|
Май – июнь 1985 года. Эпизод двенадцатый (3 части). Часть первая.
|
Май – июнь 1985 года. Эпизод двенадцатый (3 части). Часть первая.
…
По окончанию лечения, которое выпало на конец майских праздников, нас выписали из психоневрологического отделения госпиталя, выдав справки о полученной минно-взрывной травме головного мозга, где значилось, что «такой то, проявив мужество (так в бланке) и героизм получил, далее следовало краткое описание ранения, травмы или контузии». Вручая справки, лечащий врач предупредил, что справку эту необходимо хранить вечно и никому не отдавать, так как последствия от полученной контузии могут проявиться значительно позже, а как они проявятся никто предугадать не может, но когда это произойдёт, то для увязывания проявления симптомов возможных специфических последствий, с полученной ранее травмой головного мозга, справка эта пригодится при назначении инвалидности или, … (многозначительная пауза) для освобождения от уголовной ответственности. Справка, по его словам, являясь первичным медицинским документом, в этом случае, может стать решающим фактором. Иначе, придётся запрашивать архив военно-медицинских документов, на что уйдёт драгоценное время.
Совет врача был полезным, так как порядок дальнейшего движения справки о ранении и контузии в бюрократическом механизме был следующим: - Офицер или прапорщик, прибывая в часть после лечения по ранению, травме или контузии, полученной при ведении боевых действий, передавал эту справку в строевую часть, где на её основании производилась запись о полученном ранении, травме или контузии в личном деле офицера или прапорщика в соответствующих графах послужного списка. После чего, справка передавалась в финансовую часть, где превращалась в основание для выплаты денежной компенсации за полученное ранение, в размере полутора окладов за лёгкое ранение или контузию и трёх окладов за среднее или тяжёлое ранение. В последующем, справка подшивалась в финансовое делопроизводство, как основание для выплат, откуда изъять её уже было невозможно. Таким образом, оставляя эту справку у себя и не сдавая её в финансовую часть, мы лишали себя возможности получить полтора оклада, но в то же время, сохраняли её при себе на будущее. Как бы то ни было, врач, который дал этот совет, знал жизнь, и он как бы предугадал что произойдёт в будущем, так как одному из нас, эта справка действительно помогла.
В тот же день, с нами выписали офицера, казаха по национальности, звали его Ермек Калимов. Он тоже из Газни, сейчас точно не вспомню, с какой части он был, или из батальона охраны Газнийского вертолётного аэродрома, или, из 177-го Газнийского отдельного отряда спецназначения…
Выписав, теперь уже шестерых, в первые дни мая, нас доставили на пересыльный пункт, к аэродрому г. Кабул. Здесь нам предстояло ожидать попутной пары вертолётов вылетавших на Газни. Ожидание могло затянуться на неопределённо долгий срок, это уж как повезёт. Неожиданно встретили на пересыльном пункте техника нашей роты Одинцова Василия. Он возвращался из Союза, после командировки по сопровождению тела погибшего. Сколько времени «парился» Вася на пересылке, неизвестно, но мы за это время, пока он был в командировке, только в госпитале находились более месяца, а он только возвращался.
Потянулись дни откровенного безделья. Пересылка в Кабуле жила своей жизнью. Ежедневно из Союза прилетал борт, из чрева которого выходила очередная партия свежих «воинов-интернационалистов», и увозил обратно в Союз выживших счастливчиков, выполнивших интернужный долг. Вновь прибывшие, с шумом размещались на свободных местах в палатках, где встречались с теми, кто оказался здесь ранее…
На следующий день на пересылку прибыли однополчане из полка направляющиеся, кто в отпуск, кто в командировку. Сообщили, что на «Теплый стан» пришла колонна из Газни, с которой они и прибыли. Через день эта колонна, загрузившись, уходит обратно…
Мы узнали, что нашу роту перевели на сторожевую заставу, выставленную на дороге Кабул - Газни, которая располагалась перед кишлаком Рауза, в пяти километрах к северу от Газни. Один взвод из нашей роты поставлен на охрану отряда советских советников в Газни. То, что так произойдёт, мы не ожидали. Но принятие такого решения командованием полка было логичным, так как после выбытия офицеров, вследствие подрыва, в роте остался невредимыми один командир взвода - Алексей Тышкевич и старшина. Ещё один, командир взвода Юра Борисенко, отсутствовал, так как был в отпуске и ещё не прибыл. И хотя Алексей был надёжным и опытным офицером, а сержантский состав ему под стать, опытный и грамотный, и они вполне могли справиться с любыми по сложности задачами и без нас, но, тем не менее, командование приняло решение направить роту на заставу и охрану отряда советников, заменив ею 4-ю роту капитана Кантеева. Капитан Кантеев, такой невысокий, и можно сказать щуплый, но шустрый жгучий брюнет. Производил впечатление хитрого и весёлого человека. Запомнился случай связанный непосредственно с ним:
Как-то на минном поле, окружающем сторожевую заставу подорвался афганец. Оторвало несчастному ногу. Как он оказался и что делал на минном поле, сказать никто не мог. На совещании, где разбирался этот случай, командир полка спросил у Кантеева:
- Кантеев, а указатели с предупреждением «Осторожно Мины» у тебя стоят?
- Так точно!
- А на каком языке написаны?
- На русском товарищ полковник.
Далее без комментариев. Кстати, указатели на фарси перед минным полем так и не появились. Впрочем, не имело значения, на каком языке написано предупреждение, так как простые афганцы в большинстве своём были вовсе неграмотны.
В связи с переходом роты на сторожевую заставу, мне предстояло вновь сменить специализацию. Был я разведчиком, потом пехотинцем, теперь стану, вроде пограничника и буду служить на заставе.
Не откладывая дело в долгий ящик, мы выехали в «Тёплый стан»…
«Теплый стан», это место на въезде в Кабул, на расстоянии до 5-ти километров от Кабульского аэродрома, где находились места постоянной дислокации множества советских частей, в том числе и 181-го мотострелкового полка. Полк боевой, кроме выполнения общевойсковых задач, его привлекали для сопровождения армейских колонн снабжения, обычно, в направлении Джелалабада. Да так интенсивно, что личный состав полка редко находился в пункте постоянной дислокации. Бывая в этом полку, я так ни разу и не встретил своего друга и однокашника Юру Савчука, служившего в нём. Так выпадало, что он постоянно находился то на войне, то на выезде. Только фото с сопровождения им колонны наливников в Джелалабад мне передали его однополчане. Условия для жизни в 181 полку были хорошие, гораздо лучше, чем у нас. Достаточно сказать, что в полку имелись стационарные казармы для личного состава.
Как появилось название этого места – «Теплый стан» история умалчивает, выяснить мне это не удалось, возможно, место назвали по аналогии с районом в Москве. Важно отметить, что в этом месте отстаивались колонны и машины боевого сопровождения советских частей из провинций, которые прибывали за материальным снабжением в Кабул. Прибывали колонны на два-три дня, загружались и отправлялись к местам постоянной дислокации. Дорога была опасна, колонны обстреливались, подрывались машины. Для многих жизнь обрывалась на этих дорогах Афганистана.
