Глава 8

По прошествии начального дня операции огромная колонна бронетехники без особых приключений перевалила Гузык-Даринский перевал и веером разошлась по урочищу Аргу. За сутки произошло только одно ЧП.

Один из проводивших машины разведроты саперов наступил на противопехотную мину и ему оторвало полстопы. Второму, шедшему с миноискателем позади, повезло еще меньше: кроме контузии и ожогов лица осколками, каменными брызгами и частицами стекол от собственных же очков ему начисто высекло оба глаза. К счастью, рядом находился офицер медслужбы, и парня удалось спасти от болевого шока - самого страшного врага и основной причины гибели большинства раненых.

Разойдясь на дальность видимости, подразделения остановились на ночлег. Дав своему заму, сержанту Метели ряд указаний и прихватив с собой, на всякий случай Гору, Пономарев отправился за три километра к машине комбата. Поскольку совещание вполне могло затянуться до полуночи, замкомвзводу был отдан приказ отбить взвод по системе "один-один". Сие означало, что, вырыв по сторонам образованного машинами взвода треугольника двойные окопы для стрельбы лежа (служившие, в основном, кроватями, где, чтобы не замерзнуть, спали парами), пехота ложилась на ночлег таким образом, что, пока одна двойка отдыхала, вторая стояла на часах. Обычно делили ночь пополам, но если сильно уставали, то дежурили по часу или даже по полчаса.

В отсутствии Горы обязанности шефа принял Братусь. Подозвав Сашу, он поставил боевую задачу:

- Ото так, дытынка. Зараз рой ось отсюда и ось досюда, на лопату. Поняв? Гора прыйдэ, тут спаты ляжэ, а я пишов у сто сорок дэвьяту.

- А что, он не будет в машине спать?

- Вин? Та ни за що! Обождь, нэ суетысь, слухай сюды. Потом пийдэш до Шурика, вин тоби скажэ, колы стоятымо. Поняв? - И, как сухую ветку, подхватив свой ПК, он, словно огромный неуклюжий медведь, полез на броню.

Взводный вернулся часа через два. Вокруг него сразу же образовалась кучка из сержантов и дедов, и они вполголоса о чем-то заговорили. Стоявший на посту рядом Саша слышал лишь обрывки фраз: "С рассветом на броню, двадцать девять километров по полям и блокируем (какое-то чудное название местного населенного пункта)"; "Ну да! Разведка на шмон, а мы им очко прикрывай!"; "Потом в (следующее неудобоваримое название) и поднимаемся на машинах на перевал"; "А если броня не залезет?"; "Пешком пойдешь!"; "Вот уроды - чтоб они всрались!"; "Им оружие подавай…"; "Правильно, так и сказали - без трофеев не возвращаться…"; "Гора, ты за своим присматривай. И ты, Валера, туркмена - ни на шаг… Все, хорош языками молоть! Тяжелый день завтра…" Докуривая на ходу, они, словно призраки, растворились в темноте.

Пока Саша пытался переварить услышанное, ему кто-то мягко положил на плечо руку. Внутри все оборвалось и куда-то вниз живота рухнуло.

- Если к тебе так взводный подойдет, ты точно "духом" станешь. И я вместе с тобой. - Гора был чересчур спокоен и как-то подозрительно неестественно расслаблен. - Ну, ты как, военный?

- Нормально! Интересно все так, необычно! - приходя в себя от испуга, наигранно бойко ответил подопечный.

- Да, очень… Слушай, Саша, говоря по правде, мне эта параша совсем не нравится. Так что, ты от меня не отходи ни на секунду. Угу?

- Да, да, конечно!

- Первая и последняя заповедь молодого бойца… Помнишь?

- Помню.

- Давай…

- Что бы ни произошло - вначале падать, потом хватать пулемет. Потом думать! - как стихотворение отбарабанил Саша.

- Умница. Теперь поставь свой ПК на предохранитель и без нужды больше не снимать. Я, кажется, тебе уже несколько раз говорил. Все. На горшок и спать.

- А вы… Ты? - Мальчику, выросшему в семье педагогов, было сложно обращаться на "ты" к людям, которых он ставил выше себя.

Гора хмыкнул:

- Иди, давай. Снимешь с моего вещмешка плащ-палатку - укройся, а свою под себя положишь. - И язвительно добавил: - Только смотри, не перепутай!

* * *

Ему казалось, что он лег мгновение назад, как вдруг что-то ощутимо ударило в бронежилет. Подскочив, Саша уловил какую-то суету и приглушенные голоса. Было совершенно темно. Еще не вполне проснувшись, он понял, что это подъем, и в кромешной, усугубленной туманом темноте начал лихорадочно собирать вещи. Довольно быстро сложил плащ-палатки, подхватил в одну руку два вещмешка, в другую - пока еще непривычно тяжелый, неудобный ПК и неловко побежал к темному пятну своей машины.

Со второй попытки, вскарабкавшись на борт, Саша устроился на броне и, зябко зажимаясь от поднявшегося ветра, стал ждать. Увидев копошащегося в десанте Тортиллу, попросил сигарету. Гора сказал, что разрешит курить на операциях только в том случае, если убедится, что тот не "сдохнет" на первом же переходе, и в рейд сигарет так и не дал. Спички упрямо тухли на сильном ветру. Намаявшись, он плюнул, подкурил от чужого бычка и заодно поинтересовался:

- А почему так рано выезжаем?

- Чавой-то рано? Три часа вжэ.

"Ну-ну…", - сказал себе Саша и, умостившись поудобней, задремал.

Не прошло и часа, как стремительно рассвело. Еще минут через сорок прибыли на место. Соскочив с брони, взвод быстренько поднялся по довольно крутой каменистой гряде метров на пятьсот и очутился на скалистом гребне, с другой стороны которого раскинулся напоминавший сверху запыленный ошметок протектора жалкий кишлачишко. На противоположной параллельной гряде Саша заметил снующие взад-вперед крошечные фигурки.

Пока он думал, кто бы это мог быть. Сзади подошел Гора и, скинув наземь вещмешок, отрывисто бросил:

- Ну, чего встал? Давай, давай! Окоп рой…

- Слушай, Лень, а кто это там? - ткнул Саша рукой в сторону суетливо шныряющих фигурок

- Первый взвод, не отвлекайся. - И, заинтересовавшись происходящим в селении, крикнул: - Слышь, Шурик! Разведка пошла.

Только тут Саша заметил, как в кишлак входят облепленные пехотой БМП. Следом за машинами не спеша, трусил царандой.

