Пятница, 29.03.2024, 11:10 





Главная » 2016 » Июнь » 28 » ...0018
01:23
...0018

 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.
1

1




    - Я  псих.  Я  того...  с  приветом. Понимаешь? У меня шариков не хватает.  Они по ошибке отправили домой вместо меня кого-то другого. В госпитале   меня   исследовал  дипломированный  психиатр,  и  вот  его приговор: я действительно не в своем уме.
    - Ну и что?
    - Как  "ну и что"? - Йоссариана озадачила неспособность доктора Дейники  понять  суть дела. - Ты соображаешь, что это значит? Теперь ты  можешь  освободить  меня  от строевой службы и отправить домой. Не будут же они посылать сумасшедших на верную смерь?
    - А кто же тогда пойдет на верную смерть? (
Уловка-22) 
                                                                              


Афганский крест (избранное).

Фарукшин Раян

Низкое ярко-синее небо нависло над землёй тонкими, размазанными в желтоватые коровьи лепёшки облаками, неподвижно покоившимися в безмятежности. Где-то на горизонте облака касались заснеженных макушек коричневых гор и сливались с ними в единое целое. Большое, необъятное, непознанное. Казалось, небо и горы вечны и недвижимы, как монумент, и ничто, и никто не способны потревожить их молчаливое величие.

Три вертолёта "Ми-8", и сразу за ними пара "Ми-24", стальными пятнистыми телами порвав обманчивую тишину гор, разметав широкими винтами облака, подняв с выжженной площадки аэродрома тысячи маленьких смерчей пыли, коснулись тугими чёрными колёсами истории чужой, неизведанной и непонятной афганской земли. Вертушки привезли в Афганистан молодых солдат - десантников из учебки, доставили свежее пушечное мясо к обеду маленькой, но жестокой войны.

Солдаты в потных хэбэшках, панамах и надраенных кирзовых сапогах, покидая вертушки, впервые ступая на землю войны, строясь повзводно, широко открытыми, любопытными глазами новичков шарили по незнакомому, запрятанному в далёких рыжих горах аэродрому, суровым лицам офицеров, их встречающих, машинам и бронетехнике, предназначенным для доставки роты к новому месту службы.

Из подъехавшего к вертушкам на взлётку ядовито-зелёного УАЗа без крыши и боковых стёкол, выпрыгнул майор. Худой, маленький, в огромной мятой панаме на лысую голову, в выгоревшей "песочке" на тщедушном тельце, он походил на военнопленного из фильмов, а не на бравого командира разведчиков.

Майор, почесав сухое, в мелких шрамах и морщинках лицо, посмотрел на строй. Рота, выпятив грудь и вытянув подбородки, приготавливаясь слушать пылкую напутственную речь командира, притихла, застыла. Но майор молчал, двигая скулами, скрипел, осматривал молодняк, подмечал какие-то детали, щурился, подёргивал шеей.

Один из офицеров, лихого вида старший лейтенант, чеканя шаг, отдалился от группы встречавших роту военнослужащих, и попросил у майора "слово". Получив добро, он радостно крякнул и, переминаясь от переизбытка желания с ноги на ногу, достал из нагрудного кармана кителя очки, кинул их на нос.

- Я гвардии старший лейтенант Морозов, замполит первой роты. Товарищи бойцы...

Изнемогая от непривычной пока жары, мотая на ус необходимое, и откидывая политическую муть, бойцы внимательно слушали бравого пропагандиста.

Слушал и гвардии рядовой Александр Иванов - крепкий, жилистый, почти квадратный, краснолицый деревенский пацан из Татарии. Богатырским ростом он не отличался, а потому, при построении взвода в одну шеренгу, стоял последним, но это Иванова не огорчало, его вообще в жизни мало что тревожило и огорчало, он привык жить в постоянной нужде, привык надеяться только на себя и свои руки, привык отвечать за свои поступки сам. Веря в судьбу, которую не изменить и не обмануть, он шёл по жизни и службе легко и прямо, и, тупо выполняя приказы старших по званию, никогда не задумывался о смысле и последствиях приказов, он просто делал свою работу, служил.


Ваня - так Иванова нарекли в школе, так же его называли и в армии.

В учёбе Ваня не преуспел, в школе слыл одним из слабейших учеников, дряхлым троечником, спортом не увлекался, по кружкам и секциям не ходил, книжек не читал. А просто времени не было. После окончания занятий он быстро возвращался домой, забрасывал портфель подальше в угол, плотно обедал, и, выйдя во двор, в сарай, вкалывал по хозяйству до упора, до заката.

Не сказать, что Ваня был нелюдим и скрытен, но общительным его точно не назовёшь. Близких друзей у него никогда не было, по душам он ни с кем не шептался, писем никуда не писал, тоски по дому, по гражданке, по родителям и родственникам, не выказывал. С сослуживцами дружбы не искал, но и никого не сторонился, контачил по мере необходимости. Искусство, кино, литература и прочая "тряхомудень" Ваню не интересовали, он был сторонником грубой физической силы, мужланом, солдафоном.

Приземистый, мускулистый, с кулаками-молотами, в учебке Иванов не испугался и не поддался дедам-сержантам, не стал чмырём или мальчиком на побегушках. Первые же попытки дедушек поставить новичка ночью в позу раком были отбиты дубовой табуреткой и солдатским ремнём. Сломав один нос и лишившись четырёх зубов на пятерых, деды всё же смогли повалить Ваню на дощатый пол казармы и хорошенько попинать. Однако впредь старослужащие "офигевшего" не трогали, не задирали, не били, не припахивали, и без него хватало морально и физически слабого люда, на котором можно было "ездить".


- Не посрамим Отечество! Слава Советской армии! Слава ВДВ! Слава... - старлей внезапно замолчал, видимо слюна во рту иссякла, а слова закончились, но желание продолжать агитку не пропало, и он для пущей важности ещё трижды сотряс горячий воздух кулачком, присвистнул, притопнул, и лишь потом уступил импровизированную трибуну майору.