Прибыв в «Теплый стан» мы разыскали свою полковую колонну. Отход её планировался на раннее утро следующего дня. Переночевав в казарме 181-го полка, с рассветом мы выехали из Кабула.
Май – июнь 1985 года. Эпизод двенадцатый (3 части). Часть вторая.
Добрались в полк без происшествий к вечеру того же дня. На следующий день, оставив с техникой Василия Одинцова, выехали в Газни. Решили, что я заменю старшину, который со взводом, охранял отряд советников живших в доме бывшего губернатора Газни. Остальные офицеры роты выедут к сторожевой заставе, что при въезде в кишлак Рауза, где находилась основная часть роты. Но об этом несколько позже. А пока, остановлюсь на Газнийском отряде советников, охранять которых мне предстояло. Представлю его таким, как увидел…
Во всех провинциальных центра Афганистана, где было принято считать, что власть находится под контролем Кабула, жили и работали советские советники. Советники отвечали за направления работы государственно-политического и хозяйственного аппарата власти. Советские советники представляли собой партийных функционеров, специалистов государственного управления и по работе с молодёжью, населением, а также хозяйственников, и конечно, специалистов правоохранительных органов, работавших по своим направлениям. Возрастной состав у большинства советников был самым продуктивным, - от 30 до 45 лет, то есть, это люди, действительно опытные и знающие жизнь. Возглавляли отряды советников в провинциях высокие по положению в партийной иерархии КПСС, функционеры, не ниже первого или второго секретаря горкома или даже обкома партии. Я этого бы и не знал, если не случай. Как-то пришла награда нашему солдату за ранее совершённый подвиг.
Руководитель отряда советников проявил горячее желание лично вручить медаль «За отвагу» солдату, который находился в составе взвода охранявшего советников. Вот тут-то он и раскрылся наш главный советник, который, подчёркивая значимость события, представился первым секретарём горкома партии одного из городов Грузинской ССР, я точно не запомнил какого. Он распорядился собрать всех своих подчинённых на митинг, и при вручении награды сказал теплые, хорошие слова и это запомнилось. Что касается самого отряда, то отряд был численностью чуть более тридцати человек. В состав отряда входили переводчики, которых «штамповал» десятками за выпуск, военный институт в Москве. Не знаю, какую эффективную методику обучения языкам применяли в этом институте, но факт остаётся фактом, что уже через восемь месяцев после начала обучения, курсанты – будущие переводчики, начинали довольно сносно говорить и писать на языке, которого никогда в жизни не слышали…
Советники получали зарплату в местной валюте – афганях.
Ходили они в гражданской одежде по сезону, с учётом местных традиций, потому, некоторые не брились и отпускали бороды. Находились на самообеспечении, то есть, продукты закупали на рынке и готовили пищу для себя сами. В отряде, который я описываю, они соорудили на открытом воздухе кухню и столовую, разместив их под навесом у одной из стен дома. Из состава отряда назначили повара, который готовил на всех, в том числе и на взвод охраны. Дом, в котором жили советники, представлял собой особняк колониального английского стиля, в два этажа с плоской крышей. Особняк большой, в нём было много комнат с большими окнами, залом для приёмов и т.п., что позволяло всем свободно разместиться, даже с некоторым комфортом, так как мебель, кое какая, осталась. Ранее в этом доме, яко бы жил губернатор провинции, а он себя не ограничивал.
У советников имелась своя техника, БТР-60 (не на ходу, под ним я однажды прятался при обстреле, когда приехал с почтой), стояла во дворе и приличная автомашина «Волга» - ГАЗ-24 для представительских целей. Взвод охраны располагался в комнате крайнего крыла на первом этажа особняка. В ней установили несколько армейских кроватей, а окна завалили мешками с песком, оставив отверстия для бойниц. Подобным же образом были укреплены и другие окна, плотно заваленные мешками с песком. Особняк находился на окраине города, но в жилой застройке, к нему подступали деревья. Вокруг дома, опять же в английском стиле, был разбит небольшой сад с декоративными насаждениями, имелась лужайка и площадка, на которой наши соорудили волейбольную площадку. Весь комплекс был окружён каменной стеной высотой около двух метров. За насаждениями заботился пожилой афганец, он же следил за порядком во дворе. Уверен, что афганец этот, являлся соглядатаем душманов и потому, для меня была не совсем ясна цель его нахождения на объекте. Утром он приходил, делал вид, что возится с садом, как бы ничем более не интересуясь, вечером уходил, уверен, что для доклада своим истинным хозяевам о поведении шурави за сутки.
С наступлением очередного рабочего дня, за советниками приезжали на машинах или заходили лично представители местных властей, после чего советники убывали на службу, кто пешком, кто на автомобиле. Служба их заключалась в том, что бы советовать тёмным аборигенам, как надо строить социализм в отдельно взятой стране с исламской спецификой, но с учётом местных реалий. Вечером их возвращали обратно, они ужинали и расходились по своим комнатам, вверив свои жизни нашим бойцам и Всевышнему…
Когда прибыли на место, старшина роты, который в наше отсутствие командовал взводом охраны отряда советников, тут же влез в БТР, и помахав мне на прощание рукой, отбыл, не скрывая своей радости. А я, проверив личный состав и состояние вооружения, приступил к изучению объекта, который предстояло охранять.
Если к расположению постов и их укреплённости вопросов не было, то расположение самого объекта несколько озадачило. Так, у обороняющихся, в случае штурма, отсутствовала возможность для маневра. Укреплённые огневые точки, в виду того, что расположение их было известно всем, а скрыть их местонахождение не представлялось возможным, в случае штурма, непременно будут подавлены сосредоточенным огнём противника. В этом случае, обороняющиеся в здании, будут заблокированы. При этом, весь оперативный простор, ограничивался забором расстояние до которого составляло от 15-ти до 30-ти метров. За ним, то есть за забором, находились жилые постройки и деревья, потому, необходимого открытого пространства, хотя бы на дальность прямого выстрела, то есть, до 400 метров, у нас не было. Противник имел возможность скрытно подойти к нашим позициям буквально на бросок гранаты. При этом, не могло идти и речи о минировании подходов. В таких условиях, обороняющиеся на объекте, при правильной и грамотной организации штурма здания, смогут продержаться не более 20 минут.
Штурмующим, достаточно будет подорвать забор на углах, затем, из гранатомётов разрушить укреплённые огневые точки на крыше и в бойницах…
Грустно. Но с другой стороны, подумал я, если бы «духи» хотели уничтожить советников, то давно бы это сделали. Если этого не сделали до сегодняшнего дня, то будем надеяться, не будут трогать и в дальнейшем. А так как переместить отряд советников в другое, более пригодное для этого место, я был не в силах, то паниковать не надо, а надо принять всё как есть: - «Бог не выдаст, свинья не съест». На том и прекратил размышления.
