясь жестоким пыткам, насильственным инъекциям наркотиков, принудительному изучению Корана и местного языка, постоянному унижению, не выдерживали издевательств, ломались и становились невольными пособниками бандитов. Все пленные имели мусульманские имена, носили национальную одежду. С ними часто общались члены Народно-трудового союза, корреспонденты западных агентств и представители иностранных разведок.

Надо сказать, что такая «методика» бандитов иногда способствовала формированию у отдельных пленных враждебных взглядов. Так, военнослужащие Д. и А., таджики по национальности, после вывода их из Пакистана, до отправки в Советский Союз, пытались обрабатывать сослуживцев в происламском духе, повторяли выдержки из листовок НТС о негативной роли советских войск в ДРА.

Приведу несколько примеров об обстоятельствах гибели в плену у бандитов военнослужащих 40-й Армии, которые входили в число пропавших без вести (выписки из Списка без вести пропавших).

– Младший сержант Баканов Сергей Вячеславович, 1961 г. рождения, уроженец Горьковской области, 15 апреля 1981 г., следуя в машине со стройматериалами, подвергся нападению банды мятежников главаря Хозым Шайдака и был захвачен в плен. Мятежники пытались выведать у Баканова расположение и назначение ряда объектов аэродрома Баграм, подходы к ним. Однако Баканов отказался давать эти сведения. Тогда по указанию главаря банды его подчиненный, Шакир Мамат, увел пленного на берег реки Панджшер и, нанеся удар по голове, убил его. Труп сбросил в реку.

– Младший сержант Ворсян Павел Георгиевич, 1964 г. рождения, уроженец Читинской области, вместе с рядовым Чеховым Виктором Ивановичем, 1964 г. рождения, уроженец г. Орджоникидзе, 5 сентября 1984 г. в составе подразделения выполняли боевую задачу в провинции Каписа. В ходе боестолкновения с противником были взяты в плен бандой главаря Гадо (ИПА). Затем оба пленных были переданы в более крупное формирование мятежников под командованием Абдуль Ахада. Находясь под охраной в пещере, пленные убили двух часовых, завладели их оружием и пытались прорваться к своим, но были окружены противником. Расстреляв весь боекомплект и не желая сдаваться, они бросились в пропасть. Их трупы сверху закидали камнями.

– Младший сержант Козурак Роман Васильевич, 1962 г. рождения, уроженец Закарпатской области, 8 августа 1982 г. находился в машине, которая в ходе боевой операции была обстреляна мятежниками и загорелась. Личный состав принял бой с бандой, в ходе которого Козурак был ранен и захвачен противником. Мятежники пытались принудить его рассказать о наиболее удобных подходах к кабульскому аэродрому и об уязвимых местах авиационной техники. Никаких сведений военного характера Козурак не выдал, за что был подвергнут издевательствам и казнен.

– Прапорщик Халацкий Николай Данилович, 1963 г. рождения, уроженец Ивано-Франковской области, не желая отбывать дисциплинарное наказание на гауптвахте, 8 января 1983 г. самовольно покинул расположение части, в результате чего был захвачен бандой в районе г. Шинданда провинции Фарах. В плену дал согласие принять ислам. Однако на следующее утро он напал на часового, ранил его, забрал автомат и бежал из банды. Мятежники его настигли. В ходе перестрелки Халацкий был ранен и, не желая сдаваться, взял в руки увесистый камень и бросился в пропасть.

Наиболее масштабным примером несломленной воли во время нахождения в плену служат данные о событиях в лагере Бадабер в Пакистане, подконтрольном партии «Исламское общество Афганистана». 26 апреля 1985 г. находившиеся в заточении двенадцать советских военнослужащих нейтрализовали шесть часовых и освободили пленных Вооруженных сил ДРА. План разработал русский по имени Виктор. Однако реализовать его не удалось из-за предательства одного солдата из окружения Виктора, по непроверенным данным – узбека. Б. Раббани по тревоге поднял полк мятежников, и лагерь был окружен. Получив отказ узников от сдачи и не удовлетворив их просьбу о встрече с представителями посольства СССР или ДРА, утром 27 апреля глава ИОА приказал открыть артиллерийский огонь по лагерю, что привело к взрыву хранившихся там снарядов. Помогали громить объект и пакистанские боевые вертолеты. По данным источника из числа афганцев, погибли все восставшие, в том числе 40 военнослужащих Афганистана, более 120 мятежников и беженцев, 6 иностранных советников и 13 представителей пакистанских властей.

