Пятница, 19.04.2024, 12:59 





Главная » 2016 » Июнь » 28 » Вот как – то так все и было 6
01:24
Вот как – то так все и было 6

 Данное изображение получено из открытых источников и опубликовано в информационных целях. В случае неосознанного нарушения авторских прав изображение будет убрано после получения соответсвующей просьбы от авторов, правохранительных органов или издателей в письменном виде. Данное изображение представлено как исторический материал. Мы не несем ответственность за поступки посетителей сайта после просмотра данного изображения.










1


            Вот как – то так все и было 6
1
                                                                                         (N. Surkov)
























Выпуск газета Сегодня №36 (2277) за 15.02.2006

НА ПРОГУЛКУ ПЛЕННЫХ ВЫВОДИЛИ, КАК СОБАК, В ОШЕЙНИКАХ

На парадном офицерском мундире полковника в отставке Александра Александрова рядом с другими наградами красуются два ордена Красной Звезды. Приказ о направлении в Афганистан в качестве советника начальника Главного политуправления афганской армии он получил в 1987 году. Эту дату, равно как 15 февраля 1989 года, когда последний солдат покинул афганскую землю, вспоминать без слез полковник Александров не может.

О КОРОЛЯХ ГОРНЫХ ДОРОГ

— Одной из самых существенных особенностей ведения боевых действий в Афганистане являлось то, что борьба с противником велась практически по всей территории страны, в ней не было разделения на фронт и тыл,— вспоминает Александров. —Противник мог появиться в любом месте и с любой стороны. Самыми страшными были засады, которые устраивали душманы в самых неожиданных местах. "Духи", засевшие в зарослях арыков по обе стороны дороги, в любой момент могли открыть по движущейся колонне огонь. Минирование, как правило, осуществлялось на узких участках дорог, на подъемах, у мостов, туннелей, на сложных участках дорог. Первыми жертвами были, несомненно, водители. Короли горных дорог! У каждого свой опыт, привычки. Один рейс через перевал Саланг — событие, десяток — подвиг. Дорога там — извилистый серпантин: левым бортом царапаешь отвесные скалы, а правый чуть ли не висит над бездонной пропастью. Это не нагнетание страхов. Это простое объяснение, почему на машинах рисовали звезды за рейсы.

Однажды нашу колонну разбили капитально, она шла без охраны, потому что дело было днем, и к тому же в двадцати километрах находились два полка. Противник как обычно подорвал первую машину и последнюю. Как только рвануло, открыли огонь из засады. Пули безжалостно косили растерявшихся солдат. Многие так и не успели поднять автоматы и замертво валились на землю. Колонна обстреливалась душманами из крупнокалиберных пулеметов, гранатометов, стрелкового оружия. Загорелись бензовозы и машины с боеприпасами. Когда мы прибыли на место боя, то увидели, что весь путь по ущелью был покрыт искореженной, сгоревшей техникой. По вывернутым карманным мертвых бойцов было видно, что душманы мародерствовали. Стреляли одиночными в голову тем, кто еще показывал признаки жизни, или перерезали им горло широкими лезвиями кинжалов.

О ДУШМАНСКИХ ЗАСТЕНКАХ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНЯЛИ ПЛЕННИКА ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ

— Судьба захваченных в плен советских военнослужащих была ужасной. Душманы пытали наших ребят, а пытки на востоке изощренные. К примеру известнейший "красный тюльпан", когда человека подвешивают за руки и, накачав предварительно наркотиками, подрезают кожу подмышками вокруг тела, а после, сдирая заворачивают ее до пояса. И пока действует наркотик, человек не чувствует боли, но когда действие наркотика со временем проходит, человек или сходит с ума или умирает от боли. Что касается плена, то все были наслышаны о нем, и попадать туда никто не хотел, уж лучше застрелиться. Советских пленных использовали на самых тяжелых работах, одновременно склоняя к принятию ислама. На прогулку выводили, как собак, в ошейнике. Кормежка — арбузные да дынные корки. Я видел людей-скелетов, лица, руки и ноги которых были укрыты страшными язвами. Бывало, что пленных угоняли в Пакистан или Иран, а если повезет, то обменивали на духов, которые были у нас в плену. Помню, удалось обменять одного нашего, попавшего в плен по неосторожности. Около полугода находился Егор в плену и за это время душманские застенки изменили его до неузнаваемости. Он с трудом разговаривал на родном языке, не сразу вспомнил своё имя. Когда он немного оклемался, то рассказал, что в первый же день захвата его раздели и зверски избили. Держали, в замаскированной норе-пещере в кандалах, кормили отходами. Как-то он стал замечать, что после еды чувствует какое то странное состояние лихорадочности. Позже выяснилось, что это действовали наркотики, добавляемые в пищу. Пленного ежедневно заставляли учить фарси, заучивать наизусть суры из Корана, молиться. За любое неповиновение, за ошибки в чтении сур избивали свинцовыми дубинками до крови. Через два месяца к Егору присоединился еще одни военнопленный белорус, но тот не выдержав побоев, вскоре сошел с ума.

