Новое сердце машины 1. Водило Полдень. Борт №10 должны закатить в ТЭЧ для замены двигателей. К вертолету подъезжает машина, чтобы утянуть его к месту замены. Борттехник Ф., занятый приготовлениями к перемещению, просит дежурного по стоянке части лейтенанта Л. найти водило - металлическую трубу для буксировки летательного аппарата тягачом. Лейтенант Л. бегает от вертолета к вертолету по пыльной стоянке, ищет, уворачиваясь от выруливающих и заруливающих машин. Возвращается ни с чем к борту №10, останавливается и орет, озираясь: - Да где это ебаное водило?! Из кабины тягача высовывается солдат и говорит испуганно: - Я водила…
2. Чистые руки конструктора За свой недолгий борттехнический век лейтенант Ф. два раза участвовал в замене двигателей вертолета. Это и в самом деле похоже на пересадку сердца, - рискнул предположить автор, не будучи кардиохирургом. Конечно, если быть точным в сравнениях, двигатели - это сердце-легкие, но рассказ об устройстве турбовального двигателя - песня отдельная и восторженная, мы споем ее как-нибудь в другой раз. А сейчас идет просто замена старых движков на новые. На земле открываются два больших деревянных ящика, стенки снимаются, и два красавца стоят на опорах, сверкая на солнце чистой краской и чистым металлом, - две иерихонские трубы, оплетенные изящно гнутыми трубками. Теперь со всех горловин нужно снять пластмассовые заглушки, подготовить два агрегата к стыковке с телом машины. И не забыть, вскрыв один пакетик с гигроскопическими шариками, в который раз убедиться, что шарики намертво липнут к языку. А наверху открываются капоты, сливается масло, вынимаются фильтры, расконтриваются все гайки (одно движение - захват губками пассатижей скрученной проволоки, поворот на разрыв и вытяжка из отверстий), соединяющие вены, артерии и сосуды двигателя с одноименными коммуникациями вертолета. Лежа в ребристой люльке открытого капота, запустив руку по плечо под двигатель и нашаривая очередную гайку, техник-тэчист кряхтит: - В руки бы насрать тому, кто конструировал это. Вон у американов - места полно, техники в белых рубашках, все на хомутиках - чик, и отцепил, чик, и готово! - только "лиру" за рым - и майна помалу! - А ты где это их вертолеты видел? - спрашивает борттехник Ф. - Да рассказывали люди. Видели уж... Говорят, у них и лопасти нашим не чета, не какой-то там сотовый наполнитель из фольги, а специальный пластик, ничем не перешибешь, крепче стали, но легкий как пенопласт! Да ты знаешь, что они во Вьетнаме садились прямо в бамбуковые заросли? Винт выкашивает вокруг себя площадку в свой диаметр и вертолет спокойно опускается! А ты говоришь... - А фюзеляж? - спрашивает борттехник Ф. - Что фюзеляж? - не понимает техник. - Ну, прежде чем несущий винт до бамбука доберется, получается, сначала фюзеляж этот бамбук ломает, на него садится? - Да хер с ним, с бамбуком этим, чего привязался, - с досадой говорит техник. Он поднимает голову, на щеке отпечаток сетчатой оплетки шланга. - Ты лучше с той стороны попробуй, не достаю. В руки бы тому насрать...
3. Бардак В ТЭЧи полным ходом идет замена двигателей на "десятке”. Борттехник Ф. спускается сверху, чтобы взять на створках чемоданчик с инструментами. Створки отделены от грузового салона зелеными стегаными "шторками”, за ними - полумрак. После яркого солнца этот полумрак оборачивается для борттехника Ф. полной тьмой. Вытянув перед собой руки, он наклоняется к бардачку, и чувствует, как под веко его правого глаза предательски-гладко въезжает что-то тонкое, острое, явно металлическое. Он застывает вполуприседе, осторожно поднимает руку и нащупывает висящий на крючке моток стальной проволоки-контровки. Борттехник понимает, что конец этого мотка и вошел ему под веко, угрожая - только дернись! - проткнуть этот трепещущий ресницами лоскутик кожи. Он аккуратно вытягивает проволоку, растирает заслезившийся глаз и громко говорит: - Когда этот бардак кончится? Берет чемоданчик с инструментом, откидывает шторку, выходит в салон. Останавливается, думает, разворачивается, открывает шторку и перевешивает моток проволоки свободным концом вниз. Снова думает - теперь под угрозой ноздря или губа. Машет рукой и уходит.