Майор сурово кашлянул, неопределённо покачал головой, и коротким взмахом тонкой ручонки пригласил к строю двоих офицеров, неожиданно возникших из тени стоявших полукругом бронемашин. Оба офицера, капитаны, были похожи друг на друга как две капли воды. Двухметровые амбалы с пустыми квадратными лицами, толстыми шеями и пудовыми кулаками, они пробежали глазами по солдатам, ткнули пальцами в нескольких самых крепких, и исчезли в чреве БТРа, который сразу укатил в неизвестном направлении.

Ваня оказался среди тех, на кого указали капитаны. Не успел он понять, что к чему, как майор приказал отобранному контингенту сделать два шага вперёд, и бегом погрузиться на отдельно томившуюся на солнцепёке новёхонькую БМП-2. Когда бойцы расселись на броне, майор оставил строй, подошёл к БМП с капитаном в выжженной до полного обесцвечивания полевой форме и кепке.

- Капитан Денисов, - представился, сняв кепку, офицер, и по-отечески похлопал нескольких бойцов по плечам, рукам, головам и, пожимая Ване крепкую ладонь, как-то отрешенно обронил:

- Ну, разведка, попали вы... нести вам тяжелый... афганский крест...

***

Жестко пнув афганца в грудь ногой, капитан Денисов одновременно дважды выстрелил несчастному в оголённый овал живота из пистолета. Пули мягко вошли в плоть, очертив на мягкой коже две маленькие ровные дырочки повыше крестообразного пупка. Темнолицый моджахед враз побелел, сбил удивленные карие глазища в кучу, выдохнул сипло с надрывом. Кровь вперемешку со слюной яркой пупырчатой пенкой брызнула изо рта, выпуклые небритые щеки сделались впалыми, помятая чалма слетела с головы, и смолянисто-черные жирные волосы встали торчком, удивляясь, почему хозяин снял свой головной убор и открыл серую, неровно лысеющую макушку жёлтому, дурно палящему солнцу.

Афганец умирал. Капитан пяткой толкнул тело вяло опадающего противника в лоб, плюнул вслед, умиротворенно, не глядя, но злобно улыбаясь, и рыча грудью, почти по-звериному. Оскорбил афганца плевком, предсмертного.

Победителей не судят, только побежденных. Победителей судить некому, все жить хотят.

Винтовка афганца валялась рядом с телом. Снайперская, наша, советская, новая.

- Трофейная, говоришь, винтовка, сука! - подняв оружие, и ловко, играясь, вращая на руке, Денисов осмотрел оружие, крутанул стволом вниз и выстрелил в голову моджахеда в упор, с метра.

Вдыхая горячий воздух полной грудью, подставляя открытую шевелюру кратковременным порывам буйного ветра, молодой офицер стоял над останками врага красиво, как рыцарь-крестоносец на средневековых иконах Европы.
Денисов откровенно наслаждался своей победой.

Послышались дурные вскрики, громкие одиночные выстрелы, глухие звуки разрывов гранат в закрытых помещениях. Денисов почувствовал шевеление сзади.

- Внимание, бойцы, СВД заряжено, будьте осторожны! - крикнул он, не оборачиваясь на шум. Капитан легко определил своих подчиненных по тяжелому стуку их шагов.

Вбежавшие во внутренний двор убогого жилища приконченного командиром афганца, бойцы остановились за спиной Денисова. Они оглядывались, безмолвные, придерживая громкое дыхание, оценивали обстановку и прикидывали в уме сценарий недавней схватки.

- Чуть тебя не убил, однако! Извини сарбоза, задушевный мой брат! - дурашливо прописклявил капитан, поддев окровавленный труп носком кирзы. Обмазанный кровью и мозгами собственноручно уничтоженного афганца, он дико хохотнул, отбросил винтовку в руки сержанту Васе, и гордой походкой вышел со двора.

- Он крутой, кэп. Уделал духа. - Вася брезгливо посмотрел на труп, неопределенно качнул головой вправо, словно хотел блевануть, пустил в песок тягучую желтую слюну и передал винтовку рядовому Сане-таракану. - Таракан, давай, бегом снеси СВД к трофеям, живо!

- Зачем только надо было башку человеку отстреливать? - Таракан мотнул головой, достал сигаретку, чиркнул трофейной китайской зажигалкой и торопливо закурил. - Больной у нас командир. А винтовочку, ты, забери, Вася, мне твои команды - как мотыльку каша. Я радист, и выполняю приказы тока капитана Денисова.

- Таракан! Давай, пошел отсюдова, пока я те не звизданул! - Вася вырвал СВД из рук связиста и, закинув оружие за плечо, заехал кулаком Таракану в плечо. - Ты нарвешься у меня когда-нибудь в натуре, гнида шакальская!

- Ну-ну, - отшатнулся Таракан, - ты пошали еще!

- Пошли, Ваня, от этого недоделка подальше, покурим сами, - обратился сержант к входящему во двор бойцу со свирепым выражением лица, в надвинутой на брови каске, и с автоматом в напряжённо выставленных вперёд руках.

- Чё? Кто кого грохнул?

- Ваня, Иванов, да ты расслабься, автомат убери, всё закончилось давно, а ты как только что проснулся, сонный татарин.

Таракан докурил. Странно улыбнувшись сквозь сжатые зубы Иванову, он резко скакнул ближе к трупу и низко к нему наклонился, словно надеялся найти что-то необычайно интересное. Вяло выпустив изжёванный в потроха окурок изо рта, Таракан провёл языком по обветренным, едва розовым губам, вскинул тонкие рыжие брови вверх, снова поморщился, шепча:

- Уделали "духа" нормально...

- Калибр 7.62 - и вместо головы - котлета, - гаркнул Иванов. Ошарашенный сегодняшним боем он, бросив взгляд на афганца из-за плеча Таракана, присвистнул.

- Котлета, - механически подтвердил Таракан. Он явно думал о чём-то своём.

Отворачиваясь, Иванов инстинктивно втянул голову в плечи, колыхнул плечами:

- Не смотри долго, Саня. Это вредно. Мёртвые притягивают взгляд и зовут нас к себе на небо. Или под землю. Я уж не могу точно сказать, где нас ждёт ад...

- Это лажа. Ни на небе, ни под землёй ада нет. Ад здесь. На земле. В Афганистане...


Вася погиб через неделю. Умер быстро и безболезненно. Он наверно даже не заметил, что умирает. Раз - и все.

