|
Киджоль. III
|
6
Мы присели вдоль берега, где душманами был сложен из камней и валунов небольшой забор, который возвышался прямо из воды. Никто не решался войти в бурлящую горную реку. Вставать в полный рост не было никакого желания. Только за ним нам всем можно было укрыться. Лейтенант взял своих людей из роты, и они пошли первыми. Они медленно по пояс погружались в воду, держа над головами свои автоматы. Прижавшись и держась, друг за друга, чтобы течение не сносило, потихоньку направились на противоположную сторону реки. Но, только они там показались, духи опять открыли пулемётный огонь. Пули со свистом вонзались в бурлящую воду, образовывая высокие всплески воды.
Первая группа попятилась назад и встала возле каменного забора. Они стояли в воде, а лейтенант что-то говорил по рации. Мы молча стояли и наблюдали за ними. Лейтенант скомандовал, и они сделали ещё одну попытку. Но огонь крупнокалиберного пулемёта ДШК усилился ещё больше, и они быстро ринулись обратно, спотыкаясь и падая в воде, панически барахтаясь, пригибая головы, выползали все мокрые обратно на берег. Душманский ДШК на этот раз работал более точно, и бил прямо по нашему обрывистому склону в промежуток между двух берегов, заполняя его смертельным свинцом.
В роте у солдат началось предпаническое состояние. Пули заставляли нас прижиматься к мокрому каменистому берегу. Видимо, ДШК был расположен так, что он не мог изменить угол обстрела. Но стоило только нам привстать или выйти на открытый берег реки, как смерть незамедлительно протянула бы к тебе свою холодную руку, и забрала бы тебя с собой.
Шум воды приглушал наши разговоры и выкрики лейтенанта. Весь мокрый, он отдавал команды, заставляя солдат прижиматься к склону обрывистого берега. На лице у него была тревога и за жизни солдат, и за выполнение боевой задачи. Ему ведь дали приказ, и его надо выполнять, но, желательно, без потерь. И теперь он понимал, что сделать это будет невозможно. А вести на верную смерть молодых, неопытных ребят ему не хотелось.
- Так, никому не высовываться и не вздумайте стрелять! Себя обнаружите, а в духов все равно не попадёте. Все поняли? Передайте по цепочке остальным! - крикнул лейтенант.
Вдоль всего обрывистого берега, вплоть до самой воды, стояла мёртвая, сожженная, искореженная техника. Покрытая ржавчиной и чёрной гарью, усыпанная многочисленными отверстиями от пуль и выстрелов гранатомета, она образовывала своеобразный щит.
- Товарищ лейтенант, а если этот металлом танком столкнуть в воду, а?! Может, получится? - крикнул ему я. И тут же эту идею подхватили остальные солдаты. Лейтенант посмотрел на меня, вроде хотел что-то спросить, но потом быстро привстал и на секунду задержался, оглядывая местность над нами.
- Ладно, попробуем! - присев, ответил он.
Духи понемногу прекращали стрельбу. Связавшись со штабом, объяснив обстановку и высказав наше предложение, командир получил положительный ответ.
- Сейчас к нам броня попробует подойти, если у них, конечно, это получится, - сказал лейтенант.
Солдаты отошли на безопасное место и расположились на отдых. Промокшие, они сушились на солнце. Туркмены достали из заначки косяк и закурили.
- Киса, хочешь кам-кам? Для поднятия настроения, чтобы легче умирать было! - предложили мне туркмены, посмеиваясь.
- Нет, я умирать не собираюсь, даже обкуренным, нет, не хочу! - ответил им я.
- Ну, как хочешь!
И они втроем стали раскуривать сигарету с анашой, и, после каждой затяжки сильно кашляя, ловили кайф. Глаза у них сразу заблестели.
- Смотрите, сейчас летёха засечет, - предупредил их я.
- А, нам похрен, что он нам сделает. Нам, Киса, терять нечего, мы - дембель, мы своё отслужили!
- Ну, смотрите, сейчас вот духи вам прикурить дадут! - ответил я.
- Да ладно, она слабенькая, так, на полчаса хватает.
Рокот моторов подходящей брони нас всех ободрил. Все зашевелились и стали подниматься на корточки. К самому берегу подошли две БМП-2 и тягач из ремроты с большим ковшом спереди. Оставляя за собой на каменистом берегу глубокую колею, первая БМП потихоньку переехала через виноградник, немного пробуксовывая из-за огромных камней и неровной местности. Потом забралась на возвышение, развернув свою длинную 30-мм пушку в сторону ущелья.
