Александр Гутин

       1.

       Некоторых заносили в автобус по причине отсутствия способности к передвижению. Всё началось еще вчера. Когда каждый рекрут делал себе отходную. В простонародье называемые проводы. Пили яростно и с остервенением. Начиная с банальной водки, кончая экзотическим одеколоном «Шипр».

       И вот сегодня, с опухшими от пьянки или пиздюлей харями, мы собрались у городского военкомата. Перед загрузкой в автобус нас заводили или заносили к парикмахеру, который тупым лезвием «Нева» брил наши головы. От большого количества выпитого, действующего как наркоз, боль от кровавых царапин, оставшихся на черепах после этого лезвия, мы почувствуем только завтра. Или послезавтра. В зависимости от скорости протрезвения. А пока нас не ебло ничего, даже потеря роскошных кудрей. Они грустной кучкой были сметены в угол. Русые, черные, каштановые….это напомнило кадры о фашистском концлагере, но потом я опять забылся и мне снились лиловые лошади на оранжевом фоне, почему-то кричащие мне с прононсом «Шарман!» и играющие на духовых музыкальных инструментах «Прощание славянки». Когда я очнулся, я понял, что знаменитый марш играют не лошади, а толстые дядьки-музыканты, в общем- то пропитыми рожами чем-то напоминающие лошадей. Лиловых.

       Рядом плачущая мама, серьёзный папа что-то советует, я правда не понимаю что, но утвердительно киваю. Спасибо, па…

       Команда по автобусам. Я протискиваюсь к окну. Сам. Рядом кто-то упирается головой в коленку. Пахнет перегаром, табаком и чем-то кислым. Марш разрывает сердце. В башке мелькает народные слова по мотивам марша…«В жо-пу клюнул жареный петух…»…бля…вот и поехали… Катька, сука… не пришла… не… не буду думать… и я засыпаю. Лошади мне не снятся. Мне ничего не снится. Темнота и «Прощание славянки» в левом ухе. А в правом тишина…..

       2.

       Что такое обезьянник? Нет, у нас в областном центре не было зоопарка. Обезьянник есть центр сбора призывников. Трёхэтажные нары без матрасов, придвинутые почти вплотную, на площади футбольного поля. Передвигаться можно только перескакивая с полки на полку, с яруса на ярус, через спящих, пьющих, жующих и просто охуевающих от скуки себе подобных. Полная иллюзия обезьянника. Стая. Меня это ужасно развеселило. Ощущая себя гибридом гиббона и Маугли, я перескакивал с полки на полку, перепижживаясь, перешучиваясь и откровенно страдая хуйнёй.

       Третьи сутки мы ели мамины запасы, которыми буквально забиты были рюкзаки, сумки и баулы. Водку проносить было нельзя. Но наверно именно из-за этого запрета её принесли все. В бутылках из-под шампуня «Селена», помните такой? В молочных пакетах и резиновых грелках. Некоторых ловил суровый прапорщик, обутый почему-то в красные кеды и выливал содержимое прямо на головы застуканных. Но это неожиданно всех веселило, все пахли самогоном и по ночам бросались куриными ножками и котлетами. Бля… если б знали мы тогда, насколько эти котлеты были вкусны и желанны… Но мы этого не знали, поэтому очень радовались, когда они, забавно шлёпая приземлялись в морду зазевавшегося товарища.

       На третий день приехали покупатели. Покупатели, это представители различных частей, родов войск, которые отбирали будущее поколение бесплатной рабсилы.

       Первыми пришли бравые морячки. Обезьянник опустел. Кто-то прятался под нарами, кто-то запирался в туалете. Я и мой новый знакомый Гена просто перемахнули через забор и съебались гулять в город. Напрасно капитан третьего ранга выкрикивал фамилии и имена. Никто не отзывался. Служить три года, вместо сухопутных двух никто не хотел. Наконец, отловив десяток нерасторопных деревенских бычков с загорелыми шеями, они уехали защищать рубежи Тихого океана.