Четыре китайских разрывных пули, выпущенные из РПД-57, кривой рваной строкой разделили тело молодого советского воина надвое и опрокинули его лицом в песок.

Вася шел к БТРу, у которого разведчики сложили трофеи, добытые в сегодняшнем рейде на крошечный караван из пяти верблюдов у небольшого, затерянного в предгорьях Гиндукуша кишлака. Опытные бойцы быстро уничтожили афганцев, их всего было трое. Затем парни дважды прочесали небольшой, практически безлюдный кишлачок, прочесали вдоль и поперек, натыкав в развалины с десяток мин, и оставаясь абсолютно уверенными, что никого в этих старинных камнях нет. Ни души, только ветер, песок и камни.

Бойцы встали в полукруг перед новеньким, недавно прибывшим из Союза бронетранспортером, и молоденький лейтенант, полгода назад закончивший училище, фотографировал их на свой навороченный "Зенит". Вася неспешно шёл к товарищам, подумывал попросить офицера щёлкнуть его на башне бронемашины с другом. Он был в трех метрах от разрушенного дувала, когда притаившиеся в заранее подготовленном месте моджахеды решили, что все шурави в сборе, и теперь их можно легко расстрелять. Пулемет и две винтовки лязгнули железом одновременно.

Вася погиб первым, пуля оторвала ему челюсть и разворотила горло. Через секунды погиб офицер, погибли его бойцы. Все, кроме одного. Моджахеды не учли механика-водителя БТР. А он сидел в броне. Тихо сидел, даже во время фотосессии не выглядывал. Парень сначала просто отдыхал - спал, пока была возможность. А когда "духи" вылезли из развалин и побежали к сраженным шурави и бронетранспортеру, он шмальнул из пулемёта. Весь боекомплект выпустил со страху и от нервного мандража. Завалил троих "духов". Других не было видно, а может, "духов" и было всего трое.

Механ отдышался, откашлялся, стер с лица пот, вылетел из БТРа, загрузил в десант тела своих менее удачливых товарищей и даванул по газам к отошедшей от кишлака метров на триста основной группе разведчиков на трех БТРах. Механ дружил и с головой, и с любой техникой, поэтому догадался сфотографировать и тела уничтоженных "духов" и брошенную в спешке гору трофеев. Фотоаппарат, в качестве доказательства случившегося с разведчиками прокола, он отдал командиру роты, а тот - комбату. Плёнка дошла до командования бригады.

Посмотрели командиры, поверили. Да ему и так поверили. Даже наградной написали на орден.

За убитых разведчиков нужно было срочно отомстить, и комбриг отправил вершить правосудие капитана Денисова - главного "рэкса" части, и как ему казалось, всего ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Денисов тщательно готовился к предстоящей операции - сутки пил бражку, не выходя из палатки погибших в рейде разведчиков. Кого взять с собой на войну капитан долго не думал, конечно же друзей погибших, чтоб мстили лучше. Друзья об этом догадывались, с Денисовым служили не первый день, и к войне подготовились основательно: оружие и боеприпасы, запасы воды и провианта, снаряжение и экипировка к вылету были отобраны еще до вечера.

Ночью двадцать разведчиков во главе с Денисовым на двух БМД отправились на разведывательно-поисковые действия в район последнего боестолкновения, к безымянному кишлаку. Спешились километрах в семи от места проведения засады, дальше - только шагом.

Иванов - помощник гранатометчика, шёл во время пешего марша, как обычно, в середине группы, тащил станок АГС. Выносливость, умение постоять за себя на кулаках, отсутствие чувства юмора и природное обаяние помогли легко отслужить положенный срок в учебке и попасть в разведку десантно-штурмовой бригады.

Служба в разведке нравилась Ване, боевые выходы он переносил легче, чем стояние в караулах в бригаде. С самого раннего детства постоянная дурашливая улыбка не сходила с его лица даже в самых критических ситуациях, что злило и веселило некоторых его сослуживцев одновременно. Вот и сейчас, согнутый вдвое тяжестью снаряжения, он шел почти вприпрыжку, улыбаясь и покручивая временами высовываемым изо рта розовым языком. Смотрелось нелепо.

Тщедушный москвич Саня-таракан, тащивший позади капитана и впереди Сереги радиостанцию Р-159, выкидывал вперед ноги зло, с раздражением и, больно ударяя камни пятками, изредка матерился вполголоса, прерывая сладострастные вспоминая о солнечных университетских деньках и мечты о красивых девчонках из параллельной группы.

Обернувшись, Таракан наткнулся на абсолютно детское, радостное выражение лица Иванова.

- Ты чего, Ваня? Чего за улыбки? Чему ты опять радуешься?

- А чего, плакать?

- Плакать? Выть! Ну чего я, коренной москвич, здесь делаю? В горах, в этом, дурацком, в каменном веке, ночью, - захлебываясь каплями пота, задыхаясь, продышал внутрь себя Таракан. - Зачем я учебу бросил? Лучше бы купил сессию, чем так теперь...


Саня, единственный сын инженера какого-то столичного НИИ, интеллигента-физика, попал в армию после отчисления с четвертого курса МГУ. Джинсы, девочки и рестораны на папины деньги сменились душной казармой и жестокими старослужащими в учебке в Узбекистане. Высокомерного и заносчивого москвича неотесанные сержанты, призванные защищать южные рубежи необъятной Родины из далеких сибирских деревень, невзлюбили с первого дня, и били, били, били.

Спасли Таракана офицеры. Помогла физика. Сане пришлось немного пошевелить мозгами и вспомнить лекции по радиоэлектронике. Москвича посадили в штаб - ковыряться в неисправных радиостанциях и личных бытовых приборах старших офицеров части.

Служба наладилась, появились неплохие покровители с тремя большими звёздами на погонах. Сладкий дембель маячил на горизонте, отпали надоедливые проблемы повседневной службы, решался вопрос с отпуском. Конечно, в Афган Таракана отправлять не собирались, но парня подвела тяга к красивой жизни. Саня напился браги и начал приставать с непристойными предложениями к медичке, родственнице небольшого местного начальника. Особист, подглядевший сцену хватания девушки за грудь, ответной звонкой пощечины и сопливого поцелуя в плотно сжатые губы, незамедлительно подвёл солдата под черту: Афган или суд.