Матери и жены, если бы вы знали, как ваши горячо любимые мужчины в часы смертельной опасности обращались к вам, просили вашего прощения благословения, шептали спекшимися губами последние слова, адресованные вам. И эти человеческие молитвы нередко спасали от неминуемой гибели, а бывало уже не доходили до адресата.

ОБ ИНФОРМАЦИОННОМ ВАКУУМЕ

— Похоронки, за редким исключением, получали все регионы: одни — чуть меньше, другие — больше. Потери несли не патрулирующие подразделения, а воинские части в боевых операциях. Информационный вакуум не давал возможности осознать размах и жестокость происходящего. Отмалчивались политики, дипломаты, советники, ученые. Но были и такие, чей голос протеста против несправедливой войны глушился в ссылках, лагерях, психиатрических лечебницах. Нас удивляло странное безмолвие полномочных представителей — дипломатов по обе стороны границы — в Пакистане и Афганистане. О судьбе наших военнопленных, захваченных в ходе афганской войны, все официальные инстанции долгое время хранили молчание.

О НЕНАВИСТИ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ

— Сначала нас не считали оккупантами. Но со временем местные жители начали, открыто ненавидеть нас. Особым способом помогали им в этом переодетые в мирных жителей душманы. Вот идет, к примеру, наша колона по дороге, а из кишлака внезапно начинают стрелять. Естественно, что мы должны среагировать и в результате за несколько минут половину деревни наши БТРы сметают с лица земли. Кого винили в этом? Конечно, советского солдата, отныне он становился злейшим врагом. Сколько раз я ехал и молил Бога, чтобы тут не оказалось никого и ничего, способного спровоцировать стрельбу. Один случайный выстрел — и кишлаку конец, на него обрушится шквал огня. Наши ребята не были трусами, но, оказавшись далеко от своих казарм, они испытывали страх. Они были молодыми. Им хотелось жить. И чтобы выжить, они могли, обезумев от страха, сию секунду нажать на спусковые крючки своих автоматов и уничтожить все живое вокруг.

О ВОЗВРАЩЕНИИ НА РОДИНУ

— Вернувшись с очередной войны, ветераны остаются наедине со своими бедами. Психозы, стрессы, нервные срывы, следовательно пьянство, наркотики, преступления... Трудно остаться после всего пережитого человеком. Жизнь по команде, разделение на своих и чужих закончились. Афганцы вернулись в совсем другой мир, жить в котором оказалась сложнее, чем на войне. Не мудрено, что многие ребята расклеились, не смогли противостоять новым трудностям на гражданке. А потом произошел развал Союза, пошли разговоры о бессмысленности той войны, в которой мы участвовали. В конце концов, оказалось, что бывшие афганцы никому не нужны. Постепенно у многих копилась обида, которую и заливали вином. Ребята так много пережили там, встречались глаза в глаза со смертью, теряли друзей. А, вернувшись, оказались в обыкновенной, не очень-то радостной нашей жизни. Своими обнаженными нервами они ощущали фальшь, лицемерие, равнодушие, наглую сытость одних и нищее убожество других. Да еще ранило то, что никому нет дела до их переживаний, физических ран и душевных мук. Олега Дюжина — бывшего воина-интернационалиста мы не сумели вытянуть из бездны. Демобилизовавшись из армии, он не смог жить по-прежнему. До сих пор нигде не работает. Больно и неприятно видеть, как он, здоровый физически, всегда грязный, в изношенной одежде, ходит с грязным мешком в поисках металлолома или пустых бутылок. Летом живет на мусорной свалке в обществе таких бомжей же, как и он сам. Зимой — где придется. Ничего у него не осталось от прежней жизни: ни родных, ни документов, ни жилья, хотя жил в благоустроенной квартире.

