Четверг, 28.03.2024, 11:48 





Главная » Статьи » Афганская война. Хроники 80-х (избранное). Виктор Посметный

Февраль 1984 года. Медсанбат.
 


Февраль 1984 года. Медсанбат.

Удар! Резкая боль. Как бы ударили неотёсанной доской с набитыми гвоздями, в   спину с правой стороны, c головы до ног.

Упал, лежу. Ничего не вижу, только темноту с расходящимися разноцветными кругами. И не слышу, только звон исходящий как бы ниоткуда, из темноты….
 
Боль стала уходить, и совсем исчезла. Но вместе с исчезновением боли, исчезли и чувства. Первая мысль: - «Всё! Отвоевался. Конец». Ничего не чувствую, никаких ощущений, только сумбурные мысли, вспомнилась фраза, почему-то из философии: «Я мыслю - значит, я существую». Какой дурак это выдумал? Я сейчас мыслю, но не существую, это уж точно. Интересно, осталось ли от меня хоть что-то. Наверное, разорвало на мелкие кусочки…. Тишина. Темнота. Всё… Кончено.….
…Что это? Куда меня тащат!? Громадным усилием воли заставил себя придти в сознание. Первым возвратился слух.

Откуда-то издалёка, сквозь звон слышу голоса:

Первый: - Командира убило!

Второй: - Может живой?

Первый: - Не похоже, мы посмотрели, у него вся спина в дырках.

Второй: - (С удивлением) Смотри. А он кажется, дышит.

Что они там болтают? Всего-то спина в дырках!? А я то думал, что от меня ничего не осталось. Оказывается, ещё что-то осталось. Нет, не врут философы: «Я мыслю - значит, я существую». Гениально!!!
 
Но почему холодно? Что происходит? А радоваться рано. Похоже, теряю кровь, потому и холодно. 

Наконец-то! Слышу знакомый голос Вити Чуяшова:

Виктор: (К кому-то обращается) Что с ним?

Первый: - Рядом с ним две гранаты взорвалось. Осколками спину и ноги посекло.

Виктор: - Он живой?

Первый: - Вроде живой. Разбираемся. Только вытянули. Еле к нему подобрались. Огонь сильный.      

Виктор: (Обращается ко мне. Наверное склонился над лицом, но я его не вижу) - Витя, как ты? Живой? Ответь!

Я, огромным усилием воли пытаюсь заставить себя ответить, но получается плохо, только мычание. Но и это уже хорошо: - Ммммы….

Виктор: - Я понял. Теперь молчи.(обращаясь к кому-то) - Срочно эвакуировать.

Вновь темнота. Периодически на короткое время прихожу в себя, с каждым разом картинка пробуждения становится более яркой. Меня то беспардонно волочат по буграм, то несут, и наконец-то повезли. Постепенно возвращается зрение. Появился свет, потом силуэты. Ура! Вижу!
 
Так 13 февраля 1984 года я был ранен первый раз, в зеленой зоне Чарикара. Излишне подробно повествовать об обстоятельствах предшествующих этому событию. Коротко обстоятельства событий такие: Первым был ранен в бедро, командир роты Юра Лукьянчиков. Я, как командир первого взвода, принял командование ротой, но повоевал в этом качестве чуть более часа. Бой в зеленой зоне был динамичным. Так принято называть местность, изобилующую посадками винограда, деревьев и к тому же перемешанную клетками полей пшеницы и иных культур, пересеченную каналами и другими ирригационными сооружениями. К тому же зеленая зона, как правило, густо заселена, то есть в ней расположены кишлаки с подобающей населенным пунктам инфраструктурой. Вести боевые действия в зеленой зоне крайне сложно. Отличаются они исключительной динамикой, то есть обстановка меняется молниеносно. Кроме того, широко применить артиллерию и авиацию в зеленой зоне не представляется возможным из за опасений причинения ущерба гражданскому населению, да и своих можно зацепить ввиду тесного соприкосновения с противником.   
 
Видимо я хорошо справился с обязанностями командира роты, так как по результатам этого боя получил орден Красной звезды. Кроме того, несмотря на интенсивность и сложность боя, потерь со своей стороны мы не допустили.

Сделаю отступление от этого события и уделю  внимание противнику, который противостоял Советской армии в Афганистане. Это важно, чтобы понимать особенности и сложность ведения войны. Для того, чтобы охарактеризовать противника необходимо ответить на следующие вопросы: Кто противник? Каков уровень его подготовки? И, наконец, оценить способность противника к самоотверженным действиям. Не буду утверждать, что моя оценка противника является истиной в последней инстанции, но полагаю необходимым изложить и аргументировать собственной  мнение.      
 
