| Во второй декаде марта 1986 года наш 154-й отдельный отряд специального назначения с оживлением воспринял информацию о предстоящем проведении налета на перевалочную базу моджахедов. В целях конспирации ее место не оглашалось, но все знали, что действовать придется в горном кишлаке. За несколько дней до самого налета разведывательный отряд спецназ от 3-й роты в ходе разведывательно-поисковых действий в южных предгорьях Хадигара провел рекогносцировку района предстоящего налета. Являясь старшиной 1-й роты спецназ, я должен был своевременно, согласно поданным командирами групп заявкам, получить на роту боеприпасы (на подготовку к налету и сам налет), сухие пайки и различное мелкое, но необходимое имущество. В хозяйственной суматохе я все же не забыл пристрелять личный автомат и доукомплектовать боеприпасами трофейный китайский пояс для автоматных магазинов, а проще — «лифчик». 19 марта разведывательные группы отряда с первыми лучами солнца были уже на аэродроме взлета армейской авиации Джелалабад. Я попросился в 1-ю разведывательную группу лейтенанта Виктора Красильникова, в которой, кроме самого Виктора, служили несколько моих близких товарищей — надежных сержантов и бойцов срочной службы. Я ведь и сам был почти их сверстником, недавно окончил школу прапорщиков воздушно-десантных войск в Прибалтике. Полет от аэродрома взлета Джелелабад до площадки десантирования занял около 30 минут. О подходе к посадочной площадке я догадался по противозенитному маневру вертолета — рыскающему движению несущейся на максимальной скорости машины, чуть ли не цепляющей винтами и колесами шасси за проносящуюся под нами землю. Вибрируя корпусом, вертолет сбросил скорость и, подпрыгнув, присел на сопку. Покидали вертолет и занимали круговую оборону мы уже под грохот стрельбы — и нашей, и «духов». Фактор внезапности не сработал, и это ничего хорошего нам не сулило… «Духи», предвидя последствия своего пребывания в кишлаке, зеленым оазисом примыкающем к горам Торгар (Черные горы), стремились прорваться из блокируемого селения между посадочными площадками нашего отряда. 2-я и 3-я роты сразу же вступили в бой с прорывающимся противником. Не имея возможности быстро укрыться от плотного огня противника, в первые мгновения десантирования получили ранения старшина 2-й роты прапорщик Юрий Яворский и радист роты. Несмотря на серьезное ранение, жизнь Юрия медикам удалось спасти. Радиотелеграфист получил пулевое ранение в область паха с повреждением артерии. При таком ранении, если оперативно остановить обильное кровотечение не удается, смерть наступает от потери крови в течение нескольких минут. Остановить кровотечение в области паховой артерии мог только медик, но его рядом не оказалось… В течение 10–15 минут нам удалось сломить сопротивление мятежников. С первых минут боя стало ясно, что разведданные о нахождении на перевалочной базе караванного маршрута моджахедов бандгруппы численностью 15–20 человек явно устарели. Вокруг нескольких изолированных друг от друга домовладений мы насчитали около полусотни ослов и лошадей, что указывало на то, что в Кулале остановился на дневку крупный вьючный караван. Судя по количеству вьючных животных, сопровождающая караван бандгруппа могла насчитывать до 60 боевиков, что в последующем и подтвердилось. Таким образом, количественное соотношение личного состава нашего разведотряда, состоящего из 6 разведывательных групп по 10–12 разведчиков в каждом из 6 десантировавших нас вертолетов Ми-8МТ, и бандгруппы было не в пользу нападавших. Несмотря на бой с прорывающимися из кишлака моджахедами, группам захвата отряда удалось захватить два домовладения с укрывающимися в них боевиками. Задача взять одно из домовладений была поставлена и нашей 1-й группе. При выдвижении к дому мы досмотрели нескольких убитых моджахедов и уничтожили еще нескольких. У одного из них лейтенант Красильников подобрал громкоговоритель и, вбежав во двор, стал подавать команды подчиненным, которые уже досматривали хозяйственные постройки. Всюду гремели разрывы гранат, и велась стрельба — «духи» не желали сдаваться без боя. В