Другая БМП попыталась подъехать прямо к нам, но тут же увязла по самые гусеницы в прибрежном мягком грунте. И тягачу пришлось её вытаскивать. Пока они передвигались по берегу, прошло уже больше часа и настало время обеда, но команды никто не давал. Жара стояла неимоверная, солнце очень сильно пекло и тот, кто не был мокрым, стал мокрым от пота. Хорошо, что вода была рядом, и нам было чем утолить жажду.
Выворачивая на своём пути все кустарники, тягач добрался до завала из сгоревшей техники, и стал своим ковшом двигать подбитую броню. Духи опять открыли огонь, но на раз и били уже не по нам, а по броне. Первая БМП стала стрелять одиночными выстрелами вглубь ущелья. Наши уши закладывало от громких выстрелов, а удары крупнокалиберных пуль об броню БМП говорили, что духи не собираются уступать нам. Пули ДШК рикошетили от брони, и со свистом пролетали мимо наших голов, впиваясь в обрывистый берег.
На время тягач замер. Затем опять продолжил свою нелёгкую работу. Под обстрелом, с поврежденными триплексами, практически на ощупь, механик-водитель мастерски сталкивал в воду разбитую технику, образовывая завал между двумя берегами вытекавшей из ущелья реки.
БМП без перерыва била по ущелью. Разрывы снарядов покрыли пылью и дымом вход в ущелье. Затем подключилась дивизионная артиллерия. Ведь вход в ущелье был уже давно пристрелян. И мощные разрывы от снарядов сотрясали землю и скалы.
Мне представилось тогда, что я в настоящем аду. Грохот и гул в ушах, стрельба, дым, свист пуль. Всё это образовало кипящий котел, в котором мы все варились. Духи били из всех видов оружия, какое только у них было! Разрывы снарядов их не пугали, словно их не было вообще!
Как только дым рассеялся, стрельба опять начиналась. На БМП, которая прикрывала работу тягача, не было уже живого места. Не представляю, что чувствовали солдаты, которые в ней находились.
Тягач, под свист душманских пуль, сделав свою работу, начал отходить вглубь зелёнки. БМП-2, выстрелив весь свой боекомплект, попыталась съехать вниз обратно к реке, но забуксовала и начала дергаться на месте, как в предсмертных судорогах. Она моталась туда-сюда, но не могла сдвинуться с места. Её левая сторона была вся изрешечена, а левая гусеница была перебита. Пришлось опять цеплять ее тросом и вытягивать. Всё это на наших глазах проделывали солдаты из ремроты.
Когда БМП оттащили подальше, к нам стали подтягиваться ещё солдаты из нашего батальона и других подразделений, размещаясь по всему берегу в виноградниках. Посмотрев снова на БМП, я увидел, как из неё стали вытаскивать окровавленных солдат, укладывать их в носилки, уносить подальше от обстреливаемой зоны.
- Сколько ещё их будет? - подумал я. Сейчас они своё отслужили и сделали всё, что смогли. Я не знал, кто из них был убит, а кто ранен, но крови на них было много.
7.
Лейтенант всех предупредил о наступлении.
- Сейчас тронемся вперёд, группами по семь человек залезаем в воду. И как можно быстрее направляемся к другому берегу, стараемся прижиматься к подбитой броне техники.
Душманы прекратили огонь по нам. Стало тихо, только шум бурлящей воды отражал солнечные зайчики. Вода, вода, в жарком Афганистане - это сама жизнь!
Лейтенант с группой солдат, держась друг за друга, снова входили в реку, преодолевая сильное течение. Теперь груда искореженного металла почти до конца другого берега перекрывала речку, и также закрывала нас от душманского обстрела.
Мы выстроились в колонну, и группами, потихоньку, входили в воду. Вот пришла и очередь моей группы: повесив свой автомат на шею, держав друг друга за рюкзаки, входили в воду. Сначала было терпимо, но когда ледяная вода дошла до паха, все почувствовали настоящий холод, озноб начал колотить всех. Стоять было очень неудобно, идти тоже. Камни под ногами были скользкими, и дно было неровное. Течение тоже сильно мешало. И намокший рюкзак тянул в сторону течения, плечи быстро уставали. Цепляясь за подбитую броню, мы как можно быстрее перешли речку, и подошли к другому берегу. Этот берег был усыпан камнями, и был довольно высоким. Сверху тоже росли виноградники.
Но прижаться к обрывистому берегу оказалось невозможным. Душманы, предвидя такую ситуацию, вдоль всей этой стены протянули очень длинную растяжку, проволока которой блестела на солнце. И если её задеть, то значит где-то рядом произойдёт взрыв мины, или, скорее всего, мощного фугаса. Приходилось стоять возле растяжки и ждать, когда подтянуться другие солдаты, что бы по цепочке передать об угрожающей опасности. Затем медленно продолжали двигаться дальше, уходя по грудь в воду. Стараясь не задеть растяжку, приходилось держаться одной рукой за впереди идущего солдата, а другой рукой за каменисто-обрывистый берег, который дальше постепенно переходил в довольно пологий и ровный берег, заросший кустами.