Поскольку все пленные, как обычно, имели мусульманские имена, а документы в отношении их были изъяты и засекречены пакистанскими властями, установить подлинные имена наших соотечественников не представлялось возможным до сих пор. В особом отделе 40-й Армии имелись все данные о пропавших без вести, но кто из них находился в лагере Бадабер, точно не было известно. Тем не менее были все-таки весомые предположения о том, кто являлся организатором этого восстания.

Анализ имевшихся данных об этом человеке, как то: места работы до приезда в Афганистан, время исчезновения из части, некоторые сведения о личных качествах, в том числе о характере, о каких-то внешних особенностях, описанных афганским источником, – давали основание предполагать, что им мог быть не офицер, а служащий Советской армии, 1954 г. рождения, украинец, пропавший без вести 1 января 1985 г. в провинции Парван и установленный затем в Пакистане. Однако утверждать, что это именно он, не могу из-за отсутствия более точных и достоверных сведений. К тому же указанный источник не опознал его на старой фотокарточке размером 3 × 4 см, взятой из личного дела, где он был заснят в штатской одежде, пострижен и без бороды. Допускаю, что к апрелю 1985 г. он мог, тем более будучи в плену, существенно измениться (национальная одежда, обросший, с бородой и, конечно, похудевший). Да и сам свидетель восстания мог не быть в окружении его организатора, не общаться с ним и, что еще хуже, получить озвученные им данные из уст такого же очевидца. Сообщенные им данные о гибели 120 мятежников (в надежде на приличное вознаграждение) в целом могли быть завышены (правда, он добавил: «и беженцев»). По данным радиоперехвата 40-й Армии Гульбеддин в разговоре по радиотелефону заявил о гибели 97 своих братьев. Разница пусть небольшая, но все-таки это штрих, дающий основание сомнению.

В ответ на заявленный протест советского посла в Исламабаде президент Пакистана Зия-уль-Хак объяснил этот случай как конфликт двух враждующих между собой группировок мятежников, а все остальное – вымысел журналистов. Никаких других мер по этому преступному факту, за который ответственность должен нести Пакистан, ибо Бадабер находился под его юрисдикцией, советское правительство, к сожалению, больше не предпринимало.

Обидно, что некоторые военнослужащие погибли или были взяты в плен противником из-за собственной безответственности, удивительной, в ряде случаев, халатности, когда их поступки были совсем неадекватны военной обстановке.

К сожалению, подобных случаев было немало. Вот только некоторые из них. Один рядовой захотел освежиться в речке, протекающей за пределами его гарнизона. Двое других решили постирать белье в водоеме – опять же за чертой блокпоста. Группа из четырех солдат решила полакомиться яблоками из сада соседнего кишлака. Во всех трех случаях конец был один – трагический. Подчас и сами офицеры допускали инфантильную недальновидность. Так, капитан 103-й ВДД Грузинов по утрам совершал пробежки за пределами своей части и однажды пропал. Его обезображенный труп нашли только через неделю в одном из водоемов.

Однажды небольшая колонна грузовиков выехала из Кабула в район песчаного карьера за строительным материалом для ремонта сельской дороги в порядке помощи местным жителям. Колонну возглавил прапорщик, который был вооружен. Остальные 32 человека были без оружия, что вызывает, по меньшей мере, удивление. На обратном пути водители сбились с дороги. Встречный афганец разъяснил им, по какой дороге ехать. Машины тронулись, а «доброжелатель» тут же по рации связался с бандой. Только на пятый день подразделения воздушно-десантной дивизии нашли останки своих сослуживцев. Изуродованные и расчлененные человеческие тела, припорошенные пылью, были разбросаны по сухой каменистой земле. Жара и время начали делать свое дело, но то, что сотворили люди, трудно себе представить… Это не поддается никакому описанию!.. Пустые глазницы выколотых глаз как будто еще смотрят на тебя с укором. Вспоротые и выпотрошенные животы, некоторые из которых набиты песком, отрезанные уши и гениталии, а у некоторых и головы… Даже у видавших виды на этой войне и считавших себя психологически устойчивыми сдавали нервы. Все это вызвало у солдат такой гнев, что они перестали контролировать себя. Буквально озверев, они стали требовать от командования нанесения бомбо-штурмового удара по предполагаемому району нахождения банды, после чего десантировать их для совершения акта возмездия. Еще раз убеждаешься, что насилие и жестокость порождают аналогичную реакцию. Командование все-таки сочло нецелесообразным нанесение БШУ и высадку десанта.