Вряд ли такое дело дошло бы до суда, но Саня сразу выбрал Афган. "Лучше быстро умереть героем, чем долго и мучительно не умирать преступником!" - решил Таракан и накатал рапорт о желании оказать посильную интернациональную помощь несчастному афганскому народу.

Кстати, своё "усатое" прозвище Саня получил еще в школе. Просто он панически боялся разных гадких ползающих тварей, до потери сознания.


Уставшие, голодные и изнывающие от жажды бойцы умудрились таки дойти до отмеченной на карте точки в назначенный срок, к утру. Опыт. Парни отдавали Родине свой личный долг уже почти по полтора года. Отмотали пешем по чужбине сотни километров, перетащили на горбу тонны грузов, знали своё дело.

Денисов заранее выбрал высоту, с которой хорошо просматривался весь кишлак и большая часть его окрестностей. Удачное место для организации дневки и ведения скрытного наблюдения за местностью в надежде выглядеть передвижение противника. Отсюда можно неожиданно атаковать, если моджахеды появятся внизу, и быстро слинять на противоположный склон под прикрытие бронегруппы, готовой примчаться на помощь, если дело примет неприятный оборот.

То, что моджахеды появятся, Денисов знал, чувствовал это внутренностями, интуицией, жопой чуял. И готовил им сюрприз. Он надеялся обойтись без применения техники, накрыв "духов" своими силами.

Снизу от неприятельского глаза бойцов Денисова скрывали крупные округлые валуны, гигантскими горстями разбросанные у скал. В двух местах между грудой наваленных камней солдаты натянули плащ-палатки, образовав тенёк для комфортного отдыха. Слева и справа от валунов капитан приказал организовать два наблюдательных поста, а расчет АГС расположил прямо в низине, перед кишлаком, метрах в тридцати перед постами.

Через два часа всё было готово. Посты подготовлены, бойницы обложены камнями, гранатомет установлен, противопехотные мины в возможных местах неожиданного появления душманов заложены, взвод поделен на группы, уже приступившие каждый к своей работе.

- Так, трое у нас по трое, четверо со мной, шестеро с сержантом Карасём. - Денисов проверил физическое состояние бойцов, еще раз проинструктировал сержанта, отправляющегося в засаду на противоположный край заброшенного кишлака, осмотрел свои позиции со стороны. Ничего вроде бы не видно. Камни, и есть себе камни.

Капитан достал из РД фляжку, глотнул трофейного коньяку и прилег отдохнуть. Болел живот, вчерашняя брага напоминала о себе изжогой. Немного помучившись, поворочавшись, Денисов уснул, подогнув ноги, упершись коленями в живот.

- Нехорошо капитану, - Таракан смотрел на неподвижно спящего Денисова. - Нехорошо.

- С чего ты взял, Москва? - Миша-мордвин выпучил свои ярко-голубые глаза. Если бы не небесная синева зрачков, его круглое красное лицо походило бы на раскаленную сковороду.

- Я читал - такая поза говорит о неуверенности человека в завтрашнем дне.

- А сам ты уверен, что тебя завтра не чпокнут? Уверен, что не раздавят, как таракана?

- Спи, мордвин, пока разрешаю, не умничай!

Миша оперся спиной на камень, вытянул ноги, накрыл лицо голубым десантным беретом, который всегда носил с собой в рюкзаке, и так, полулежа, быстро утух, погрузившись в сон.


Когда мордвин из древней чувашской деревеньки заканчивал школу-восьмилетку, его сосед Петька вернулся из армии. Из Афганистана, где служил в ВДВ, в разведке. В голубом берете, тельняшке, выглядывающей синей полосой из-под кителя с кругляком медали "За боевые заслуги", Петька сразу стал деревенской звездой первой величины.

Все местные девчонки стремились потанцевать на школьной дискотеке с высоким красавцем Петькой, минуя приземистого мордоворота Мишку, между прочим, чемпиона школы по борьбе, которую в вечерней спортивной секции трижды в неделю преподавал физрук, единственный на весь район отставной майор ВВС. Мишка долго терпел "выходки" соседа, но когда главная краса класса темноволосая и зеленоглазая Василиса разрешила десантнику поцеловать себя прямо перед людьми, мордвин не стерпел, и вызвал наглеца на дуэль.

Битва оказалась скомканной. Мишке не удалось приблизиться к оппоненту и произвести захват, десантник просто сделал поистине балетное "па" и грубо лягнул его в грудь, затем подсечкой поверг пошатнувшегося мордвина на затоптанный деревянный пол красного уголка школы, и присев на корточки, надавил пальцами на шею.

- Сдаю-усь... - прохрипел Мишка. Так вот он и познакомился с армейским рукопашным боем.

Отдавая дань упрямому мордвину, надо сказать, что он уговорил соседа делиться секретами рукопашного мастерства по выходным, которые они проводили вместе в школьном спортзале. И работать соседи стали вместе - поступили механизаторами в главенствующий в районе совхоз.

Вот так Петька готовил друга к службе в армии почти три года. В 18 лет от природы широкоплечий и ширококостный "бычок" (так в шутку называл его отец) борец Миша пришел в районный военкомат проситься в воздушно-десантные войска знатоком армейских порядков и хорошим рукопашником. Десятилитровая бутыль самогона "от деда", презентованная впечатлительному подполковнику - райвоенкому, поспособствовала мордвину получить его командирскую протекцию. Подполковник позвонил куда-то друзьям, и на республиканском сборном пункте Мишку уже ждал широкоплечий лейтенант, "покупатель" из ВДВ.

В учебке Мишка излишне не напрягался, домашние тренировки пригодились, и легко получил звание младшего сержанта, был оставлен вправлять мозги молодняку в учебке. Всё бы хорошо, да не хотелось мордвину "отдыхать" в учебке и домой возвращаться "лысым", без наград.

"Будет!" - решил Миша и, пятью письмами с молитвенными просьбами отправить его для прохождения дальнейшей службы в Демократическую Республику Афганистан, умолил-таки товарища командира части принять нужное, справедливое решение.