Пока первая группа в роли саперов проверяла берег, мы стояли и мёрзли в воде. Ноги от холода становились ватными, а мои бедные яички сводило, и я их уже почти не чувствовал, только ломило в животе. У всех стоящих рядом со мной, губы были синими, как у покойников, а зубы выбивали бешеный ритм.
- Ну когда же вылезем отсюда, а? - ныл один из туркменов.
- Не могу больше! Ой, мои яйца! Ох, как ломит, - продолжал он.
Я сосредоточился и старался его не слушать, хотя самому было тошно.
- Мне жарко, очень жарко, я спокоен, у меня ничего не болит, - говорил я сам себе. И вспоминал свои изнурительные тренировки по каратэ. Тренера Фарита, который нас учил и говорил нам:
- Вы должны в процессе тренировки закалять свой дух и тело в огне собственной воли! - и гонял нас до седьмого пота, заставляя нас кричать: Ос! Ос! Ос!
- Сука, как холодно! - неожиданно для самого себя выругался я.
Я уже не чувствовал своих ног. Они просто прогибались как вата, и совсем не было сил сопротивляться течению. Мы стояли и ждали своей очереди выхода на тёплый песчаный заминированный берег, но очередь двигалась очень медленно. И я слышал, как сзади, ругались уже другие замёршие солдаты.
Душманы, видимо, увидели наши передвижения и стали стрелять по нам одиночными выстрелами из ДШКа. Пули скальпелем срезали верхушки растущего виноградника и впивались в скалы и воду. Но выстрелы были теперь только пугающими, пули нас не задевали.
- Странно, даже хлопков от выстрелов не слышно, только свист пуль. Видимо, душманский пулемёт далеко находится, - подумал я.
Вот и берег. Мы по одному вылезали на четвереньках, пролезая под растяжкой, которая возле песчаного берега спускалась вниз, так что только ползком можно было пролезть под ней. Я с большой радостью встал на корточки, и так сильно почувствовал тёплое дыхание прогретого берега. Осторожно проползая под леской, остановился и предупредил следующего за мной солдата о растяжке, затем пополз вперёд, волоча за собой мокрый и тяжёлый рюкзак.
- Вот мы и перешли речку! Наконец на другой стороне ущелья! - кричала моя душа.
Впереди идущие солдаты предупреждали идущих за ними, что бы шли шаг в шаг. Весь вход в ущелье в минах и фугасах. Один за одним вылезали из воды мокрые солдаты, и перебежками двигались к подножию горы. Они проходили через разбитый кишлак и группами передвигались от дома к дому, от дерева к дереву. Было тихо пока, душманы себя не выявляли.
Душманская тактика была и не во всех случаях одинаково предсказуемая. Духи часто уходили в глубь ущелья, не принимая бой, оставляя за собой мины, фугасы.
Наши слдаты подтягивались и рассредоточивались, проходя через песчаный и очень тёплый берег.
- Так и хотелось лечь на него и, загребая под себя руками горячий песок, согреть своё застуженное тело. Прямо как дома на пляже, - подумалось мне.
Поднявшись чуть повыше, я увидел, что на другой стороне берега, где мы недавно были, целое скопление нашей инженерной техники, в основном сапёрные грейдеры, спереди которых были большие железные катки. Там же сосредотачивался афганский десантный батальон.
- Наконец-то собрались всерьез брать ущелье, а то я уж думал - мы одни будем здесь воевать! - сказал я шедшему за мной молодому.
Похоже, саперы собирались установить понтонный мост. Им предстояла огромная работа, связанная с большим риском для жизни.
Вот мы и подошли к подножию горы. Лейтенант связался со штабом. И я услышал, как по рации давали указания:
- В само ущелье ни в коем случае не заходить! Как поняли? Приём!
- Вас понял, понял, - отвечал лейтенант.
- Так все готовимся к подъёму в гору, - крикнул он.
Рядом с ним постоянно находился солдат-снайпер по имени Саша, очень подвижный, смелый и отчаянный. Лейтенант, похоже, очень ему доверял: они разговаривали даже на ты, и звали друг друга по имени, прямо как друзья.
8.
Позади нас возле самого берега, раздался очень мощный взрыв, и клубы чёрного дыма поднялись над землёй. Взрывная волна донесла до нас запах палёного мяса, горсти песка и мелких камней осыпали всех, но зелёные ветки абрикосовых деревьев прикрыли нас. Мы все от неожиданности присели, а туркмены опять засуетились и с испугу залезли за разбитый дувал. Я остался сидеть на своём месте.
- Подрыв, подрыв! - прокричали по цепочке солдаты.