На первые два вопроса отвечу так: Рядовой боец противника, назовём его моджахед, это мужчина, в возрасте от 20 до 40 лет, то есть вполне сформировавшаяся личность и идущий воевать сознательно. Это грамотный человек, то есть имеющий начальное образование, а некоторые и неполное среднее. Тот, кто будет утверждать, что афганцы тёмные необразованные люди, будет обманывать себя и других. Конечно, имелись существенные отличия в культурах, нашей и афганской, но не более того. От этого различия в культурах возникает сложность понимания афганцев. В связи с этим, возникает стереотип восприятия чужой непонятной культуры: «Не понимаю, значит, они темные и необразованные». Но при внимательном наблюдении, обращало на себя внимание то, что даже в самом глухом кишлаке, имелась школа. Cвоеобразная, что и школой в нашем понимании назвать сложно, но было заметно, что афганцы стремились к всеобщему охвату обучением детей. То есть, практически все мужчины афганцы призывного возраста умели читать и писать и знали азы математики. Попадались нам  и образцы учебников для моджахедов на дари. Это были  толково составленные учебные пособия по боевой подготовке, то есть стрелковой, тактической и минно-взрывному делу. Согласитесь, что не имело бы смысла массово готовить эти учебные пособия для неграмотных. В последующем, в ходе длительной войны, и эта система образования Афганистана была разрушена. Но на середину 80-х, афганцы темными и необразованными не были, это уж точно. Исходя из этого, следует сделать вывод, что  из среднего афганца призывного возраста без особых усилий, можно было подготовить хорошего бойца. Ему не требовалось долго объяснять принцип работы механизмов автомата и правила стрельбы из него, или как правильно установить мину и фугас. То есть, соображали они хорошо.
 
Следует заметить, что качественный скачок подготовки бойцов противника произошел к середине 80-х годов. Так, если мы рассмотрим динамику потерь Советских войск, то заметим, что боевые потери советских войск резко возросли с 1984-го года, этот год был самым тяжелым для Советских войск по величине потерь. В связи с этим, вспоминаются впечатления рассказанные мне знакомым прапорщиком, который дважды побывал в Афганистане. А именно, в самом начале компании 1980-1982 годах, и второй раз в 1984-1985 годах. Он на себе испытал отличие подготовки противника и усиление его вооружения, что выразилось в значительном увеличении интенсивности боевых действий. То есть, время противник не терял зря. Они интенсивно учились воевать, в том числе и у нас. В итоге, в индивидуальной подготовке рядового бойца (это действительно так), афганцы превзошли нашего солдата. И это закономерно, так как для бойца, главное это боевой опыт. А о каком накоплении опыта может идти речь у нас, если наш личный состав менялся каждые два года. Только обучится солдат соображать и головой вертеть, а тут и замена подошла. Это касается и офицеров. А в отличие от нас, противник личный состав не менял, и с каждым боем накапливал бесценный опыт, который как говорится, не пропьёшь.
 
Необходимо также отметить, что к середине 80-х на территории соседнего Пакистана была создана система учебных центров по подготовке моджахедов, где преподавали военные дисциплины иностранные военные специалисты, что конечно привело за короткое время к значительному росту уровня подготовки бойцов и командиров противника. Некоторые такие иностранные военные специалисты заходили и на территорию Афганистана, где принимали участие в боевых действиях с Советскими войсками.
 
В доказательство этого утверждения приведу следующий пример. Хотя мне лично не удалось встретить такого «коллегу», но нам летом 1985 года в ходе Пандшерской операции удалось захватить некоторые документы моджахедов. Из обычного набора всякого рода удостоверений, каких то справок, отчётов, учебных пособий и т.п. документов выделялись несколько личных фотографий, находившихся в портмоне. Было заметно, что это были личные фотографии владельца европейской внешности, но в связи с тем, что владелец портмоне был вынужден, как говорится «делать ноги», ему  пришлось любимые фото оставить. Фотографии были любопытные, так как на них был изображен мужчина до 35 лет, в форме французского офицера. На одном из изображений себя любимого, он готовился к прыжку с парашютом, на других он стрелял на полигоне, имелись и официальные фото с какими-то видимо важными персонами. Мы тогда долго рассматривали эти фото и гадали, с какой целью этот француз таскал фотографии с собой. Потом решили, наверное, для того, что бы «набить себе цену» перед духами, мол вот какой я крутой вояка. Другого объяснения мы не нашли.
 
Но вернёмся к оценке противника и приложим к возросшему уровню его подготовки знание им местных условий, приспособленность к местному климату, то получим в результате грозного противника. Немаловажно и то, что афганцы это далеко не доходяги какие-то. Если мы рассмотрим физический тип афганца, а именно представителя юго-восточной горной части Афганистана, то обратим внимание, что это высокий, с развитой мускулатурой сухощавый мужчина.
 