4. Сила малых движений К счастью для борттехника Ф. во время замены двигателей в ТЭЧи ошивался доработчик с казанского завода. Он предложил борттехнику повысить температуру газов за турбинами двигателей. - У тебя будет самый мощный борт в эскадрилье, - сказал искуситель. - Правда, двигатели выработают свой ресурс раньше, но на твой век здесь их хватит. Намекал ли доработчик на то, что век борттехника здесь короток, или сказал это без задней мысли - борттехнику было все равно. За прошедший месяц ему надоело летать на астматической машине, и он согласился, не раздумывая. Двигатели отрегулировали. Доработчик напоследок дал совет: - И скажи летчикам, чтобы большой шаг не брали. Лопасти начнут грести воздух - срыв потока, падение оборотов и прочая дрянь обеспечены… Облет делал капитан Левашов. На висении машина показала себя великолепно - поднялась чуть ли не при нулевом угле атаки лопастей. Но когда пошли в набор по спирали, что-то не заладилось. Командир морщился: - Хреново лезет. Шаг уже 11 градусов, и кое-как ползет - так мы и до трех тысяч не дотянем. - А ты попробуй шаг сбросить, - посоветовал борттехник. - До девяти или даже до восьми. - Сдурел, что ли? Посыплемся. - Ну, потихоньку снижай. Командир с неохотой послушался - и чудо произошло! Машина взмыла вверх как горячий монгольфьер! - Вот это да! - восхитился командир. - Прет на восьми градусах. Такой мощи я еще не видел! Слушай, а как тебе в голову пришло шаг сбросить? Борттехник спокойно пожал плечами: - Обижаешь, командир. Я, как-никак, инженер.
5. Вещее слово командира Единственным минусом неожиданно приобретенной мощи было то, что борт ?10 начали ставить в планы на самые сложные задания - и намного чаще, чем другие машины. За день борттехник менял три-четыре экипажа, и налетывал по 5-8 часов. Вспомнились хитрые слова доработчика о коротком веке. Борттехник захандрил. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не сон… Ему приснилось, будто на утреннем построении командир эскадрильи подполковник Швецов показал на него пальцем и сказал: - Через десять лет этот парень станет императором! Суеверный борттехник проснулся, и долго думал, что бы это значило. Императорская символика не поддалась ему, но, обратив внимание на первую часть фразы, он понял - у него есть будущее! С тех пор борттехник Ф. перестал думать о собственной смерти.
Прерыватель Фоккера С рассвета пара занималась свободной охотой - прочесывали пустыню возле иранской границы к западу от Шинданда. Летали уже около двух часов, садясь по любому требованию старшего группы спецназа. Охота не складывалась - ни машин, ни верблюдов, ни явных духов. Попадались только черные, похожие на каракуртов пуштунские палатки … Во время очередной посадки, когда бойцы рассыпались по палаткам, борттехник посмотрел на топливомер и увидел - керосина оставалось только долететь до "точки”. - Командир, пора возвращаться, - сказал он, показывая на топливомер. Командир высунулся в блистер, поманил пальцем стоящего недалеко бойца и крикнул ему: - Зови всех, топливо на исходе! Боец спокойно кивнул, повернулся лицом к палаткам, и позвал товарищей. Сделал он это предельно просто: поднял свой автомат и нажал на спуск. Очередь - с треть магазина! - ушла вертикально вверх - в небо, как искренне считал боец. Но поскольку он стоял возле командирского блистера, - прямо под вращающимися лопастями несущего винта - то и вся очередь - пуль десять! - на глазах у онемевшего экипажа ушла в лопасти! Борттехник и командир схватились за головы от ужаса, заорали нечленораздельно. Они грозили бойцу кулаками, тыкали пальцами в небо, вертели ими у висков. Боец удивленно посмотрел на странных летчиков, пожал плечами и отошел на всякий случай подальше. Пока летели домой, экипаж прислушивался к посвистыванию лопастей, присматривался к кромке винта - но все было штатно. Прилетели, зарулили, выключились. Борттехник быстро затормозил винт, потом отпустил тормоз, и все трое поднялись наверх. Тщательный поочередный осмотр лопастей показал, что в них нет ни одной дырки! - Наверное, у этого бойца на калаше установлен прерыватель Фоккера, - пошутил успокоенный (не надо менять лопасти!) борттехник. - Хорошо, если так, - сказал командир. - А тебе не приходило в голову, что наш спецназ холостыми воюет? (Всю глубину этой фразы борттехник Ф. не может осознать даже спустя двадцать лет).