       Потом появились десантники. Ну, этим нужны были крепыши не ниже метр восемьдесят. Поэтому с моими «метрсемьдесят» они меня мало волновали и я скучно смотрел на то, как они застраивают баскетбольную команду для того, чтобы в последствии обучить их ломать головой доски, кирпичи и прочие стройматериалы…

       Меня «купили» на следующий день. Капитан в голубых пагонах ВВС. Лётчик. Он с усмешкой прочитал мой свеженький, пахнущий типографией военный билет. Наверное, его рассмешило корявое слово «еврей», с любовью написанное внутри красных корочек.

       И вот, мы впятером, в сопровождении авиатора шагаем по вокзальному перрону. Справа стоит поезд в Киев. Из Москвы. Тёти и дяди несут коричневые спортивные сумки с надписью «Олимпиада-80». Из сумок пахнет копчёной колбасой….

       3.

       Открылась дубовая дверь. Она вошла в мокрой ночной рубашке. Тяжелые сиськи с коричневыми сосками падали на круглый живот, между полных розовых ляжек чернело коротким ежиком. Сказать, что я в ахуе, не сказать ничего…Ни чего ж себе…учительница первая моя…Она вплотную подходит ко мне, дотрагивается сиськами до моего лица и жарко шепчет в ухо…«Ну, что…Александр, расскажешь сегодня о шипящих согласных…или опять наказывать?»….Я кричу, ору…Анастасия Михална…я расскажу, я всё расскажу…жы-шы пишется с буквой «ы»…чя-щя с буквой «я»….

       Она весело хохочет, опрокинув красногубую голову, расплетает соломенную косу и начинает стаскивать с меня пионерский галстук….Я хватаюсь руками за ее крупный упругий зад… и просыпаюсь.

       Я лежу на первом этаже двухярусной кровати. Надо мной храпит и пукает Гена. Стояк. То ли от утреннего желания посцать, то ли от горячих эротических сновидений. Два года подряд, каждое утро я просыпался с торчащим, как штык-нож хуем. Мой несчастный матрас был сшит из брезента и на века. Обычная ткань никогда бы не выдержала напора молодецкого. Но самое неприятное, что ничем я помочь ему не мог. Разве что подрочить. И по утрам в казарме учебной роты стоял милый и уютный скрип коек. Полупроснувшиеся военнослужащие первого года службы усердно работали правыми и левыми руками, представляя Тань, Маш и Наташ, которые помнят и ждут, типа. Такие извращенцы, как я, дрочили после жутких снов про классных руководителей, жён председателей колхоза и артистку Ирину Алфёрову. А москвич Виталик Данишевский наверняка на нашего сержанта Дато Мчедлишвили…..

       Сейчас заорут «Подъём»!!!!!!!!! И четыре десятка онанистов судорожно забьются в истерике, натягивая галифе, кителя, засовывая ноги в незамотанных портянках в деревянные кирзачи….При чем, по негласному договору с Геной, он должен ждать, пока я спрыгну с кровати, а потом он…но он всегда предвосхищает события и прыгает своей задницей мне прямо на голову…. Одеться, обуться и построиться нужно за 45 секунд. Почему именно 45 я так и не понял. Как-то спросил у сержанта, на что он просто сплюнул и промычал «Тебя это ебать не должно, дух, бля…» Дух это я. И вообще все солдаты первого полгода службы. Существо жалкое и абсолютно бесправное. Но об этом я расскажу потом.

       Итак, 45 секунд… Наш грузинский сержант эффектно скрипит хромовыми офицерскими сапогами, особый шик среди стариков. Достает из кармана спички и зажигает одну.

       — Адын спычка, как извеснта из Чехова, гарит сёрак пять сикунда…За это время, сольдат должэн быть адет, абут и стоять па стойка смирно. Если хоть адин из вас не смог, все попрыгал назад…..

       Пока не меркнет свет, пока горит свеча…Макаревич гребаный…

       Конечно же кто-то тормозит и подъём повторяется, потом еще раз, потом еще, пока Дато не остоебет. А не остоебет ему долго. На моей памяти двадцатитрехкратный подъём.

       Учебка, это отдельная рота. Нас тут сорок. Учат на операторов радаров. Профессия интеллигентная.

       Но в промежутках между учёбой, мы неинтеллигентно шагаем строем по заледенелому плацу, чистим его же от снега, бегаем кроссы….и медленно умираем.