Так как речь зашла о советском советническом аппарате в Афганистане, необходимо замолвить слово и о других советниках. Так, кроме широко представленного советнического аппарата в органах власти, в Афганистане работали военные советники в афганских воинских частях, вплоть до батальонного звена. Об этой категории военных специалистов источников информации, раскрывающих особенности их работы, взаимоотношений, быта, крайне мало. Тема эта не раскрыта вовсе. Пообщаться с ними мне удалось дважды, накоротке, когда ожидали попутные вертолёты, и когда проводили совместную операцию с афганской частью. Все они являлись офицерами, в звании от капитана и выше, военными специалистами по профилю воинских частей афганской армии. Обычно в полку афганской армии, находились на постоянной основе два-три военных советника, один советник по политической работе, штатный переводчик и два-три солдата срочной службы. Они носили форму афганской армии, но без знаков различия. Примечательно, что афганцы буквально к ним в рот заглядывали, без их одобрения, ничего не предпринимали. И такое уважительное отношение, в основе своей происходило не из отношений: - начальник - подчинённый, а вытекало из уважения к профессионализму советских военных советников в своём деле, а главное, их уважали за личные человеческие качества. Афганцы обращались к ним уважительно, называя их – «Мушавер».
Жили советские военные советники в тех же условиях, что и афганские офицеры, безвылазно, днём и ночью, потому они видели и прочувствовали жизнь афганцев изнутри.
Мне долго не удавалось пообщаться именно с этой категорией советников, но как-то представился случай, свободно поговорить с офицером советником на аэродроме в Кабуле при ожидании вертолёта. В разговоре, задал ему вопрос: - «Скажите, а какой смысл держать для вашей охраны наших солдат? Неужели вы полагаете, что успеете что то предпринять, если вас захотят уничтожить, к примеру, когда ваши подсоветные решат перейти на другую сторону?» Он подумал немного и ответил: - «В этом ты прав, если захотят, всё одно, – вырежут. Но хотя бы смерть не во сне принять».
Этот разговор и философский ответ советника вспомнился, когда закончил обследование условий охраны и обороны особняка, в котором жили советские советники.
К вечеру, начали возвращаться со службы советники. Необычные мужчины такие, интересно было за ними наблюдать. Одеты они были как афганцы, автоматы, у кого они были, болтались, где-то за спиной, как душа пожелает, со сдвоенными магазинами, скреплёнными изолентой. Почти у всех имелись пистолеты, у некоторых, в оперативных кобурах под мышкой. Встретил и своего знакомого, по госпиталю, земляка из Алма-Аты, Сашу Слободанюка, советника по афганскому комсомолу, хотя на комсомольца он совсем не был похож, подозреваю, что Саша на самом деле был из Конторы, а работа с афганской молодёжью являлась для него оперативным прикрытием, но это только моё предположение. После ужина он пригласил меня к себе в гости.
С наступлением сумерек, проверил организацию службы и поднялся к Саше. Комната, в которую я зашёл, находилась на втором этаже. Это была большая, прямоугольная в плане комната с одним большим окном в торце, заваленным мешками с песком, но что бы не портить вида, прикрытого ковром, потолки высокие, не менее 3.5 м. Из мебели - широкий диван и тахта напротив. В середине комнаты стоял низкий азиатский столик. На полу расстелен шикарный персидский ковёр на всю комнату. И более ничего. Какие-то вещи и коробки лежали кучей у стены, автоматы и пистолеты разбросаны по ковру. На столике ждали две бутылки водки «Столичная», открытые консервы, афганские лепешки и местные фрукты, но какие не вспомню. Меня радушно встретили хозяева: - Саша и его сосед - бородатый, крупный мужчина лет так около сорока. Сели на ковёр и началось: - … «За встречу!», «За знакомство!», «За дружбу!», «За Победу!», «За непобедимую и легендарную!», и наконец, - «За окончательную Победу Апрельской революции!» и т.д. Водки и них оказалось не меряно. Достали третью. Откуда у них оказался такой дефицитный продукт, да ещё в Афганистане!? В таких количествах! В конце концов, я ушёл в аут, так и отвалил на ковёр. Хорошо так стало. Всё поплыло перед глазами….
Сколько прошло времени не знаю, но слышу, - стреляют! Открыл глаза и ничего не вижу, темень вокруг. Слышу, в коридоре забегали, затопали. Затем команда: - «Всем по местам! Приготовиться к отражению нападения!» Ё - моё!!! В моих пьяных заторможенных мозгах туго, но появляются кое-какие мысли: - Кто это стреляет? Ах да…. Это, наверное, «духи» напали, обстреливают. А кто отражает нападение!? Это же я должен организовать и отражать нападение. А где сейчас я? Где же я? Ничего не понимаю. Почему я здесь и как сюда попал?
Неимоверным усилием воли заставляю себя встать и на ощупь направился к выходу. Спрашиваю: - «Саша. Ты где?». Но ответа нет. Комната пуста. Что бы не потерять ход мыслей и заставить себя действовать, проговариваю мысли в слух, как бы обращаясь к Александру: - «Крепкий ты парень Сашка. Комсомольцы в этом деле ребята натренированные. Ты вот побежал на своё место по боевому расчёту, а я слабак! Нажрался как СВИНЯ! Скис!». В сплошной темноте, ощупывая стену, спускаюсь по лестнице вниз на первый этаж. По пути встретился кто то из своих, в темноте не разобрал кто: - «А это Вы товарищ лейтенант? А мы Вас потеряли. Меня искать послали», и передал мне автомат. Потом продолжил: - «Вначале сработала сигналка на заборе, потом начали обстреливать по крыше со стороны дороги». Хорошо, что темно, - подумал я, - от стыда бы умер.
Стихло, остаток ночи прошёл без происшествий. Утром сделал для себя вывод, что пьянство на войне, ни к чему хорошему не приведёт. Но хорошо то, что хорошо заканчивается…
Потянулись дни, похожие один на другой. С каждым прошедшим днём я понимаю, что схожу с ума от безделья. Целыми днями слоняться из угла в угол, видеть одни и те же лица, это выше всех моих сил. Днём скрашивала игра в волейбол, но не будешь же играть постоянно. Давила ограниченность пространства. Убивала! Понимаю, что правильно сделал, что не пошёл в моряки на подводную лодку.
Саша ещё дважды приглашал в гости, водки попить, но я твёрдо отказывался. Мне с ними тягаться в этом спорте никак нельзя. Подготовка комсомольцев в этом спорте значительно выше. Прошла неделя, и я взвыл. Попросил передать в полк, что бы срочно приехали. Скоре приехал Игорь Батманов. Упал к нему в ноги, прошу забрать меня с тюрьмы…
Май – июнь 1985 года. Эпизод двенадцатый (3 части). Часть третья.