Остались бы живы и капитан Очкин вместе со своим сменщиком и водителем машины, прояви они больше выдержки. Я еще находился в особом отделе мотострелковой бригады в тот день, когда прибыл Очкин, чтобы познакомить своего преемника с начальником особых отделов бригады и афганской пехотной дивизии (см. фото). Уезжая на аэродром, я посоветовал им заночевать в бригаде, а утром убыть в свой гарнизон. Дорога на протяжении примерно двух километров проходила через редкие заросли цитрусовых. Мы с водителем проехали спокойно. Очкин, желая поскорее оказаться в Союзе, выехал через один час после меня по этой же дороге. Примерно на середине пути бандиты из засады подбили из гранатомета их «уазик». В результате три трупа.

Едва приземлившись в Кабуле, я узнал об этом и посчитал нужным утром следующего дня вылететь снова в Джелалабад для разбирательства данного происшествия. Почему оно произошло на дороге в авиагарнизон, в то время как я настоятельно рекомендовал им заночевать в мотострелковой бригаде и только после этого вернуться в свой гарнизон?

Утром на аэродроме из запланированных на этот день транспортных средств оказался только вертолет МИ-6 с грузом. Сопровождавшие меня отговаривали, но я согласился воспользоваться тем, что есть. Этот вертолет в тех условиях называли летающим гробом за его громоздкость, тихоходность и относительно невысокий потолок. К тому же если вертолеты МИ-8, перевозившие личный состав, летали всегда парами, то эта машина летела в гордом одиночестве.

В полете в горной местности, да еще на МИ-6, кажется, что земля под тобой не так уж далека и хорошо просматривается. Я внимательно наблюдал, надеясь своевременно засечь появление мятежников и их огневых средств, но ничего подобного не было и мы долетели до Джелалабада без приключений. В полете вспомнились слова командующего армией генерал-майора Ткача, сказанные мне с укоризной перед завтраком: «Почему ваши сотрудники нарушают правила безопасности и ездят, как хотят?» Я знал Ткача совсем мало, к тому же находился под воздействием случившегося, и потому ответил ему в таком же тоне: «Потребовалось около часа, чтобы машина из гарнизона прибыла на место происшествия. Так где же ваша боеготовность?» Ткач промолчал, и разговор был закончен.

Следуя в гарнизон бригады, я остановился на месте вчерашней трагедии, осмотрел его, затем проследовал дальше. Заслушав начальника особого отдела, я поинтересовался, где трупы. Мне показали грузовую машину, накрытую брезентом. Надо сказать, что ранее я с трудом переносил подобные испытания. Еще в 1963 г. в радиолокационной роте, расположенной в тайге Приморского края, мне с группой офицеров надо было, наряду с решением других вопросов, задокументировать гибель четырех солдат, ушедших за грибами и не вернувшихся в часть. Поиски результатов не дали. Прошел год, и один охотник случайно обнаружил их тела. Осмотр и документ о гибели нужен был для того, чтобы исключить погибших из разряда без вести пропавших. Разложившиеся останки представляли собой тягостное зрелище, мне стало нехорошо, и я вынужден был отойти в сторону, чтобы не оскандалиться…

…Откинув брезент, я сказал себе: «Это только начало моей службы в Афганистане. Здесь идет война, подобные трагедии будут еще, и тебе нужно побороть себя». Не буду описывать результаты попадания в «уазик» выстрела из гранатомета – то, во что превратились тела трех человек. К горлу подступила тошнота, но я упорно продолжал детально рассматривать тех, с кем вчера обедал, шутил. В конце осмотра попрощался с ними. Через некоторое время я успокоился и закончил этот искус, сказав себе: «Пробатум эст» (лат. «испытано»).