Усталый борттехник 12 февраля 1987 года. Пара прилетела из Турагундей, привезла почту. Борттехник Ф. заправил вертолет и собирался идти на обед. Уже закрывая дверь, он увидел несущегося от дежурного домика инженера эскадрильи майора Иванова. Майор махал борттехнику рукой и что-то кричал. Борттехник, матерясь, пошел навстречу инженеру. - Командира эскадрильи сняли! - подбегая, прохрипел запыхавшийся майор. - За что? - удивился борттехник, перебирая в уме возможные причины такого события. - Ты дурака-то выключи, - возмутился инженер. - "За что”! За хер собачий! Сбили его! В районе Диларама колонна в засаду попала - командир, пока ты почту возил, полетел на помощь. Отработал по духам, стал заходить на посадку, раненых забрать, тут ему днище и пропороли. Перебили топливный кран, тягу рулевого винта. Брякнулся возле духов. Ведомый подсел, чтобы их забрать, тут из-за горушки духи полезли, правак через блистер отстреливался. А командир смог все-таки взлететь, и на одном расходном баке дотянул до фарахрудской точки. Теперь, оседлав ведомый борт, он крутится на пяти тысячах, чтобы координировать действия! Не меньше, чем на Знамя замахнулся, а то и на Героя, если еще раз собьют (тьфу-тьфу)! Только что попросил пару прислать, огнем помочь и раненых забрать. Ты борт заправил? - закончил инженер. Через пять минут пара (у каждого - по шесть полных блоков нурсов) уже неслась на юго-восток, к Дилараму. Перепрыгнули один хребет, прошли, не снижаясь над Даулатабадом (”Какого хуя безномерные со спецназом там сидят, не помогут? Две минуты лету…” - зло сказал командир), миновали еще хребет, вышли на развилку дорог с мостиками через разветвившийся Фарахруд. Между этими взорванными мостиками и была зажата колонна, которая сейчас отстреливалась от наседавших духов. Сразу увидели место боя по черному дыму горевших наливников. Снизились до трехсот, связались с колонной, выяснили обстановку - духи и наши сидят по разные стороны дороги. - Пока я на боевой захожу, работай по правой стороне, чтобы морды не поднимали! - сказал командир. Борттехник, преодолевая сопротивление пулемета на вираже, открыл огонь по правой обочине дороги, где, размытые дымом и пылью, копошились враги. Трассы кривыми дугами уходили вниз, терялись в дымах, и стрелок не видел, попадают ли они по назначению. - Воздух, по вам пуск! - сообщила колонна. - Пуск подтверждаю! - упало сверху слово командира. - Маневрируйте! - Правый, АСО! - сказал командир и ввинтил машину в небо, заворачивая на солнце. Обе машины, из которых, как из простреленных бочек, лились огненные струи тепловых ловушек, ушли на солнце с набором, развернулись, и с этой горки по очереди отработали по духовским позициям залпами по два блока. Справа от дороги все покрылось черными тюльпанами взрывов. Борттехник палил в клубы дыма, пока не кончилась лента. - Что за еб твою мать? - вдруг спросил командир, ерзая коленями. - Педали заело, блядь! Подстрелили, все-таки. И что за гиблое место попалось! Борттехник, возившийся над ствольной коробкой с новой лентой, скосил глаза и увидел, что мешок для гильз под тяжестью последних двухсот сполз с выходного раструба, и крайние штук пятьдесят при стрельбе летели прямо в кабину. Большинство их завалилось за парашюты, уложенные в носовом остеклении под ногами борттехника, но несколько штук попало под ноги командира - и одна гильза сейчас застряла под правой педалью, заклинив ее. - Погоди, командир, - сказал борттехник и, согнувшись, потянулся рукой к торчащей из-под педали гильзе. Попытался вытянуть пальцами, но ее зажало намертво. - Да убери ты ногу, - борттехник ткнул кулаком в командирскую голень. Командир выдернул ботинок из стремени, борттехник вынул гильзу, смел с пола еще несколько и выпрямился. - Все, педалируй! - Ну, слава богу! - вздохнул командир. - Пошла, родимая! Снизились, зашли на левую сторону, сели за горушкой. За холмом гремело, ахало и трещало. Загрузили убитых и раненых. Борттехник таскал, укладывал. Когда погрузка была закончена, солдат, помогавший борттехнику таскать тела, сел на скамейку и вцепился в нее