Что касается способности противника к самоотверженным действиям, то следует констатировать, что противник был способен и на это. Он был упорен в обороне и настойчив в наступлении. Хитрый и изворотливый, и что важно, способный учиться. К примеру, небезызвестный Ахмад-Шах Масуд внимательно изучал опыт партизанской войны в Белоруссии, что ему в последующем пригодилось.
 
Замечу от себя, что уровень образованности населения страны является одним из важнейших факторов влияющих на её обороноспособность. Особенно в современных условиях. Отметим, что для подготовки офицера артиллериста, необходимо чтобы кандидат в офицеры знал хотя бы основы дифференциальных вычислений. Не говоря уже о подготовке офицеров и специалистов по управлению и обслуживанию сложных боевых систем - летчика, ракетчика или специалиста связи. Примеров, подтверждающих этот вывод, можно приводить множество. То есть, даже десятки тысяч готовых к самопожертвованию опоясанных поясами шахида фанатиков, грозно выкрикивающих «Алла!» не заменят даже одного подготовленного пилота штурмовика.
 
Каков уровень боевой подготовки афганцев в настоящее время можно только предполагать. Но, учитывая вышеизложенное, следует ожидать, что с разрушением системы образования, и связи с этим обстоятельством, невозможностью восполнить потери грамотным пополнением, уровень подготовки среднего афганского бойца должен неминуемо снижаться.                      
Теперь о соотношении потерь. Для правильной оценки соотношения потерь афганцев-моджахедов и Советских войск, следует исходить из того, что противники не находились в равных условиях. У Советских войск имелась замечательная артиллерия (заслуженная превосходная степень оценки), авиация и превосходство в умении планировать крупные боевые операции с использованием различных средств поражения. То есть, в условиях, когда это преимущество можно было использовать, соотношение было исключительно в нашу пользу. Но когда противники сходились в местах, а таковых в Афганистане было более чем достаточно, где артиллерию и авиацию применить было невозможно, то соотношение потерь было либо равным, а бывало и далеко не в нашу пользу.
 
Исходя из изложенного, следует критически относиться к данным, показывающим значительные потери противника от действий советских войск.
 
Особенно настороженно следует относиться к публикуемым цифрам потерь среди мирного населения Афганистана. Например, в некоторых средствах массовой информации показываются цифры потерь мирных афганцев от действий Советских войск, которые варьируются от 1,5 до 2-х миллионов человек. Удивительно, что эти цифры воспринимаются как официальные и как бы подтверждают бесчеловечность методов ведения войны Советскими войсками. Не буду сразу отвергать эти цифры и призову в арбитры математику. Следуя простым математическим расчетам, «злые и бесчеловечные» советские солдаты, без перерывов и выходных, засучив рукава, отвлекаясь только для того, что бы выпить водки и закусить салом, сидя круглосуточно у пулеметов и у штурвалов бомбардировщиков убивали в сутки от 420 до 550 афганцев. Возможно ли представить такое? Ответ однозначен – нет! Потому как война в Афганистане не носила такого интенсивного характера, когда возможно было такое огромное количество жертв. Да и где эти жертвы? Где же массовые захоронения миллионов афганцев погибших от бесчеловечных ковровых бомбардировок с советских бомбардировщиков. Но нет таковых массовых захоронений, не нашли их до сих пор. То есть, следует признать, что  эти цифры являются одним из проявлений информационной войны.
 
Понятно и объяснимо желание оппонентов представить советские войска в Афганистане эдакими изголодавшимися головорезами, имеющими только одно желание – убить побольше афганцев, а трупы их попрятать (или, что ужаснее, съесть), поставив тем самым советские войска в Афганистане на одну полку с американскими войсками во Вьетнаме. Но что бы там ни говорили и не писали по этой теме, ни одного документально подтвержденного факта поголовного уничтожения афганцев советскими войсками нет.
 
Однако удивляет то, что многие грамотные и серьёзные люди и даже некоторые ветераны войны в Афганистане принимают на веру этот продукт явной и грубой пропаганды.


Но я увлёкся, потому вернёмся к прозревшему лейтенанту.
 
Очередной раз я пришёл в себя в вертолёте. Очнувшись от дрожи взлетающего вертолёта, увидел, что рядом сидит Юра Лукьянчиков. Заметив, что я очнулся, он высказал удовлетворение: «Наконец-то очнулся. Молодец! Не беспокойся, летим в госпиталь, в Баграм. Там нас ремонтировать будут». Я что-то промычал в ответ и вновь забылся. Момента выгрузки из вертолёта не запомнил, не до этого было. Подташнивало и было холодно.
 