Сторожевая застава на которой мне предстояло продолжить службу, стояла у дороги Кабул - Газни. Подобные, на постоянной основе сторожевые заставы были расставлены Советскими войсками на основных дорогах Афганистана. Наиболее плотно сторожевые заставы располагались на участках дорог Кабул - Баграм, Кабул – Джебаль-Уссарадж, вплоть до перевала Саланг, а также в направлении Кабул-Джелалабад и т.д. На обустройство и содержание сторожевых застав, советские войска затрачивали огромные силы и средства, с целью обеспечения безопасности коммуникаций. Стандартная (применю этот термин) сторожевая застава на афганской дороге имела укрепленное помещение в виде землянки, с крепким перекрытием, способным выдержать попадание мины, ходами сообщения, оканчивающимися укреплёнными огневыми точками, а также минное поле на подходах к заставе. По возможности, обеспечивалось открытое пространство перед заставой, но не всегда это получалось, особенно в зелёной зоне, вблизи населённых пунктов. Заставе, кроме положенного в мотострелковом взводе по штату, могли придаваться крупнокалиберный 12,7 мм. пулёмёт НСВ «Утёс» и автоматический гранатомёт АГС-17, а также 82 мм. миномёт «Поднос» с расчётом. Но такое огневое усиление производилось не всегда, а исходя из поставленных заставе задач. Обычно же, заставы обходились штатным вооружением мотострелкового взвода, составлявшего гарнизон сторожевой заставы в количестве от 15 до 25 человек, во главе с командиром взвода, лейтенантом или прапорщиком. Так, безвылазно, сидели наши бойцы на таких заставах, располагавшихся на пятачке от 500 кв. метров, кто год, а кто и все два, в жару и холод, без свежей воды, на консервах, в постоянном напряжении, ожидая возможного обстрела и нападения, терпя друг от друга, ведь никуда не скроешься, друг от друга закрывшись в другой комнате. На подводной лодке условия несравнимо лучше, там хотя бы отсеки и кубрики есть. Ели и пили что привезут. Если удавалось соорудить баню, то это хорошо, а чаще бывало, что и этой возможности не было, в виду отсутствия источника воды.
Что касается нашей сторожевой заставы, то такая застава на дороге, в нашем полку была единственной. Соответственно, и оборудована она была несравнимо лучше обычных сторожевых застав. Расположили заставу с западной стороны дороги Кабул – Газни, на расстоянии одного километра севернее кишлака Рауза, который в свою очередь находился в 5 км севернее окраины города Газни. Место расположения заставы было выбрано удачно - на обширной плоской вершине холма, высотой от основания до 30 метров. Примыкал холм непосредственно к обочине дороги. Вокруг холма с западной стороны находились отроги идущего с севера на юг хребта, во все другие стороны простиралось плато, которое на север и северо-восток также постепенно поднималось в отроги гор. Древесной растительности и кустарника вокруг холма не было, поэтому, на многие километры вокруг, местность отлично просматривалась.
Удачное расположение позволяло окружить заставу плотным минным полем, с установленными на нём в несколько рядов, осколочными минами на растяжках ПОМЗ-2.
Соорудили укрепления для огневых точек и укрытия для техники. Отмечу небольшую, но важную особенность расположения заставы: - С юго-западной стороны от кишлака Рауза как бы особняком, и на расстоянии до 1 км от нас, у отрогов гор располагалась большая усадьба местного муллы, на которую мы демонстративно направили пушку приданного нам танка Т-62. Исходили из того, что мулла должен был прочувствовать хребтом и задом своим, что как только «духами» будет произведён первый выстрел в нашу сторону, второй выстрел непременно последует из пушки танка непосредственно в его дом…
На вершине холма построили стационарную небольшую казарму, с крепким перекрытием, углубив её в землю по самую крышу. Изнутри казарму отделали досками, настелив деревянный пол, по сторонам, установили двухъярусные кровати, а у входа стол. Оружие каждый постоянно держал при себе, поэтому обычной «пирамиды» для хранения оружия, не имелось. Снаружи, чуть выше подножья холма, установили полевую кухню, а ниже, по внутреннему периметру ограниченного минным полем, соорудили волейбольную площадку, перекладину, умывальник и туалет. Но своего источника воды на заставе не было, для воды имелась бочка емкостью, где-то в 400 литров, установленная на прицеп с колёсным шасси. За водой ездили по мере возникновения необходимости к вертолётчикам на южную окраину Газни, цепляя бочку за БТР. Электричества не было, но имелись фонари «Летучая мышь».
Из вооружения как указывал выше, заставу усилили танком Т-62 с экипажем, при нас же находились два своих БТРа, штатный 12,7 мм пулемёт НСВ «Утёс» и два гранатомёта АГС-17.
Кроме того, дополнительно, на вершине установили, оставшиеся от предшественников, трофейный, китайского производства пулемет ДШК, стрелявший через раз. Не знаю как его могли использовать «духи», мои неоднократные попытки привести это чудо китайского оборонпрома в соответствие, ни к чему не привели.
Установили, опять же, трофейную зенитную одноствольную горную установку (ЗГУ), а точнее, 14,5 мм пулемёт КПВ на станке, приспособленный для стрельбы по воздушным целям. Этот аппарат был советского производства, и потому, работал безотказно. Когда же находила тоска зелёная, мы из него стреляли по отрогам гор. Выберешь точку в горах и «лупишь» в неё, «в белый свет как в копеечку».
Состав гарнизона нашей сторожевой заставы составлял мотострелковую роту, без взвода, охранявшего отряд советников, а также без водителей и пулемётчиков БТРов, остававшихся в полку. Техник роты и старшина находились там же, в пункте постоянной дислокации полка. Таким образом, гарнизон заставы составлял около 40 человек.
Прямой радиосвязи с полком у нас не было. По прямой, расстояние до пункта постоянной дислокации полка вряд ли составляло более 25 км, однако УКВ связь между нами плотно перекрывал горный хребет, а коротковолновая радиосвязь нам по штату была не положена. Таким образом, связь с полком, при острой необходимости, поддерживали через узел связи вертолётчиков. Но такая необходимость возникала редко…
С противоположной от нас стороны дороги, напротив заставы, местная власть установила стационарный пункт проверки на дорогах, что-то вроде КПП, на котором круглосуточно дежурили два зачуханных сорбоза из афганской милиции. Контрольный пункт этот представлял собой, что-то промежуточное между землянкой, сараем или хлевом. Там не было ничего, что могло бы хотя бы напоминать, что это военный объект. С этими афганцами будет связано одно неприятное, но любопытное происшествие, но об этом чуть позже.
К моменту моего прибытия на заставу, мои однополчане основательно обустроились. Жизнь на заставе текла по своему нехитрому распорядку: - утром подъём, туалет, завтрак, отдых после завтрака, игра в волейбол, обед, послеобеденный сон, вновь игра в волейбол, развод караулов, то есть распределение постов на ночь, ужин, обсуждение меню на следующий день, переходящее в игру преферанс для офицеров до 2-х часов ночи. Не жизнь, а курорт. Стали мы спокойными и вальяжными. Никакого сравнения с суетной жизнью в пункте постоянной дислокации полка. После сумасшедшей жизни, которую провели полтора года то в горах, то чёрт знает где, нам казалось, что мы попали в сказку и мечтали, что здесь и встретим замену, спокойно закончив службу в Афганистане. Мне оставалось отбыть в Афганистане 6 месяцев, а Володе Михалёву и Лёше Тышкевичу и того меньше, они ждали замену день на день.