грязными окровавленными пальцами. - Ты ранен, брат? - спросил борттехник, заглядывая в лицо солдата. Но солдат молчал, бессмысленно глядя перед собой. Заскочил потный старлей, потряс солдата за плечо, сказал: - Что с тобой, Сережа? И коротко ударил солдата кулаком по лицу. - Беги к нашим, - сказал он. Солдат, словно проснувшись, вскочил и выбежал. - Спасибо вам! - сказал старлей, пожимая руку борттехнику. Высунулся из кабины командир: - Держитесь, мужики, "свистки” сейчас здесь будут, перепашут все к ебаной матери. Уходите от дороги, чтобы вам не досталось. Мы скоро вернемся… Взлетели, и низко, прикрываясь горушкой, ушли на север. Перепрыгнули хребет, сели на точке под Даулатабадом, где базировался спецназ ГРУ, забрали еще двоих раненых, которых привезла первая пара, ушли домой. Сверху навстречу промчались "свистки”, крикнули: "Привет "вертикальным”! "Летите, голуби” - ответил приветливо командир. Через несколько минут в эфире уже слышалось растянутое перегрузками рычание: - Сбр-р-ро-ос!.. - и успокаивающее: - Вы-ы-во-од! И голос командира эскадрильи сверху: - Вроде, хорошо положили… И голос колонны: - Лучше не бывает. Нас тоже чуть не стерли… Долетели, подсели к госпиталю, разгрузились, перелетели на стоянку. Борттехник Ф. вышел из вертолета и увидел, что уже вечереет. Стоянка и машины были красными от закатного солнца. Длинные-длинные тени… Его встречал лейтенант М. с автоматом и защитным шлемом в руках. На вопрос борттехника Ф., что он здесь делает в такое позднее время, борттехник М. ответил, что инженер приказал ему сменить борттехника Ф. Сейчас обратно полетит другой экипаж. - Да ладно, - сказал борттехник Ф. - Я в хорошей форме. Я бодр, как никогда… Он чувствовал непонятное возбуждение - ему хотелось назад. Он нервно расхаживал по стоянке, курил и рассказывал лейтенанту М. подробности полета. - Надо бы в этот раз ниже пройтись, если там кто остался. Далековато для пулемета было, ни черта не понятно. Так и в своих недолго залупить!- размышлял вслух борттехник Ф. Тут прибежал инженер, сказал: - Дырок нет? Хорошо. Все, другая пара пойдет. Заправляйте борт по полной, чехлите, идите на ужин. И убежал. Отлегло. Залили по полной - с двумя дополнительными баками. Но не успел борттехник Ф. вынуть пистолет из горловины, как к вертолету подошли командир звена майор Божко и его правак лейтенант Шевченко. - Сколько заправил? - Полный, как инженер приказал. Он сказал - другие борта пойдут… - Мудак этот инженер, - плюнул Божко. - Нет других бортов! Темнеет, надо высоту набирать, как теперь с такой загрузкой? Да еще раненых грузить. Ну, ладно, машина у тебя мощная, авось вытянем. Давай к запуску! Тут борттехник Ф., который успел расслабиться после визита инженера, вдруг почувствовал, что ноги его стали ватными. Слабость стремительно расползалась по всему телу. В голове борттехника Ф. быстро прокрутился только что завершившийся полет и борттехник понял, что второй раз будет явно лишним. - Знаешь, Феликс, - сказал он, - оказывается, я действительно устал. Давай теперь ты, раз уж приготовился. - Еб твою медь! - сказал (тоже успевший расслабиться) лейтенант М., и пошел на запуск. Солнце уже скрылось, быстро темнело. Пара улетела, предварительно набрав безопасные 3500 над аэродромом. Борттехник Ф. сходил на ужин, пришел в модуль, выпил предложенные полстакана водки, сделал товарищам короткий отчет о проделанной работе и упал в кровать со словами "Разбудите, когда прилетят”. Ночью его разбудили. Он спросил: "Все в порядке?”, и, получив утвердительный ответ, снова уронил голову на подушку. Утром вся комната ушла на построение, и только борттехники Ф. и М. продолжали спать. Через пять минут в комнату ворвался инженер: - Хули дремлем, воины? Живо на построение! - Я ночью летал, - пробормотал лейтенант М. - Ладно, лежи, а ты давай поднимайся. - Почему это? - возмутился лейтенант Ф. - Мы оба вчера бороздили! - Не пизди давай, - сказал инженер. - Ты на закате прилетел, в световой день уложился. - Да я потом всю ночь не спал, товарищ майор! - вскричал борттехник Ф. - Я за товарища переживал!