Лейтенант взял радиста и ещё одного солдата, который был вместо сапёра, и они побежали обратно к берегу. Проходя быстрым шагом, мимо меня и рядом сидевшего молодого, командир остановился и спросил:
- Плащ-палатка есть?
- Есть - ответили мы.
- Идите со мной быстро, - сказал он.
- Ну, вот опять началось, возвращаться - плохая примета, - подумал я.
Мы пробежали по тропе, мимо лежавших мокрых солдат, которые рассредоточились под разбитым дувалом и под кустарниками винограда. Они смотрели на нас и ждали от лейтенанта команды. Он всем велел оставаться на местах.
- Везде мины! - кричал он всем.
Мы вышли на песчаный берег, где недавно были, и увидели ужасную картину. По всему песчаному берегу были разбросаны ошмётки мяса, куски тел, руки, ноги, клочья х\б и ещё что-то непонятное. На месте воронки песок стал чёрным, а свежая кровь обволакивала песок, образовывая множество шариков, струясь из останков тел. От увиденной картины нас всех мутило, душу охватила дрожь и отвращение. Мне хотелось убежать отсюда подальше.
- Домой, скорей домой! - кричала все внутри меня.
Вокруг стали подходить солдаты. Кто-то только что вылезал из воды, кто-то ещё не успел и все были в ожидании.
- Что случилось, сколько человек подорвалось? - спросил рядом стоящего солдата лейтенант.
Все молчали. Один солдат держал на весу свою раненую руку, кровь струилась из его предплечья, но похоже, рана была несерьёзной, потому что он не так сильно стонал, когда его перевязывали. Он сказал, что его задело осколком в руку, и что кто-то из погибших задел растяжку, которая была возле берега. И всех, кто был на этом берегу, человек пять, разорвало на куски фугасом.
По рации запрашивали лейтенанта и спросили его, что это был за взрыв, есть ли убитые и раненые.
- Да есть, нужно срочно взвод сапёров и вертолёт, чтобы забрать раненого, - отвечал лейтенант.
- Вертолёта не будет, раненых переправляйте сами, группа сапёров на подходе к вам, - отвечали по рации.
Вечная вам память, парни, вы не почувствовали запаха смерти. Я буду всю свою жизнь помнить ваше молчание на этом чужом берегу, где мощный фугас в одно мгновение оборвал ваши двадцатилетние жизни! Я знаю, никто не хотел умирать, все хотели только одного: домой, скорей домой! И ваши останки, ваша кровь смешались в одну общую братскую могилу. И повезут почти пустые цинковые гробы, положив в них только гимнастёрку. Сожалею, что не смогу сейчас придти на этот берег! Ваши родные и близкие так и не узнают про вашу настоящую смерть, а афганская земля занесёт это место песком и пылью. Только матери, да вечно эта река будут оплакивать вас, парни. И зацветут сады на ваших телах, и выпадет снег, и омоет дождь, и обогреет вас знойное афганское солнце. Вечная память!
Лицо у лейтенанта было бледно-жёлтым, глаза были пустыми и ненавидящими. Наверное, ему было тяжелее всех, ведь он отвечал за каждого из нас. И каждая смерть солдата оставляла неизгладимый отпечаток на его сердце и душе.
Я стоял и не знал - с чего начинать. Нужно было развернуть плащ-палатку и складывать туда остатки тел, но куски мышечной массы смешались с песком. И эту неприятную работу никому не хотелось делать.
Лейтенант велел солдату, который был вместо сапёра у него ещё раз как следует проверить весь берег от мин, а нам дал указание следом за ним искать оружие солдат и их останки. Прошло больше двух часов, пока мы нашли всего три автомата, а один автомат был под водой у самого берега. Вскоре подошёл взвод сапёров, и они тут же приступили к работе. На подходе к кишлаку обнаружили три мощных фугаса, которые были связаны между собой. Саперы сказали, что минировали берег профессионалы.
Мы переправили останки солдат на небольшом плоту, сделанном из двери дувала, а сами направились дальше вперёд, в гору.
Солнце близилось к закату, и уже не так сильно пекло, но очень сильно хотелось есть. Мы медленно взбирались по крутому склону горы, которая возвышалась над ущельем. Тропы на склоне не было, и нам приходилось тяжело. Склон был настолько крут, что некоторые бойцы не удерживались, и кувырком скатывались обратно вниз, пролетев десять - пятнадцать метров. Но всё обходилось без травм, только небольшие ушибы. Бойцы вставали и снова карабкались вверх в гору. Больше подрывов не было.