Гора раскинул пулеметные сошки на своей СВД, (единственный в батальоне, кто додумался до этого; впрочем, экстравагантная мода так и не привилась), улегся на край скалы и стал в винтовочный прицел следить за происходящим в селении.

Его подопечный, минут пятнадцать безуспешно проковырявшись в скальном грунте, решил, что проще будет окоп не отрывать, а выложить из камней. Вскоре он поймал насмешливый взгляд шефа. Тот прокомментировал:

- Почти двадцать минут соображал. Нормально!!!

Управившись, Саша уселся в импровизированную крепость и принялся наблюдать за прочесыванием. Внезапно слева от него гулко грохнуло, и что-то горячее резко хлестнуло по щеке. Удивляясь самому себе, Саша стремительно растянулся на дне окопа и услышал над головой взрыв дикого хохота. Братусь, сидевший позади метрах в пяти, проронил излюбленную фразочку:

- Нэ спы - замэрзнэш!

В самый разгар веселья вмешался взводный:

- Хорош, мать вашу, тащиться! Гора, смотри - уходит!

Наставничек, отирая тыльной стороной руки, выступившие слезы и продолжая от смеха мелко всхлипывать, небрежно приложился и еще два раза подряд грохнул куда-то вниз. После каждого выстрела над выложенным Сашиным бруствером пролетали мощно выбрасываемые затвором гильзы.

Присмотревшись вниз, Саша увидел, как по дороге, ведущей от кишлака, какой-то чурбан в километре от них спешно разворачивает своего ишака. Два фонтана вздыбленные в нескольких шагах перед ним пулями, видимо, оказались веским аргументом в пользу возвращения назад.

- Подействовало… - подытожил Братусь.

- Ой! Какая глубина… А-хр-хренеть! Как ты догадался?! - тут же вмешался Шурик и, уже переключившись на Сашу: - Эй! Военный! В штаны не наложил?!

- Да я… не ожидал просто!

Все вновь заржали.

- Да хватит веселиться! - не выдержал взводный. - Что на вас нашло? Все! Сейчас разведка сваливает - мы вслед за ней.

Что будет дальше, знали все, естественно, кроме рядового Зинченко.

К полудню добрались до "своего", как выразился Пономарев, кишлачка. Позади пылило еще четыре машины - первый взвод и отделение саперов.

Населенный пункт раскинулся на гладкой, словно шахматная доска, равнине, а посему, обложив селение со всех сторон БМПэшками, пехота с ходу вошла в узкие лабиринты дувалов. Саша вместе с вертевшим в разные стороны длинным стволом автоматической пушки Матаичем остался в машине. На робкую попытку напроситься на "шмон" Братусь совершенно серьезно ему ответил:

- Ты шо, с глузду зъихав?! А сухпай бороныты вид загарбныкив?

Чем-то озабоченный Гора - явно было не до подопечного - только отмахнулся:

- Успеешь…

То тут, то там в кишлаке раздавались одиночные выстрелы.

- Замки сбивают, - перехватив недоуменный взгляд, пояснил Матаич.

Примерно через полтора часа вернулись. Гора, улыбаясь, с самым невинным видом сунул Саше несколько тонких и твердых, пропахших кизяковым дымом лепешек. Этот пепельно-песочный хлеб напоминал скорее картон, нежели пищу, настолько он был пресен и упруго-жесток. Саша с горем пополам управился с небольшим кусочком и, брезгливо скорчив физиономию, отдал "подарок" Тортилле; тот без всякого стеснения все умял за пару секунд.

Ехали долго. Впереди нещадно пылили машины первого взвода и саперов. Сожженная дурным солнцем глина превращалась под траками БМПэшек в какое-то жуткое подобие серо-желтого цемента и, поднимаясь неправдоподобной густой стеною на десятки метров вверх, полностью скрывала под пылевой завесой маленькую колонну.

Дышать было почти невозможно, еще хуже приходилось глазам: пыль, казалось, полностью состояла из одной соли. Обильно выступавшие слезы тут же сворачивались, образуя в уголках глаз целые комки, которые, мгновенно высыхая, отрывались вместе с ресницами.

На место прибыли под вечер. Ниже стоянки раскинулось небольшое запущенное селеньице. Первым на то, что кишлак брошен жителями, обратил внимание Валера. Пока третий взвод с одной, а первый и саперы - с другой стороны сопки зарывались в землю, вниз смотались ребята из отделения Мыколы и подтвердили Валеркино предположение. Новость, явно, безрадостная.

Шурик по этому поводу матерился минут десять, после чего с чувством плюнул на 149-ю, отдал на почистку свой автомат Полякову и, завалившись под машину, в ответ на недоуменный взгляд взводного, выставил следующий аргумент:

- Мои яйца пригодятся мне больше, чем нашей Родине… Хрен я тут ночью спать буду!

И в своем решении Шурик оказался совсем не одинок. Остальные деды, быстренько перечистив оружие, моментально отбились. Лишь один обязательный Мыкола, в течение часа, до изнеможения загоняв всех молодят и спецов, заставив их отрыть номинальные окопы и привести технику и оружие в порядок, позволил себе роскошь, сладко позевывая, растянуться на броне.

Около полуночи, не дожидаясь конца первой смены, старослужащие заступили на дежурство. Сашу, дежурившего той ночью на машине, сменил Валера, и он пошел поднимать верного окопной жизни Гору. Шеф, легко поднявшись, словно и не спал вовсе, перекинулся с Сашей парой слов и, дав ему закурить, направился к БМПэшке взводного.

Через несколько мгновений грянул первый взрыв. Еще не успевший улечься Саша сидел на бруствере, когда увидел, как Гора, поразительно быстро крутнувшись на одном месте волчком, стремительно ринулся назад и, почти пролетев последние несколько метров, одной рукой прижимая к телу винтовку, а другой увлекая за собой голову Саши, прыгнул в окоп.

Буквально воткнутый лицом в землю и почему-то совершенно не испугавшийся Саша удивленно отметил про себя, что он за эти считанные доли секунды успел проанализировать все свои ощущения, а также действия своего товарища и прийти к следующим выводам: первое, что Гора почувствовал угрозу благодаря свисту мины; второе, что его действия были безупречны; Гора имел опыт и особое, благоприобретенное чутье на подобные ситуации плюс обостренную и усиленную опасностью реакцию; в-третьих, что он совсем не испугался, очень быстро соображает, да и вообще - молодец…

За первой серией разрывов сухо треснуло еще несколько залпов. Мины ложились перед машинами и окопами взвода, но помимо них Саша уловил еще какое-то необычное чириканье над головой. Правда, он не сразу осознал взаимосвязь между доносившимися из кишлака автоматными очередями и этим птичьим щебетом. Но вот над головой чирикнуло еще раз и еще, и только тогда Саша вспомнил, что по ночам птицы обычно спят, так что, это могли быть только пули.