Огонек в ночи 12 февраля 1987 года, вечер. Уже темнело, когда пара ушла на Фарахруд за ранеными, предварительно набрав безопасную высоту над аэродромом. Борттехник Мухаметшин включил подсветку приборов, установив минимальный режим. На еще светлеющем небе проступали звезды, а внизу уже была черная пропасть, в которой мерцали три удаленных друг от друга искорки-костра. Глядя на них, он вспомнил любимую песню борттехника Ф. - "Flash in the night" группы Secret Service. Ему захотелось, чтобы эта песня звучала в его наушниках именно сейчас: "Я вижу огонек в ночи, и сердце наполняется тревогой..." Пока он пел про себя, постукивая по колену, "флэш ин зе на-айт, там-тарам, там-тарарам-парам-парам, зе флэш ин зе наа-айт!", - они долетели. - Снижение по курсу, или над площадкой кругами? - спросил ведомый. - Кругами безопаснее, - ответил Божко. Снижаясь по спирали, скоро заметили место посадки, обозначенное костром в лунке. - А туда ли мы летим? - мрачно пошутил командир. - Мало ли костров в ночи... Посадочные фары включили у самой земли. Пока раненых готовили к отправке, экипажи пошли в штаб. Там, к их удивлению, сидели борттехник и штурман подбитого днем вертолета. - Забыл вас батька? - ехидно сказал Трудов. - Ну рассказывайте, как оно все случилось? Пара комэски шла по маршруту Шинданд-Кандагар. Не доходя до Диларама, увидели следующую сцену: на дороге стоит колонна, несколько машин горят, духи с обеих сторон дороги обстреливают колонну. С ходу зашли на боевой, отработали по одной стороне, развернулись. Тут ведомый увидел, что ведущий дымит, - попали. Сел, ждал, пока ведомый сядет, а того духи плотным огнем встретили, не давали подойти, и уже полезли к раненому борту. - Хорошо, движки не вырубили, - сказал борттехник. - Командир шаг взял, и ушли, Леха в открытый блистер из автомата шмалял, держал их... - Так они, пока я короткими стрелял, притащили гранатомет, - сказал правый летчик комэски. - Тут я и крикнул - уходим! Прилетели на фарахрудскую точку, осмотрели борт. Оказалось, бронебойная пуля, прошив днище, раздробила дюралевый корпус крана, соединяющего два топливопровода от подвесных баков. Шлейф распыленного керосина ведомый и принял за дым. В штаб зашел медик, сказал, что можно грузить раненых - один очень тяжелый, четверо разной степени. Борттехник плотно зашторил иллюминаторы грузовой кабины и включил только один плафон над лежащим под капельницей бойцом. Вскоре после взлета и набора высоты медик зашел в кабину и сказал, что нужно поторопиться, раненому не хватает воздуха. - Все, что могу... - пожал плечами командир. - Разве что чуть снизимся и разгонимся... Вертолет опустил нос и пошел вниз. Черная тьма лежала вокруг, только вверх ее был забрызган фосфором звезд. Вдруг, среди тускло освещенных приборов вспыхнуло желтое табло "Опасная вибрация левого двигателя", и те же слова ледяным женским голосом произнес речевой информатор. Командир и штурман посмотрели на борттехника. Борттехник смотрел на табло. По инструкции положено выключить неисправный двигатель. Но сейчас, ночью, над перевалом.. - Может, ложное срабатывание датчика, - сказал борттехник. - Надо следить некоторое время за оборотами двигателя, если они будут в норме, то... - Следи, - ответил командир, - следи и докладывай, а я попробую немного снизить режим работы двигателей. Все оставшееся время борттехник мысленно успокаивал дрожащий двигатель. "Тихо, тихо", - говорил он про себя, представляя, как некоей магнитной силой смягчает биения ротора, совсем прекращает их... В какой-то момент табло заморгало и погасло. Борттехник облегченно вздохнул, но оно опять зажглось и продолжало гореть до посадки. Затормозив винт, борттехник снял мокрый шлемофон и спросил командира, наклоняя к нему голову: - Я не седой? - Ты живой, - сказал командир. - Это все, что я вижу в темноте...