И вот Миша за речкой. Теперь дело за малым - заслужить медаль. Выход за выходом, рейд за рейдом, бой за боем, шаг за шагом, месяц за месяцем, а медали как не было, так и нет. Толи Миша подвигов не совершал, толи офицеры его подвигов не замечали, кто их знает! Дембель уже мордвин, через пару месяцев домой лететь, а железякой и не пахнет. Вот и решил он при выполнении этой, наверняка последней для себя боевой задачи, держаться рядом с командиром, капитаном Денисовым. А что? А вдруг капитана спасать надо будет? Хвать, Миша рядом! Может, и медаль все-таки дадут.


Мордвин спал, и видел себя в парадке, берете и начищенных сапогах и с медалью! Только он почему-то стоял внутри толстостенного шифоньера с открытой нараспашку дверью, а медаль не сверкала звездой на бравой груди, а была прикреплена к маленькой подушечке, обитой алым бархатом, и лежала на руках у мамы, которая сидела на табуретке у шифоньера и навзрыд причитала, покачиваясь вперед-назад с закрытыми глазами.

- Мать, ты чаго? Мама! - вскрикнул Мишка и проснулся. Растерянно моргая и кряхтя, он трепыхался как рыба в сетке, не понимая, где находится.

- Тихо, морда! - его схватил за руку Таракан, скинул с лица берет. - Проснулся? Вот и покарауль, я отдохну!

Таракан прилег на бок, рядом с Денисовым, зевнул, поднял воротник гимнастерки, прикрыл голову согнутыми в локтях руками:

- Я сплю. Стереги.

- Ну и спи, если сможешь, - пробормотал Миша, потирая глаза, - невозможно в такую жару нормально спать.

Мишка поднял туловище с камней, потянулся, поерзав немного попой, выбрал положение удобней. "Утро, и уже такая жара!" - томно зевая, подумал он и, поводя плечами, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Резво покрутил головой, разминая шею, потер за ушами. Страшно захотелось в туалет. Моментально забыв о содержании непонятного сна, он почесал в паху, набрал полные легкие воздуха и задержал дыхание. Не помогает. Тяжело выдохнув, Мишка схватил бинокль, бегло оглядел территорию вокруг. В кишлаке никого, дорога пуста. Расчет гранатометчиков замаскирован хорошо, дозоры ничем себя не выдают. Можно и в туалет.

Мишка отполз от дежурного - рядового Кувалды - метров на пять. Сдернул штаны, присел. Не успел еще расплыться в улыбке, как услышал резкий шепот Кувалды: "Не серь там, морда, вонять будет. Зайди за камни, будь человеком!"
Мишка, как сидел, на полусогнутых, боком, так боком и заполз за булыжник. Расслабился, закрыл глаза, опорожнил кишечник.

Приподнимаясь, Миша открыл глаза и...

- Тревога, в ружье! - заорал он в предсмертном крике, моджахед уже воткнул солдату нож под сердце и проворачивал его вкруговую, разрывая плоть. Изо рта Миши побежал ручеек ярко-красной крови. Афганец извлек нож из раны, но тут же, без замаха, гневно вонзил его под ребра шурави с новой силой. Миша, кашлянув кровавой пеной, обмяк.

Полоснув короткой очередью в небо, Кувалда крикнул в сторону камней:

- Морда! Морда!

Денисов вскочил на колени, протер лицо ребром ладони, схватил бинокль, выглянул из-под навеса. Таракан изготовился к стрельбе лежа, но не видел ни противника, ни Мишки, истерзанное тело которого скрывал валун.

- Морда! Ты? Куда пропал? Отвечай!

С наблюдательного поста слева кто-то чуть-чуть приподнял голову над камнями:

- Морда! Ты где?

Пуля, выпущенная снайпером моджахедов из американской винтовки М-21, снесла неосторожному бойцу верх черепа, забрызгав серым веществом покойного соседей. Они, двое живых на фишке, открыли огонь из автоматов, каждый в свой, строго определенный сектор.

Таракан не сдержался, сжав до боли в зубах челюсти и прищурившись, надавил пальцем на спусковой крючок "Калашникова".

- Прекратить огонь! - опомнился Денисов. - Стоять! Не стрелять!

Все стихло. Воцарилась тишина. Вдруг, внизу, в кишлаке, неимоверно громко тарахтя, из-за стены дувала на дорогу медленно выехал пикап. Белый пикап "Тойота" с установленным в кузове пулеметом ДШК. "Духи" сразу пустили его в дело, заставив Таракана сжаться в ужасе на дне своего каменного укрытия.

Из-за дувала появился еще один пикап. По ходу движения из него выпрыгнули трое моджахедов и, распластавшись на обочине, начали стрелять из автоматов по позициям наблюдательных постов Денисова. Машина скрылась за каменной стеной дувала.

- Бля... откуда они? - поперхнулся капитан. - Откуда они о нас знают? Где Карась со своими?

Из третьего пикапа "духи" выгрузили легкий китайский миномет.

"Сейчас они его поставят за стену, и легко накроют нас минами! Затем выйдут те, кто прячется сзади за скалами, и... нам каюк!" - догадался Денисов. Он немного растерялся, но тут же, взяв себя в руки, громко скомандовал:

- Таракан, рацию мне!

Мина шлепнулась рядом. Капитан не слышал ее свиста, его опрокинуло на Таракана и оглушило взрывом.


Ваня спал глубоко и тихо, без снов. Абдулла разбудил его тычком колена в ребра:

- Вставай! Война!

Иванов встал на колени, посмотрел вниз - выезжает первый пикап, посмотрел вверх - несколько моджахедов выбежали из-за валунов, и постреливая из автоматов от бедра, кинулись в сторону первого поста. С поста их заметили не сразу, огрызнулись. "Духи" попрятались.

Пока Абдулла возился с гранатометом, снайпер Фатых стрельнул разок из своей СВД, и завалил моджахеда, тащившего за спиной какой-то груз, видимо мины. Абдулла бахнул очередью из АГСа. Полил афганцев, из ДШК бивших по второму посту. Попал. Прямо в "Тойоту". Что-то взорвалось, люди погибли, машину разворотило, боеприпасы рванули, салютом украсив одноцветное желтое небо. Иванов присвистнул. Свистнула мина, накрывшая скрытую фишку Денисова.