Завороженный этим открытием, Саша совсем забыл о том, что ему следует сейчас делать. Из оцепенения вывел яростный шепот в ухо:

- Сидеть смирно, не высовываться! Пока я не позову… Башку не поднимать, каску надеть, в штаны не делать! - И, пригнувшись, неизвестно когда успевший надеть каску, Гора выскочил из окопа. В это же время, почти одновременно, длинными очередями ударили пушки со всех машин. Через пару секунд подключилась броня первого взвода; раз пять бухнула старая БМП-1 саперов.

Стена фруктового сада, откуда определенно велся огонь, полыхала слепяще-оранжевыми сполохами. Саша, осторожно высунувшись из-за бруствера, видел, как в пятистах метрах от него частые разрывы скорострельных орудий рвали в клочья каменную кладку дувалов и деревья над ними. Над "зеленкой" повесили десятка два осветительных ракет. И там стало так светло, как будто только что наступили сумерки. Правда, свет был неестественный, какой-то призрачный, фотовспышечный, но видимость была неплохая.

Духи заткнулись; если они и успели спрятаться, то им уже явно было не до войны. Саша, захваченный азартом боя, выволок на бруствер пулемет и дал несколько прицельных очередей в проломы дувала. При этом он успел пожалеть, что не зарядил в ленту побольше трассеров; перед выходом на операцию Гора заставил просмотреть и почистить каждый патрон и в приказном порядке настоял, чтобы в лентах трассирующих было не больше, чем один на пять обычных.

Остаток ночи прошел мирно. Шурик, Гора, Братусь да и остальные старослужащие, успокоившись, вновь поставили в караул салажат и спецов и проспали до самого утра. На рассвете Пономарев, переговорив по радиостанции с ротным и комбатом, порадовал толпу новой боевой задачей.

Не успели рассесться по машинам, как в расположении первого взвода грохнул мощный выстрел. Взводный выразительно посмотрел на Гору, тот по портативке связался с командиром "один" и сообщил:

- Пивоваров ранен. Самострел.

- Вот бля! Наконец-то!!! - Лейтенант сплюнул в сторону. - Метеля, за меня! - И, дернув головой в сторону "напарничка", с ожесточением добавил: - А ну пошли!

Уже на ходу Гора, выждав момент, поманил Сашу рукой: "За мной!"

Глава 9

Москвич Сергей Пивоваров был главным посмешищем и позором всей четвертой мотострелковой. Конечно не единственный "недоношенный" в подразделении, были и похлеще - например, один из основных претендентов на почетное звание "Первое ЧМО полка" Гена Белограй. Но этот с самого начала был тупым, "отмороженным", умственно и физически недоделанным уродцем, а вот Серега, напротив, - радуя своим усердием и толковостью сержантов и офицеров, поначалу с мальчишеским энтузиазмом рьяно взялся за службу.

В отличие от недоразвитого и нечистоплотного заморыша Генули, Пивоваров был крепко сколоченным и с виду неглупым парнем. Вообще в ДРА над москвичами светила какая-то несчастливая, черная звезда; даже пословица ходила: "Что ни москвич - то чмо!" Разумеется, не все так фатально, и исключения бывали, например, один из самых толковых и крутых парней роты - механик-водитель ротного Федот.

Пивоваров в эти исключения не входил. Несмотря на многообещающее начало, не прошло и месяца, как он опустился до самого безобразного состояния. И виной всему послужил его собственный характер, привычка всегда и во всем быть в центре внимания, думать только о себе и о том, как выглядит он и его поступки со стороны. Повода сразу заработать орден во всю грудь как-то не представилось и день за днем, ночь за ночью тянуть тяжелую и изнурительную армейскую лямку не хватало ни сил, ни терпения - и он сломался.

В любой роте найдется с пяток подобных, в той или иной степени потерявших всякое человеческое достоинство, но случай с Пивоваровым был по-своему уникален. Сереге поначалу попытались помочь. Но помочь можно лишь тому, кто в помощи нуждается. Это дитятко нуждалось только в одном - в покое.

А тут юноша отколол номер еще похлеще… На второй день операции "Возмездие", километрах в пяти от Бахарака, рядовой Пивоваров во всеуслышание объявил: "Дальше не пойду!" На удивленный вопрос ошарашенного ротного: "Почему?" - ответил не менее прямо: "Потому что жить хочу!" Вечером того же дня при проверке снаряжения (уже на точке - бойца, естественно, с рейда тут же сняли) у него в вещмешке вместо боекомплекта обнаружили банок двадцать каши, - той самой, которую, дабы лишний вес на себе не тащить, рота перед выходом оставила в палатках.

Подобные поступки рассматривались однозначно - предательство… И, разумеется, для четвертой мотострелковой Сергей Пивоваров морально скончался. В горы его также больше не брали.

Как и многие другие, оказавшиеся в подобном положении, Серега по ошибке решил, что дураком пережить темную полосу ему будет легче. Когда подобный номер не прошел, и на него стали хорошенько давить, Серега сделал то, чего в Афгане не прощали никогда и никому, - пошел в штаб полка и на всех настучал… Вдвойне покойник. И самое страшное, что он подставил не только тех, кто его действительно когда-либо обидел, но и еще половину роты, и вовсе к нему никакого отношения не имеющую, в том числе и офицеров, которых автоматически подвел под дисциплинарное взыскание.

После такого хода Серега уж точно не смог бы подняться, ни при каких условиях, и тогда он "закосил на дурку". Правда, начал Серега не с симуляции сумасшествия, а с обыкновенного, банального членовредительства, но молодое, здоровое тело не пожелало гнить, а вдобавок чересчур умному мальчику быстро пообещали за подобные штучки влепить статейку - лет эдак на семь. Вот тогда-то он и закосил по-настоящему.