О ТОМ, ЗА ЧТО ВОЕВАЛИ

К концу войны уже все понимали, что это была неудачная затея. Мы были чужие в этой стране, которой хотели навязать свои порядки и мышление. Мы не знали историю, нравы, обычаи местных жителей. Ну кто знал, что пищу арабы берут только правой рукой, а фрукты никогда не откусывают, а режут дольками? У них даже летоисчисление отличается от нашего. По афганскому календарю еще не наступил 1400 год. До сих пор существуют гаремы, в которых женщины ходят лишь в парандже. Но самое главное, в Афганистане есть место, где поставлен железный столб, на котором увековечены слова полководца Александра Македонского: "Завоевать эту нацию можно, но покорить ее нельзя". И это действительно так.

КСТАТИ

Ни руководство Советского Союза тогда, ни стран СНГ потом не возвели 15 февраля — день вывода войск из Афгана — в статус государственного праздника. Только три года назад усилиями ветеранов и участников той войны, в Украине был подписан Указ Президента о праздновании "Дня памяти участников боевых действий на территории других стран".
Накануне в рамках всеукраинского проекта "Поход памяти" чествовали живых и вспоминали погибших в локальных войнах. "Прошедшим войну в мирное для своей страны время, очень важно собираться вместе, делиться воспоминаниями, помянуть погибших друзей, — говорит сопредседатель оргкомитета проекта Георгий Дигам. — Еще лет пять назад об этих людях вспоминали лишь "под дату". А они нуждались в помощи и поддержке каждый день. Поэтому и появился такой проект как "Поход памяти". Украина отправила в Афган более 160 тысяч своих сынов, из них около 3,5 тысячи погибли, 8 тысяч были ранены. Самое ужасное, что уже после войны от ран и болезней умерло больше, чем погибло на чужбине. Выходит, не уберегли… Сейчас подрастает поколение, которое о тех событиях, как и о других локальных войнах, знает лишь понаслышке, а то и вовсе ничего. Поэтому мне хочется, чтобы уже в следующем году чествование этих людей проходило не хуже, чем в Англии или Франции, где вместе собираются не только участники войн, но и их дети, внуки".

















































































































































































































































































































































































































Ужин В Пустыне Регистан

Гуд Владимир Адамович
  
 
  ... Бобо стоит перед комбатом - маленький, кругленький, печальный, в пыльном холщовом рубище и советских резиновых калошах, с азиатской непроницаемостью выслушивает через переводчика соболезнования, мол, сам знаешь, в пустыне все ставят мины - "и наши и ваши", кого теперь винить в том, что твой бача (пацан) забрел на минное поле? Замшевый ослик терпеливо стрижет ушами, пока солдаты укладывают на тележку старейшины кишлака говяжью тушенку, сухари, мешок риса, пластиковые канистры с керосином - выкуп за погибшего вчера сына Бобо. "Все, что могу...", - говорит комбат и выразительно разводит руками. А ведь у этого Бобо есть настоящее полное имя с удивительными приставками вроде али, абу, джан, ибн?.. Всё-то мы упрощаем на свой лад в этой дикой чужой стороне...

   *
  
   В дребезжащем Ми-8 мне успел присниться сон из недавнего прошлого: мы с товарищем идем представляться начальству, и выкатившийся навстречу бритоголовый полковник глумливо кричит: "Поздравляю! Вы прибыли в жопу!" Фразу начальника разведки о том, что "в Кунаре снайпера стреляют в лоб, такой, мол, у них почерк..." я "не досмотрел", ибо в тот же миг борттехник толкнул меня в плечо: "Подлетаем!" С высоты мне открылся вид на пожухлую январскую "зеленку", бетонку, ведущую в пустыню мимо кемпинга, в котором живут десантники, глинобитный кишлак в отдалении, острый край оранжевой дюны, начинающейся отсюда знаменитой пустыни Регистан. Кажется, безбрежная оранжево-золотистая лава вытекает из-за горизонта, чтобы поглотить строения, дорогу, людей... И откуда мне было знать, что вон там, в сером "термитнике", за высоким дувалом, на отшибе кишлака живет афганец Бобо?!