грохоте боя я все же услышал Витькины команды и побежал к нему. Забежав через ворота во двор, я увидел Красильникова уже лежащим на земле, чуть в стороне лежал мертвый санинструктор роты Миша Мочернюк. Рядовой Александр Политика и младший сержант Александр Кончанин были ранены в плечо и руку соответственно и находились под навесом вне зоны огня укрывшегося на втором этаже противника. Я бросился под спасительный навес. Меня прикрывали огнем Паша Рожновский и Толик Кушнеров. В этот момент, сменив позицию, духовский пулеметчик дал короткую очередь и смертельно ранил их обоих. У Рожновского вспыхнул на груди простреленный пулей «пирофакел» (наземный сигнальный патрон красного огня — НСП-КО). Пламя стало обжигать лицо уже мертвого Паши, и я инстинктивно бросился к нему, чтобы срезать нагрудник со злополучным пирофакелом. Сильный удар в грудь подбросил меня и я, ухватившись руками за подпирающий навес деревянный столб, стал медленно сползать на землю. «Духовский» пулеметчик, вооруженный чехословацким 7,92-мм пулеметом ZB/VZ-26 «Brno» (более известна его английская 7,71-мм модификация «Bren»), фактически вывел из строя всю группу лейтената Красильникова. Под навесом, вне зоны его огня остались сержант Василий Коваленко и рядовой Сергей Резвов. Вася Коваленко бросил мне плащ-палатку, к углу которой была специально привязана веревка. Превозмогая боль, я накатился на нее, вцепившись руками и зубами в спасительную ткань, и Вася волоком затащил меня под навес. Серега Резвов огнем АКМС прикрыл нас, не давая пулеметчику высунуться в проем двери, ведущей наверх лестницы. Вася вколол мне раствор промедола (обезболивающее средство) и перебинтовал мне живот поверх одежды, использовав свой и мой индивидуальный перевязочный пакет, так как вытекавшая из раны кровь, когда я лежал, проступила именно там. Свою ошибку он понял тогда, когда по моей просьбе посадил меня, и я прислонился к стене. Рана была выше повязки — две пули попали в грудь, и кровь, вытесняемая воздухом из пробитого правого легкого, хлынула из раны. Третьего перевязочного пакета у нас не было… Его по Васькиной просьбе бросил нам из-за калитки рядовой Александр Егоров (он погиб 10 дней спустя — 29 марта при отражении контратаки моджахедов в ходе захвата укрепрайона «Карера»). Легкий матерчатый пакет не долетел нескольких метров до навеса. Я не успел удержать Васю, как он в порыве спасения моей жизни потянулся за ним… Пулеметная очередь где-то над моей головой сменилась оглушительной тишиной. Вася неподвижно лежал, сжимая в руках перевязочный пакет. В это время разведчики соседних групп и подгрупп уже спешили к злополучному двору. Последнюю точку в этой трагической истории поставил заместитель командира 3-й роты лейтенант Геннадий Удовиченко. Возглавляя одну из пришедших нам на помощь групп, он решился на отчаянный шаг. Организовав эвакуацию раненных и погибших разведчиков со двора, он в одиночку пробрался к помещению, где укрывался вражеский пулеметчик. Крича что-то невидимому противнику, создавая видимость нахождения во дворе группы разведчиков, он закрепил на потолке штурмовой заряд «Шиза». Поджечь огнепроводный шнур Геннадию удалось не сразу, и мы уже волновались из-за его длительного отсутствия. Уверенность вселяли лишь бодрые «команды» Геннадия и короткие очереди его автомата. Едва Гена появился в проломе ограждения духовского подворья, как под пулеметчиком прогремел мощный взрыв. Только тогда мы узнали, что все это время нам противостоял всего лишь один человек… Когда бой окончательно затих, меня, лейтенанта Красильникова и других раненных эвакуировали в медицинскую роту 66-й отдельной мотострелковой бригады. Спустя 3 дня Витя Красильников умер на госпитальной кровати от полученных в бою ран. Первое, что я сделал, поправившись после ранения, — это посетил мать Васи Коваленко в селе Лыповеньки Кировоградской области на Украине. До последних дней своей жизни Васина мать хранила военную форму и награды сына — медаль «За Отвагу», два ордена Красной Звезды и орден Красного Знамени. Прапорщик Юрий Дурнев, кавалер двух орденов Красной Звезды. |