Мы с туркменами забирались всё выше и выше, помогая друг другу. И если один удачно преодолевал крутизну, то снимал рюкзак и ждал другого. Потом протягивал ему руку, тем самым облегчая подъём. Теперь мы как-то стали ближе, и с пониманием относились друг другу. Пот с нас шёл градом, усталость одолевала нас. Лейтенант уже дошёл до вершины, и выбирал пологое место для ночлега.
Вот уже и вершина, снова прохладный ветер освежил наши лица, солнечные лучи покрывали розовым закатом хребты гор. Наконец-то мы добрались до более удобного места, где наклон был небольшой, и камней было меньше. Я свалился на землю и тяжело дыша, вытянул ноги, запрокинул голову назад.
- Сейчас минутку отлежусь и надо искать место для ночлега и обустроить его, - подумал я.
Туркмены потихоньку набирали высохшие верблюжьи колючки и мелкий сухой хворост. Вся рота расположилась на склоне. Все начали устраиваться на ночлег: кто-то уже разводил небольшие костры, кипятя на них фляги с водой для чая, грели кашу из сухпайка. Мы с туркменами тоже занялись этим полевым бытом. Я устроил из небольших камней маленький бруствер, чтобы в случае обстрела, можно было хоть как-то укрыться и спрятать голову,. Свою позицию мы выбрали тактически правильно. Наш хребет был удобен для обзора всего ущелья, и пролегающей по нему дороги.
Лейтенант и его приятель снайпер Сашка решили выйти на другую сторону горного хребта, чтобы проверить невидимую ранее сторону мрачного ущелья Киджоль. Но, как только они пересекли хребет и оказались на другой стороне, из самого ущелья послышались выстрелы и пули вновь со знакомым свистом дырявили небо. Нам они были не страшны, так как летели вверх на излёт.
Лейтенант и Санька, как мухи, обратно перелетели хребет, и оказались возле нас, целые и невредимые. С правой стороны выше нас, на большом хребте этой горы уже целую неделю сидела разведка, и у них все цели были пристреляны. Они незамедлительно открыли ответный огонь по ущелью.
Лейтенант связался со штабом и дал координаты цели, сообщив, что в самом ущелье в кишлаке находятся духи. И есть вероятность, что душманы организуют для нас ночной визит. Через пять минут в воздухе раздались свист пролетавших снарядов и послышались разрывы в глубине ущелья. Но нас они не беспокоили, мы мирно ели свои каши и пили чай. Через пятнадцать минут обстрел прекратился. Наевшись и попив горячего чая, которого оказалось как всегда мало, стали укладываться на ночлег.
Я взглянул вниз и стал осматривать те места, которые нам сегодня пришлось пройти. Всё было как на ладони. Если бы я был художником, я бы обязательно нарисовал эту картину. Вход в само ущелье был загроможден камнями и валунами. Мост через вытекавшую из ущелья речку, которая вподала в реку Панджшер, был взорван. А перед горным массивом было столько подбитой бронетехники, что весь вход в ущелье был ею забит.
Переведя взгляд на другую сторону, туда, где мы ранее ночевали, я увидел большое скопление нашей техники. Было видно, что там собираются готовить переправу. Огромные сапёрные грейдеры расчищали дорогу и готовили место для понтонного моста. Они заваливали камнями и землей речку, тем самым сужая расстояние между двумя берегами. Вот уже включили фары, тягачи работали при свете медленно парящих в воздухе, осветительных ракет. Иногда из глубины ущелья душманы стреляли, целясь по фарам тягачей. Тогда всё временно замирало и останавливалось. Фары тушились, механики водители глушили технику, потом вновь все начиналось.
Мои глаза медленно слипались, и я потихоньку, сам того не замечая, (в бушлате, под головой вещмешок, справа мой родной автомат) стал засыпать.
Ночью я проснулся оттого, что всех стали будить и поднимать, нам сказали, что будет ещё один срочный новый переход.
- Сука, делать им нечего. И когда это всё кончится, свой сон наверстать даже не дадут! - сказал я свои мысли вслух. Мне ужасно не хотелось вставать, всё тело ныло и болело: результат после вчерашнего перехода. И, похоже, не только мне одному, туркмены ругались на своем языке, переходя только на русский, когда матерились.
Лейтенант поднял всех, пробежав почти по всему малому хребту. На наше место снизу поднималась другая рота, а мы должны были спустится чуть пониже. Я взглянул снова на небо, оно было великолепно, но луна ещё пряталась за горами Гиндукуша, освещая его хребты. Было очень темно, и с большим трудом можно было видеть вытянутую руку.