- Мочи по стене! Свали ее, там миномет!

Абдулла повернул гранатомет, но выстрелить не успел, упал, сраженный. Ему оторвало руку, разворотило плечо, порвало шею. Ваня перевернул товарища лицом вверх, постарался уложить покойного ровно, оборвыш руки пристроил рядом. Кровь Абдуллы была повсюду, хлестала из раны на шее, перепачкала Иванова.

- Его убили в спину. "Духи" там, за позицией Денисова, - сам себе сказал таджик Фатых, спокойным, рассудительным тоном, будто убили не его друга и одноклассника Абдуллу, а совершенно незнакомого противника.
Фатых выстрелил в сторону камней. Выбирая следующую жертву, что-то запел на родном языке тихим, приятным голосом. Он был тверд как скала, и источал уверенность. Верил в свои силы. Это подбодрило Иванова.
Отодвинувшись от тела Абдуллы, накрыв его своим спальным мешком, он развернул гранатомет и отстрелял всю коробку в сторону скалы, где могли прятаться моджахеды. Палил Ваня с закрытыми глазами, все равно нечего не было видно, мешали камни и пыль. Открыл глаза, когда Фатых дернул его за руку:

- За мной!

Вставая, Иванов зацепился кончиками пальцев за приклад АКМС, захватив автомат с собой: "Пригодится, если сейчас не убьют!"

Они побежали к капитану Денисову. Казалось, никто в них не стрелял, и Фатых упал сам, споткнувшись о булыжник. Падая, таджик увлек за собой и Ваню, этим сохранив товарищу жизнь. Несколько пуль попали в тело увядающего таджика, но до Иванова так и не добрались.


Денисов пришел в себя. Встал на четвереньки. Мордвина не было, Кувалда и Сеня, лежа валетом, короткими очередями постреливал в сторону кишлака, и валунов, Таракан неподвижно лежал в небольшом углублении между камней, которое смог отрыть себе за время беспамятства капитана. Саня шмыгал соплями и стонал, зарывшись лицом в спальный мешок и закрыв голову руками. Денисов иронично улыбнулся панике Таракана, мысленно успокоил себя: "Я - жив!", перевел дыхание, прощупал голову, туловище, ноги. Цел и невредим. Где рация? Детали от Р-159 валялись в ногах дрожащего радиста. Понятно. Подобрал автомат, брошенный Тараканом.

Иванова тоже сшибло с ног. Но это были не камни и не пули. Это был оглушённый взрывами гранат пожилой моджахед. Он с воплем выскочил из-за валунов и, размахивая кривым ножом, бросился на шурави.

Тощий пуштун в грязных обмотках не мог сравниться с плечистым советским солдатом в удобном обмундировании. Ваня, потеряв равновесие после толчка моджахеда, сумел сгруппироваться, перекатиться, увернуться от ботинка, пролетевшего в сантиметрах от лица и лезвия ножа, неглубоко оцарапавшего шею. Вскочив на ноги, Иванов перехватил руку нападающего, выбил нож, подцепил противника снизу за корпус, рванул вверх, и повалил на спину. Серией ударов кулаками в лицо Ваня пришпорил гневного моджахеда. А нож, подобранный с земли, закрепил победу советского солдата.

- Ох-ре-неть, - только и смог сказать Денисов, наблюдавший за короткой схваткой.

Иванов, залетая на позиции капитана, едва не наступил командиру на голову. Упал ничком, перекатился, занял подготовленное Мордвином место рядом с Денисовым, доложил:

- Командир, оба таджика погибли. Смертью храбрых, тащ капитан!

- Гранатомет бросили, значит?

- Командир! Очнулись вы? Вас камнем по голове треснуло! - Сеня подготавливал к выстрелу одноразовый гранатомет РПГ-18. - Я щас звездану повыше тех камней, прям над местом, где Мордвин лежит. Пойдет?

- Его мы тогда с собой не заберем, засыплет! - не отвлекаясь от стрельбы, отозвался Кувалда.

- Засыплет! Но и "духов", что там сидят, засыплет на хрен! - обрадовался контуженый капитан. - Шаришь, Семён, молоток! Значит так, по моей команде встаешь и выстреливаешь! Спину прикрывает Кувалда. Если "духи" сиганут из-за камней, мы с Ваней встретим их автоматами. Всем все понятно? Готовы?

- Готовы, командир, так точно... - послышались сбивчивые ответы бойцов.

- Жить хотим? Значит воюем! Сеня, давай!

Сеня вскочил. Выстрелить он успел, да сам, попав под перекрестный огонь моджахедов, упал, насквозь продырявленный. Капитан, отбросив автомат, попытался оказать Сене первую помощь, разорвал индивидуальный перевязочный пакет, схватил шприц, бинты, да куда там, когда такая кровопотеря и изорванный живот.

Стрекотня выстрелов стихла, замолчали автоматы и пулеметы моджахедов. В неожиданно установившемся моменте безмятежности стало слышно, как колышется в небольшой лужице кровь Сени. Иванова передернуло от страха, ком подкатил к горлу, слюна наполнила рот. Чтобы как-то успокоить расшалившиеся нервы, чтобы не блевануть, не показаться командиру слабаком, он растолкал Таракана, заставил его сесть к бойнице и взять в руки оружие.
 
Таракан потерянно уставился в никуда, шастая туда-сюда вытаращенными глазищами по прицельной планке автомата. Кувалда вставлял ленту в пулемет. Неспешно оторвавшись от работы, лежа, с полуоборота, он вмазал Сане кулаком по лицу, разбив несчастному москвичу губу. Таракан застонал, кувыркнулся на спину, сглотнул слезы.

- Насекомое проклятое! - Кувалда замахнулся снова, да передумав, треснул ладонью по камням у перекошенного в страхе лица Таракана.

- Отставить самосуд! - гаркнул Денисов. - Тут каждая секунда, каждая капля сил на счету. Силы берегите, уроды!