Прическа для дурака Пара летит в Лошкаревку. На ведущем борту №10 - командир дивизии. Он торопится и периодически нервно просит: - Прибавьте, прибавьте. Пара идет на пределе, на максимальной скорости. Чтобы сэкономить время, ушли от дороги и срезают путь напрямую. Вокруг - пустыня Хаш. Ни одного ориентира. Да они и не нужны экипажу - командир идет по прямой, строго выдерживая курс. Правак отрешенно смотрит вперед, борттехник поигрывает пулеметом. Комдив, сидящий за спиной борттехника, толкает его в плечо, и, когда тот поворачивается, спрашивает: - Долго еще? Борттехник кивает на правака: - Спросите у штурмана, товарищ генерал. Генерал толкает правака в плечо: - Мы где? Застигнутый врасплох, правак хватает карту, долго вертит ее на коленях, смотрит в окно - там единообразная пустыня. Он смотрит в карту, снова в окно, снова в карту, водит по ней пальцем, вопросительно смотрит на командира. Рассвирепевший комдив протягивает руку к голове правака и срывает с нее шлемофон. - Я так и знал! - говорит он, глядя на растрепанные волосы штурмана. - Да разве можно с такой прической выполнить боевое задание?
Геройская служба Следующий день. Действующие лица - те же, маршрут - противоположный. Привезли комдива в Герат. Сели в аэропорту Герата на площадку за полосой. Подъехали уазик и БТР. "Буду через час”, - сказал комдив и уехал. БТР остался для охраны вертолетов. - Слушай, командир, - сказал правак. - У меня здесь на хлебозаводе знакомые образовались. Могу сейчас сгонять на бэтэре, дрожжей для браги достать, а то и самой браги. Даешь добро? Командир посмотрел на часы: - В полчаса уложишься? - Да в десять минут. Туда и обратно шеметом! Правак запрыгнул на броню, и БТР укатил. Прошло полчаса. Сорок минут, сорок пять. Командир взволнованно ходит возле вертолета, вглядываясь в сторону, куда убыл правак. - Убью, если живым вернется, - бормочет он. Прошел час. Комдив, к счастью, запаздывал. Подкатил БТР, бойцы сняли с брони безжизненное тело правого летчика и занесли его на борт. Судя по густому выхлопу, правака накачали брагой. - Может мне застрелиться, пока комдив не приехал? - спросил командир. - Или этого козла пристрелить и списать на боевые потери… Мы это животное даже в правую чашку не сможем посадить. Командир с борттехником положили тело на скамейку в грузовой кабине и примотали лопастным чехлом, чтобы тело не вышло на улицу во время полета. На секунду очнувшись, правак посмотрел на командира и сказал: - О, кэп! Пришлось попробовать, чтобы не отравили… Если бы ты знал, какая это гадость! Как мне плохо! Подъехала машина с комдивом. Командир подбежал, доложил: - Товарищ генерал, вертолеты к полету готовы! Но вам лучше перейти на ведомый борт. - Это еще почему? - Правый летчик, кажется, получил тепловой удар, и плохо себя чувствует. - Это тот, который нестриженый? Вот поэтому и получил! - сказал довольный комдив. - Ну, где этот больной битл, хочу на него посмотреть. И комдив, отодвинув командира, идет к борту ?10. Командир бежит сзади и из-за спины комдива корчит борттехнику страшные рожи. Борттехник, метнувшись к бесчувственному праваку, закрывает его своим телом, и склоняется над ним, имитируя первую помощь. - Ну что тут у вас, - говорит генерал, поднимаясь по стремянке. В этот момент обмотанного чехлом правака выворачивает. Борттехник успевает отпрыгнуть, и на полу расплескивается красная жижа. Он поворачивается к комдиву (который уже открывает рот в гневном удивлении) и кричит: - Все назад, у него - краснуха! Резко пахнет брагой. Но генерал не успевает почувствовать запах - резко развернувшись, он спрыгивает со стремянки и быстро идет ко второму борту с криком: - Запускайтесь, вашему товарищу плохо! В Шинданд борттехник летел в правой чашке, и, не теряя времени, учился - ноги легко касались педалей, левая рука - шаг-газа, правая - ручки управления. Его конечности повторяли движения конечностей командира. На подлете услышали, как ведомый запрашивает: - "Пыль”, я - 945-й, прошу приготовить машину с доктором, везем больного. - Вот заботливый генерал попался, - досадливо сказал командир и вмешался: - "Пыль”, пусть машина ждет на третьей рулежке, я там больного передам. Сели, "десятка” остановилась у ждущей машины, командир махнул рукой ведомому: рули на стоянку. Борттехник Ф. выскочил, подбежал к доктору, и объяснил ему, в чем дело. - Подбросьте его до модуля, доктор, иначе комдив всем вставит! - Понял, - улыбнулся доктор, и подозвал двух солдат. - Грузите больного. Когда вертолет зарулил на свою стоянку, там его ждал сердобольный комдив. Он встретил командира словами: - Ну, как, увезли вашего товарища в госпиталь? - Так точно, товарищ генерал! - Ну и, слава богу. Пусть выздоравливает. Хорошие вы все-таки ребята, вертолетчики, и служба у вас тяжелая. Геройская у вас служба!