   Поначалу десантникам везло: батальон разместили в построенном когда-то американцами кемпинге, с водопроводом, канализацией и открытым бассейном, выложенным лазурной плиткой. Спустя месяц приказали освободить "санаторий" афганскому царандою. Уходя, десантура оттянулась на полную - выбивали окна и двери, бросали гранаты в унитазы..., а когда смуглые "братья по разуму" жить в руинах отказались, десантников... вернули обратно. Пробурили наши парни во дворе новую артезианскую скважину, выкопали "нужник", заложили окна мешками с песком, и стали жить..., пока не грянул тиф. Вот тут-то мне, врачу-эпидемиологу, по стечению обстоятельств оказавшемуся в Кандагаре, и приказали "слетать, разобраться и доложить". Разобрался быстро: слил в туалет пару ведер густого раствора метиленовой синьки и через час "предъявил" комбату бегущую из водопровода синюю струю. "И что дальше?" - вызывающе спросил меня Виталик. Вызывающе - потому что никто моему ровеснику-капитану на узком пятачке вторую скважину бурить не станет и нужник копать бессмысленно, и питьевой воды из Кандагара сюда не навозишься. Дальше только хлорировать и кипятить здешнюю воду такой, как она есть, и пить этот стерилизованный бульон из бацилл и фекалий. Доложили по рации в Кандагар, там посовещались с Кабулом и решили... оставить меня пожить у десантников, пока тиф не утихнет. В ту же ночь кемпинг обстреляли из минометов.

   Так я и гостил у Виталика две недели: по ночам на его КП в бетонном блиндаже, днем в кемпинге, выявляя больных, ругаясь с поварами и вертолетчиками, не желающими из-за частых обстрелов летать в батальон за "тифозниками", которых, слава Богу, становилось все меньше. На десятые сутки ночные обстрелы прекратились, перестали "срываться" на трассу дежурные бронегруппы и только ночное небо над пустыней Регистан расцветало вспышками ракет и нитями трассирующих пуль.

   Солнечным январским утром Виталик позвал меня к себе в кабинет, угостил рюмкой привезенной из отпуска маминой наливки, подарил японскую авторучку "Пилот", сказал, что мне дали добро возвращаться и завтра после полудня за мной прилетит вертолет. Ну а сегодня, если я не возражаю, мы с ним пойдем в гости к старосте кишлака по имени Бобо. "Ты ведь пишешь? - переспросил комбат, - Так вот, я хочу подарить тебе незабываемые впечатления. Безопасность гарантирую, иначе бы не предлагал..."
  
   *
 
   ... В темноте, по проверенной саперами тропинке, батальонные разведчики проводили нас до вершины песчаного бархана, того самого, который я видал с вертолета. Дальше в сторону кишлака мы пошли одни, оставаясь в тени дюны, но так, чтобы видеть ее противоположный, подсвеченный звездами, склон. Отсюда, с подлунных барханов нас и обстреливали по ночам: стремительно подъезжали на какой-нибудь старенькой "тойоте", укладывали пару ракет на мешки с песком, прикидывали на глаз "угол атаки", замыкали контакты и, "подарки" летели в сторону кемпинга, чаще мимо, но неделю назад ракета упала прямо в бассейн. Или выпускали несколько мин из миномета, но в любом случае, стремительно уезжали, иначе возмездие неотвратимо. Далеко за барханами озаряли горизонт тревожные сполохи, доносились звуки стрельбы. Виталик сказал, что это "духи" выясняют отношения километрах в десяти отсюда, но это нас не касается. Дальше я слушал, как мне следует вести себя в афганском доме: поздороваться поклоном головы, приложив левую руку к груди, пить-есть что подадут, не болтать лишнего, но о житие в Союзе - сколько угодно, а если выведут на смотрины детей - мальчиков хвалить (молодец, богатырь, будущий воин!), а девочек сдержанно отпускать кивком головы. Так мы дошли до дувала, где нас с поклоном встретил человек в чалме и с автоматом, жестом руки пригласил во двор.

   "Ас-салям алейкум!" - приветствовал хозяина Виталик.

   "Ва алейкум ас-салям, ва рахматуллахи, ва баракатуху! - воскликнул маленький полный человечек-нос-картошкой (это и был Бобо) и они с Виталиком взялись за руки, потом обнялись и трижды коснулись друг друга щеками.

   Бобо жестом предложил оставить оружие в "предбанничке" типа прихожей, к моему удивлению там уже лежали два автомата и пулемет Калашникова.
 
   Войдя в жилище, я едва сдержал восхищение - пыльный серый "термитник" оказался изнутри гостиной, устланной коврами, окон в помещении я не заметил, зато голубой купол потолка, расписанный под звездное небо с золотистым полумесяцем, излучал спокойный уютный свет. Двое чернобородых мужчин лет сорока в халатах, привстали с подушек, приветствуя нас. Более всего меня удивил даже не японский телевизор "Sharp", стоящий напротив, а то, что один из бородачей заговорил с нами на чистейшем русском языке. Сахим, как представился "русскоговорящий", гордо заявил, что учился в Москве в военной академии, что навсегда полюбил Россию и русскую культуру, а когда Виталик сказал, что я из Ленинграда, обрадовался и стал расспрашивать о Мариинском театре, где однажды ему повезло посмотреть балет "Щелкунчик".