Несмотря на настоятельные рекомендации особого отдела армии о согласовании всех вопросов по обмену попавших в плен военнослужащих, имел место случай самовольных, непрофессиональных действий. Это было в Джелалабаде. Особый отдел бригады вместе с командованием решили сами освободить своего солдата, накануне захваченного бандитами, не поставив в известность особый отдел армии. Через местного жителя, оказавшегося агентом мятежников, они согласились с предложением бандитов направить к месту встречи солдата якобы для уточнения порядка обмена. Место встречи контролировалось нашим снайпером. В ходе разговора мятежник отвлек нашего воина в сторону на несколько метров, и оба они исчезли из поля зрения снайпера. Потребовались усилия местных органов МГБ, старейшины кишлака, где скрылись бандиты, и его блокада подразделениями бригады. Это произошло довольно быстро, душманам не дали уйти, поскольку гарнизон был рядом. Солдаты были возвращены.

У военнослужащих, совершивших дезертирство из своих частей, дальнейшая жизнь складывалась, как правило, не совсем так или совсем не так, как они мечтали. Примеров достаточно, однако я хочу привести один из них, касающийся рядовых Ковальчука и Головина, самовольно оставивших свою часть 29 июня 1982 г. Привожу текст интервью, взятого у Ковальчука в конце 1984 г. корреспондентом журнала «Посев» (НТС) В. Рыбаковым:

«…решили мы вместе с Головиным бежать, не верили, что афганцы убивают добровольно ушедших из армии. Думали, что с помощью афганцев доберемся до Пакистана, а оттуда – до демократии, на Запад. Стали деньги собирать. Бежали, нашли афганцев, притворились казахами, в общем, мусульманами – на всякий случай. А они: «Дадим вам жен и воевать против русских будете!» А я им: «Не хочу воевать больше. Ни за советских, ни против. Я против войны, не хочу, чтобы война была».

Не поняли они. Полтора года мы у афганцев были. Пытались бежать. Ловили нас, сажали, после снова давали очень относительную свободу передвижения».

Вопрос: трудно было?

«Трудно. Раз у афганцев пропал пистолет. Сразу подумали, что мы украли. И долго били. Поднимешь крышку кастрюли: «А, ты хочешь нас отравить!» Снова бьют. Били за сорванное яблоко. Погладишь собаку – не подходи, потому что погладить собаку – все равно что погладить свинью – осквернение. Мы и отчаялись. Хотели убежать. Часового молотком оглушили. Поймали, били пощечинами по двести раз. А после посадили на цепь. Второй раз пытались бежать. На этот раз ударили часового ложкой в ухо. Когда поймали, били уже железными, от кровати, прутьями. Нас не убили только потому, что был приказ – не убивать.

Мы поняли, что убежать невозможно. Да и куда без документов, без ничего? Осталось только одно – ждать и надеяться! Но если в этом году вы не сможете нас спасти, то не вижу впереди ничего для нас, кроме смерти. Возможно, самоубийства».

Любопытна в конце интервью заметка под рубрикой «От редакции»:

«…В прошлом году корреспонденты «Посева» Ю. Миллер и В. Рыбаков передали компетентным властям ФРГ письменную просьбу Ковальчука и Головина о предоставлении им политического убежища. Мы надеемся, что Ковальчук и Головин будут на свободе. Во всяком случае, мы сделали для этого все, что было в наших силах. К сожалению, в работе по спасению бывших советских военнослужащих в Афганистане наши сотрудники натолкнулись на враждебные действия – даже со стороны представителей некоторых эмигрантских организаций».

Прошло более двух лет со времени дезертирства Ковальчука и Головина. Не помогли им те, на кого они надеялись. Все их эфемерные мечты обернулись безысходным состоянием. К тому же Головин стал безнадежно больным – у него был гепатит – и превратился в неизлечимого наркомана. На фотографии из этого же журнала видны выпирающие ребра, а в глазах тоска и близость смерти (эта запись сделана в Кабуле в начале 1987 г.).

В 90-х годах в некоторых СМИ стали появляться публикации о причастности к выводу из банд наших военнослужащих отдельных журналистов и общественных организаций. Это не соответствует действительности. Единственной организацией, к услугам которой прибегал особый отдел Армии, был Международный Красный Крест перед очередной командировкой их сотрудников в Пакистан. Специальное подразделение всегда тщательно готовило для них соответствующие документы, однако, к сожалению, все их добрые намерения оказывались безрезультатными.

В настоящее время широким спектром вопросов в отношении воинов-афганцев, в том числе проходящих по списку без вести пропавших, занимается Комитет по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ под руководством ветерана боевых действий Героя Советского Союза Руслана Султановича Аушева.