       Мы часто вспоминаем про мамины котлеты, оставленные в обезьяннике…

       Катя написала. Я всё понимаю. Я знаю, что ты не пришла, потому что тебя не отпустили с урока педучилища, что ты будешь ждать и любить, что я отслужу как надо и вернусь, что ты любишь, любишь, любишь и целуешь, целуешь, целуешь в конце письма. Не плачь девчонка, пройдут дожди… Я тоже тебя люблю. И тоже целую. Сука.

       4.

       — Кто ты?

       — Дух советской армии и военно-морского флота, рядовой Капитонов, товарищ дедушка!

       — Кто такой дух?

       — Чмо, товарищ дедушка!

       — Вывод?

       — Я есть чмо, товарищ дедушка!

       Он стоит на верху четырёх табуреток поставленных одну на другую.

       За ножку последней привязан ремень, конец которого находится в руке сержанта Джураева. Одно движение руки, и этот урод падает с верхотуры на пол. Но Капитонов всё делает правильно, поэтому сержант доволен. Кругом ржёт охуевшее от безделья старичьё. Гена, отказавшийся залезать на стул, сидит в углу с мокрым полотенцем на носу. Кровь. Мой нос тоже распух и я прижался им к холодной спинке железной кровати.

       Картина сюрреалистическая. Бля…хуйня какая…уроды…это же не тюрьма….но самое интересное, что я еще не знаю, что года через полтора сам превращусь в такого же безмозглого мудака, как этот Джураев….

       Ох…уж этот мне Джураев. Странно…я не запомнил имён многих нормальных парней, с которыми сталкивался за эти два года…бля…а эту суку Джураева помню. Имя у него было на букву «Ы»…когда я об этом узнал, то я сразу понял…что человек с именем на букву «Ы» заранее обречен быть уродом. Звали его Ырысбек. Был он киргизом. Его маленькие узкие глазки выглядывали прямо из-под бровей, которые находились высоко, чуть ли не на лбу…Чингиз-хан хренов….

       Я ему не понравился сразу. И дело не в антисемитизме. Не думаю, что в ауле Джезкуль Ошской области знали о существовании евреев. Для него все неузкоглазые, были «рюсськи». В подробности он не вдавался.

       Когда после учебки я впервые зашел в казарму в/ч Добрынинское вместе с охуевшим от усталости, дороги и голодухи Геной, то первое, что увидел, был Джураев, избивающий ногами белобрысого, худого как швабра, пацана. Увидев нас, он оставил несчастного, тот встал на четвереньки, и схватив пилотку, на четвереньках же, уполз куда-то в тень и там испарился…

       — Ахуель стал?

       Спросил Джураев.

       — Чего?, - ответил Гена.

       — Мальчи, сука, блиать, я твайу мама ибаль! - истерически завопил киргиз и стукнул Гену в грудную клетку.

       Через секунду я обнаружил себя сидящим на Джураеве и молотящего кулаками по широкому добродушному азиатскому ебальнику. Гена, сложившись от удара, тоже пытался лягнуть его каблуком, но промахивался и попадал мне по заднице.

       — Гена, бля…ты меня бьешь…не дёргай копытом!

       — Ой…бля…ну на хуй…не видел… 

       5.

       Вечером нас «судили». Джураев собрал двадцать стариков. Шестёрка Капитонов с хитрым еблом подошёл к нам и сказал:

       — Саша, Гена…вас старики в бытовую комнату требуют… 

       — Пошел на хуй, чмо ебаное….

       Но в бытовку мы пошли. А что делать – то? Не могли не пойти.

       В бытовке сидели и лежали двадцать рыл и мило улыбались.

       Председателем собрания был рядовой Макаренко. Озорной распиздяй из Западной Украины.

       — Ну, шо….душары…довыёбывались? Вот и смерть ваша пришла… как же вы могли поднять свои ручонки на заслуженного старика, дедушку Советской Армии… всеми уважаемого нами Джураича?

       Мы молчали. А хули говорить.

       — Значит так. Прощение можно заслужить. Для этого вы всем дедам будите до самого нашего дембеля чистить сапоги, заправлять постели. А чо? Немного осталось, пару месяцев всего, так что вам повезло еще… И прямо щас поцелуете Джураича в жопу. В искупление, так сказать. Как поняли, приём?