Собравшись, мы двинулись по склону вниз, держа в руках свои автоматы с холодными стволами. И почти ползком спускались, перебираясь через большие камни, заходя в тупик, где не было спуска, а был обрыв. Возвращались и снова искали удобный спуск. Плутали мы очень долго, пока не нашли козью тропку. В самом низу ущелья было большое и шумное шевеление: это посереди ночи подошёл афганский десантный батальон, и размещался у самого входа в ущелье, прямо под нами. Наша рота снова начала обустраиваться, но было настолько темно, что где кто стоял, там и заночевал. Меня не надо было уговаривать, чтобы уснуть без удобств. Мы прижались друг другу, как маленькие котята, и засыпали под звёздным афганским небом. И из-за своей усталости не чувствовали даже горного холода.
Ночью и под раннее утро, были слышны выстрелы из ДШКа, которые эхом раздавались по ущелью, но конкретно обнаружить, откуда идёт стрельба, было невозможно. Для нас эти выстрелы были уже привычными, и только молодые, ещё не обстрелянные солдаты, подымая головы реагировали на них и, видя, что кроме них никто не реагирует, снова сворачивались калачиком, прятали свою голову под плащ-палатку.
Сапёрные грейдеры работали всю ночь и под утро многое успели сделать.
9
Нас разбудили тёплые лучи утреннего солнца, которые так ласково грели, и было очень приятно согреваться в эти часы, после прохладной ночи. В самом низовье ущелья, афганский батальон ("зелёные") уже давно встали, и занимались приготовлением пищи. И слабый запах разогревающегося мяса доносился до нас, возбуждая в наших желудках аппетит.
Я встал, в пояснице немного ломило, всё тело отекло. Присев на корточки, стал с утренней вялостью осматривать всё ущелье. Лейтенант тоже выглядел не очень свежим, как будто он был после тяжёлого похмелья. Но вызов на связь по радиостанции его мгновенно привел в чувство. Из штаба дали приказ устроиться, и разместить людей на этом же месте. И сверху контролировать вход в ущелье.
Нам с туркменами досталось неплохое место, оно было относительно ровным. Возле нас душманами было вырыто в земле два глубоких блиндажа. И похоже, что из этих нор стреляли как раз по нам, везде было очень много стреляных гильз 7,62мм.. Но при всём любопытстве, ни у кого не было желания залезть туда вовнутрь и обследовать их. Мы кинули туда гранату Ф-1. Убедившись, что они безлюдные, успокоились, и уже больше на них не обращали внимания.
После того, как переправа была готова, к самому входу в ущелье практически вплотную, насколько это было возможным, подъехали две БМП-2 и один танк, направив свои орудия вглубь ущелья. Как только они подобрались поближе, и заняли удобное место расположения, через которое просматривалась почти вся глубина ущелья, по ним сразу же из ДШКа открыли огонь. И только звёздочками загорались по броне места попаданий пуль крупнокалиберного пулемёта.
Танк, словно рассерженный дракон, извергал выстрелы один за другим. БМП следом за танком, открыли беспорядочный огонь по склонам ущелья, но это словно не мешало духам, а наоборот, заводило. Но эта игра в перестрелки продолжалась недолго, потом всё стихло.
Включенная радиостанция шипела и изредка передавала связь между ротами. Лейтенант сидел рядом с ней и слушал её.
- 986-й, 400-му ответь, приём, - передавали по рации.
- 400-й, 986-й на связи.
Лейтенант объяснил нам, что 986 - это сам начальник штаба, а 400 - это командир разведроты, и они находятся выше нас, практически на вершине.
- 986, из глубины ущелья бьёт ДШКа, обнаружить его не удалось, броня обрабатывает все склоны, но пока безуспешно. Как меня поняли, приём?
- Вас понял, нужно найти. Укажите хотя бы приблизительные квадраты.
- Самостоятельно ориентируйтесь по карте, вызывайте арт. или "ураган"-обработку.
Затем последовало небольшое молчание. Лейтенант разложил свою карту, и искал возможные квадраты, и смотрел в бинокль вглубь, что бы помочь соседям. Вдруг по рации кто-то засмеялся, потом опять тишина. Мы все остолбенели и растерянно смотрели друг на друга. Через минуту по рации, немного с акцентом, грубоватый и хриплый голос по-русски начал говорить.
- 986-й, я "бородатый" (так шифровали по рации душманов), приём.
Видимо, не только мы, но 986-й тоже опешил услышано фразы.
- Борода, я 986-й, на связи, - ответил начальник штаба.
- 986-й, твои танки стреляют неточно, слишком высоко, мой ДШКа чуть пониже, - затем последовал смех наглого душмана. И опять пауза.
Да, у душман были профессиональные сканеры, они могли выходить на наши волны, слушать наши переговоры и даже общаться с нами. И знали все наши радиокоды.
Лейтенант был в недоумении, да и мы все, рядом сидящие, тоже пооткрывали рты. Кто-то даже выругался:
- Вот духи, охренели совсем!". Но удивление сменилось улыбкой на лицах солдат, особенно связист улыбался и качал своей головой. Туркмены опять матерились по-русски.