Сделаю еще одно отступление от повествования с целью пояснить, как проводилась эвакуация раненных в ходе боевых действий в Афганистане. Само собой разумеется, что раненого с поля боя выносили свои же товарищи. На месте, где только позволяла обстановка, оказывалась первая помощь, которая включала в себя перевязку, остановку кровотечения, если это было необходимо и фиксацию повреждений. При необходимости, раненному делали противошоковую инъекцию промедола, пара шприцтюбиков которого имелась у офицеров. В последующем наступал самый сложный и ответственный этап, это эвакуация раненного к месту оказания специализированной медицинской помощи. Сделать это могли в условиях Афганистана, в подавляющем количестве случаев, только с помощью вертолётов. Следует отдать должное вертолётчикам, они с этой задачей справлялись блестяще. Во всяком случае, я не помню случая, когда вертолётчики отказали бы в эвакуации, тогда когда они это могли сделать. Полагаю, я имею право оценить так работу коллег, так как трижды меня самого эвакуировали вертолётом, и множество случаев, когда мне приходилось в той или иной мере участвовать в доставке раненных к месту эвакуации. Как указано мною выше, прежде всего, требовалось вынести раненного в безопасное место, где оказать ему первую помощь. Одновременно связаться с вышестоящим командованием и сообщить о необходимости эвакуации. Совместно с командованием определялась площадка, где мог совершить посадку либо зависнуть вертолет. Определялось время, необходимое для доставки раненного. Определялся маршрут доставки и вычислялось возможное направление линии снижения вертолета (глиссады) к месту посадки. Исходя из перечисленных условий, обеспечивалось огневое прикрытие места посадки, в том числе по направлению глиссады. Непосредственно перед посадкой вертолёта, площадка обозначалась сигнальным дымом, а в ночное время огнём и дымом. Это было обязательным условием, так как пилоту необходимо видеть и почувствовать направление ветра у места посадки. В горах пилотаж сложный, направление ветра может меняться неожиданно соответственно рельефу местности. Когда исполнены эти условия, вертолет, стараясь всё сделать с первого раза, заходит на посадку. Короткое касание, а бывало, зависнет касаясь только одной стойкой шасси, и мы забрасываем раненного в салон. Вертушка тут же взмывает в небо. Всё! Дело сделано. Наступает удовлетворение хорошо сделанной работой. Мы немедленно покидаем площадку, так как «духи» не дремлют и вскоре площадка будет ими обязательно обстреляна.
 
Привел подробно порядок эвакуации раненного в связи с тем, что однажды прочитал воспоминания одного ветерана Афганистана. Рассказывая о полёте в вертолёте, ветеран красочно описывал то, что салон вертолета был залит кровью, в нем были разбросаны кровавые бинты и остатки одежды. Ветеран пояснял, что до него в этой машине чуть ли не в навалку перевозили убитых и раненных. И подобных воспоминаний достаточно. Комментируя сказанное ветераном, поясню, что такого не могло быть. Так как тела  убитых перед погрузкой и транспортировкой укрывали или укутывали, даже по той причине, что неподготовленное к транспортировке тело переносить неудобно. К тому же, пока переносишь тело погибшего к месту погрузки, а на это бывало уходил ни один час, труп в силу естественных физиологических процессов, кровоточить прекращал. Что касается раненных, то этого тем более допустить было нельзя, так как у раненного, прежде всего, останавливали кровотечение. Это азы оказания первой помощи. Наконец, ни один уважающий себя экипаж, а иных в Афганистане не было, не допускал даже малейшего беспорядка на борту, а тем более, загрязнения машины. Летчик или техник в отношении себя может дать послабление, но машину они будут содержать идеально при любых обстоятельствах. Следует обратить внимание на то, что культура содержания и эксплуатации летательных аппаратов это то с чего начинается авиация.
 
Непонятно, для какой цели приводил подобные подробности ветеран, явно не соответствующие действительности. Ветеран видимо хотел прибавить своим воспоминаниям колорита и острых «щипающих» чувства подробностей с целью «прошибить» слезу у экзальтированных дам.


Но вернемся к раненным офицерам, которых, наконец-то доставили в Баграмский медсанбат. В Баграме располагался крупный гарнизон. Соответственно и под стать гарнизону имелся госпиталь, со всей необходимой инфраструктурой. Непосредственно у госпиталя была оборудована вертолётная площадка, благодаря чему, раненных быстро доставляли для оказания квалифицированной медицинской помощи.
 