       Мы молчали.

       Джураев весело заржал и сказал:

       — Мой жопа очень карошый, тебе панравицца. Целовай давай.

       И стащив штаны стал в позу раком, выпятив тощее очко.

       Мы с Геной, не сговариваясь…бля…это был единый порыв, телепатия…я до сих пор не смог найти этому объяснения…так вот…мы оба одновременно врезали по его розовой жопе кирзачами. Мы вложили всю душу в этот удар. Так бьют решающее пенальти в финале чемпионата мира…. Джураев еще летел головой в батарею парового отопления, а нас уже били. Я не помню сколько это продолжалось. Я лежал, сгруппировавшись, согнувшись и закрывая руками лицо. Нас спас дежурный капитан, открывший дверь бытовки.

       6.

       Ночью я встал. Одел сапоги, и прямо так, в семейных чёрных трусах и в сапогах пошел в туалет. Там, у входа стояла тумбочка дневального.

       Дневальным был такой же дух, как и я, Коля, по-моему из Краснодара.

       — Дай штык-нож,- попросил я.

       — Ты чо…ебанулся? Зачем тебе?

       — Колбаски порезать…посылку прислали.

       Коля не верил, но нож дал…хуй его знает…а вдруг и правда пожрать есть…

       Я взял. Вернулся в казарму. У окна на одноярусной дембельской кровати спал сержант Джураев. Ему снились горы, бесчисленные отары овец и прекрасная Айгуль, фотка которой висела у него на прикроватной тумбочке.

       Я сел на его кровать и приставил штык-нож к его горлу. Джураев проснулся. Увидев меня, с полминуты он ни хуя не понимал, а потом дёрнулся, но почувствовав железо у кадыка затих, вопросительно глядя мне в лицо.

       — Ты меня понял?, - спросил я.

       Он молчал… потом что-то пискнул на своём языке.

       — Понял или нет, сука?

       — Да…поняль…

       Я встал. Вернул штык-нож Коле. Попысал. Снял сапоги. Лёг в кровать. Уснул. Мне снилась прекрасная Айгуль, делающая мне минет.

       7.

       — И вот значит….подходит она ко мне и говорит, Гена, давай трахаться, а я в ответ, бля, конечно давай. Она снимает трусы…

       Мы чистим картошку. Занятие сугубо духовское. Но не западло.

       Вообще, понятие западло очень чётко оговорено, ошибиться трудно.

       Да, мы духи голимые. Но каждый определяет по себе степень своего превращения в животное. В него мы всё равно превратимся. Вся разница в том, в какое. Можно быть волком, это же так по -пацански, бля… Можно тушканчиком. Можно бегемотом. Каждый выбирает по себе. Зоопарк.

       Не западло убирать казарму, мыть полы, окна, туалет, чистить картошку и мыть посуду. Это работа для молодых. И это принимается. То бишь, если работа приносит пользу всем, то это не западло.

       Если работа приносит пользу одному, как то, подшить дедуле воротничок, почистить сапоги, заправить постель, это западло.

       Выбор делать или нет, есть. Что ты предпочитаешь, получать пиздюлей ежедневно, пока не отстанут, а это может и месяц и два, но не стать чмом, или покорно делать то, что говорят, вплоть до вытирания жопы, но стать чмом. Бить тебя всё равно будут, причем даже свои, пусть не так больно, но уважать никогда, а самоуважение для таких ничтожеств неважно…..

       Так вот…мы чистили картошку. Тонкая струйка шелухи падала в вонючее корыто, Гена пиздел очередную эротическую байку, казах Арман и узбек Бешбай, которые в силу этническо -культурных причин живой пизды в глаза не видели, раскрыли свои узкие глаза от удивления так, что стали похожи не на азиатов, а на каких-нибудь эстонцев…

       Повар Рамиз, толстый, как и полагается повару, периодически пинал нас в район копчика и говорил

       — Э…шелуха тоньше, да…язык говорить умеешь…чистить картошка давай…

       Но мы не обижались, он был добрый и угощал нас маслом.

       В кухонную подсобку вбежал Капитонов. Вид у него был какой-то взбудораженный.