Пищу готовили для себя сами, из тех продуктов, которые раз в неделю, сами же привозили из полка, куда раз в неделю выезжали, для помывки личного состава в бане и получения почты…
Ведя постоянное наблюдение за окружающей местностью, мы фиксировали непонятные для нас передвижения на северо-востоке. В той стороне находилось межгорье и долина меж ним, которая уходила в направление крупных населённых пунктов - Бараки и Баракибарак, расположенные от нас по прямой до 50 км. Немного южнее от этого направления и значительно ближе к нам, в горном массиве находился печально известный нам душманский кишлак Шутан, близ которого около 2-х месяцев назад мы потеряли людей и сами пострадали. Вся эта зона не контролировалась ни официальной властью, ни нами. Именно оттуда шли караваны с оружием, а подготовленные боевики выходили на дороги, устанавливали мины на дорогах и нападали на наши колонны. Помешать этим действиям и перекрыть коммуникации душманов наша застава не могла, нам оставалось только наблюдать за признаками передвижения. Конечно, возникло желание выйти на это направление для выставления засады на пути передвижения душманов. Но для начала, необходимо провести анализ результатов наблюдений и решить ряд организационных вопросов.
Иногда нас посещали гости. Как-то, под вечер приехали на трёх БМП наши соседи из 177 – го отдельного отряда спецназначения. Деловые такие, несколько высокомерные (Шутка ли! Спецназ!), обвешаны бог знает чем. Мы рассказали им обо всём, что видели и знали. Но они вида в том, что заинтересовались результатами наших наблюдений не подали, показав притворное равнодушие, и не смотря на наши предупреждения об опасности, выехали в том направлении, на северо-восток. Игорь Батманов тут же распорядился, немедленно приготовиться к боевому выходу: - «Быстро приготовиться, а то, как бы десантуру вытаскивать не пришлось». Мы приготовились, но прошло 30 минут, и мы уже наблюдаем, как они возвращаются. Раздались реплики: «Зас…ла десантура! Не рискнули! Дураков, оказывается, даже в спецназе нет. Дошло, что «Духи» разделались бы с ними «на счёт раз!»».
Дважды, с возвращавшимися из полка после помывки в бане, скрытно разместившись в десантном отделении БТРа, со своими разведчиками, приезжал Серёжа Макиев. Когда наступала ночь, они скрытно покидали заставу и перекрывали тропу, проходившую с северной стороны, недалеко от нас, в седловине. Но ему не везло. В те ночи, когда разведрота выходила в засаду, по тропе движения не было, а выходить на более дальнее расстояние было рискованно.
Наконец, в штабе полка согласовали и утвердили нашу инициативу о выходе роты в засаду. Выходить решено было в направлении на северо-восток, на расстояние до 8 километров от заставы. Мы намеревались выставить засаду на маршруте наиболее вероятного передвижения «душманов», который, по нашим наблюдениям, они активно использовали для безопасного выхода через горы к дороге Газни-Кабул, и далее, на оперативный простор, в глубину на север и северо-запад Афганистана. За три дня до планируемого выхода мы выехали на рекогносцировку в район предполагаемого выставления засады, под видом яко бы сбора материала для строительства. Когда-то, в мирный период Афганистана, к населённым пунктам на северо-восток от Газни, в район Бараки и Бараки-Барак, была протянута линия электропередачи на металлических столбах. И кое-где эти столбы сохранились. Проехав в этом направлении, мы сделали вид, что пытаемся эти столбы повалить и вырвать, а сами между тем, внимательно осмотрели местность. Рекогносцировка показала, что подходы к месту выставления засады удобны и относительно безопасны, по дну высохшего речного русла. И только, примерно за километр-два до места выставления засады, нам предстояло проходить открытый участок. Определив ориентиры, которые должны будут видны ночью, и по которым будем ориентироваться, мы вернулись. Выходить к месту выставления засады решили тремя группами.
Первую группу, она же прикрытия, возглавил Алексей Тышкевич. Его группа с пулемётом «Утёс», должна была выйти первой и подняться на вершину у начала маршрута, с которой хорошо просматривалась вся долина и место выставления засады. В случае возникшей необходимости, его группа, огнём пулемёта «Утёс» должна была прикрыть нас при отходе, отсекая огнём противника, а также являлась резервом. Вторую группу, возглавил я. Эта группа должна была выйти по сухому руслу к месту засады и перекрыть одно из направлений тропы. Третью группу должен был вести на некотором отдалении за мною, Игорь Батманов и по выходу к месту выставления засады, перекрыть тропу с другого направления. В зависимости, с какого направления пойдут «духи», одна из групп, с чьей стороны появится противник, должна была уничтожить его огнём, а другая группа, довершить уничтожение и становилась группой захвата. Если же «духи» пойдут с другой стороны тропы, роли у групп менялись.
Взаимодействие и связь между группами должны были поддерживать по радиостанциям руководители групп. Координацию между группами, командованием полка и вертолётчиками, в случае неблагоприятного развития событий, должен был осуществлять Володя Михалёв, который оставался на заставе. То есть, ничего особенного выдумывать не стали, это был стандартный план действий в засаде. Продумали и проиграли и иные варианты развития событий. Имелось неблагоприятное обстоятельство, заключавшееся в том, что мы находились на значительном расстоянии от пункта постоянной дислокации полка, в связи с чем, в случае неблагоприятного развития событий, рассчитывать приходилось только на себя. Кроме того, наши прицелы ночного видения были засвечены, что без них видно было лучше, чем используя прицелы. В прочем, ночью, следует больше надеяться на слух и интуицию. От руководства батальона, для участия в засаде, нам придали по его же просьбе, недавно прибывшего из Союза в полк, ЗНШ батальона, но фамилии его я не запомнил. Он вошёл в группу Игоря Батманова.
Накануне ночи выхода в засаду, как по заказу, «афганец» принёс пыль из пустыни, повисшей к вечеру плотной дымкой, закрыв даже звёзды. Луна в эту ночь, тоже всходила поздно. Образное, ёмкое и точное выражение - «темно как у негра в ж…е» подходило именно этой ночи. Наконец, пришло время окончательной проверки готовности.
Уходим. Пошли. Мы перешли дорогу и вошли в сухое русло. Остановились. Первой отошла от нас группа Леши Тышкевича. Кажется, что бесконечно ждём его доклада о выходе на позицию. Казалось, проходит вечность. Наконец то, слышим доклад по радиостанции: - «На месте. Готов».
Теперь моя очередь уходить с группой. Начал движение. Про себя чертыхнулся. Блин! Ничего не вижу, скорее почувствовав, чем увидев направление, я повёл вытянувшуюся за мной гуськом группу. Ориентиры, которые должны были, по нашим расчётам, видны ночью, не определялись вовсе. Иду, руководствуясь только чутьём, как пёс, по интуиции выдерживая направление, и автоматом отсчитываю шаги. Идем долго, по моим расчётам, вот-вот мы должны выйти из сухого русла. Вот он, - выход из сухого русла. Вскарабкались и вышли наверх, в долину. Это первая контрольная точка. Коротко докладываю: - «Вышел из русла».
Стало чуть светлее, но не намного, едва просматривалась линия горизонта, и непонятно, горизонт ли это. Если ранее, сухое русло указывало направление движения, то сейчас. Куда же идти? Некоторое время всматривался в темноту и после того как на границе неба и земли рассмотрел едва заметные контуры седловины в горах, я определился с направлением движения и продолжил движение.
Идём около получаса, и тут почувствовал лёгкий толчок в спину, - это сигнал к остановке. Остановился и слышу шепот в затылок: - «Тов. лейтенант, кто-то справа от нас движется. Слышите?