Для начала Серега, зверски закатив глаза под лобик и истошно воя дурным голосом, набросился на Деда. Но прапор, хоть и служил эталоном настоящего, стопроцентного деда и в свои сорок пять смотрелся на все шестьдесят, тем не менее, был отнюдь не промах и таких, как Пивоваров, сынков мог, пожалуй, человек пять умять и не запыхаться. Урок прошел даром, и, еще пару раз выкинув подобные фортели, Серега под конвоем улетел в Кабул - "на дурочку".

Вернулся он через пять месяцев - тихий, умиротворенный, раскаявшийся. На первом же разводе встал перед ротой на колени и, рыдая, минут десять вымаливал у нее прощенья. Через день заступал в наряды, со слезами на глазах просился на каждую операцию. И вот - на первой же вляпался.

Когда лейтенант Пономарев и его люди добрались до окопов первого взвода, Серега, уставившись пустым, осоловелым взглядом в небо, лежал на спине и тяжело, булькая и выдувая кровавые пузырьки, дышал. На месте рта зияла отвратительная черно-бордовая, обугленная рана. Правой половины челюсти и щеки не было совсем. Из раскуроченной дыры торчали белоснежные щепки обломков костей, а из-под лохмотьев, оставшихся на месте щеки и губ, выглядывали острые осколки зубов из раздробленной верхней челюсти.

Возле тела, не ведая, как к такому ранению подступиться, суетились несколько человек. Гора, сразу взявшись за дело, прежде всего, спросил:

- Кололи?

- Че???

- Промедол кололи?

- Нет! Нет! Мы же знаем! - запротестовали мужики.

Пока с горем пополам перевязывали раненого, лейтенант Аиров рассказывал обстоятельства происшедшего. Как и следовало ожидать - обыкновенное разгильдяйство…

В рейде Серегу назначили в расчет АГС. Там он, выполняя самую тяжелую (восемнадцать килограммов, помимо собственного груза) и в то же время самую неблагодарную работу - стрелял-то, естественно, не Серега, - нес тело гранатомета. После ночного обстрела он, в надежде перехватить лишние двадцать минут сна, конечно же, не разрядил оружие и не извлек из патронника гранату, а утром, спросонья, неаккуратно поставил зачехленное тело на торец, где помимо всего прочего находится гашетка этого оружия… и в результате схлопотал с расстояния менее чем в полметра тридцатимиллиметровую гранату в лицо.

Прошив голову и каску (да так, что в нее потом кулак просовывали), граната, так и не разорвавшись и наверняка оставшись на боевом взводе, упала где-то за кишлаком. "Маленький презент афганским коллегам", - пошутил кто-то из офицеров.

Даже на все уже насмотревшийся Гора и тот был неприятно удивлен реакцией на происшествие со стороны ребят и обоих взводных. На его вопрос, почему до сих пор не перебинтовали. Васька Бульбаш, замкомвзвода, кстати, раздраженно ответил: "А че яво перемятывать, - яму все равно пяздец!" Да тут еще и Пономарев со своими шуточками: "Гора, ты ему жгут на шею наложи, только записочку подсунуть не забудь, а то, чего доброго, онемеет!"

Пока он тампонировал и перевязывал рану, офицеры связались с ротным. На доклад о ранении Пивоварова старший лейтенант ответил в том же духе: "Ранен?! Почему не убит?!" После чего открытым текстом выдал длинную и отборную тираду…

Минут через двадцать подошла вертушка и, зависнув над обозначенной оранжевыми дымами площадкой, забрала раненого.

* * *

Как ни странно, но, вопреки прогнозам Горы, да и многих других, в том числе и большинства врачей санчасти, Серега выжил. Граната прошла между сонной артерией и позвонком и, раздробив основание черепа, вышла справа под затылком. Через семь месяцев с пластмассовой челюстью, железными зубами, парализованной левой рукой и шрамом на пол лица, вдобавок, глухой на правое ухо, он вернулся в роту за документами. А через пару недель, по инвалидности укатил на дембель.

За этот непродолжительный срок Серега успел всем напомнить, что он еще не умер и по-прежнему способен поражать воображение видавших виды солдат.

Через три-четыре дня после его прибытия, на гауптвахту попал возвращавшийся из Кундузского госпиталя молодой солдатик первого батальона.

При заполнении карточки стоявший в тот день выводным Гора с самым невинным видом поинтересовался: а не знавал ли юноша раненого бойца по имени Сереженька Пивоваров? Не заметивший подвоха мальчик чистосердечно и даже с радостной готовностью ответил, что знавал и, более того, некоторое время лежал с ним в одной палате.

Ни секунды не сомневаясь в конечном результате своего изыскания, выводной с улыбочкой сытого удава завел паренька в комнату отдыха караула, заставил того залезть на стол, пригласив начкара - лейтенанта Аирова - и в самых изысканных выражениях попросил арестанта громко и подробно доложить все то, что рассказывал "наш дорогой боевой товарищ Сережа Пивоваров" об обстоятельствах своего ранения.

История, поведанная арестантом, поразила слушателей залихватской вычурностью сюжета, слезоточивыми сентиментальностями и удивительной, прямо феноменальной точностью нюансов боевой обстановки, - комар носа не подточит, как так и было…

В течение суток новоявленный "артист" еще трижды давал сольные концерты в палатках третьего и первого взводов и отдельный, с аншлагом, в каптерке - для офицеров второго батальона. Некоторые эпизоды из-за дикого хохота до конца договорить не давали, и их арестант повторял отдельно - на бис.

Пивоварову уже было все равно, и он честно, голосом утомленного служаки сказал: "Да, набрехал… а что мне было делать?!" С чем от него и отстали.

Правда, о его службе под конец Сереге все-таки напомнили: справку о том, что ранение получено в ходе боевой операции, рядовой Сергей Пивоваров так и не получил. Хоть и мелко, но все же…

Глава 10

Рейд явно затягивался. Уже неделя прошла, а ему конца и края не было видно. Развернувшись всеми подразделениями по фронту, полк планомерно прочесывал один кишлак за другим. Духи, видя серьезность намерений шурави, предпочли не связываться и, отойдя подальше, ограничивались эпизодическими ночными обстрелами и работой снайперов с длинных дистанций. Если бы боевые действия проходили в другом районе, моджахеды, конечно, не спустили бы неверным такой наглости, такого продвижения в глубь своей территории (за первую неделю с момента начала операции войска отошли на сорок километров от лагеря части), но поскольку урочище Аргу являло собой равнину, где свободно маневрировала бронетехника (а подполковник Смирнов, кроме всего прочего, задействовал в выходе не только по половине стоявших по "точкам" первого и третьего батальонов, но еще и всю полковую артиллерию, всю реактивную батарею "Град", все "Шилки" и, вдобавок, две роты танкового батальона), - деваться "воинам ислама" было некуда. А, учитывая, что каждый мотострелковый взвод располагал тремя БМП - 2, становилось ясно: серьезных эксцессов со стороны духов не предвидится. К тому же стояла отличная солнечная погода, и в воздухе постоянно курсировали вертолеты полковой эскадрильи.