Десятое правило борттехника Жизнь борттехника в полете всецело зависит от летного мастерства летчиков. А летчики бывают разные - одни летают как бог, другие - как дьявол, третьи вообще не умеют. Однажды инженер приказал борттехнику М. временно принять ВКП вместо выбывшего из строя прапорщика Похвалитого. - Хорошо, отдохнешь от боевых, - с фальшивой радостью за товарища сказал борттехник Ф., которому теперь предстояло летать за двоих без отдыха. Задачей ВКП была ретрансляция - поддержание связи с бортами, улетевшими на задание. Набрав высоту 5000 м, вертолет наматывал круги чуть в стороне от аэродрома. От службы лейтенанта М. на ВКП была польза и для лейтенанта Ф. Когда ВКП приземлялся, лейтенант Ф., если был в это время на стоянке, сразу поднимался на борт к лейтенанту М. Потому что в салоне вертолета, проведшего часа два на высоте 5000 был зимний холод - и после жара стоянки было счастьем провести здесь полчасика, попивая горячий чаек из термоса борттехника М. и покуривая (покурить в холоде - это деликатес)… Первые полеты прошли спокойно. Командиром экипажа был маленький, с трудом гнущийся (видимо, с хроническим радикулитом) капитан К. На правой чашке сидел невозмутимый как рептилия старший лейтенант В. Большой любитель чтения, он всегда брал в полет книгу. В тот день командир экипажа прибыл на стоянку один. Правака все не было, а взлет откладывать нельзя - приближалось время выхода на связь с комэской. Капитан К. решил взлететь без правака. - Один хрен, от него никакого толку. Читун! - сказал он. - Ты, Феликс, во время взлета посиди на правой чашке, чтоб с "вышки” не заметили его отсутствия. Так и слетали без правого летчика. Борттехник М. весь полет просидел на его месте. Когда приземлились и зарулили, увидели старшего лейтенанта В., который сидел у контейнера на ящике с нурсами и, попыхивая сигаретой, читал детектив. Он молча выслушал подробное мнение о себе капитана К., и они удалились. На следующий день экипаж прибыл в полном составе и вовремя. Борттехник М. в шутку предложил праваку снова посидеть на стоянке. Тот пожал плечами, выражая согласие, но командир решительно возразил, будто предчувствуя неладное. Взлетели, отошли от аэродрома в сторону Анардары и начали крутить круги с малым креном. Все было как всегда - правый раскрыл книгу, борттехник, откинувшись спиной на закрытую дверь кабины, задремал. Но привычная идиллия длилась недолго. Может, сонно жужжащий вертолет попал в нисходящий поток, которые нередки в гористой местности, может стоячий воздух всколыхнуло звено взлетевших "свистков”… Вдруг, при очередном развороте, вертолет начал быстро валиться на правый бок, как получивший пробоину корабль. Крен стремительно увеличивался, командир попытался выправить борт, но переборщил, и вертолет завалился на другой бок с креном в 50 градусов. Командир снова дернул ручку, вертолет опять лег на правый бок. Дальше - хуже. Выравнивая машину, командир взял ручку на себя, вертолет задрал нос, командир двинул ручку вперед и бросил машину в крутое пике. Теперь летчик боролся со скачками тангажа. Машина запрыгала по небу хромым кузнечиком. Борттехник проснулся и, наливаясь ужасом, смотрел на авиагоризонт, который то белел, то весь заливался черным. Командир уже беспорядочно дергал ручку и двигал ногами так, будто ехал на детской педальной машине. Он начал паниковать, из-под шлемофона по лицу струился пот. Борттехник, болтаясь в дверном проеме, зацепился взглядом за высотомер - да они просто падали, и за какие-то секунды потеряли полторы тысячи! До вершин Анардары оставалось совсем немного - вот они, качаются перед глазами, стремительно вырастая. Борттехник выхватил из-под сиденья свой нагрудный парашют и начал цеплять его к подвеске. Карабины срывались в мокрых пальцах, и парашют никак не хотел срастаться с телом. "Вот он, пиздец! - пронеслось в голове. - И даже не в бою!”. И тут в наушниках раздался недовольный голос правака. - Кончай буянить, командир! - сказал он. - Дай-ка я… Тремя простыми движениями старший лейтенант В. вывел вертолет из беспорядочного падения и перевел его в спокойный набор высоты. - Почитать спокойно не дадут… - проворчал он. - Прими управление. После этого случая борттехник М. записал в своем блокноте с девятью правилами еще одну заповедь: перед вылетом проверить комплектность экипажа. Теперь, когда правый летчик опаздывал на вылет, борттехник М. сам шел его искать.