   Руками из огромного казана мы ели вкусный рассыпчатый плов с крупными кусками ароматной баранины, потом, незаметно выскользнувшая из-за занавеса, маленькая женщина в парандже наполнила мою пиалу рубиновой жидкостью.

   "Здоровье дорогих гостей! Здоровье хозяина!" - провозгласил Сахим. Я сделал глоток и ... поперхнулся - рубиновый напиток оказался... самогоном!!!

   "Это шароп! - захохотал Сахим - Неужели не пробовал?

   Боже мой! Ну, конечно же, шароп! Знаменитый афганский самогон. Чего только не приходилось пить в Афгане за последние три месяца - от "Столичной" и медицинского спирта до дрожжевой браги и самогона из военторговских югославских карамелек.

Настоящий "фирменный" шароп афганцы гнали для нас на продажу из гнилого винограда и продавали в дуканах расфасованным в полиэтиленовые пакеты. Редчайшая гадость, но, ведь покупали и пили. До сих пор мне кажется, что таким образом "духи" могли отравить всю нашу армию. А не отравили потому, что бизнес для них - превыше даже ненависти к оккупантам-шурави. Помнится, в Баграме мы зашли в дукан и шепотом спросили шароп. Дуканщик просиял и вынул из-под прилавка полиэтиленовый кулек с мутной жидкостью. А потом, в модуле, сизоносый майор Стас учил меня, как правильно открывать пакет с шаропом: ни в коем случае не ножницами, не штык ножом! Берется автоматный патрон и "ввинчивается" в пакет над котелком или кастрюлькой, а потом резко достается обратно. При этом края дырочки выворачивается наружу и шароп стекает в емкость без потерь, как из краника. Ну и гадость же был тот баграмский шароп! А этот - из чистейшего гранатового сока и сахара, Бобо делает для себя и "дорогих гостей", бухать правоверного мусульманина научил другой майор - предшественник Виталика. Вкусен гранатовый шароп, но "поплыла" голова от семидесятиградусного рубинового зелья.

   "Мы научились от вас, русских, пить и ругаться матом!" - смеется захмелевший Сахим. Второй бородач - упитанный малый по имени Гульакбар был единственным, кто не пил шароп и вообще не произнес ни слова, хотя Сахим время от времени переводил ему суть нашей беседы.

   "Скажи, вот ты, - обращается ко мне Сахим, - ты добровольно к нам приехал?"

   Я отвечаю ему, что меня послали в командировку, что у меня в Ленинграде жена и годовалый сын.

   "Вот-вот! - радостно восклицает Сахим, - Тебе эта война не нужна! И комбату не нужна! И нам не нужна! Кому нужна - пусть воюют! За мир! За понимание между нами!" Сахим переводит свой тост Гульакбару и тот важно кивает. После второй пиалы голова у меня поплыла окончательно.

   Потом Виталик с бородачами вышли во двор, а Бобо, с ритуальным удовольствием, представил мне свое семейство, вернее только детей, и я, как учил Виталик, мальчиков хвалил, а девочек кивком головы отпускал. Таким образом, оказалось, что у Бобо семеро детей от трех жен: четыре мальчика и три девочки. Виталик вернулся один минут через двадцать, выразительно повертел в руках пустую пиалу, Бобо хлопнул в ладоши и нам снова налили гранатового шаропа.

   "Третий тост мы пьем за тех, кто никогда отсюда не вернется!"- сказал комбат. Хозяин понимающе потупил взор, выпили молча, и Бобо сделал приглашающий жест в сторону кальяна.

   "Нет, нет!.. Гашиш с шаропом не смешиваю, - помотал головой Виталик - Развезет, как котов с валерианки..."