"Моджахедов не слыхать. Тихо, значит, плохо. Что-то готовят, твари!" - капитан мысленно пересчитал бойцов: Кувалда, Ваня, еще Таракан. Трое. Маловато. Что с остальными? Таджики, Мордвин, Сеня убиты точно. Что с постами?

- Что у нас с личным составом? Кто что видел по постам?

- Судя по звукам, на втором - живые есть, а первый молчит давно, прилично по времени молчит. Миной их, вероятно, тащ капитан, отоварило! - ответил внимательный Кувалда. - Значит, всего нас работоспособных человек семь по-максимуму. Семь из четырнадцати, плюс этот бич лапконогий, - он недобро зыркнул на Таракана, - с нами!

- Не густо. Как мы могли проворонить "духов"? Как?

- Не пойму я одного, - Кувалда щелкнул затвором, - куда делся Карась и его мудаки?


Почти двухметровый Кувалда - обычный деревенский паренек со Среднего Урала. Учился не ахти, от двойки к тройке, но смекалки парню не занимать, в быту башковитый, во всех вопросах шаристый. Здоровый от природы, кабан широкоплечий, он в жизни ничем не болел, с пяти лет закалялся обливанием, и в армию пришел с радостью, а тем более - в десант. Не смотря на свой рост, ловкий и гибкий Кувалда легко отжимался сотню на кулаках и после сразу делал на перекладине выход силой десять раз подряд. В обиду себя не давал никому, ни дедам, ни редким заносчивым офицерам, да и лезть к нему специально не спешили, видели, с каким рвением парень, в свободное от нарядов время, колошматит самодельную грушу на спортплощадке.

Квадратная харя Кувалды, с выдающейся далеко вперед наискось этаким тракторным лезвием челюстью, обычно мелькала во всех массовых потасовках в бригаде, где он выступал в авторитетной роли разводящего спорщиков по сторонам. На одном из таких страстных ледовых побоищ он и познакомился со своим будущим корешем Карасем.

Карась: низкий, тощий, с длинной заостренной кверху лысой черепушкой, длиннорукий коротконогий хлопец с Западной Украины был из тех, самых хитровыдолбленных типов людей, которые умудрялись из любой задницы выскользнуть живыми. Что где надыбать, слямзить, спереть, вытащить и съесть - так он любому брат и друг, а как дело доходит до серьезного - звеняйте хлопцы, сала нема, Карась умывал руки, и как приближенный сержант командира роты, прятался последнему под подол, то бишь, бежал под защиту в офицерскую палатку.

Как низкокультурная фигура сержанта Карася изловчилась записаться в товарищи честному бойцу Кувалде - одному Богу известно, но всем солдатам бригады полагалось помнить, что набить чешуйчатому наглецу морду, без отягчающих собственную жизнь последствий, больше не удастся никому. Карась бесстыдно пользовался таким оборотом воды в природе, и тырил у сослуживцев все, что плохо лежит. Иногда, после скоротечных набегов хохла в чужие закрома, чего-нибудь вкусного и калорийного перепадало и на зуб Кувалде. Так и жили.


Карась умудрился выжить. Он не понимал, как умудрился, да и что-то понимать у него не было ни мозгов, ни времени.

Карась, закрыв глаза и сдерживая дыхание, старался не шевелиться, притаившись мертвым, он прятался под телом рядового Сабаева, сбитого с ног пулей из снайперской винтовки. Ранение у Сабаева было в область сердца, смертельное.

Группа Карася, не пренебрегая всеми известными мерами осторожности, вела наблюдение за высотой, на которой скрывался капитан Денисов с людьми. К моменту нападения моджахедов на группу Денисова, сержант грамотно замаскировался на фишке, и лежал, лениво пожевывая галеты и посматривая в бинокль. Он заметил Мордвина, нетерпеливо выбравшегося из естественно каменного укрытия, и поползшего за самый большой валун.

"Морда, по-видимому, по большой солдатской нужде ползет, иначе его хрен заставишь..." - весело подумал Карась, прыснул сквозь зубы радостно, совершенно по-детски, и нахмурился скорбно, самому приспичило в туалет.

Он привстал, и тут, каким-то чудом, боковым зрением, подметил движение справа от себя. Сержант повернулся вправо, замер. Тонкий и сохлый, раскатанный в лепешку глиняный ком сдвинулся с земли, образовав дыру, откуда травинкой проросла голова моджахеда! Как заколдованный, Карась смотрел в затылок вражеской башки в зеленой пакистанской панаме, не зная, как быть. Тут, поблизости от первой дыры, разом возникли еще три, откуда буквально спружинили, выпрыгнули вверх вооруженные моджахеды в камуфляже.

Очевидно, у афганцев здесь, на месте старой дороги, от широкого мандеха - засохшего русла реки и до покинутого населением кишлака, были прорыты скрытые подземные ходы сообщений, коими сейчас моджахеды и воспользовались. Значит, вся засада десантников была заранее обречена на неудачу, за парнями следили изначально и готовили контрудар.

Странно, почему афганцы не в калошах и своих традиционных одеждах, а в кроссовках, камуфлированных иностранных штанах и рубахах? Может, "духи" пытались устроить здесь склад боеприпасов, или строили укрепрайон, готовили что-то мощное?

Карась кувыркнулся влево и скатился за камни. Моджахеды не заметили его, метнулись с кинжалами к Дедушке, Башкиру и Ворону, одновременно полоснули их, беззащитных, спящих, тонкими острыми лезвиями по горлу.

Началась стрельба у позиций Денисова, на шум выскочил из окопчика возбужденный Сабаев, несший дежурство на противоположном от места нападения фланге, и одиночным выстрелом ранил в живот одного из атакующих, тот упал на спину, выронил кинжал. Прижимая ладони к дырочке в пузе, задрожал в конвульсиях. В Сабаева стрельнули издалека, с места, где прикончили Мордвина.

Сабаев, грузный туркмен с узкими, слегка раскосыми прорезями глазных впадин на рыхлом, толстощеком лице, взвизгнул, как сбитая машиной собачонка и свалился вниз, на взбирающегося на фишку очередного моджахеда.
Его грубо отпихнули, и он, умирая, сумел проползти несколько метров и заползти за расщелину, где, перевернувшись на спину, спрятал под собой своего командира сержанта Карася.