Как и других раненных, нас также доставили в приёмное отделение, где с меня сняли всё, в том числе и бинты, которыми ребята меня перевязывая обмотали прямо поверх одежды, когда снимали перевязку, было заметно, что перевязывая на меня извели не один перевязочный пакет. Далее меня уложили на живот на металлические носилки на колёсиках (не знаю, как они правильно называются). Ко мне подошел дядька в белом халате, видимо хирург, осмотрел меня и просил о самочувствии. Мне измерили давление, и сообщили, что давление в норме. Хирург взяв в руки металлический шунт начал шунтировать повреждения сделанные осколками на спине и на пояснице. Было больно, но терпимо. Ранения на руках, шее, ягодице и ногах он проверять не стал. Прошунтировав ранения, констатировал: «Повезло тебе. Ничего страшного. Внутренние органы не повреждены, внутреннего кровотечения нет, а внешнее остановилось, кроме того и давление в норме». Затем, обращаясь к персоналу приказал: «В перевязочную, на обработку». Меня, накрыв простынею, перевезли в перевязочную. Я как смог, осмотрелся. Помещение было светлым, достаточно большим, с несколькими медицинскими столами. Но меня не стали даже перекладывать на стол, начав обработку непосредственно на этих же носилках. Работать со мною стал фельдшер, парень из срочного состава, которого призвав в армию, оставили работать по специальности в госпитале. Кстати, женщин медиков в Баграмском госпитале было не так много. Как я понял, в госпитале было несколько операционных сестер и несколько сестер в палатах. В основном же средний медицинский персонал был комплектован фельдшерами, то есть срочниками. Наверное, это было правильным решением, и потому Баграмский госпиталь по содержанию и форме  являлся действительно прифронтовым медсанбатом.
 
Колдовал парень долго, так как дырок в моей шкуре было достаточно. От него я узнал, что раны не глубокие, а осколки, те которые ему удавалось достать, были мелкие, размером от одного до трех миллиметров. К тому же осколки были из алюминия. По этой причине они не проникли глубоко в тело. Осколки медики доставать не стали и они так и остались сидеть во мне на различной глубине. Впоследствии, частично они поднялись под кожу, а частью гуляют где-то, но жизни не мешают. Через много лет, сделав рентген, я вдруг обнаружил, что два мелких осколка находятся в теменной части черепа, а я об этом не знал. Не будь сильного динамический удара взрывной волной, то негативных последствий и ожидать не следовало. Единственный осколок, который мог бы теоретически причинить серьёзные повреждения пробил пятку на правой ноге, но тоже удачно, пробив её за сухожилием. То есть, мне вновь повезло. Для себя сделал вывод, что не всегда даже самые страшные по внешнему виду ранения являются опасными. А бывало, что и ранение небольшое, едва заметное, а человека нет.    
 
Фельдшер, аккуратно вычищая отверстия, вставлял в них резинки для оттока лимфы. Наконец, в течение двух часов изрядно помучив меня, он сделал перевязку и передал санитарам, которые перенесли меня в палату, где я вновь забылся…
 
Я взглянул в проход между кроватями палаты и увидел, что на табурете стоит магнитофон, из которого разносится по палате голос Высоцкого. Осмотрелся. Палата представляла собой комнату, напротив входа окно, у окна стол, слева от входа четыре кровати, две у стенок и две сдвоены посередине, справа от входа еще одна кровать у стенки. В палате со мною было четверо человек. Прапорщик, которого я не запомнил, так как он выписался в тот же день, следующий был высокий худощавый мужчина, возрастом чуть более 30 лет, это был командир батальона охраны аэродрома «Баграм» (к сожалению, не запомнил его ни фамилии, ни имени), он лежал с осколочным ранением руки, третьим был Юра Лукьянчиков, у которого оказалось сквозное пулевое ранение бедра.

- Юра Лукьянчиков: Как ты?

- Командир батальона: Да что его спрашивать. Ему сейчас не до нас.

- Я: Здесь кормят? Пожевать бы чего ни будь.

- Командир батальона: Вот это разговор! Сейчас организуем!

Минут через десять на табурете передо мною появилась каша и стакан кофе с молоком. Я отказался от помощи в кормлении и сел на кровать. Пока ел, осмотрелся и окончательно пришел в себя.

Пошли дни лечения в медсанбате. Уже утром мне удалось самостоятельно встать. Первые дни передвигался с помощью костылей, так как правая нога была перевязана и опираться на неё было тяжело. Но вскоре от костылей отказался и стал свободно ходить. Палата наша находилась в крыле, где также находились столовая и фойе с телевизором. Кстати, во всех более-менее крупных гарнизонах в Афганистане имелось телевидение. Через систему «Орбита» принимались Первая и Вторая программы. В том феврале 1984 года шли зимние Олимпийские игры в Сараево, это в Югославии. Мне посчастливилось, наверное, единственный раз в жизни, посмотреть Олимпийские игры почти от начала до конца. В те времена транслировали все соревнования без рекламы, где выступали советские спортсмены…
 
Был еще один запомнившийся эпизод. Нас посетил выпускник моего училища, но на курс старше, Казбек Х…ов. Я был с ним немного знаком. Казбек был в подчинении нашего соседа по палате. Но когда Казбек пришёл, командир батальона, держался с ним как-то подчёркнуто официально. Когда Казбек ушёл, я спросил комбата об этом. Он мне ответил откровенно, что он не доволен этим офицером. Я не стал придавать этому значения, так как мало ли кто кем не доволен по службе. Этому эпизоду не следовало бы придавать значения, если бы летом этого же года Казбек Х….ов не ушел бы к духам. Вначале мы этому не верили. Думали, что его духи украли. Но позже выяснилось, что это не так, и он действительно добровольно перешел к душманам. Что толкнуло советского офицера перейти к врагу, осталось для нас непонятным. Дальнейшая его судьба мне неизвестна, знаю только, что числится он как пропавший без вести.
                                                 