       — Саш…иди сюда на минутку, а….

       — Что надо?

       — Ну иди…я тебе и закурить дам…

       Эту дедовскую шестёрку я бы с удовольствием отпиздил бы прямо тут, но пока нельзя, ничего…придёт наше время, уволятся твои покровители, пиздец тебе…

       Я подошел, закурил.

       Капитонов заговорщицки зашептал, брызгаясь слюной:

       — Cаш…такое дело…прапорщик Кузин…ну этот…начальник продсклада, помочь просит… говорит отвалит жратвы, сахара там, масла, риса мешок, спиртяги подгонит…

       — Пизишь много. Что делать-то?

       — Короче…он после отбоя поедет в посёлок на склад какой-то. Там газовые баллоны надо загрузить в машину. Потом машину отгонят в часть. Кто-то должен в ней поспать, типа охранять, чтоб никто не заинтересовался. Утром за баллонами приедут.

       — Сука твой прапор. И ты вместе с ним. Этот хуй за баллоны пизженные небось бабла карман отхватит, а нам, как нищим, жратвы.

       — Саш…да ты подумай…мы же за эти дела его до дембеля можем на хавчик разводить…

       — Подожди минуту, бля…щас…

       Я всё рассказал Гене. Перспектива нажраться до отвала, вызвала у него дикий восторг. Во, бля, натура. Тощий, как глиста, его постоянно ебла голодуха. Жрать он хотел всегда и много. И согласился я на эту афёру, наверное больше ради него, хотя и сам кушать очень, бля, хотел. Поэтому мои гуманитарные доводы не проканывают.

       Прапорщик отмазал нас после отбоя, сказал, что срочно нужны три бойца для регламентных работ на радиолокационной станции.

       Всё прошло гладко, даже рассказывать нечего.

       Запомнился только спор прапора и гражданского в черном пиджаке, который собственно и продал ему пизженные баллоны.

       — Хули ты мне брак подсунул, ебана в рот…

       — Где, бля, брак? Ты что…высший сорт. Пропан-огнеопасно!

       — Да у них на вентилях резьба сорвана к ебеням!

       — Да хуйня…ты их аккуратненько в фургон запиздячь…завтра сдашь, никто не заметит…

       — А если они ночью откроются? У меня в фургоне боец спать будет…

       — Да заебал ты…не хочешь не бери…я найду кому сдать…

       Одним словом баллоны мы загрузили.

       Приехали в часть и припарковали фургон за гаражом.

       — Ну что, бойцы…один тут, остальные в казарму…

       — Товарищ прапорщик…эта…хотелось бы рассчитаться за проделанные регламентные работы…

       — Гыыыы…не сцать…завтра всё будет…ну давайте…решайте кто тут остается…

       — Саня, тебе по хую, если я тут останусь? Бля… не хочу в казарму возвращаться, эти дедовские ебальники видеть…высплюсь тут в тишине…

       Это Гена мне сказал.

       — Да до жопы, собственно…спи тут, если хочешь…

       Я спрыгнул с фургона и пошёл в казарму, сзади плёлся Капитонов и что-то заискивающе рассказывал…

       8.

       Уведомление

       копия военкому города К.

       Бр-ой области.

       Уважаемые Константин Владимирович и Людмила Ивановна!

       Командование в/ч 032756 Московского Краснознамённого Округа ПВО с прискорбием уведомляет, что ваш сын, Безруцкий Геннадий, рядовой, оператор РЛС, трагически погиб на боевом дежурстве.

       Командование выражает свои искренние соболезнования.

       командир в/ч полковник

       Рагозин А.Н.

       начальник штаба в/ч майор

       Кульчий П.П.

       Гена во сне ногой ударил по баллону, он упал и вентиль открылся.

       Фургоны, в которых стоят операторские индикаторы, герметичны…

       Я бил Капитонова долго, минут сорок. Молча. Он тоже молчал, только жалобно поскуливал кровавым ртом…

       За что я его бил? Не знаю…за всё…за газовые баллоны…за масло…за нечищеную картошку…за Джураева…за в/ч 032756…за войну в Гондурасе…за неурожай озимых в Курской области.

       А потом мы оба сидели на полу бытовки и плакали.