   В "предбаннике" мы забрали свои автоматы, при этом я успел отметить, что два АКМа и пулемет исчезли, не иначе, как принадлежали гостям. Обратно шли тем же путем в тени бархана, не особо спортивной походкой - поллитра семидесятиградусного шаропа на брата, это вам не шутка. На полпути мы даже прилегли на гребне отдохнуть. На лунной стороне пустыни за барханами изредка постреливали... На вопрос, кто эти бородатые люди, Виталик ответил, что Гульакбар - полевой командир, с которым он воюет уже год, а Сахим - в прошлом кадровый военный и у Гульакбара вроде как начальник штаба. Неделю назад к "нашим духам" вторглись серьезные конкуренты, и пока идут разборки, Гульакбар запросил перемирие. А вообще, если "наши духи" победят, есть реальный шанс прекратить стрельбу, пусть живут в своих кишлаках и в пустыне как хотят, Виталик так и сказал: "мне дорога нужна и солдатские жизни", а еще сказал, что за такую дипломатию начальство "яйца отрывает", но другого выхода нет...

   "Гульакбар, - прошептал я - Звучное имя. Вроде бы - великий..."

   "Образно говоря, нечто вроде нашего Святослава, -улыбнулся комбат, - Здесь четырнадцатый век, Вова... Японские телевизоры смотрят, а в князей еще не наигрались...Пойдем, ребята ждут..."
  
   *

   Засыпая в блиндаже комбата, я думал о том, что мы научили духов пить, варить шароп, ругаться матом, что оставим им после себя - бесконечные обелиски вдоль дорог... А чему мы научились от них - привязывать пленному гранату к гениталиям, чтобы бежал со связанными руками за бэ-тэ-эром, пока капроновый шнур не вырвет кольцо? А попадись я "в гости" к Гульакбару и Сахиму неделю назад, вот был бы "щелкунчик"! И еще Гульакбар успел сказать Виталику на прощание: "Скоро вашей страны не станет, а через двадцать лет мы будем жить в ваших городах - в Москве, в Ленинграде!" Этого просто не может быть!..

   ... А потом пришли липкие болотные сновидения из того же "недавнего прошлого" - горящий КАМАЗ, лейтенант, лежащий на дороге с разорванным животом... Парню сделали, что смогли - накололи промедолом, прикрыли внутренности стерильными салфетками, вызвали по рации вертолет... Оглушенная, полоумная от горя девчонка-медсестра сидит рядом в пыли и, держа холодеющую руку раненого, безумно раскачиваясь бесконечно повторяет нелепое детское: "... У котенка болит, у зайчонка болит, у слоненка болит..., а у Женечки заживет..., а у Женечки заживет...". А ведь я видел этих ребят неделю назад в госпитальном клубе в Кандагаре на новогоднем вечере: они стояли, счастливо обнявшись у наряженной елки, и товарищ снимал их фотоаппаратом "Зенит". ... "А у Женечки заживет..." "Да уймите вы, наконец, бабу!" - истерически кричит кто-то и начинает, страшно матерясь, стрелять из автомата по серым пустым склонам, пока не заканчивается рожок, и у него не отнимают оружие...

   На другой день разразилась песчаная буря, и вертолет за мной не прилетел. К вечеру распогодилось, но неожиданно прогремел взрыв в стороне кишлака. Виталик с разведчиками умчался туда на бэ-тэ-эре, через час вернулся мрачным и сказал, что старший сын Бобо подорвался на мине...

   *

   "Все, что могу, Бобо... Понимаю... Сын...", - говорит Виталик почерневшему от горя кругленькому человечку в пыльном рубище и советских калошах, который, кажется, никого вокруг не узнает, меня уж точно не узнает.

   Бобо молчал, а потом вдруг произнес, почти не размыкая губ, но по-русски и так отчетливо, что стоящих вокруг парализовало.

   " Х...й с ним", - сказал Бобо, дернул за повод груженого ишака и медленно, как на шарнирах, пошел прочь...

   *
  
   Вертолет прилетел после обеда. На взлете я прильнул к иллюминатору, долго махал рукой Виталику и его солдатам, удаляющимся от меня в серой пыли, и, по мере отстрела тепловых ракет-ловушек, открывались мне совершенно по-новому, как в фильме Тарковского, и кемпинг, и бетонка, и дюны пустыни Регистан, с прилепившимся к ним кишлаком и маленьким домиком Бобо... И все это было до того безжалостно-реально, что я закрыл глаза, чтобы не увидеть знобящую рябь Соляриса и не сойти с ума...






















 Сторінка створена, як некомерційний проект з використанням доступних матеріалів з ​​Інтернету. При виникненні претензій з боку правовласників використаних матеріалів, вони будуть негайно зняті.


Категория: Забытые солдаты забытой войны | Просмотров: 553 | Добавил: shindand
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

  
"Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни…”






Поиск

Форма входа

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Copyright MyCorp © 2024 |