- Ну чё, Киса, совсем пи...ец нам всем придёт, надо делать отсюда ноги. Бля, и когда же дембель? - говорил мне один из туркменов.
Лейтенант ещё раз посмотрел на карту. И опять раздались выстрелы из ДШКа, но на этот раз стреляли они по понтонному мосту, по которому проходила колонна автомашин и брони.
- 400-й, я 986-й, приём, - опять стали говорить рации.
- 986-й, 400-й на связи.
- 400-й, говорить коротко и по коду, - предупредил начальник штаба.
- Вас понял, понял. Передаю по 4 карте ориентир возможный квадрат. Ураган 14-16, звезда Салим, 6 по карте, облако 37-38. Как поняли, приём.
Из штаба коротко передали, что всё поняли, и чтобы через два часа переходили на другую частоту. Лейтенант сообщил нам, что сейчас по внутренним вершинам ущелья будет мощная артиллерийская и "ураганная" обработка. И через двадцать минут для духов начнется ад.
И вот прямо с неба со свистом на горные хребты падали снаряды, и всё ущелье покрылось дымом и пылью. От безветрия образовалась дымовая завеса, она медленно опускалась на землю. Даже солнечные лучи еле-еле пробивались сквозь эти облака дыма. На склонах продолжали разрываться снаряды, и где-то вдали отзывались залпы канонады. Снова и снова с жутковатым свистом летели на головы душман смертельные "подарки". Эта арт обработка шла минут 30-40, а последний залп был особенно мощным и сильным. Тяжёлый дым от разорвавшихся снарядов медленно спускался и растворялся по всему ущелью. За это время проходила наша перегруппировка, и через понтонный мост проходили грузовики с боеприпасами, они шли на Пешгор.
Из-за большого задымления, душманы не могли вести обстрел по мосту, да у них и не было особенного желания во время артобработки это делать. Как ни странно, но мы также как и вчера, ели под обстрел. На ужин под арт. обработку, на завтрак тоже под арт. обработку и это всё уже почти казалось привычкой, и царандой (афганская армия ) стал к этому привыкать. Расположившись внизу, они занимались каждый своим делом. Кто ел, кто отдыхал, а кто лазил по душманским тропам и чего-то искал.
- Наверное, это сапёры, - подумал я.
Не успел закончиться артобстрел, только рассеялся дым. И тут прямо с неба стали падать реактивные ракеты "Ураган". Даже издалека они казались огромными. Я это видел впервые. Как запускают "Ураган", видел, а как эти четырёхметровые "сигары" разрываются, нет. Они скрывались за малым хребтом, который прятал от нас само ущелье. Но очень мощные взрывные волны доносилась даже нас. Колыхнула даже нашу вершину. При всём солнечном свете мы увидели в глубине ущелья огромное зарево.
- Да, я бы не хотел бы там оказаться, - сказал молодой.
- Духи, небось, сейчас уже у аллаха исповедуются, - подтвердил я.
Ещё раз огромные клуба дыма поднялись над ущельем, и они были чёрные как смола. Арт обстрел по сравнению с "Ураганом" казался уже детской забавой.
- Всё-таки, что не говори, а советская техника самая мощная и лучшая, - сказал лейтенант.
Все даже привстали и, открыв рты, смотрели на разрывы ракет. И это представление длилось недолго. Но и этого было вполне достаточно, чтобы навести переполох в душманском лагере.
- 986-й оторвался за духовскую шутку, теперь у них нет, наверное, желания поговорить ещё раз, - продолжал свои впечатления лейтенант.
- Смотрите, даже зелёные и те попрятались, чего они испугались, ведь в них же не палят, - смеясь, сказал я.
"Царандойцы", как мухи тараканы залезли под скалу, и с опаской наблюдали за происходящим, как будто одна из ракет должна была обязательно приземлиться к ним.
- Да они те же душманы, только их успели в афганскую армию забрать, вот они и прячутся, - сказал один из связистов.
После всего этого наступила долгожданная тишина, даже внизу танкисты расслабились и повылазили на броню. Они пробили каменистый забор, и вместе с БМПэшками проехали немного вперёд в глубь ущелья, и практически сравнялись с нами. Внизу сапёры работали целый день, и нашли немало мин и фугасов, а "зеленые", рыща по ущелью, откопали новую разобранную зенитную установку и боеприпасы к ней. Душманы спрятали её под самый склон горы и обложили её камнями так, что соблюдался естественный ландшафт, только опытный глаз мог определить местонахождения этого склада.
Мы сверху под раскаленным солнцем наблюдали, как идут раскопки и все вместе удивлялись, как это духи всё-таки мощно подготовились к обороне. Воистину, ущелье Киджоль было большой преградой для нашей армейской операции.