Тогда же в госпиталь к нам пришло трагическое известие о серьёзных потерях в нашем полку и некоторые подробности этого. Так, наш полк после окончания этапа операции в зеленой зоне Чарикара, перешел в горы и приступил к следующему этапу операции. И когда задача поставленная полку была выполнена, полк стал выходить из района ведения боевых действий. Часть личного состава полка вывозили вертолетами. Но когда доложили, что всех вывезли, оказалось, что забыли (и это вопиющий случай безалаберности) всё управление полка в составе 13 человек, из которых более половины офицеры. Все они погибли. Можно только догадываться, что они испытали перед смертью. Нам стало известно, что никто из них не сдался, отстреливались они до последнего. Пока же командование разбиралось, где что и как, пока развернули войска в обратную сторону, было уже поздно, спасти их не успели. При этом, командир полка Голунов, благополучно эвакуировался. Впоследствии провели расследование, командира полка Голунова сняли с должности, поговаривали что его даже судили, но подробностей мы не знаем. После этого трагического случая командиром полка был назначен Рохлин Лев Яковлевич.
 
Мы переживали этот случай. Обсуждая трагедию с Юрой Лукьянчиковым, сделали вывод, что не случись наших ранений, вероятнее всего, что и мы оказались среди погибших, так как управление полка, как правило, находилось на операции рядом с разведротой. Но так как в роте остался только один офицер, её вывели на второстепенные роли и потому разведроты рядом с управлением полка не было. Как говорится, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
 
Время шло, мы ходили раз в три дня на перевязку и в один из последних дней февраля к нам в палату положили нового пациента. Пациент был не совсем обычным, так как это был афганец, мужчина возрастом чуть более 40 лет, среднего роста, начинающий полнеть. Он был офицером, а точнее подполковником афганской армии, но не из тех кто командует войсками, а авиационным инженером. Попал он к нам в госпиталь в связи с обострением заболевания – водянки. Ему наши врачи, что-то лишнее вырезали и положили в нашу палату. Афганец свободно говорил на русском, был общительным и добрым человеком, как все люди склонные к полноте. Конечно, я не упустил случая пообщаться с ним и познакомиться поближе. Оказалось, что он, в своё время окончил Киевский институт гражданской авиации, прожил в Киеве почти 6 лет и у него остались о жизни в Советской Украине исключительно добрые воспоминания. Он с восторгом рассказывал о своей студенческой жизни в Киеве, как его приглашали в гости, на свадьбы и как однажды ему подарили самогонный аппарат, который он даже привез на свою Родину. При этом, на таможне, таможенники, испугавшись, что это какой то опасный агрегат, не пропускали самогонный аппарат через границу, но он догадался выдать его за свою дипломную работу по специальности и всё же привез его в Афганистан. Был он выходцем из семьи афганских интеллигентов. У него была одна жена и трое детей. Одна из его дочерей, девочка лет 14-ти, даже приходила к отцу. Выглядела она сформировавшейся молодой привлекательной женщиной и одета была по европейски, со вкусом. Когда она зашла в госпиталь, все наши повылазили из палат поглазеть на необычного посетителя. Пока она общалась с отцом мы из палаты вышли, дав им возможность поговорить наедине.
 
Говорили мы с ним и о жизни в Афганистане, о перспективах этой страны и т.п. Ничего нового, чего мы не знали, для себя не почерпнули. Было понятно, что перспективы у страны неопределенные.

В один из дней госпиталь посетил известный вокально-инструментальный ансамбль. Конечно, кто способен был передвигаться, пришел в клуб на концерт. К сожалению, не запомнил названия этой группы, но выступали ребята отлично, отработали по полной, их очень хорошо приняли. Замечу, что многие артисты посещали Афганистан и выступали перед восками и в госпиталях. Особенно часто бывал в Афганистане Иосиф Кобзон. Самому не довелось побывать на его концертах, но я встречал многих, которые были на его концертах. Отзывались о нём хорошо. Располагало к нему то, что он, при любых обстоятельствах выходил к публике опрятным, подтянутым, в исключительном, с иголочки, костюме.
 
А однажды, и это беспрецедентный случай, в Газни, куда артисты ни разу не залетали, так как не могли добраться, прибыл с концертом ансамбль песни и пляски Черноморского флота. Как они туда добрались, история умалчивает. Отработали так, что все обалдели.                  
 