Действительно, слышу, справа, но чуть сзади, едва слышимый шум шагов. Но кто это может быть? Предполагаю, что скорее всего, это группа Игоря, которая, выйдя из сухого русла, задала темп движения немного выше нашего и догнала нас, но немного изменив направление, вышла на параллельный курс. Но были сомнения, - а если это не они? И даже если это и свои, то в кромешной темноте они могут принять нас за «духов» и пальнут по нам с перепугу.
Но что делать? Как определить кто это? Первый порыв разобраться с этим, и я прикладываю микрофон к щеке, жму тангенту и вызываю Игоря.
- Цветок. Я Цветок один.
- Слышу тебя Цветок один.
- Ты где идёшь? (Более глупого вопроса в этой ситуации, я задать наверное не мог).
- А ты где? (Какой вопрос такой и ответ)
Действительно. Хороший вопрос: - «А ты где?». А где мы действительно находимся? Как в этой ситуации определить, кто, где и относительно чего и кого находится при полном отсутствии ориентиров, даже не видя друг друга?
- Цветок. Я Цветок один. Слышу справа от себя шум шагов. Это ты?
- Но я ничего не слышу.
Чертыхаюсь про себя. Конечно! Как же ты можешь услышать меня, если мы затаились и стоим. Теперь остановились и затаились обе группы, вынуждая друг друга каким либо образом обозначить себя. Около пяти минут устанавливали и разбирались, кто и где находится, и относительно чего. Ещё не хватало перестрелять друг друга в темноте. Но разобрались и продолжили движение.
Прошло ещё полчаса хода, мы вышли к тропе у двугорбой высоты-холма, к месту выставления засады. Вдоль неё с востока на запад шла нахоженная широкая тропа, почти дорога. Я и Игорь с группами разошлись по своим местам, где и рассредоточились. Теперь оставалось ждать, когда по тропе пойдут «духи». Подул слабый ветер с севера и начал сносить пыльную дымку с небес. Зажглись звезды, взошла луна. Зрение, адаптировавшееся к сплошной темноте, восприняло появление звёзд и луны как иллюминацию! Стало видно как днём, просматриваются все детали ландшафта и вся долина и отроги гор с востока и запада. Тишина и никто не идёт по тропе. «Духи», похоже, так себя здесь спокойно и безопасно чувствуют, что ходят по тропе днём, а ночами спят, как все нормальные люди.
Но что это!? Замечаю вспышку, на северо-востоке, там, где долина сужается, и горы вплотную подходят друг к другу, образуя узкий проход. За ней следует вторая вспышка. Потом до ушей доносится звук выстрела, а чуть позже разрыва. Потом третья вспышка, теперь с другой стороны. Опять звук разрыва. Считаю про себя секунды между вспышкой и дошедшим до нас звуком: – «21, 22, 23 ……..». Насчитал от 17 до 20 секунд. Получается, что от нас до тех, кто стреляет, расстояние составляет от 5 до 7 км.
А интенсивность боя нарастает. Ё-моё! В ход пошли миномёты. Продолжалось всё это действо минут пять-семь, не более. За тем всё прекратилось и стихло, также внезапно, как и началось.
До сих пор для нас остаётся неразрешимой эта загадка: - Кто это там, вдали от нахождения наших и афганских войск, обстреливал противоположные друг от друга склоны гор? Кто это был? Нам было достоверно известно, что наших войск там не было и не могло быть, афганских войск тем более быть там не могло.
Для себя решили, что, скорее всего, это была «разборка» между собой противоборствующих группировок душманов. Однако, удивляла интенсивность ведения огня, которая была такой, что если бы мы попали под этот обстрел, от нас мокрого места не осталось. Не стану скрывать, что едва дождавшись рассвета, мы постарались, как можно быстрее покинуть это место, что бы не возвращаться сюда и не испытывать судьбу.
На рассвете обнаружили, что примерно в шестистах - восьмистах метрах от нас к северу, стоял лагерь кочевников белуджей, этих свободных племен Афганистана. Мы наблюдали, как их женщины с рассветом разжигали огонь, а мужчины выходили из шатров, поправляли и кормили верблюдов, вокруг бегали дети, собаки, белуджи спокойно занимались своим нехитрым кочевым хозяйством.
Белуджи принципиально не вмешивались во внутриафганский конфликт. И советские войска их тоже не беспокоили. Племена белуджей воинственные и сотворить из них ещё одного врага, в планы советского командования не входило. Нам было строго настрого запрещено конфликтовать с белуджами. Не трогали их и «духи», побаиваясь их крутого нрава. Жили они бедно, но достойно и терять им было нечего…
А жизнь на сторожевой заставе продолжалась своим чередом. Днём, играя в волейбол, случалось так, что мяч иногда залетал на минное поле. В этом случае, игра останавливалась и виновный в улёте мяча, перепрыгивая через растяжки доставал мяч с минного поля, и игра продолжалась.
О том, что минное поле, остаётся опасным местом напомнил случай. Как-то днём, мы услышали взрывы. Оказалось, что свободно пасшиеся верблюды зашли на наше минное поле. Результат предсказуем, от взрыва сработавших мин тут же погибли верблюдица и верблюжонок подросток. В связи с произошедшим случаем, нам надо было освободить минное поле и с этим мы с трудом, но справились. Вначале осторожно освободили верблюдов от зацепившихся растяжек несработавших мин и потому, вдвойне опасных, затем стащили верблюдов с минного поля, зацепив их за БТР. Много сил затратили на снятие шкур и разделку туш верблюдов. Меню наше, на некоторый период времени, стало разнообразнее. Из свежего верблюжьего мяса готовили котлеты и пельмени.
Большую часть мяса отдали советникам. Но никто из местных жителей претензий к нам в том, что погибли верблюды, не предъявил: «Аллах дал, Аллах забрал». Такая философия.
Возможно, что из-за резкого перехода на мясную диету, я почувствовал неполадки с желудком. Не склонный к желудочным заболеваниям, сильно перетрухнул. В воображении представлялось самое ужасное, что могло произойти со мною. В панике почувствовал одновременно симптомы брюшного тифа, гепатита «А», «В» и «С», а также малярии. Обеспокоившись этим, меня срочно отвезли в полк. В медроте полка, в тот же день, мне выдали направление на госпитализацию в инфекционный госпиталь в Кабуле, и переправили в Газни к вертолётчикам, для скорейшей отправки в инфекционный госпиталь ближайшим бортом.
Прибыв к вертолётчикам под вечер, надо было определиться с ночлегом. Пригодилось старое знакомство с авиатехником, который служил на аэродроме в Газни, с ним я лежал в одной палате медроты полка в ноябре прошлого года, когда лечился после Ургунской операции. Авиатехник этот, тогда же, получил лёгкое ранение в момент обслуживания вертолётов у себя на аэродроме. Откуда-то залетевшая шальная пуля, находившаяся на излёте, попала ему в спину, и пройдя вдоль всей спины под кожей, остановилась и застряла под мышкой. Бывает же такое.
Нашёл я его, но вначале коротко расскажу о быте технического персонала вертолётной эскадрильи в Газни. Жили они в заглубленных в землю землянках. Хотя назвать их землянками язык не поворачивается, это было что-то иное. Изнутри помещения эти просторны, квадратные в плане, метров так 6х6, чистые, стены, потолки и полы отделаны досками и с крепкими перекрытиями. Имелось электричество, тут же стоял стол, кое какая мебель, кровати. Ничего лишнего, но уютно. Над уровнем земли снаружи возвышалась только плоская крыша.