"Они нас задушили всех, утопили, как слепых кутят!" - злился Карась. Сердце бешено билось, казалось, стук его будет слышен за километры, и встревожит не только подбирающихся к группе Денисова коварных и предельно осмотрительных моджахедов, но и разбудит бронегруппу, которой следовало прибыть на место засады в случае не выхода капитана разведчиков на связь в строго установленное комбригом время.

Карась думал: Что делать? Как выжить? Лежать тихо до прихода бронегруппы? А вдруг "духи" захотят удостовериться в смерти Сабаева или просто придут обыскать труп в поисках документов и ценностей? В плен Карасю не хотелось.

Что стало с еще двумя своими бойцами, сержант не знал, но понимал, что ничего хорошего с парнями произойти не могло. "Лучше, чтоб они погибли, геройски погибли, а не попали в плен!" - почти по-отечески заботливо подумал он, - "А то потом еще и расскажут где-нибудь, что я спрятался в самом начале передряги... Вот будет шуму, посадят за измену Родине..."


- Бойцы! - Денисов, заранее в уме продумавший разнообразные сценарии развития событий, остановился на самом неблагоприятном для себя исходе, скорой гибели, но взвесив все "за" и "против", решил взбодрить личный состав и произнести напоследок пламенную патриотическую речь. - Мы узнали войну, мы научились убивать. Мы узнали, что такое страх, боль, жестокость и ненависть. А еще мы научились умирать. Умирать, но побеждать. Потому что пока мы не сдались, мы непобедимы!

Полет капитанской блажи прервал Кувалда:

- Духи уходят! Они выгнали "Тойоту", загружают убитых и раненых! Уходят!

- Где? - капитан припал к окулярам бинокля. И точно, моджахеды собирались уходить! Спешно собирая стрелковое оружие, бросая установленные на поврежденных десантниками машинах пулеметы и заваленный разбитой стеной дувала миномет, они сматывались! - Но зачем? Почему?

- Скорее всего, засекли броню, что за нами прийти должна! А боятся вступись в бой, значит наших много! - прошептал себе под нос Кувалда.

- Я думаю, - громко обрадовался Денисов, - бронегруппа наша на подходе! Так... обстреляем оппозицию напоследок!

- Так у нас боеприпасов... на исходе... командир... - растерянно подал голос Таракан.

- Зачем беречь горстку патронов? Она нам вскоре не пригодиться! Огонь! - в иступленном радостью спасения порыве заорал Денисов. - Огонь!

За минуту израсходовали боезапас. Ранили одного моджахеда. Ликующие, покидали барахло в кучу, повалились сверху, кому как удобнее, отдыхали.

- Кувалда! Чего разлегся? - опомнился Денисов. - В охранение!

Кувалда встал, впился в бинокль в поисках спасительной колонны БМДшек. Осмотрел места появления моджахедов. Несколько десятков минут прошло, как началось боестолкновение, а казалось, пролетело несколько часов!

- Тащ капитан! Разрешите обратиться? Может, мы погибшими пока займемся? Не хорошо, ребята там гниют, а мы тут как на курорте спину греем.

- Не умничай, Кувалда! - не поднимая головы с рюкзака, взмахнул руками Таракан. - А вдруг там мины? Думаешь все так просто? Я не хочу подрываться! А ты?

Кувалда не ответил. Он с силой вмазал Таракану с левой ноги в плечо. Саня ойкнул, поморщился от болевой вспышки в мышцах, вскочил, встал в стойку, взмахнул рукой, пытаясь зарядить открытой ладонью товарищу в лицо. Кувалда увильнул из-под правой ладони Таракана, громко треснул ему ответным выпадом с левой в нос. Послышался хруст. Увесистый кулак Кувалды опустился в челюсть теряющего равновесие Таракана.

Саня больно упал ребрами на камни. Заныла десна, опухал прикушенный язык, кровь из разбитого носа заструила в приоткрытый рот. Саня потерял сознание...


Вернулись в бригаду засветло. Пока разгружали погибших, бинтовали раненых, разбирались с имуществом, полковник, командир бригады, увел под руку Денисова к себе в апартаменты. Комбриг психовал, орал, размахивал конечностями, несколько раз ударил капитана под дых.

- Какого хрена ты? Я тебе покажу! Ты у меня попляшешь! Как ты мог проглядеть? Слепой? Ты - слепой? Ты столько человек потерял, засранец! Ты знаешь, кто ты после этого? У меня таких потерь сроду не было, за всю службу! Ты у меня в пехоте ползать будешь, пока не сдохнешь, будешь вместо сержанта на четвереньках стоять, гнида!

- А вы знали, что там у "духов" подземные лазы?

- Так ведь ты и должен был все узнать! Ты и был моей...

- Я...

- А где начальник разведки? - обратился комбриг к адъютанту. - Ко мне его, живо!!!

Разборки растянулись на четыре часа. Когда Денисов покидал расположение комбрига, Иванов давно и сладко спал, наблюдая во сне мать и отца.

Ваня спал, и пока не знал, что для него это был последний бой на афганской земле.

Бой, за который он вначале получит благодарственную грамоту за подписью комбрига, а затем и медаль "За боевые заслуги".

Бой, который будет часто сниться ему в кошмарных снах, будет мучить, и заставлять сердце сжиматься в конвульсиях страха.

Бой, из-за которого все оставшиеся в живых бойцы капитана Денисова будут переведены из разведки в роту охраны, и оставшееся до демобилизации время будут заниматься охраной складов вооружения бригады, жарить ночами картошку, пить бражку, и чувствовать себя в полной безопасности.

***

...Родители ковырялись в огороде: отец, надвинув на глаза любимую панаму, колупал между яблонь лопатой, а мать, подвязав длинные волосы бантиком, и спрятав их под цветастый платок, махала тяпкой, всецело поглощенная борьбой с сорняком на луковых грядках.

- Иди к нам, сынок, - мама сразу заметила остановившегося у калитки сына и, держась за поясницу, выпрямилась.
- Поработай, хватит воевать!

- Иду, - Ваня распахнул калитку, - иду, мама!



1

1


 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 398 | Добавил: shindand
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

  
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”






Поиск

Форма входа

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Copyright MyCorp © 2024 |