Наступил март, в Советском Союзе по установленному распорядку проходили выборы в Верховные советы республик. Нас, разумеется, не могли оставить в стороне от такого мероприятия. Я и Юра пошли и отдали свои голоса за нерушимый блок коммунистов и беспартийных, проголосовав за героя труда, ткачиху из Ташкента. После голосования мы решили, что хватит дурака валять, пора возвращаться. У меня, правда, процесс заживления только начался, но мы решили уговорить врача выписать нас с обещанием долечиться в полку. Мы стали надоедать врачам и просить о выписке. Но они и слышать об этом не хотели. Потом все же согласились выписать Юру, но меня оставить. Но все же мы уговорили их и нас начали готовить к выписке.
 
Непосредственно перед выпиской, произошёл случай, который запомнился. Мы услышали, что на площадку садится вертолет. В госпитале началось движение, все забегали, готовили операционную. К площадке выехала автомашина и через некоторое время в помещение занесли раненого. Это был вертолётчик, обожженный и переломанный, он сильно кричал от боли. Его занесли в операционную. Но через полчаса наступила тишина и из операционной стали выходить и сразу шли курить в курилку врачи. Стало понятно, что помочь они не смогли.    
 
На следующий день мы получили выписки Баграмского медсанбата на руки. Непосредственно перед отправкой, возникла неожиданная проблема. Вдруг выяснилось, что меня не во что одеть. Моя одежда, в которой я поступил в госпиталь, была изорвана в клочья. А подменном фонде госпиталя размеров на меня не было. То же что было, находилось в таком виде, что одеть стыдно. Но иного выхода не было, пришлось одеть то, что имелось в наличии. В таком смешном виде, в широченном Х/Б не по размеру, без знаков различия, 10 марта 1984 года я вылетел в Кабул, а оттуда в Газни.
 
Как и ожидалось, в полку мы даже не думали долечиваться. До начала апреля рота провела две засады, одна из которых была результативной, один раз сходили на реализацию разведданных, где потеряли от подрыва мою БМП, о чем я уже повествовал в предыдущей главе, а также непосредственно участвовали в локальной операции, проведённой полком в районе кишлака Шутан.
 
Эта операция заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее. Замысел боевых действий полка заключался в том, что две мотострелковые роты и разведрота, действуя в обходящем отряде, вышли с обратной стороны горного массива, то есть с севера района, который требовалось захватить. Мы, обойдя горный массив на бронегруппе, должны были спешиться и подняться по хребтам, заняв господствующие вершины, тем самым пресекая возможность маневра противника и закрывая ему отход. Основные же силы полка, действуя с юга, должны были войти в ущелье под прикрытием огня танков, которые, выйдя на прямую наводку, должны были вести огонь по противнику в створ ущелья. Местность позволяла сделать это. Таким образом, заблокировав противника не давая ему возможности для маневра,   уничтожить его с господствующих высот и огнем артиллерии.
 
За сутки до выхода основных сил полка мы, совершив марш, вышли на обратную сторону горного массива и начали карабкаться вверх. Карабкались, карабкались и к вечеру дошли до линии снега, поднявшись на высоту более 3-х тыс. метров. То есть задачу свою выполнили. Оседлав снежные вершины, стали готовиться к ночёвке. Ночью на нас обрушился снежный заряд, да такой, что утром пришлось выбираться из-под снега. Но как красиво было вокруг! Слепящие глаза снежные вершины, синее, до черноты небо и …. тишина. Внизу находилось ущелье, где должен был быть противник, но мы его не наблюдали.
 
Так как задачу мы выполнили, ничего не оставалось, как усесться на вершине, включить на приём радиостанцию и слушать эфир, как разворачиваются события внизу с южной стороны. Приём на радиостанцию был исключительный.
 
А послушать было что. Там разворачивалась настоящая драма. Из переговоров следовало, что танкисты не могут выполнить поставленную им задачу о выходе на прямую наводку. Дело в том, что духи, не будучи дураками, плотно заминировали подходы. К тому моменту как мы стали слушать эфир, уже подорвалось на минах два танка. Никто не погиб и не был ранен, но танки выдвинуться не могли. А без них движение вперед основных сил полка было бессмысленным. Само собой разумеется, в эфире мат-перемат. А тут еще и неприятность. Наводчик танка, как стало понятно из радиопереговоров, узбек, нажал на спуск пулемета не вовремя и прострелил офицера, командира взвода, который зачем-то разгуливал на линии ведения огня. Слава Богу, что не убили. Героический узбекский экипаж танка, понимая, что это может закончится для них плачевно, задраили люки танка изнутри и не стали открывать их никому. Что тут началось! Опять мат-перемат. На переговоры с узбекским экипажем отправили замполита, с указанием, обещать экипажу ВСЁ, что их никто за это расстреливать не будет.
 