Жара была неимоверная, и ещё эти надоедливые мухи не давали покоя, да они такие наглые, как сами душманы. Ничего не боятся и кусаются больней, чем наши российские мухи. Я решил наверстать упущенный сон, и лег, накрыв свою голову панамой. Я лежал на раскаленных камнях, не замечая тем самым, что принимаю солнечную ванну. Но так долго лежать было невозможн, очень хотелось пить и вообще умыть лицо. Непроизвольно я почёсывал под мышками, живот и пах. Потом вдруг осёкся.
- Сука, опять мандавошек подцепил!? Когда вернёмся в полк, покипятиться надо будет, - вслух сказал я.
- Что, Киса, квартиранты беспокоят, да? - спросил один из туркменов и продолжал.
- Меня они уже замучили, с самого начала операции, и откуда они берутся в горах?
- Это их душманы для нас разводят, чтобы служба мёдом не казалась, чтобы мы здесь не заскучали и худели понемногу, - подхватил молодой.
- Хули ты подкалываешь, чижара! Тебе ещё полтора года их кормить и разводить целое их поколение, - со злостью сказал туркмен.
- Киса, а ты им операцию устрой, как "Ураган", типа рейда. Сними х\б, и все швы с яйцами ногтем придави, - посоветовал мне туркмен.
- А иначе они тебя замучают, когда ещё мы вернёмся? Армейская операция долго ещё будет идти. Пока Пешгор не возьмем - назад не вернемся, - продолжал он.
Я так и сделал: бельевых вшей было не так много и я их давил ногтём, где они собирались, в основном в швах и они лопались как маленькие хлопушки, ну и опять же принимал солнечную ванну. Закончив это неприятное занятие, я оделся.
Стал наблюдать, как по мосту проходят колонны машин и брони. Они шли на Пишгор, в основное душманское логово. Иногда в воздухе большими армадами пролетали, словно стрекозы, "вертушки". Вероятно, забрасывали десантников в горы Пишгора. И очень красиво и грациозно, прямо как ястребы, пролетали строго парами "Миги". На них было очень приятно смотреть, возникала гордость за нашу отечественную технику.
На этой небольшой высоте мы освоились и просидели на ней целую неделю. И всё проходило более-менее тихо, без происшествий. Не считая того, что душманы все равно хоть изредка, но стреляли: то по стоявшей броне, то по проезжающей колонне, короткими трассирующими очередями из своего "гребанного", секретного ДШКа, спрятанного где-то высоко на вершине, в глубине ущелья. Несмотря на всю нашу бдительность, так пока его и не удалось обнаружить. Он был словно невидимка. И выстрелы были приглушенными, и их не было почти слышно. Душманы периодически напоминали о своём присутствии. Но мы в долгу не оставались и в отместку, меняя квадраты артобстрела, тоже напоминали им, что мы тут, мы рядом и всё помним. И накрывали их мощным залповым огнём. Но аллах был на стороне душманов, и оберегал расчет ДШК. Как только артобстрел заканчивался, душманы, словно проснувшись, напоминали о себе, что они живы и готовы дальше воевать с шурави.
Когда машины проезжали по понтонному мосту, то все двери у машин были открытыми. И когда ДШКа стрелял, дырявя их кузова, то наиболее трусливые водители останавливали машину и выпрыгивали из неё. Но тогда было ещё трудней вернуться в машину, завести её, и двигаться дальше. Были даже точные попадания. И в этом случае охраняемой группе моста приходилось нелегко. Нужно было вытаскивать убитых или раненых и, зацепив машину продвинуть её вперёд, освободив тем самым дорогу через мост.
Всё это происходящие было обычным делом. Мне иногда казалось, что по-другому и быть не может, что везде в мире именно так. Но тоска по родному дому напоминала о далёкой Родине, а такие милые и родные письма из дома согревали сердце и душу солдат, пока они ещё были живы.
И такая тоска находила порой на сердце, что стоило произнести про себя слово "мама", как на глазах наворачивались слёзы. И только силой воли заставляешь их сдерживать.
- Ведь мы не плачем, мы мужчины! - говорили мы про себя. Эти минуты слабости застигали практически всех солдат, поздно ночью или рано утром, на посту или в минуты серьёзного обстрела. А когда стонут искалеченные безногие солдаты, то душа выворачивается наизнанку, и хочется, заткнув уши убежать в никуда, а лучше всего домой, домой. Дембель!!! Ну где же ты??!!
Я так хочу тебя увидеть, мама!
К тебе одной, моя родная
Я на коленях приползу,
И попрошу прощенья,
Ведь я вернуться не смогу...
|
|
| Категория: Киджоль. Киселёв Михаил Александрович |
|
|
| Просмотров: 548
|
|
|
|
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