С каждым днем полкач все более и более входил в раж. Его умозрительные теории полностью подтверждались на практике; роты успели захватить два склада с провиантом. Хорошо замаскированные ямы, по три-четыре тонны пшеницы и риса, выдали местные осведомители ХАДа. Трофей немедленно передали на нужды города, о чем, естественно, сразу же оповестили кабульское руководство и штаб армии. Ну и самое главное - захватили несколько десятков единиц стрелкового оружия.

А ведь операция только начиналась, не были затронуты основные, прикрытые укрепрайонами, базовые населенные пункты.

Существовал еще один, для отчетности весьма немаловажный факт. Исходя из боевой обстановки, подполковник Смирнов видел, что рейд имеет все шансы обойтись малой кровью. За неделю произошло несколько подрывов. Один идиот прострелил себе голову из АГСа, и только лишь единственный солдат погиб.

В ночном переходе молодого бойца пятой роты снял засевший в развалинах чумного кишлака снайпер-одиночка. Парнишку подвела самонадеянно закуренная на привале сигарета. Он, поймав пулю в рот, видимо, так и не успел осознать, что же с ним такое приключилось.

* * *

Вообще в Афганистане многие погибали или получали увечья именно из-за собственной безалаберности, расхлябанности и непредусмотрительности. В каждой колонне и в каждом рейде несколько человек обязательно подрывалось на окруженных сплошным минным барьером точках, и, кстати, не только молодняк, но даже прапорщики и офицеры. "Замок" Дмитрий Метеля полтора года назад был свидетелем того, как на Третьем Мосту прогулялся по минному полю отошедший по малой нужде на два шага от тропы командир взвода химической защиты. Тогда всех поразило, как, не потеряв самообладания, старший лейтенант самостоятельно наложил себе жгут на культю ноги и выполз из опасной зоны.

Частенько случались и самострелы, в основном, при неосторожном обращении с оружием или при самом обыкновенном баловстве. В одном из таких случаев у парня, решившего почистить свой автомат прямо в танке, от случайного выстрела трассирующей пулей взорвалась гильза танкового снаряда, и все трое членов экипажа получили смертельные ожоги.

Случались и вовсе "комические" происшествия, например, история о том, как стоявший при прогоне колонны в боевом охранении молодой лейтенантик залез на два близлежащих валуна, дабы оправиться. Падая с метровой высоты, каловые массы замкнули контакты установленной меж двух камней противопехотной мины, и мужику не только разворотило задницу, но вдобавок взрывной волной, как бритвой, начисто снесло половые органы. Впрочем, он остался жив…

Другой боец кастрировал себя еще более действенным способом. Найдя где-то крупнокалиберный патрон от зенитной установки, этот тыловой связист решил подготовить себе на дембель оригинальный сувенир. Усевшись на табурет, он принялся демонтировать красивую, покрытую латунными и никелевыми ободками пулю, зажав ее между ног. Ко всему прочему, он остался частично без пальцев на обеих руках и без одного глаза.

В завершение этой безрадостной темы стоит упомянуть, что за пять лет дислокации части под Файзабадом около тридцати человек по разным причинам утонули в грозной, стремительно омывавшей треть периметра лагеря, ледяной Кокче. И тонули в ней не только люди…

Буквально за месяц до выхода в Аргу два механика-водителя саперной роты, не желая возиться, облегчили себе работу тем, что загнали свой БРДМ прямо в реку. Правда, помыть его они так и не успели. Легкий бронетранспортер, подхваченный течением, выкорчевал внушительную каменную глыбу, за которую его заблаговременно зацепили тросом, и, как гордый "Варяг", набирая скорость, помчался вниз по реке. Машину попытались перехватить на точке Каракамар, но полтора десятка километров для бронетранспортера, не приспособленного к такому неординарному виду передвижения, оказались непосильной дистанцией, и он где-то по дороге затонул. А его незадачливые водители три с лишним недели провели на гауптвахте. Выпустили их лишь благодаря начавшемуся рейду.

В общем, дисциплинка в полку была еще та. Смирнова, рвавшегося к полководческим лаврам, она не могла не беспокоить. И он вскоре нашел довольно оригинальный выход из создавшегося положения. Погибших по глупости проводили как боевые потери, в штаб армии отправлялись липовые отчеты и наградные листы, а родители в виде компенсации за цинковый гроб получали еще и орден Красной Звезды (стандартная посмертная награда убитому солдату, в отличие от офицеров, награждаемых в случае гибели орденом Красного Знамени).

* * *

Проанализировав ситуацию. Подполковник внес в план рейда дополнительные коррективы. Теперь, усиленный разведротой и саперами, второй батальон занялся исключительно прочесыванием кишлаков, тогда как все остальные медленно, но упорно продвигались по старой дороге. Танки и "шилки" встали на "блок-посты" в ключевых точках урочища. А реактивщики и гаубичники расположились в центре долины и при необходимости могли теперь накрывать любой участок на всем протяжении района боевых действий.

Для пехоты наступили горячие денечки, подогреваемые обещанием любимого отца-командира встретить здесь, при желании, Новый год.

Глава 11

За прошедшие с начала операции полторы недели Саша на деле познал, что имел в виду Шурик, говоря: "Главное в горах - не войнушка, главное - до войны доползти… Да, Гора?" На что тот, соглашаясь, молча кивал головой. От Матаича Саша узнал о случае, который под этим подразумевался и который, тщательнейшим образом все старательно обходили молчанием.

Шесть месяцев назад еще не вполне "очухавшемуся" после госпиталя Горе пришлось принять участие в тяжелейшем рейде в район Зуба. И на седьмой день длительных высокогорных переходов он сломался. Сутки еще шел сам - поддерживаемый товарищами под руки, без вещмешка, бронежилета и оружия. А ночью у него открылась кровавая рвота, и его в полубессознательном состоянии еще два дня тащили практически на себе. Благо, в последний вечер наткнулись на обитаемый кишлак, где взяли осла, на нем-то и довезли полумертвого снайпера к посадочной площадке. Еще одному парню в роте повезло намного меньше: к вертолету его принесли уже остывшим. Это был третий солдат батальона, погибший на этой операции от истощения сил и переохлаждения.