Но задачу выполнять надо, и уже видимо в отчаянии, командир полка просит командира танкового батальона: «Ты пошли туда офицера ТОЛКОВОГО!». На эту просьбу, следовала долгая пауза (видимо обдумывал ответ) и наконец, последовал ответ командира танкового батальона, который надо внести в анналы истории: «ТОЛКОВЫХ НЕТ. ИДУ ВЫПОЛНЯТЬ ЗАДАЧУ САМ». Долго мы потом подсмеивались над ним, называя за глаза самым толковым офицером танкистом.
 
Справедливости ради следует отметить, что танкисты, несмотря на существенный риск и сложность,  всё же выполнили поставленную задачу. С опозданием, но вывели танки на прямую наводку. Эта ошибка была не танкистов, а в планировании и подготовке. Надо было заблаговременно провести инженерную разведку и разминирование. И основания для этого были, так как ранее там же подорвалась моя БМП, в которой я только благодаря счастливому стечению обстоятельств в момент подрыва не находился.

Запомнился еще случай этой операции, связанный с действиями вертолётов огневой поддержки. В ходе продвижения по хребтам, нами был вычислена укрепленная огневая точка противника. Духи, как и ожидалось, не оставили свой тыл без прикрытия и устроили укрепленную огневую точку с обратной стороны ущелья. Подобраться к ней сверху не представлялось возможным, так как пулемет они поставили под нависшим козырьком. Мы решили вызвать авиацию. Прилетела пара Ми-24. Но проблема была в том, что для того, чтобы достать эту точку, вертолетам необходимо было войти в ущелье, снизиться ниже уровня козырька и только тогда они могли вести результативный огонь. Мы думали, что вертолетчики откажутся. Но как мы ошибались! Началось действо, которое надо было наблюдать, пересказать сложно. Машины входили в ущелье, и, маневрируя вдоль него, оказывались ниже уровня каменного козырька, где находилась огневая точка с пулеметом. Вертолет открывал огонь из пушек, но и пулеметчик оказался не из трусливого племени и в ответ открывал огонь по вертолету. Так, глаза в глаза, происходила эта дуэль. Вертолеты друг за другом обстреливали из пушек огневую точку, но и пулеметчик не прекращал огня. При этом огонь дуэлянты могли вести только несколько секунд, потому как в такой ситуации попасть в цель было крайне сложно. Но мастерство победило. В один из заходов вертолетчикам все же удалость пристреляться и раздолбать огневую точку духов. Совершив еще по одному контрольному заходу, пара прошлась над нами, получив в одобрение наше «УРА», улетела.
 
В конечном итоге, духам всё же удалось уйти. Был утерян фактор внезапности. Наверное, единственная потеря противника, это тот расчет пулемета, который уничтожили вертолетчики. Но духи вынуждены были оставить нам свои запасы, боеприпасы, мины, продукты. Так что в общем, операция прошла не зря.
 
Ровно через год, а именно 3 апреля 1985 года я вновь побывал на том же месте. Прочёсывая ущелье, мы вышли на тот же укрепленный район духов. Но духи заблаговременно ушли, заминировав всё что возможно. Но мы об этом не знали. Работая вдоль ущелья, я присел на камень у ручья отдохнуть. Идиллия, журчащий ручей, зелёная трава, весна, тепло. Но что-то меня заставило встать с камня, на котором сидел и отойти. И тут же произошли почти одновременно два сильнейших взрыва. Когда мы пришли в себя, то увидели, что в том месте, где я только отдыхал на камушке, огромная воронка. Не обошлось без потерь. Погиб сержант Бакай и пулеметчик Ю…ов. Взрыв был такой силы, что от пулеметчика Ю…ова нашли только сошку от его пулемета. Не указываю его фамилию, так как не знаю, что отправили домой вместо его тела. Говорили, что землю собрали с места взрыва. Мне тогда повезло больше, отделался минно-взрывной травмой.
 
Рассказал об этом случае для того, что бы показать, что противник у нас был хитрый и коварный. Они умело и заблаговременно заложили фугасы, что даже не поленились отвести воду из ручья и так замаскировали фугасы и провода управления взрывом, что ничего не выдавало закладку фугасов. Я никогда бы даже не подошёл к этому месту, если бы хотя бы что-то было подозрительным. Но потерь могло быть больше, если бы мы не рассредоточились. Сидел и ждал дух в своём схроне, когда же мы соберемся в кучу у ручейка, но так и не дождался.
        
                  
Но вернусь в март 1984 года. Когда вернулся с операции, обнаружил, что моё нижнее бельё прилило к телу, да так что, чтобы его снять, пришлось отдирать. От нагрузки, вскрылись заживающие на спине повреждения от осколочного ранения, они начали кровоточить и присохли. Вот нижняя рубашка и прилипла к телу. Я на это уже не обращал внимания…



 

Категория: Афганская война. Хроники 80-х (избранное). Виктор Посметный |

Просмотров: 1527
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”







Поиск

Форма входа

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Copyright MyCorp © 2024 |