Мелочи службы
1. Суеверия У вертолетчиков есть примета - перед вылетом экипаж должен помочиться на колесо своей машины. (Истребители, наоборот, считают подобный акт оскорблением самолета). Обычно самым используемым в этом смысле является левый пневматик - его орошают перед вылетом все три члена экипажа. А пассажиры, ожидающие вылета, на этот левый пневматик всегда присаживаются. Больше не на что…
2. Измерение Вяткина Пара идет метнуть бомбы в районе гор Анардара. Цель - пещеры, где по данным разведки находится перевалочная караванная база. Борт №10 педалирует капитан Трудов. Его правый летчик, лейтенант Вяткин по кличке Милый, устанавливает в отверстие в полу прицел для бомбометания (что-то вроде перископа наоборот - труба, смотрящая вниз). Командир выводит машину на боевой, спрашивает: - Штурман, дистанция до цели? Милый смотрит в карту, потом приникает к окуляру прицела. Наконец, отрывается от окуляра и, задумчиво глядя на командира, отмеряет руками в воздухе сантиметров тридцать: - Ну, где-то так примерно …
3. На рыбалке Как-то вечером борттехник Ф. рассказывает соседям по комнате о своем сегодняшнем вылете. - Мало того, что у нас кончились нурсы, у меня еще и пулемет заклинило - я у правака два карандаша сломал, выковыривая перекошенный патрон. А духи все долбят и долбят. Я кричу командиру - пора, мол, удочки сматывать… Тут борттехника Ф. перебивает борттехник М., читавший на кровати книгу. - А вы что, удочки с собой брали? - с интересом спрашивает он. - Да, Феликс, - отвечает после паузы лейтенант Ф. - Спиннинги, бля… И, когда в комнате утихает хохот, продолжает рассказ.
Бабы в эфире Звено МИ-8 и пара МИ-24 идут из Шинданда на точку возле Даулатабада - помочь фарахрудскому спецназу в операции. Стая летит на пределе, соблюдая режим радиомолчания. Вдруг в эфире раздается противный женский голос речевого информатора РИ-65: - Борт 23456, не убраны шасси. (Это означает, что одна из "двадцатьчетверок” забыла убрать шасси. У МИ-8 шасси не убираются.) - Ну что вы, тихо не можете… - с досадой говорит "Пыль”. - Посмотрите друг на друга - у кого там лапы висят? - У нас убраны? - шутит капитан Трудов. - Убрал, командир, - шутит борттехник Ф. "Двадцатьчетверки” коротко докладывают, что у них все в порядке, видимо, произошло ложное срабатывание. - Пиздят "мессера”, - комментирует Трудов. Через несколько минут в эфир снова выходит чья-то РИта: - Борт 32654, повышена температура масла в главном редукторе. (Названный номер - заводской, и он ни о чем не говорит экипажам. Единственный способ определить, чей речевой информатор выдал информацию в эфир, - посмотреть на стрелку датчика). - Вы сговорились, что ли? - спрашивает "Пыль”. - Доложитесь, у кого там масло кипит… - Посмотри, как у нас? - говорит Трудов. Борттехник Ф. смотрит на датчик главного редуктора и видит, что температура масла запредельная - стрелка уже в красной зоне. (Скорее всего, догадывается борттехник, лопатки охлаждающего вентилятора стоят в зимнем положении - ведь предшественники летали на потолке, где всегда холодно.) Он знает, что до посадки осталось несколько минут, поэтому говорит: - У нас в порядке, командир! - Значит, опять "мессера”! Все по очереди докладывают, что температура масла в норме. "Пыль”, раздраженная срывом радиомолчания, советует: - Ну, так разберитесь там со своими бабами!
| 