По возвращении в полк Гора неделю пролежал в санчасти, слетал на обследование в кундузский медсанбат и через трое суток, потеряв за эти дни двадцать килограммов веса, вернулся в роту. Несмотря, в общем-то, для высокогорного региона довольно заурядный случай, приключившаяся с ним, история больно ударила по самомнению Горы, и теперь только Шурик мог позволить себе, и то лишь намеком, такую роскошь, как наступить другу на любимую мозоль.

Один раз, уже в Аргу, шеф сказал Саше: "Смотри. Вначале подыхают морально, а уж потом отказывают ноги, причем тут же! Так что знай! Будет невмоготу - сразу говори!" После чего он дважды на затяжных переходах по собственному почину брал у подопечного ПК, хотя тот его не просил и вполне еще мог самостоятельно тащить свой пулемет.

Переходы в горах - самая настоящая изуверская, изощреннейшая пытка. Считая оружие, огромный боекомплект, бронежилет, каску, сухпай, вещи и прочее снаряжение, выходило в среднем до сорока килограммов; у пулеметчика чуть больше, у снайпера чуточку меньше. Хуже всех приходилось расчетам АГС - те, ко всему своему еще тащили гранатомет, станину и ленты.

Через три-четыре часа после выхода в горы казалось, что еще пять минут - и солдаты попадают на месте. Но эти пять минут складывались в часы, часы в сутки, а бойцы понуро опустив головы и не глядя по сторонам - да пусть лучше пристрелят! - все шли и шли. Как тогда говорили, "на автопилоте".

После подобных переходов на привалах Саша, очумело уставившись пустым взглядом в небо, думал, что еще одного такого марша ему не вынести и его, так же, как Гору, понесут на руках, и с содроганием слушал смешки дедов, утверждавших, что летние операции - прогулка; то ли дело - зима! И, несмотря на сорокаградусную жару, это действительно было именно так. Самое главное, летом несли меньше вещей, к тому же к жаре быстро привыкали, а вот зимой к снегу, налипавшему на сапоги пудовыми гирями грязи, промокшей одежде и пронизывающим сырым ветрам, неизбежно прибавлялись невыразимые ледяные ночевки в заснеженных, промозглых окопах; а отсюда - неминуемые переохлаждения, обмороженные ноги и прочие "прелести" любительского альпинизма.

Неизвестно почему, но доблестное и умудренное воинским опытом командование славной Сороковой армии ну никак не могло понять, что ведущим боевые действия в высокогорных провинциях частям жизненно необходима такая мелочь, как свитера, банальнейшие шерстяные носки и нормальная обувь и что состоявшие на вооружении нашей непобедимой армии с восемнадцатого года бушлаты, кирзовые сапоги, байковые портянки и хлопчатобумажное белье - не лучшая амуниция для этих регионов.

Но сейчас стояла иссушающая осень, район Аргу к высокогорью не относился, и Саше оставалось только безрадостно гадать, что же его ждет впереди.

* * *

Последние три дня рота буквально падала с ног; три, четыре, пять прочесываний за день выматывали не хуже любого перехода. Все время бегом: машина - кишлак - дувалы, дувалы, дувалы… опять машина и вновь - дувалы, дувалы…

Если в первый день "шмонального марафона" еще как-то было интересно, то на третий Сашу уже мутило от встречавших его на подходе к селению терпкой пряной смеси кизячного дыма, козьей вони и стойкого, всепроникающего навозного смрада. Дедушки, разумеется, держались намного лучше - попривыкли, ну и, конечно, не упускали возможности перехватить в кишлаках местного айрана, лепешек и всевозможных бакшишей. Правда, приходилось им тоже несладко - дабы не нарваться на неприятности со стороны офицеров и особистов. Номинально эти вещи считались мародерством и теоретически вполне могли подвести под трибунал.

Несколько раз третий взвод налетал на бахчи, и тогда десанты БМП бывали доверху забиты сочными, но не очень сладкими арбузами и дынями. Два раза по ночам ели мясо. Первый раз Валерка ухитрился под носом у комбата подстрелить овцу. Шурик и Гора, тут же в селении, в течение каких-то пяти-семи минут ее мастерски разделали, а вечером, уже в другом кишлаке, сварили целое ведро аппетитнейшего, процентов на семьдесят состоявшего из одного отборного мяса, жирнейшего плова. Во второй раз, дня через два, взводу после друзей-разведчиков досталась внушительная телячья ляжка. В тот день, как назло, ни одной усадьбы, даже самой затрапезной, на пути не попалось, и телятину ели, жаря на углях костра. Молодая половина взвода до утра мучалась от поноса.

Поскольку сухпай сбрасывали нерегулярно, на подобные вещи офицеры роты смотрели сквозь пальцы, главное - чтобы большое начальство не видело.

Особых достижений у четвертой МСР не было, и ротный вместе с замполитами и командирами взводов, возвращаясь после встреч с комбатом, все более и более терял настроение и цвет лица. Солдаты эту перемену ощущали незамедлительно.

На четвертый день кишлачного супермарафона подразделению наконец-то повезло. Второй взвод чисто случайно зацепил какого-то подозрительного дедка, и не просто бабаишку, как потом выяснилось, начальника снабжения самого Джумалутдина, этакого главного интенданта. Быстренько посовещавшись и ничего не сообщив в штаб батальона, правоверного передали на ночь третьему взводу. Пономарев сразу отвел свои машины подальше от роты и встал на небольшой, открытой со всех сторон сопочке на ночевку.

Духа, по афганским меркам прилично одетого, но внешне неказистого, неопределенного возраста старика, немного побили - больше для острастки - и, связав так, что пятки оказались прижаты к локтям, на полночи бросили в свободный окоп, естественно, очень убедительно пообещав пристрелить утром.

Саша отдежурил первую половину ночи, а вторую проспал, различая сквозь поверхностный сон приглушенные плащ-палаткой голоса взводного, Шурика, Горы, глухие звуки ударов, невнятное бормотание и всхлипывания насмерть перепуганного бабая и высокий голос Шовката Шерназарова - переводчика взвода.

Через пару часов к Саше под плащ-палатку втиснулся Гора и, прижавшись спиной к спине, сказал:

- Спи, спи. Завтра тяжелый день.

Саша поинтересовался:

- Ну что он… Заложил своих?