Хозяин встретил меня с распростёртыми объятиями. Узнав о моей беде, сообщил, что на завтра в Кабул никто не летит и мне придется задержаться у него. Я расстроился, так как представил, что придётся у чужих людей, «бегать до ветру». Но мои страхи хозяин пытался развеять, заверив, что он меня вылечит. Достал откуда то из под кровати полотняный, видимо сшитый женой или матерью мешок, насыпал из него в миску сухих ягод и налив мне стакан самогона приказал: - «Пей! Закусывай этим. Это лучшее лекарство от всякой дряни и заразы, это же черёмуха!». Уговаривать меня не пришлось, я выдохнул, залпом выпил пойло и стал заедать сухими ягодами. Посмотрев на меня и оценив по достоинству смелый поступок, коротко резюмировал: - «Мужчина! Через час повторим. Утром будешь как огурчик». Результата «лечения» я сразу не почувствовал. Если точнее, то после выпитого стакана самогона, мне стало всё равно. К утру, после второго и третьего выпитых стаканов самогона, я до конца не протрезвел.
Утром узнал, что пара вертолётов всё же стала готовиться к вылету в Кабул. Вылет этот был незапланированный, а причина внепланового рейса меня удивила. Оказывается, вечером, когда я валялся измученный «интенсивной терапией», подрались между собой летчик и один техников. Подрались публично, как на дуэли. Причину конфликта раскрывать не буду, так как она необычна, и если укажу её, то всё одно, не поверят, что такое может быть. Командир эскадрильи так возмутился дракой, а ещё более её причиной, что решил немедленно отправить обоих драчунов в Кабул на разбирательство, и даже выделил для этого пару. Мне повезло, я полетел с ними. В полёте, драчуны нашли общий язык, помирились и после посадки в Кабуле вышли из вертолёта обнявшись, друзьями «не разлей вода».
Пока летел, почувствовал что «лекарство» подействовало, да так, что ещё дня три после его приёма, нужды посещать известное заведение, желания не возникало. Но возникла другая проблема, ведь получается, что я здоровый пойду со страшными диагнозами в медкнижке в инфекционный госпиталь, где и останусь, на обследование и всё такое, пока там разберутся, обязательно «подхвачу» другую заразу. А не пойти в госпиталь тоже нельзя, так как так как надо оправдаться перед своей полковой медициной. Проблему удалось решить через знакомых, и в медицинской книжке появилась запись – «практически здоров». Через день повезло не задерживаясь, вылететь обратно в Газни.
Игорь Батманов, выслушав мой доклад о «чудесном» воскрешении и удивительном излечении от брюшного тифа, гепатита и малярии всего за трое суток, так хитро прищурился, посмотрел на меня и сказал: - «Врешь ты всё! Признайся честно! Слетал в госпиталь на пару уколов». Имея в виду этой фразой - «пара уколов», то, что я симулировал болезнь, использовав её как повод, что бы слетать к сестричкам в госпиталь для определённых интимных целей. Разубедить его тем, что у меня были только чистые помыслы было невозможно и я не стал его разубеждать.
Заканчивался июнь 1985 года, и изменений в нашем положении не предвиделось. Личный состав роты занимался сам собой, а офицеры откровенно бездельничали. Совсем рядом с нами, афганцы тоже жили своей жизнью, проезжали изредка по дороге афганские «бурбухайки», проходили по дороге жители кишлака с такими интересными лопатами, на прочистку кяризов. Скууука!
От нечего делать, совершаю послеобеденный моцион, обходя «владения». Обходя холм, с южной его стороны, увидел валяющуюся металлическую бочку. Бочка как бочка, на первый взгляд ничего в ней особенного, но что-то меня насторожило. Было в этой с виду обычной бочке, что то необычное. Я подошёл к ней и стал рассматривать более внимательно. Бочка хорошая, из белого металла, но не алюминиевая, литров так на 80-100, с плотно закрученной пробкой.
Пнул бочку ногой, покатал, оказалась она пустой. Тогда обнюхал горловину вокруг пробки, показалось, что пахнуло бензином. Попытался вспомнить: - А видел ли я эту бочку ранее? Кажется, что бочки этой не было, но достаточной уверенности в этом нет. Поэтому кричу и спрашиваю наблюдателя:
- Это что за бочка? Откуда появилась?
- Эта бочка товарищ лейтенант давно здесь валяется, - Вяло, как бы нехотя отвечают мне.
- Разве? А почему я её раньше не видел?
- Да нет же. Она здесь давно валяется. Может просто в другом месте была.
- Да?
Думаю про себя: - «Может быть, может быть…. Неужели ошибся? Но не видел я этой бочки, хоть тресни! Впрочем, всё может быть, но пусть будет так, что ошибся».
Через день, при очередном обходе холма заметил: - А бочка то пропала! Позавчера была, а сегодня её нет. Исчезла. Куда!? Или опять померещилось? Вновь кричу наблюдателю:
- А куда бочка пропала?
- Какая бочка товарищ лейтенант?
- Как какая? Которая вот здесь валялась. На этом самом месте.
- Не было никакой бочки. Вам, наверное, померещилось.
- Да? Что то с памятью моей стало.
А про себя думаю: - «С этой бочкой, не всё чисто. Просто так, убеждать меня в том, что не было того, что было, не будут. С памятью у меня на самом деле всё нормально и галлюцинациями не страдаю. Была бочка! Но пропала. А если была, с какой целью меня в этом разубеждают? Точно! Дурака хотят из меня подчинённые сделать? Не выйдет. Но вида, что поверил о том, что меня дурачат не подал. Рано шум поднимать и доказывать очевидное. Вначале надо разобраться, с какой целью дурят и что скрывают?»
У меня возникла версия, объясняющая появление и исчезновение бочки, оставалось её проверить. Конечно, если бы не было попытки внушить мне, что я мне померещилось, то, возможно, и принял бы какое то объяснение исчезновения этой злосчастной бочки. Но теперь – нет!
Под видом проверки правильности укладки боеприпасов в БТРах, исправности радиостанции и электроспусков пулемётов, я залез в него и включил электропитание в машине. Взглянул боком на приборную доску водителя, а точнее, на прибор указывающий уровень топлива в баках. И, вот это номер! Топлива то в баках осталось менее четверти. Во втором БТРе та же картина. Но этому может быть объяснение, так как возможно, что БТРы давно не заправлялись. Ответить на этот вопрос не мог, так как в прошлую субботу я в полк не выезжал. Поэтому спросил об этом Игоря Батманова.
- Конечно заправлялись. Мне доложили, что баки пустые. А что?
- Да тут такое дело….