- А куда ему, ублюдку, на х… деваться?!

Глава 12

Командир роты, словно легендарный Эней на краю утеса, стоял на ребристоре сто сорок девятой БМП и, начиная от полкача и заканчивая Джумалутдином, крыл отборным матом всех и вся. Стрелки часов давно уже перескочили за четыре тридцать, а они все еще не выдвигались - ждали Хозяина…

Неизвестно каким образом, но о том, что четвертая мотострелковая "прихватила болтуна", Смирнов узнал той же ночью. В три тридцать подполковник лично связался со старшим лейтенантом и в самых изысканных выражениях порадовал обещанием: "… в назидание неблагодарным потомкам вывернуть очко наизнанку". Как чуть позже сообщил комбат, две машины со штабистами, возглавляемые Самим, спешили присоединиться к роте, дабы непосредственно руководить захватом базы оружия в кишлаке Хоксари.

Через тридцать минут обшитый автоматными магазинами, увешанный гранатами, дымами, ракетами и прочими цацками, небрежно перекинув через левую руку новехонький АКС, к 149-й подошел комполка. Кинув пронзительный взгляд на издерганного, обезумевшего от страха пленного, он прошипел в лицо старшему лейтенанту:

- Я смотрю, он у вас плохо спал…

- А у него бессонница, товарищ подполковник! - попробовал за ротного отшутиться стоявший поодаль Пономарев.

- Ты бы заткнулся, с-сучка! Сопляк вонючий, - не сводя злобного взгляда с командира четвертой мотострелковой, при всех неожиданно громко рявкнул Смирнов. Выдержав паузу, он резко повернулся на окованных сталью каблуках и пошел прочь. Но через пять шагов опять резко остановился и, медленно повернув голову, с угрозой в голосе, раздельно произнес:

- Если вы мне, недоношенные, провалите дело… - сгною!

К шести часам утра БМП четвертой роты и машины штаба полка вошли в небольшой, аккуратненький населенный пункт.

* * *

То, что в Хоксари живут "крутые перцы", виделось во всем. Добротные, немаленькие дома, откормленный и ухоженный скот, несуетливые местные жители, а главное - спокойные, уверенные лица. Идиллию обломали за несколько минут. Не прошло и четверти часа, как все жители, до единого, были согнаны к площадке напротив мечети.

В первую очередь занялись усадьбой "парняги номер один" - муллы. Сокрушая все на своем пути, взламывая стены, дверные и оконные проемы, в результате обыска обнаружили две мелкокалиберные винтовки советского производства и несколько пачек патронов к ним. Кроме того, нашли небольшой пистолет и крупную сумму денег - около восьмидесяти тысяч. Почему-то считалось, что более десяти тысяч афгани может быть только у духа. Муллу, благообразного, белобородого старца, смотревшего на шмон с нескрываемым презрением, арестовывать все же не стали.

Пока потрошили усадьбу, первые два взвода роты заняли господствующие позиции на самых высоких крышах селения, в то время как штабисты с полкачем и начальником особого отдела остались во дворе дома муллы, куда было решено сносить остальное оружие. С ним остался и командир четвертой мотострелковой. Пономарев, взяв с собой переводчика и Гору, погнал по кишлаку еле волокущего ноги пленного, который показывал на людей, прячущих, по его словам, оружие. За ними увязался и Саша.

Некоторые отдавали стволы сами, у иных приходилось искать. Иногда находили. За пару часов насобирали два десятка единиц. Но все - не то: в солидной куче не было ни одной по-настоящему боевой модели. В лучшем случае охотничье, спортивное или подобное ржавое старье, а в основном допотопные шомпольные ружья. Не улучшил положения и добровольно кем-то сданный симпатичный австрийский револьвер.

Взводный, заведенный с подъема, напоминал грозовую тучу и даже чуть потемнел лицом. Во время очередной ходки он затащил верещавшего благим матом бабая в крошечную клуню и, видимо, хорошенько там на него надавил. Эти несколько минут, пока Шовкат и Гора стояли на шухере, стали единственной передышкой, когда Саша смог перевести дыхание. Все время до этого он безучастно исполнял почетную, но неблагодарную миссию носильщика вражеских трофеев и как угорелый мотался между домом муллы и командой "сборщиков подати". Саша даже отдал свой пулемет Валерке - невмоготу стало…

После очередной встряски еще более пошатывающийся болтун указал на высокого, степенного дехканина средних лет. По словам отставного суперинтенданта, выходило, что у этого мордоворота припрятано два АКМа и еще кой-чего - по мелочам. Прибыв на его усадьбу, порядком замученные мужики ничего там не обнаружили, хоть и постарались на славу, а сам хозяин явно и не собирался расставаться с припасенным якобы арсеналом…

Потерявший уже всякое терпение Пономарев резко ткнул его обеими руками в грудь и заорал в лицо:

- Ну ты, тварь, где стволы?! Падла!!!

Мужчина, улыбнувшись и спокойно разведя руками в стороны, отрицательно покачал головой.

- А ну, дай ему пару раз!

Вторично взведенного солдата просить не пришлось. Перекинув винтовку в левую руку, Гора, широко шагнув, всадил дехканину ногой в центр живота, а когда тот, с хрустом ударившись всем телом о стену своего дома, согнувшись падал на него, он встретил бесчувственное тело страшным ударом локтя в голову. Раздался специфический треск ломающейся кости, и сметенный наземь афганец, словно в эпилептическом припадке, судорожно выгибаясь дугой, быстро-быстро засучил ногами по пыли.

Взводный окончательно взбесился:

- Ты, идиот! Ты что?! Бля! Да ты что, ох…?! Ты его убил на х…! Да ты нас всех… Посадят!

Гора, не вполне понимая, что произошло, яростно прохрипел:

- Та паш-ш-шел он!

Лейтенант и вовсе взревел:

- Заткнись!!! Все, тихо! Тихо… Давай, кретин, поднимай. Поднимай, б…! Говорю! Понесли! Быстро!

Подхватив под руки агонизирующее тело, они, выбиваясь из сил, поволокли его по крышам. Видимо, не сориентировавшись в суматохе, взводный, его напарник и тяжело умиравший мужчина через минуту оказались над усадьбой муллы. Начальство, увлеченно о чем-то переговариваясь, стояло к ним спиной.