И рассказал ему о своих подозрениях. А именно о том, что бензин из баков исчез, литров двести, не меньше. Просто испарился. Потом о бочке, которая удивительным образом появляется и исчезает. Мы поняли, что нас дурят, и дурят по крупному. Расспросив Алексея Тышкевича и Володю Михалёва, убедились, что каждый раз, приезжая в полк, водители ехали сразу на заправку, объясняя заезд на заправку тем, что в прошлый приезд не заправлялись. А так как офицеры в полк ездили по очереди, то заметить что-то необычное, не могли и верили водителям. Да как не поверить? Даже представить не могли, что такое может произойти у нас! Способствовало этому то, что строгого учёта расхода ГСМ в полку не было. Да и зачем он, этот учёт нужен, если пункт постоянной дислокации полка, окружён со всех сторон минными полями. Даже если и украдёшь, куда денешь украденное? При огромных объемах расходования ГСМ, десятками единиц боевой техники, заметить перерасход каких-то 200-300 литров в неделю, было сложно, если даже невозможно. Несложный расчёт показал, что если полная заправка БТРа-70 составляла 290 литров, то каждую неделю у нас пропадало неизвестно куда с двух БТРов не менее 300-400 литров топлива. Размеры хищений впечатляли, и это у нас под носом! Оставалось дело за малым, раскрыть механизм хищения, то есть как это делалось, кем и кому сбывался бензин.
Спланировав свои действия по дознанию, после очередной поездки в полк, как говорится, – застигли «расхитителей социалистической собственности в момент совершения хищения на горячем».
Схема хищения и распродажи топлива принадлежащего Советской армии её военнослужащими, горячо любящими Родину, комсомольцами и даже с участием кандидатов в члены партии, оказалась простой, но эффективной. А именно, воспользовавшись тем, что офицеры роты расслабились в вынужденном безделье, подчинённые, дабы притупить бдительность офицеров, показывали им безупречную дисциплину, что «не нарадуешься». Даже готовили для нас на полевой кухне всякие вкусности. А в это время, другие наши боевые друзья, готовили кражу социалистической собственности. Дождавшись когда офицеры наиграются в карты и заснут, сливали беспрепятственно топливо с баков БТРов в эту самую металлическую бочку, загадочное появление которой, а затем не менее загадочное исчезновение я заметил. Затем, перекатывали полную бензина бочку через дорогу, прямиком на пост афганских сорбозов, где и производится расчёт наличными за краденое топливо.
После, Сорбозы сбывали краденное в Красной армии топливо проезжавшим по дороге Газни - Кабул водителям афганских бурбухаек, открыв у нас под носом станцию заправки ГСМ. И все были довольны, в накладе никто не оставался, кроме, разумеется, растяп офицеров. Что тут скажешь, обвели нас вокруг пальца. Сколько по времени продолжалась предпринимательская деятельность по сбыту афганцам советского ворованного бензина, трудно сказать. Но сбыли много, и не только бензина, как выяснилось позже, но и моторного масла. Полагаю, что идея, способ и пути сбыта похищенного топлива были переданы нашим подчинённым их предшественниками, которых мы сменили на заставе. Позже, оценивая произошедшее, мы поняли, куда делся трофейный ГАЗ-66, захваченный нашим полком на Ургуне в январе 1984 года, переданный на заставу для хозяйственных нужд. Ведь к нашему приходу на заставу, от этого ГАЗ-66 остались как у козлика из песенки «только рожки» даже без «ножек», а именно, рама и блок двигателя.
Выявили и способ скрытного расходования денежных средств (сейчас это называется «отмывание денежных средств полученных преступным путём»), полученных от продажи ворованного бензина, да такой, что мы и предположить не могли. Так, раз в два-три дня, один из БТРов выезжал за водой, к которому цепляли бочку для воды установленную на шасси. Старшим экипажа выезжал один из сержантов. Всё остальное было делом отработанной техники. По дороге, при въезде в Газни, БТР останавливался у дукана, где наших милитари-коммерсантов ожидали с заранее заказанным ассортиментом товаров бородатые дуканщики. Производился короткий торг, и добытые преступным путём афгани, перетекали местным торговцам.
Когда мы осознали масштаб хищений, а главное то, какому риску мы подвергались всё это время, мы были ошарашены. Если бы сложилось так, что хищение было выявлено не нами, а военной контрразведкой, и тогда доказать особистам, что мы, то есть офицеры, «не в доле», было бы невозможно. Но даже такой вариант развития событий, стал бы самым мягким и благоприятным для нас. Хотя бы живыми остались. А могло произойти так, что в одно прекрасное утро мы не проснулись, вырезанные коварным врагом. Скорее всего, так печально и закончилось наше существование.
Надо было срочно делать выводы и что-то предпринимать. Во-первых: - Никому доверять нельзя. Жажда наживы, как ржа, разъедает даже здоровые, боевые подразделения. Наши подчинённые, грамотные советские молодые люди, отлично понимали и сознавали, с каким трудом, какими жертвами доставляется топливо, но даже это их не остановило. Во вторых: - способствовало действиям подчинённых то, что военнослужащие срочной службы не имели и тех скромных возможностей, которые были у офицеров. А домой, своим близким, каждому хотелось привезти подарки, да и для себя прикупить – джинсы, батники, часы и т.п., то, чего не было в Союзе. Достаточно вспомнить эпоху тотального дефицита периода развитого социализма, что бы понять мотив действий подчинённых. А тут появилась такая возможность, которая ими была немедленно реализована и любые обращения к их совести, в этом случае просто бесполезны.
И если с выводами всё стало более-менее ясно, то вечный вопрос: - Что делать? - оставался без ответа. Проводить воспитательную работу? - бессмысленно, так как человека, узнавшего вкус наживы, остановить невозможно. Теперь нам придётся постоянно высматривать, контролировать, что малоэффективно и ведёт к созданию атмосферы подозрения, доносов и наушничества. Такое возможно в мирной обстановке, в боевой же обстановке, это просто недопустимо! В боевом подразделении, прежде всего, должно быть абсолютное, неограниченное, взаимное доверие друг другу подчинённых и командиров.
Было два варианта, как следует поступить. Первый: - сообщить о произошедшем в Особый отдел. Но этот вариант мы даже не рассматривали, и об этом не могло быть и речи. Что стало бы равнозначно предательству своих боевых друзей, к тому же, боеприпасы и оружие «на сторону» они не продавали. Нельзя это было делать и потому, что в этом случае, мы бы сами предстали слабыми командирами, так как не смогли проконтролировать личный состав, который «обвёл нас вокруг пальца». Грош цена таким офицерам, которые понятия не имеют о том, что творится в их подразделении, буквально под носом.
Нам оставался единственный относительно достойный выход из этой ситуации, это как можно скорее снять роту со сторожевой заставы и вернуть её в полк, подальше от соблазнов и забыв о произошедшем. Но как мотивировать перед командованием полка необходимость возврата подразделения в пункт постоянной дислокации полка? Когда мы пришли к этому единому мнению, Игорь Батманов, как командир роты, не откладывая, выехал в полк, для того, что бы как-то обосновать такую необходимость. Какие доводы он приводил, и чем доказал командованию полка необходимость снятия нашего подразделения со сторожевой заставы, нам неведомо, но возвратившись, въезжая на заставу, он громко объявил: - «Нас меняют. Через неделю уходим на Панджшер!»
- Ура!!!
|
|
| Категория: Афганская война. Хроники 80-х (избранное). Виктор Посметный |
|
|
| Просмотров: 537
|
|
|
|
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