- Толкай! - прошипел Пономарев. И когда Гора наклонил почти затихнувшее тело над двухметровым дувалом, лейтенант с силой пихнул труп ногой в поясницу. Толпа, услышав тупой удар тела оземь, как по команде, разом повернулась. Взводный, сколь можно естественней, промолвил:

- Вот б…, сорвался…

- Пономарев, где автоматы? - холодно поинтересовался полкач.

- Пока нет, товарищ подполковник.

- Все четверо - ко мне… Бегом!

Широко расставив ноги, подполковник Смирнов, покачиваясь взад-вперед, стоял перед замученной, парализованной страхом четверкой и, явно наслаждаясь производимым на них впечатлением, медленно и нарочито спокойно перечислял:

- Так, красавцы… Издевательство над пленным - раз, сокрытие оперативной информации в боевых условиях - два, зверское убийство мирного - оружия нет?… Нет! - мирного жителя - три… Не до х… ли? А? Пономарев?! Чего молчишь, сученка?

- Он сам сорвался, товарищ подполковник, - промямлил взводный.

- Ты мне брось, лейтенант, по ушам ездить. Я уже лет двадцать как кулак разрабатывать бросил! Понял!!! Ты кого нае… хочешь?! Мне что - сраку тобой подтереть, а? В общем, так… Ищи!!! Хорошо ищи! Как хочешь! Не найдешь… Ну, ты знаешь. Кру-гом! Свободны!!!

* * *

В течение пяти минут, с трудом сдерживающий тихую, но страшную ярость командир четвертой роты и поникший, ни на что уже не надеющийся лейтенант, несколько раз указав на лежавший неподалеку труп, держали выразительную речь перед потерявшими всяческие иллюзии жителями потрясенного кишлака. Под занавес из толпы под дикий вой женщин, и гулкие удары прикладами выволокли полтора десятка мужиков попредставительнее и поставили в ряд у стены противоположного дома. Кто-то из молодых сбегал в дом и чуть ли не за бороду, притащили муллу - в ту же шеренгу. В пяти метрах напротив установили наземь три пулемета Калашникова…

Это был сильный аргумент. Через полтора-два часа окончательно загнанная четверка приволокла складываемые в отдельную кучу последние стволы.

Получилось весьма неплохо. С пяток "буров", китайский ручной пулемет калибра 7,62 мм, два АКМ - также китайского производства и двенадцать "выстрелов" к противотанковому гранатомету. Правда, самого гранатомета не было, но сия деталь уже не столь важна - два дня тому назад шестая МСР захватила в другом селении три или четыре РПГ, но без БК. Как раз - полный комплект.

Офицеры роты и штаба искоса поглядывали на комполка - кажется, пронесло. Когда все было окончено, он опять построил добытчиков перед собой. Выразив всем благодарность, подполковник, потрепав Пономарева по плечу, даже вроде как перед ним извинился:

- Ты уж прости меня, лейтенант. Сам понимаешь - война есть война! (К слову, в армии офицер, делающий просто замечание военнослужащему в присутствии его подчиненных, не только изменяет неписаному закону офицерского братства, но и впрямую нарушает конкретную статью воинского Устава, и подобные случаи крайне редки даже по отношению к сержантскому составу).

И когда уже казалось, что все окончилось благополучно, Смирнов сделал последний мастерский ход.

Наметанным глазом выхватив из группы Сашу, он похлопал его по щеке и спросил:

- Ну что, солдат, смотрю ты первый раз в боях?

- Так точно, товарищ подполковник!

- Ну и как он, Пономарев?

- Толковый боец, товарищ подполковник…

- Молодец! Как фамилия, воин? - У Саши даже в голове зашумело.

- Рядовой Зинченко, товарищ подполковник!

- Запомню, запомню… А по имени как, рядовой Зинченко?

- Александр, товарищ подполковник!

- Ну ладно, Саня, коль уж все так обошлось, ты скажи своему командиру: вы этого выродка, - полкач мотнул головой в сторону трупа, - на р-раз вырубили?

- На раз, товарищ подполковник! - чуть не вскрикнув, радостно ответил Саша. В ту минуту он прямо-таки обожал этого подтянутого, прекрасно и по-своему элегантно экипированного, всесильного и сурового, но справедливого офицера. Эталонный командир… О! Как он потом себя проклинал…

- Ну вот! - весело улыбнувшись, сказал Смирнов. - А Пономарев говорит, что сорвался. - От благодушия на его лице и намека не осталось, перед солдатами вновь стоял холодный и жесткий, всем до энуреза привычный подполковник Смирнов. - Да?.. Пономарев?! - и, многообещающе подмигнув лейтенанту, направился к своей КШМке. На полдороге остановился и, выполнив то ли удар милосердия, то ли контрольный выстрел, обратился к командиру четвертой мотострелковой:

- Рядовой, как его… Зинченко, кто по специальности?

- Механик-водитель, - скривившись, словно от оскомины, нехотя ответил ротный.

- А почему с пулеметом бегает?

- Штаты, товарищ подполковник.

- "Штаты!"… - перекривил офицера комполка и, повернувшись к начальнику штаба, приказал:

- Рядового Зинченко перевести в роту связи! - Усмехнувшись, добавил: - На мою машину!

- Товарищ подполковник! - развел руками старлей. - И так некомплект! Куда еще!

- Ну, не хватает людей - нарожай!

Прихватив в качестве охраны первый взвод, полкач укатил на своей КШМке восвояси.

* * *

Вполне возможно, приказ Смирнова так бы и остался пустым звуком, но НШ, многоопытный, пожилой и добрый мужик, прекрасно понимал, в какое положение поставил рядового Зинченко комполка. Посему он без всяких церемоний, усадив Сашу в штабной БТР, сказал ротному:

- В полк вернемся - с переводом не затягивай, - И, лукаво улыбнувшись, добавил: - У нас сейчас как раз ни одного пулеметчика - одни майоры с пукалками! Черт знает что…

Пока солдатня заканчивала шмон и укладывала в машину найденное оружие, к покойничку - а местные уже успели подвязать платочком челюсть, стянуть меж собой большие пальцы рук и ног и усадить над почившим какого-то жалкого, отгонявшего веткой мух дедка - подошел начальник особого отдела части. Профессионально ощупав у трупа основание черепа и шейные позвонки, он ухмыльнулся, покачал головой и небрежно задрал ему рубаху на грудь. Чуть ниже солнечного сплетения уже начал синеть огромный лилово-бордовый кровоподтек.

Еще в течение часа, чуть ли не разрушив все стены и сараи, четвертая мотострелковая потрошила усадьбу убитого, но так ничего там и не нашла.